Торговцам трудно завоевать доверие людей, но всё же работа у них отнюдь не самая тяжёлая на свете. Поневоле задумаешься: где же превозносимый Церковью Бог? Совсем не следит за выполнением собственной заповеди, гласившей, что любой труд должен быть почитаем. Впрочем, тут же вспомнил Лоуренс, в Терэо служители этого самого Бога не пользовались уважением или любовью.
До чего же непросто всё бывает устроено сам чёрт ногу сломит.
Лоуренс пересёк сиротливо пустующее поле, на котором давно собрали урожай, и, пройдя по дороге между холмом и ручьём, увидел мельницу. Когда он приблизился к её стенам, из двери выглянул Эван, видимо заслышав шаги.
Вот это да! Господин Лоуренс!
Вёл он себя по-прежнему бойко, но Лоуренс ощутил неловкость: только вчера познакомились, а его уже окрестили господином.
Жернова у тебя свободны? ответил он, подняв мешок с зерном повыше.
Что? Свободны, но неужто вы уже уезжаете?
Лоуренс покачал головой, передавая мешочек Эвану. В самом деле, разумно предположить, что перемолоть зерно в муку путник решит именно перед отъездом.
Нет-нет, пока что побудем в Терэо.
Вот и славно! Тогда подожди-ка тут. Я тебе такой муки сделаю хлеб из неё выйдет самый пышный!
Эван вздохнул с заметным облегчением, возможно, потому, что надеялся завоевать расположение торговца, а затем с его помощью уехать из деревни, и зашёл обратно в мельницу. Лоуренс последовал за ним, и перед ним предстала неожиданная картина: дом внутри выглядел совсем иначе, было чисто убрано, а в глаза бросались три добротных жернова.
Надо же, какие жернова!
Ещё бы! С виду мельница старенькая, но ты подумай: именно здесь всё зерно Терэо превращается в муку! гордо заявил Эван.
Он поставил вместе две жерди ось жерновов и ось водяного колеса и сцепил круги так, чтобы они вращались в одну сторону. Потом из окна опустил к реке длинный тонкий шест и убрал трос с крючком с водяного колеса, служившего запрудой. Тут же раздался скрип дерева, и каменные жернова с грохотом закрутились. Эван проверил их, а затем положил зерно из мешка в жёлоб на верхней части жёрнова. Теперь оставалось ждать, когда мука соберётся на блюде снизу.
Давно я не видал пшеницу. Рассчитаемся потом, но навскидку с тебя три рюта.
Надо же, как дёшево.
Да? Я-то думал, наоборот, дорого.
Там, где высокие налоги, могут взять и втрое больше этой суммы, но если не знать расценок в других местах, то и такая плата покажется дорого́й.
Ты бы видел, с какой неохотой платят местные. А ведь от старосты по шее получу я, если денег не соберу.
Ха-ха-ха! Это везде так.
Господин Лоуренс, тебе и мельником побывать довелось? удивлённо уставился на него Эван.
Лоуренс только покачал головой:
Нет, я лишь выступал посредником при сборе пошлины. Помнится, занимался налогами на разделку мяса в мясной лавке. Например, считал, сколько должны заплатить за разделку свиной туши.
Ну надо же, и в голову бы не пришло.
Мясо и кости моют в речной воде, от этого портится вода и мусора прибавляется. Чтобы его убрать, нужны деньги, вот и собирают пошлину, да только платить никто не хочет.
Право взимать пошлину городские чиновники выставляли на торгах; кто-нибудь его выкупал, и деньги шли в казну города, а купивший принимался за сбор налогов. Если ему удавалось собрать много, он получал прибыль, в противном же случае оставался в очень большом убытке.
Лоуренс в начале своего пути брался за эту работу два раза и ни за что бы не согласился на неё в третий: ради ничтожной прибыли приходилось трудиться как вол.
Под конец я даже пускал в ход слёзы, пытаясь выбить денег из неплательщиков.
Ха-ха-ха, да уж!
Хочешь расположить к себе человека расскажи ему о своих невзгодах, которым он сможет посочувствовать. Посмеиваясь вместе с Эваном, Лоуренс выжидал нужный момент.
Кстати, ты ведь сказал, что именно здесь всё зерно Терэо превращается в муку?
Верно. В этом году собрали большой урожай хлеба, меня то и дело ругают, хоть я и ни при чём.
Сразу представилось, как Эван без устали, забыв о сне, крутит жернова мельницы, чтобы перемолоть гору зерна.
