Интересен был и другой гостьминистр по делам маори Тиракатенеогромный, широкий, с коротко остриженными седыми волосами маориец. Он интересовался, ловили ли мы рыб, особенно акул, ели ли их, и обещал угостить маорийским блюдом из акулятины, которую долго квасят в земле, чем-то приправляют, после чего она имеет очень сильный дух, но тем не менее очень вкусна. Маленькие, черные глазки старого маори весело щурились, когда он представлял себе впечатление, которое произвело бы это национальное маорийское блюдо, если его внести сюда в это избранное общество.
Второй раз нам пришлось встретиться со многими из гостей через день или два на приеме, устроенном на «Витязе». Гости осмотрели судно и его научное оборудование, побывали в лабораториях, увидели всевозможные диковинные рыбы и прочие раритеты, вроде ископаемых акульих зубов или плавающей в аквариуме морской змеи с островов Фиджи. Потом гости собрались в салоне, где им было предложено наше корабельное угощение, как две недели тому назад на Фиджи. Старый, седой Нэш, новозеландский премьер-министр, произнес речь, которая всем нам понравилась. Идея ее в двух словах сводилась к тому, что им, политикам, надо брать пример с ученых. Ученые, советские и новозеландские, сразу же нашли общий язык и установили дружеские связи, работая над одним общим делом и стремясь к единой благородной цели. Мы, политики, сказал Нэш, должны также, отбросив задние мысли, просто и откровенно установить дружбу между народами, так как цель ведь у нас однасчастье людей.
Веселый, общительный французский посол отведал и похвалил советское шампанскоеон-то знает в этом толк; все же посол остановил свой выбор на столичной. Посол поинтересовался, не собираемся ли мы зайти на Новую Каледонию, где работает Французский институт Океании и, в частности, производит морские исследования. Он подал великолепную мысль!
Поразил меня посол Индиисмуглый, низенький, полный, немолодой, тоже общительный индиец, который хотя и не был ни разу в России, но знает немного русский язык и оказался тонким знатоком русской музыки и русской поэзии. Душой общества был веселый остроумный наш посол, Георгий Михайлович Родионов. Всеобщие симпатии завоевал и капитан, сдержанный, скромный и моложавый Игорь Васильевич Сергеев.
Среди гостей обращал на себя внимание высокий военный моряк с открытым загорелым лицом. Это был коммодор Хьюстон, командир американского ледокола «Глэшер» («Glacier») флагмана американской антарктической экспедиции МГГ. Ледокол обломал в антарктических льдах винты, с трудом добрался до Веллингтона, где и стоял сейчас в доке на ремонте.
Коммодор Хьюстон пригласил нас посетить свой ледокол, и мы с интересом приняли это приглашение. Командир сам. провел нас капитана Сергеева, В. Г. Богорова и меняпо всему кораблю, давая пояснения. Ледокол новейшей постройки, водоизмещением 8500 тонн, весьма мощный. Его дизель электрические машины развивают 21 тысячу лошадиных сил. На сегодняшний день «Глэшер» самый мощный в мире ледокол. Он будет уступать лишь атомному ледоколу «Ленин», спущенному на воду в Ленинграде, мощность которого будет 44 тысяч лошадиных сил.
Многое нам весьма понравилось на американском ледоколе просторная рубка, откуда имеется непосредственное управление машиной, помимо машинного телеграфа. Управлений машинами может производиться и из бочки на мачте, что имеет значение, когда ледокол пробивается во льдах. Затем теплый ангар, в котором помещаются два вертолета. Через кормовые ворота вертолет выкатывается назад, прямо на взлетную палубу.
На судне имеется небольшая лаборатория, в которой работает один океанолог, проводя гидрологические работы, титруя кислород, делая подводное фотографирование. Научный сотрудник, гидролог мистер Литтлвууд, поделился итогами своих исследований в Антарктике и подарил «Витязю» уже напечатанные на стеклографе труды, которые охватывали прошлые первый и второй рейсы антарктической экспедиции, закончившиеся в марте 1957 года.
После осмотра ледокола командир пригласил нас в салон, где мы поужинали в непринужденной обстановке с офицерами корабля.
Мне хочется рассказать еще о двух веллингтонских посещениях: Доминион-музея и Лаборатории ядерных исследований. Посетить, обязательно посетить веллингтонский музей нам советовали всёи работники нашей миссии, и наши новые друзья, новозеландские ученые. Действительно, полдня, проведенные в музее, были потрачены недаром.
Мы пришли в музей целой группой, и директор музея, доктор Фалла, любезно предложил быть нашим гидом. Он показал нам не только выставочные помещения, но и лаборатории, где ведется серьезная научная работа по разным дисциплинам.
