Утром Радька действительно честно рассказал, как было дело.
Это хорошо, что ты нашел в себе мужество признаться, сказал Серафим Александрович, только от своих вчерашних слов я не отказываюсь.
Глава девятаяПТИЧИЙ ОСТРОВ
Мы приплыли на большой остров, называется Птичий и правильно, тут много-много птиц, сосчитать трудно. Я схему местности нарисовал.
Серафим Александрович уже дважды ошибся, ожидая за очередным поворотом реки увидеть Птичий остров. Года три не был он здесь, карты нет, чтобы свериться, а память неверный подсказчик.
Остров обозначился, когда подошли к нему вплотную. Издали его легко было принять за высокий лёссовый бугор на берегу. Основное русло огибало его слева, а справа блестел под солнцем широкий мелководный плес. На правом берегу, прямо напротив острова, виднеется протока.
Вот оно устье Курук-Келеса, сказал Серафим Александрович со значением.
Но Радик даже не обратил внимания на эти слова, сейчас его больше всего интересовал остров, на котором им предстояло провести недели две.
Зато Пулат обратил, он-то хорошо запомнил тот ночной разговор в Чиназе. Как сказал Макар Серафиму Александровичу там, во Франции? Да, вспомнил, точно: «Перед уходом закопал я захоронку под лачужкой на левом берегу реки. От того места напрямик через островок как раз видно устье Курук-Келеса». Вот только в чем вопрос: уцелела ли та лачужка, под которой закопана захоронка, ведь сорок лет прошло, как говорил Серафим Александрович.
На высоком каменистом уступе Птичьего острова росли ивы и тополя. Остальная видимая часть курчавилась низкорослыми деревьями и кустарниками.
Ребята невольно залюбовались узким гротом, делящим остров на две неравные части. Ветви джиды и облепихи образовали зеленый свод над гротом. Проток, ведущий в грот, такой узкий, что грести невозможно, веслом действовали вместо шеста. Течение чуть заметное.
Наконец берега протока раздались в стороны и открылась небольшая внутренняя бухточка. Справа и спереди бухточки заросли камыша, через них вода скатывается в реку. Даже лодку не нужно привязывать: некуда ей деться.
Поблизости от берега бухточки желтеет большой старый шалаш. В нем живет Михаил Никитич, когда останавливается тут.
«Прямо остров Монте-Кристо», подумал Пулат.
Лагерь решили разбить на бугре, между деревьями. Отсюда слышен плеск воды на кромке острова и, если долго смотреть, кажется: не река бежит мимо, а остров-корабль плавно скользит вперед и белые облака весело уплывают за корму.
Радик добровольно принял на себя хозяйственные заботы по лагерю: распаковал рюкзаки, взялся заготовить на вечер топливо. Он надеялся, что Пулат станет ему помогать и так незаметно, в работе восстановится их дружеское доверие. Но Пулат взял блокнот и отправился к скалистым нагромождениям в середине острова. С высокого камня он долго изучал окружающую местность.
Остров и впрямь напоминал корабль с высоким каменным носом и широкой низкой кормой, сплошь заросшей густым камышом. В камышах гнездилось множество птиц, оттуда слышалась неумолчная возня, писк, гогот и хлопанье сильных крыльев. Слева, через главное русло, до высокого лёссового берега, поросшего тугаем, рукой подать, не больше ста метров, зато до правого берега вплавь не добраться метров шестьсот, а то и больше.
Привольно разлилась Сырдарья. Повсюду сквозь заросли поблескивают затоны и протоки для живности благодать!
Пулат, мысленно проложив прямую линию между устьем Курук-Келеса и той точкой, самой высокой на острове, где в настоящее время находился его наблюдательный пункт, устремил свой взгляд в сторону тугайных зарослей по левую сторону главного русла. Но сколько он ни напрягал зрение, не смог разглядеть ничего, что могло бы сойти за остатки старой лачужки, под которой закопана таинственная захоронка.