Впрочем, сам мельник только рассмеялся видимо, это были приятные воспоминания и продолжил:
А что такое, господин Лоуренс? Вчера ты говорил, что в Терэо не торговать приехал. Неужто передумал и решил всё же продать зерно?
Что? Ну, можно и так сказать.
Тогда лучше сразу выкинь из головы эту мысль, тут же ответил Эван.
Я ведь торговец, а мы мыслями дорожим.
Ха-ха! Хорошо сказано. Но ты хоть к старосте сходи сразу узнаешь, что в нашей деревне всё зерно скупает Энберг.
Парень говорил, неустанно следя за жерновами; он взял какую-то метёлочку, видимо сделанную из свиной щетины, и принялся аккуратно сметать на блюдо муку, которая прилипала к жерновам.
Почему? Деревня подчиняется Энбергу?
Если так, то Лоуренс затруднялся найти объяснение образу жизни местных: трудились они явно недостаточно.
Как и ожидалось, Эван поднял голову, на лице его читалась гордость:
Мы на равных с Энбергом. Они покупают наш хлеб, мы же покупаем у них всё остальное. И не только: нам не нужно платить пошлину, когда берём у них вино или одежду. Неплохо, скажи?
В самом деле, неплохо.
Энберг в своё время поразил Лоуренса настолько большой это оказался город, и, хотя называть Терэо глушью было бы несправедливо, всё-таки скромная деревня вряд ли может диктовать свои условия Энбергу. Но покупать в городе товары без обложения налогами большое достижение.
Но вчера я слышал, что, напротив, Энберг душит вас налогами.
Хе-хе, было такое, но давно. Желаешь узнать, почему всё переменилось? Точно ребёнок, Эван выпятил грудь и сложил на ней руки.
Странное дело: его снисходительное поведение скорее забавляло, нежели отталкивало.
Да, конечно. В знак мольбы Лоуренс поднял ладони кверху.
Эван в ответ вдруг опустил руки и почесал голову:
Прости. На самом деле я не знаю. Он смущённо улыбнулся.
Лоуренс усмехнулся ему в ответ, и тогда Эван поспешно добавил:
Но знаю, благодаря кому.
И тут торговец вспомнил, каково это предугадывать слова собеседника.
Наверное, отцу Францу?
Эван захлопал глазами:
Отку откуда тебе известно?
Как откуда. Чутьё торговца, конечно.
Услышь его Холо, на её лице появилась бы лукавая улыбка, но Лоуренсу иногда хотелось ощутить своё превосходство. После встречи с Волчицей он постоянно чувствовал себя простофилей, а тут вдруг вспомнил, что когда-то умел водить других за нос.
Вот это да. Господин Лоуренс, так я и знал, что ты не прост.
Только не жди от меня благодарности за лесть. Как там моё зерно?
Ах да. Подожди-ка чуть-чуть.
Лоуренс усмехнулся, глядя, как Эван бросился собирать намолотую муку, и не удержался от вздоха.
Похоже, задерживаться в деревне опасно ему доводилось видеть, к чему приводят отношения, подобные тем, что установились между Терэо и Энбергом.
Так. Всё-таки выходит три рюта. Но вокруг никого не видно, так что могу с тебя не брать
Нет, я заплачу. На мельнице нужно вести себя честно, правда?
Мельник, не выпуская из руки обсыпанную мукой меру, пристыженно усмехнулся и принял три чёрные серебряные монеты, протянутые Лоуренсом.
Только надобно хорошенько просеять перед выпечкой хлеба.
Понял. Кстати обратился Лоуренс к Эвану, когда тот уже принялся чистить жернова. В вашей церкви утренние службы всегда так рано начинаются?
Он ожидал, что мельник удивится, но тот лишь обернулся и непонимающе посмотрел на него, а затем, видно, догадавшись, что имеет в виду Лоуренс, рассмеялся и покачал головой:
Да нет, что ты. Просто сам рассуди: разве можно здесь спать? Летом ещё куда ни шло, но зимой Вот я и ночую в церкви.
Лоуренс ожидал такого ответа, поэтому успешно притворился, что объяснение его устроило:
Ах вот оно что. Однако с Эльзой вы ладите, как я погляжу.
Что? А, да, хе-хе, можно и так сказать.
«Так вот как выглядит тесто, замешанное на гордости, смущении и счастье, подумал Лоуренс, глядя в лицо Эвану. Пышный получится хлеб, если испечь его на огне ревности».