В Доминион-музее сосредоточены богатейшие коллекции по истории, этнографии и археологии Новой Зеландии и других островов Океании. В отделе естественной истории коллекции по зоологии и ботанике, а в верхнем этаже, отлично продуманного и столь же прекрасно построенного здания музея, расположена национальная картинная галерея.
В нижнем этаже мы увидели образцы маорийской архитектуры общественные здания, храмы, жилые дома с богатейшей резьбой по дереву в маорийском стиле с кривыми, плавно загибающимися линиями. Маорийские боевые пироги с высокими носами, покрытыми художественной резьбой. Различное оружиебоевые палицы, щиты и копья. Предметы утвари и одежды.
Маорийское искусство резьбы по дереву вымирает. Сохранилось всего несколько художественных резчиковмаорийцев. Один из наиболее искусных, Те Пуанда, работает в реставрационной мастерской музея, восстанавливая различные древности из Новой Зеландии и других островов. Среди тонких резцов, применяемых мастером, мы увидели и маорийские резцы из зеленого камня, нефрита, которые служат ему наравне с резцами из шеффилдской стали.
В музее собраны мореходные каноэ всех типовиз Новой Зеландии, с островов Самоа, Фиджи, Гильберта, с Гавайских островов, с Новых Гебрид и Соломоновых островов, каноэ полинезийские, меланезийские и микронезийские. Поражает разнообразие типов лодок и парусов, разнообразие способов, которыми могут достигаться и отличные мореходные качества, устойчивость и быстрота.
Не менее интересен естественно-исторический отдел. Здесь наше внимание привлекли прежде всего уже вымершие животные. Раскопанная стоянка «охотников за моа» (народа мориори), остатки лагерного костра и громадные кости птицы. Рядомвосстановленный скелет большого моа (Dinornis maximum) высотой в три метра. В другой витрине чучело птицы такахе, считавшейся полностью вымершей. Это крупная птица, с добрую курицу, тоже бескрылая, в черном пере и с красными ногами. Трагическая история этой птицы была рассказана нами ранее.
Ямка в песке среди камышаэто гнездо гигантского буревестника (Macrohectes gigas), в котором рядом с крупной бурой птицей мирно улеглась туатара (гаттерия), живой пережиток ископаемых ящеров. Мы увидели и вымершую птицу «хойя», и живущую черную с белым галстуком птицу «туи»; обитающую только в Новой Зеландии, которую тут любят за ее звонкий голос и зовут «bell bird» птица-колокольчик. Туи изображена на мелкой медной монетке.
Видели горного попугая, или «кеа», зелено-оранжевую птицу со страшным клювом, единственную из туземных новозеландских птиц не охраняемую законом. Считается, надо думать неосновательно, что кеа нападает на овец и ягнят и выщипывает из них клоки шерсти, а заодно вырывает и куски мяса. Живущие в неволе птицы вообще не едят мяса и кормятся только растительной пищей.
В верхнем, художественном отделе расположена картинная галерея. Она еще далеко не заполнена, много пустых стен. Отбор картин для музея производится очень тщательно. Мне особенно понравились прекрасные акварельные пейзажи Но-Ивой Зеландии Рессел Кларка и Мак Кормака, да и многие другие работы. В Новой Зеландии вообще, по-видимому, любят акварель. Я не специалист в искусстве, но мне кажется, что очень многие картины веллингтонской галереи могли бы украсить стены музеев Лондона или Ленинграда.
Едва ли можно говорить о какой-нибудь собственной новозеландской школе живописи или о каком-нибудь местном художественном стиле. Директор музея говорил нам, что многие из выдающихся мастеров переселяются кто в Америку, кто в Европу, не находя здесь достаточного простора и применения своему таланту.
Нас «поджимало» время, близился день отхода, дел было еще много. Мы не могли, к сожалению, уделить музею того внимания, которого он заслуживал. От души поблагодарив любезного и исключительно эрудированного доктора Фалла, вышедшего проводить нас на крыльцо, мы отправились домой на корабль.
Лаборатория ядерных исследований (Division of nuclear science), ознакомиться с которой меня пригласили работники лаборатории, помещается в бывших американских военных бараках, оставшихся со времен войны. Снаружи бараки как бараки, но внутри все устроено удобно и рационально и без всяких «излишеств». Персонал лаборатории немногочисленный, молодой, но весьма квалифицированный.
Лаборатория ядерных исследований работает главным образом по проблеме радиоактивного углерода С14, находящегося в окружающем нас мирев атмосфере, в воде океанов, озер и рек, в растительном и животном царствах.