Спустившись на землю, Пулат набросал в блокноте план расположения острова, реку, прибрежную зону. Постепенно контуры острова заполнялись обозначениями деревьев, кустарников, камышей, нагромождений валунов
Взгляд Пулата случайно упал на инициалы П. Ф., вырезанные на коре тополя, в метре от земли. Интересно, кто это П. Ф.? Во всяком случае, вырезано это было, видно, недавно, кора не успела зарасти.
Мальчик вернулся в лагерь, когда солнце подернулось пепельной дымкой.
Серафим Александрович неподвижно сидел над удочками. Поплавки лениво покачивались на поверхности. Клева не было.
Я уж им и макуху предлагал, и пшеничку не желают кушать. Сделай милость, Пулат-джан, излови-ка мне несколько кузнечиков. Может, это им понравится.
Хоп, бросил на бегу Пулат и помчался на поляну.
Радик с чувством хорошо выполненного долга валялся на кошме. У него было лирическое настроение, он пел.
Сказать правду, у него неплохо получалось! Не то чтобы он был хороший певец или обладал красивым голосом, а как-то приятно, славно было слушать его:
Там за дальней непогодой
Есть волшебная страна,
Не темнеют небосводы,
Не проходит тишина
Пулату сразу виделись бушующие волны, лохмотья мокрых парусов и уставшая до изнеможения команда. А волшебная страна вот она, красивый высокий остров в розовом закатном свете и ослепительное, необъятное водное пространство. И за стеной камыша птичий гомон Все так мило его сердцу!
Особенно нравилось Пулату, когда Радька пел, как будто он хан Кончак. Курносый, с сивым вихром на макушке, толстенький, Радька по какому-то волшебству становился вдруг хитрым, коварным и могущественным Кончаком, уговаривающим, упрашивающим князя Игоря продать свою родину за подарки и пленницу.
Молодец Радька, здорово!
Отец у Радьки композитор, но он живет где-то в другом городе, и Радькина мать не любит, когда сын вспоминает про отца. Но все равно Радька тоже, наверно, станет композитором: голос у него глуховатый, а поет будто рисует
На кузнечиков у Серафима Александровича сразу пошло веселее. Сначала попалась длинная тощая чехонь, потом чистый, желтый с сизой спинкой сазан И пошло, только дергать успевай.
Даже Пулат поймал большую красноперку. Ну, не очень, конечно, большую, зато сам.
Ну, что, брат, между делом спросил Серафим Александрович, помирились вы с Радием?
Помирились.
Правильно. Мы, мужчины, публика великодушная. Соберите-ка, друзья, снулую рыбу да засолите, пока не испортилась.
И за работой Радик продолжал что-то потихонечку мурлыкать, а потом и говорит:
Хочешь песню послушать, нашу, походную?
И запел вполголоса:
Зажмурясь от солнца, мы вышли в тугай,
Остался в Ташкенте ответственный май,
А прямо по курсу туристское лето,
Нам очень приятно и радостно это.
Плыви же, дарьинка, по звонким волнам,
Костер бивуачный, гори!
Пусть песенка эта летит к небесам
До поздней вечерней зари.
Нас трое на судне, и нам нипочем
Свист ветра в снастях и раскатистый гром,
А волны, не меньше, чем в море могучем,
Дарьинку несут на коварные кручи.
Плыви же, кораблик, по звонким волнам,
Костер бивуачный, гори!
Пусть песенка эта летит к небесам
До поздней вечерней зари.
Пулату понравилась песня. Конечно, она не такая, как по радио, но зато это их собственная песня: тут и дарьинка, и костер, и «волны, не меньше, чем в море могучем».
Молодец, Радька! Ты и музыку сочинил?
Нет, музыка народная, от других песен.
Только вот
Что такое? насторожился автор.
Вот «свист ветра в снастях» В каких снастях? У нас даже мачты нет!
Радик вспыхнул, его авторское самолюбие было больно задето. Он сердито засопел и отвернулся, но вскоре лицо его просветлело:
А если так: «Нас трое на судне, и нам нипочем надрывный свист ветра, раскатистый гром» А?
Годится, с облегчением вздохнул Пулат: на этот раз обошлось без ссоры.
Пулата удивило, что Радька не хвастает. Песню сочинил и не хвастает! Наверно, переживает вчерашнюю «шутку».
Научи и меня петь.