Вчера мы зашли в церковь, чтобы спросить дорогу, и Эльза обошлась с нами очень грубо. Даже слушать не хотела. А сегодня утром гляжу безмятежна, что святая дева. Удивительная перемена.
Ха-ха-ха! Эльза хоть и робкая, но вывести её из себя очень легко. А ещё людей дичится: к незнакомцам всегда недружелюбна. Уж не знаю, чем жители деревни думали, когда решили поставить её на место Франца.
Эван снял водяное колесо с жерновов и ловко закрепил его крючком при помощи одной только жерди. Всё это он сделал, по-прежнему оживлённо разговаривая, и в эту минуту Лоуренс зауважал его чуточку больше.
Но она в кои-то веки в хорошем расположении духа. Вы её в неудачное время встретили. Вчера ночью и не думала хмуриться. Но кстати, а ведь я не слышал от неё, что вы приходили, хотя мне она рассказывает даже про то, сколько раз за день чихнула.
Эван, видимо, ничуть не стеснялся своих слов, но Лоуренсу стало неловко.
Небольшая хитрость помогла бы подобраться к Эльзе, поэтому он заявил:
Может быть, потому что я всё же мужчина, пусть и не лучший на свете.
Парень растерянно уставился на него, а потом вдруг расхохотался и наконец выдавил:
Неужто испугалась вдруг я возомню плохое? Вот глупышка.
Эван был моложе Лоуренса, но Лоуренс мог бы многому у него поучиться. Пожалуй, это будет даже сложнее торговли.
Но если раньше она ходила мрачнее тучи, что заставило её развеселиться?
Эван чуть напрягся:
Тебе это зачем?
У моей спутницы настроение меняется чаще, чем погода в горах, пожал плечами Лоуренс.
Эван, видимо, попытался вспомнить Холо, и что-то подсказало ему: торговец прав.
Он сказал с сочувственной улыбкой:
Тяжело тебе, господин Лоуренс.
Ещё бы.
Только зря расспрашиваешь. Разрешились трудности, вот и всё.
Что за трудности? спросил Лоуренс.
Эван тут же отступил:
Мне местные строго-настрого запретили говорить. Если так хочешь узнать, у старосты спрашивай.
Зачем же? Не можешь рассказать и не надо.
Лоуренс не стал допытываться, и тому была причина: он уже узнал более чем достаточно.
Похоже, Эван решил, что обидел торговца: боязливо взглянув в его сторону, он помолчал, будто подбирая слова, и, найдя нужные, открыл рот:
Но знаешь, если вы придёте к ней сейчас, наверняка она вас выслушает. Она ведь совсем не вредина.
Даже староста деревни притворился, что не знает, где монастырь, поэтому, очевидно, так просто дело не решалось, но повод навестить Эльзу ещё раз у Лоуренса появился, и на том спасибо. Впрочем, важнее другое: теперь нужно было брать приступом совсем другую крепость, и, если его догадки окажутся верными, тут он добьётся успеха.
Как скажешь. Пожалуй, наведаюсь к ней ещё раз.
Да, так будет лучше.
Тут Лоуренс решил, что самое время прощаться, и, повернувшись к двери, бросил:
Ну, бывай.
Эван поспешно окликнул его:
Эй, господин Лоуренс.
Что?
Скажи, трудно быть странствующим торговцем?
В его беспокойном взгляде проступала решимость: верно, однажды он собирался оставить мельницу и отправиться в путь по белому свету.
Лоуренс отнёсся к такому стремлению с подобающей серьёзностью:
А кому приходится легко? Однако скажу за себя, что сейчас это весело.
Впрочем, он тут же отметил про себя, что до встречи с Холо веселья было куда меньше.
Вот как? Да, пожалуй. Ясно, спасибо тебе.
От мельников требуют душевной чистоты, но душевная чистота и искренность не одно и то же. Если Эван всё-таки станет торговцем, то завоевать симпатию людей ему не составит труда, но добиваться прибыли будет очень непросто. Разумеется, Лоуренс не сказал об этом, лишь поднял мешок с полученной мукой повыше в знак благодарности и покинул мельницу.
Позже, шагая по берегу ручья, он вспоминал разговор с парнем. Значит, Эльза рассказывает Эвану даже о том, сколько раз за день чихнула. Пожалуй, Холо в таком случае, чтобы показать своё недовольство, поведала бы Лоуренсу о том, сколько раз за день вздохнула. Интересно, чем объяснить эту разницу? С другой стороны, если его спутница вдруг начнёт стойко и без жалоб терпеть неудобства, впору пугаться, не подменили ли её.