Забыв про рыбу, ребята принялись разучивать новую песню.
Глава десятаяДРЕВНИЙ ПУТЬ ПЕРНАТЫХ
Радька говорит, что история про людей, про древних и не очень древних, самая интересная, а история животных и растений не интересная.
Жалко, что он проспал рассказ Серафима Александровича о скафиринхе и древнем пути птиц нашей родины, тогда бы он узнал.
Вот бы поехать на раскопки! Я бы все-все, любую трудную работу делал!
Как только солнце скатилось в мглистую дымку на горизонте, тонко, раздражающе зазвенел неподвижный воздух налетели комары. Ребятам пришлось спасаться от них под пологом. Весело наблюдать изнутри безуспешный штурм марлевых стенок накомарников скопищем кровопийц. Стоит неосторожно приблизить к марлевой стенке плечо или руку, как в них через марлю вонзаются десятки жадных комариных хоботков.
Только Серафиму Александровичу комары, казалось, не причиняли беспокойства. Он забрался под свой полог тогда, когда были поставлены все четыре перемета.
Сеньоры, ужинать приглашаю в свою кают-компанию.
Ужинали в темноте, потому что комары не давали вылезти из-под полога, чтобы поддержать костер. Впрочем, на востоке уже начал разливаться белесый свет восходящей луны.
Серафим Александрович, сказал Пулат, здесь столько птиц целая туча. Если выстрелить, они, наверное, все небо закроют крыльями.
В этих местах в низовьях Сырдарьи, на Аральском море гнездуется множество птиц. А сколько их во время перелетов! Некоторые породы уток, гусей и других водоплавающих даже зимуют здесь Арало-Тургайский коридор близко.
А что это Арало-Тургайский коридор?
Это древний и самый большой в нашей стране путь болотных и водоплавающих птиц. Из мест гнездования в тундрах и на северных побережьях летят птицы осенью на зимовку, а весной вновь возвращаются на родину
Ребятам уже известно: когда Серафим Александрович начинает говорить напевно, врастяжку, будет увлекательный рассказ. Сдержанность сменяется широкой жестикуляцией, глаза загораются возбуждением это видно даже при тусклом лунном свете.
Домой приедете, взгляните на карту. На север от Аральского моря на тысячу километров простирается озерная страна Тургай. Эти озера следы великого пролива, некогда соединявшего древние моря.
Серафим Александрович некоторое время ел молча, потом коротко глотнул из фляги холодного чаю и откинулся на рюкзак, как на спинку кресла.
Не спеша, со смаком раскуривая свою большую трубку, он продолжал:
Миллионов этак семьдесят лет тому назад наша Земля выглядела совсем не так, как она выглядит теперь. Тогда значительную часть территории нынешних республик Средней Азии и Казахстана занимало громадное море. Каспийское и Аральское моря были единым морем, и они соединялись проливом с исчезнувшим впоследствии Внутрисибирским морем, древнее ложе которого представляет теперь Западно-Сибирскую низменность. В те времена Землю сотрясали мощные землетрясения. На месте долин неумолимо вырастали горы, берега опускались в моря и океаны, а из морских глубин вздымались материки и острова. На протяжении десятков миллионов лет происходило медленное поднятие дна древних морей Сибири и Средней Азии. Обширные моря разделились на систему малых морей и озер, какие мы видим на карте сегодня. А птицы? Они исстари летели из теплых южных краев на свою северную родину вдоль озер и рек, мелководных морей и проливов, богатых рыбой и водорослями
Серафим Александрович говорил медленно, с паузами, как будто перелистывал любимую книжку с картинками.
Ущербная луна таинственно струила свой неверный свет на маленький лагерь, на живую воду реки и на тихо шелестящие под легким ветерком камыши и тугайные заросли.
Пулата чуть познабливало. Его ум работал с тем радостным напряжением, которое помогает бурному воображению нарисовать живые удивительные картины. Ему казалось, будто он живет в той далекой эпохе, среди первых птиц, сменивших летающих ящеров. Во всю ширь горизонта раскинулось теплое море, и над ним в низком тяжелом полете летят к невидимой еще северной земле несметные стаи незнакомых птиц. У многих из них громадные перепончатые крылья, у других широкие массивные клювы, больше похожие на пасть ящера, у некоторых сохранились длинные хвосты, чуть прикрытые перьями.
Очень явственно Пулату виделась дивная картина
Вот налетела страшная буря. Море вздыбилось. Свирепый ветер закружил и расшвырял беспомощные стаи. Многие птицы, выбившись из сил в неравной борьбе со стихией, падают в штормовую круговерть и исчезают в пучине. Спасаются лишь те, которые могут подняться в недосягаемую для бури вышину.
Пулат представляет себя в стае птиц С каждым напряженным взмахом крыла все глубже проваливается взбудораженная поверхность моря, и вот уже сквозь рваные тучи проглядывает багровое солнце. На горизонте появились желанные берега с белопенным прибоем. Внизу развернулась живая карта. Знакомые очертания Каспийского и Аральского морей исчезают в глубинах незнакомого обширного моря, а от него, как указатель направления дальнейшего полета, голубой полосой тянется Тургайский пролив.
Многоярусные армады птиц летят вдоль пролива. Там, на северных просторах, где меньше прожорливых хищников, обильная пища и мягкое ласковое солнце, выведут они птенцов и обучат их летать, прежде чем двинутся в обратный путь с приближением осеннего ненастья.
Многие миллионы лет весной и осенью несчетные стаи летят над исчезнувшим проливом. Время, всесильное время изменяло лицо Земли, появлялись и исчезали невиданные животные. А птицы неизменно летели на родину великим Тургайским коридором.
Разве это не удивительно?! Есть в этом постоянстве глубокая целесообразность, неподвластная времени.
Сколько же окаменелых останков древних невиданных птиц и зверей сохранил Тургай! Сколько захватывающих тайн и открытий скрывается в нем до времени!
Вот Пулату видится, как будто то в одном, то в другом месте полускрытой облаками земли к темно-синему небу поднимаются дымные столбы вулканических извержений, тусклым огнем светится лава. На глазах мелеют моря: воды Внутрисибирского моря отступают на север, медленно выступает на поверхность желтое дно, обозначая знакомые очертания Каспийского и Аральского морей. Тысячи больших и малых соленых озер тянутся вдоль бывшего пролива, служа ориентиром птицам.
Серафим Александрович замолчал. Долго выколачивал из трубки пепел и вновь набивал ее табаком.
Но особый интерес, на мой взгляд, представляют древние примитивные организмы, которые сохранились с тех давних времен до наших дней и почти не изменились.
Пулат затаил дыхание. Он так и впился глазами в лицо рассказчика, тускло освещаемое красноватым огоньком трубки.
Да, Аральское море и Сырдарья, торжественно сказал Серафим Александрович, сохранили до наших дней удивительную рыбу скафиринха, предки которой жили одновременно с ящерами во времена существования древних морей. Моря эти соединялись с Мировым океаном, потому скафиринх встречается также в Америке, в реке Миссисипи.
Серафим Александрович помолчал, потом ласково взял Пулата за плечо и сказал тихо:
Ну а теперь спать.
Но Пулат будто и не слышал.
Вы видели скафиринха? Какой он из себя?
Приходилось видеть. Рыбаки пренебрегают этой рыбой, потому что в ней мало мяса. Узбеки называют ее ташбакре каменный осетр, и это справедливое название. У скафиринха длинное узкое тело, нос в виде лопатки, на спине ряд шипов, длинный ящероподобный хвост Погляди, Радий-то наш почивать изволит. Давай и мы последуем его примеру.
И правда, Радик сладко спал, положив голову на жесткий рюкзак.
Серафим Александрович, взмолился Пулат, нарисуйте скафиринха, а!
В просьбе мальчика слышится такая заинтересованность, что отказать невозможно.
Рисовальщик из меня неважный, и глаза плохо видят, ну да ладно, утром попробую. Много интересного в мире, какие увлекательные дали открываются перед вами! Какая замечательная, захватывающая штука жизнь!..
Долго еще Пулат оставался под впечатлением рассказанного. Лежа под пологом, он не слышал сладкого посапывания друга у самого уха.