«Да уж, хорошо, что сейчас её нет рядом», подумал Лоуренс и улыбнулся.
Площадь немного оживилась к тому времени, как он вернулся. Утренним рынком это не назовёшь, но открылось несколько лавок, и вокруг ходило немало людей. Впрочем, пришли они не столько ради покупок, сколько ради того, чтобы поболтать друг с другом; настоящими торгами, когда каждый старался продать подороже и купить подешевле, тут и не пахло.
По словам Эвана, всё собранное деревней зерно сбывали в Энберге по договорной цене, а местные могли покупать в городе товары и не платить налоги. Поверить в такое сложно, но если это правда, то немудрено, что сельчане ведут столь расслабленный образ жизни.
Деревни зависят от городов, а их жители трудятся целый день, потому что не могут обеспечить необходимое не только себе ту же еду, выпивку и одежду, но и даже домашнему скоту. Они продают зерно и прочие продукты горожанам, а взамен покупают то, что требуется.
Однако без денег купить завозимые в город товары невозможно, так что сельчане продают торговцам зерно, а уже затем на вырученные монеты приобретают товары у тех же городских торговцев. Здесь важно следующее: сельчане крайне нуждаются в деньгах, а вот горожане проживут и без зерна сельчан. Очевидно, условия неравны, поэтому обычно зерно скупают по бросовой цене, а товары продают втридорога, объясняя это высокими налогами. Выходит, чем беднее деревня, тем сильнее город может затянуть удавку на шее её жителей. В итоге сельчане обрастают долгами и, будучи не в силах их вернуть, вынуждены и дальше снабжать город зерном, превращаясь в рабов горожан.
Для странствующих торговцев такие деревни источник выгодной торговли. Звонкие монеты здесь мощное оружие, и можно дёшево скупить очень много товара.
Впрочем, если деревне удастся обзавестись денежным доходом, силы сторон сравняются, и город окажется в невыгодном положении. В этом случае проводятся переговоры, развязывается борьба за права, и каждая сторона будет пытаться перетянуть канат на себя, но, кажется, в деревне Терэо о таком и речи не шло.
Хотя оставалось загадкой, как сельчане добились такого статуса, Лоуренс мог себе представить, какие трудности им приходилось преодолевать и какому риску подвергалась деревня.
Он заглянул в лавку вяленых продуктов, купил сушёного инжира у торговца, который совершенно не обрадовался покупателю, и вернулся в гостиницу. Холо беззаботно спала, совсем не тревожась о том, что происходит в мире. Глядя на неё, Лоуренс беззвучно рассмеялся. Она проснулась от шороха его одежды, а когда высунула голову из-под одеяла, вместо приветствия выдала лишь одно слово: «Обед».
Лоуренс решил, что стоит расправиться с остатками провизии, которой он запасся для поездки в Терэо, не зная, чего ожидать в дороге, он старался экономить еду.
Надо же, сколько сыра у нас было. А мне говорил, что еды не хватает, я и старалась поменьше на неё налегать.
Только не вздумай всё съесть: половина моя.
Он отрезал себе половину от куска сыра, и Холо посмотрела на него как на врага.
Тебе же удалось хорошенько нажиться недавно в городе.
И я, кажется, объяснял тебе, что все эти деньги уже потрачены.
Точнее, они пошли на оплату большой покупки в Кумерсуне и на погашение огромного долга, которым Лоуренс обзавёлся в городе неподалёку от того же Кумерсуна. Он поступил так, потому что хотел избавиться от любого бремени перед поисками Йойса на севере, да и возить с собой много денег попросту опасно.
Впрочем, то, что оставалось, он отдал во временное распоряжение гильдии, и проценты принадлежат ему, но Холо об этом не знала.
Объяснять ещё раз и не надо, я ведь не о том. Ты сумел нажиться, а я-то ничего не получила.
Она ударила по больному месту: переполох в Кумерсуне случился по вине Лоуренса, вообразившего лишнего, а Холо и впрямь не получила никакой для себя выгоды. Но если дать слабину, то Волчица с радостью вцепится в него.
Да что ты говоришь! Забыла, сколько вчера съела и выпила?
Тогда расскажи-ка мне, сколько прибыли ты получил и сколько я вчера потратила, а?