Радиоактивный углерод постоянно образуется в атмосфере под воздействием космических лучей на атомы атмосферного азота N14. Радиоактивный углерод, как и обычный углерод С12, образует молекулы углекислого газа. Радиоактивный углекислый газ С14О2, наряду с обычным углекислым газом, в котором содержится обычный, нерадиоактивный углерод, поглощается водой океанов, идет на образование карбонатов и бикарбонатов морской воды, на образование раковин моллюсков, ассимилируется наземными и водными растениями. В природе установилось определенное равновесие между образованием радиоактивного углерода и связыванием его в виде различных химических тел мертвой и живой природы.
Радиоактивный углерод, как и все радиоактивные изотопы, имеет определенный срок жизни, измеряемый периодом полураспада. Период полураспада С14 около пяти с половиной тысяч лет. Распадаясь, радиоактивный углерод превращается в обычный, нерадиоактивный изотоп его. Современные растения и питающиеся ими животные содержат в своих тканях радиоактивный и обычный углерод в тех же соотношениях, как и в современной атмосфере. Но если пласты каменного угля или кости ископаемых животных, или предметы обихода древнейших народов сформировались или были созданы тысячи лет тому назад, то процент радиоактивного углерода в них за этот период должен заметно уменьшиться. Таким образом, измерение относительного содержания обычного и радиоактивного изотопов углерода может служить надежным показателем возраста изучаемого объекта.
Точное измерение содержания С14 в самых разнообразных телах мертвой и живой природыодна из главных задач новозеландской ядерной лаборатории. Талантливые физики и химикидоктор Мак Наутон, доктор Вильсон, доктор Рафтер и другие, разработали весьма совершенные, исключительно чувствительные методы получения из атмосферы, морской воды, растений, животных и т. п. всего содержащегося там углерода в виде чистейшей углекислоты и определения в ней радиоактивного углерода. С помощью своей методики, которая является гордостью этой лаборатории, ученые определили с точностью до нескольких лет, например, когда жили те моа, кости которых найдены среди остатков костров на стоянках «охотников за моа»древних обитателей Новой Зеландии. Определили; сколько лет проходит, например, пока частица воды с поверхности океана погрузится на тысячу или две тысячи метров.
Изучая радиоактивный углерод в атмосфере, в деревьях, в животных и т. п., новозеландские ученые установили, что Начиная с 1954 года содержание С14 непрерывно возрастает в окружающем нас мире и в нас самих. Причиной этого являются ужасные взрывы водородных бомб, при которых пбд влиянием свободных нейтронов атомы азота в атмосфере в огромных количествах превращаются в атомы радиоактивного углерода. Данные новозеландских ученых являются еще лишним указанием на то, как необходимо, для существования человек чества, да и всего живого населения Земного шара, немедленное прекращение испытаний ядерного оружия. Сотрудники веллингтонской ядерной лаборатории, как и мы, горячие сторонники немедленного прекращения экспериментальных атомных взрывов.
В одной из лабораторий ядерного отдела работает известный ученый, физик Марсден. Он ведет очень интересную работу по изучению возраста горных пород, используя разные другие радиоактивные изотопы. Лаборатория Марсдена отлично оборудована самой современной техникой. Но так как почтенный профессор уже вышел в отставку, на пенсию, ему 70 лет, то он не числится в штате, работает без оплаты, не имеет помощников. Крепкий, подвижной сэр Эрнест Марсден все делает сам, в одиночку.
Он любезно, с величайшей готовностью показал нам свою лабораторию, рассказал о своих исследованиях и подарил оттиски своих работ. Очень просил дать ему зубы ископаемых акул для определения периода, в котором они жили.
18 января. Сегодня в 14.00 назначен отход. С утра пошли осматривать ботанический сад, где собраны новозеландские древесные породывеличавые каури, многочисленные хвойные деревья, араукарии, подокарпус, разные древовидные папоротники. Более всего поразили нас роскошные бегонии всевозможных окрасок и форм, собранные в специальной оранжереебегония хауз. Трудно поверить, что все эти разнообразнейшие цветы, один другого необычнее и причудливее, принадлежат к одной группе бегоний.
Зашли в зоологический сад, расположенный на другом конце города. Здесь имели удовольствие любоваться несколькими живыми киви, симпатичными и застенчивыми.
К часу дня все уже на борту. Власти проверяют судно, регистрируют всех по списку. На пристани скопилось много провожающих. Тут и сотрудники нашей миссии, и их жены, и наши новые друзьяновозеландские ученые. Тут и доктор Касси с женой, и другие работники института океанографии, и геолог доктор Харрис, и Кларк. Среди провожающих есть и незнакомые нам фигуры. Видим, что это русские, из эмигрантов или перемещенных лиц. Они не вступали, как правило, в контакт с земляками из Советского Союза, но пришли проводить судно с родины.
Трудно забыть одну фигуру. Одинокая немолодая женщина в строгом, черном платье и черном платке на голове, все время стояла на пристани, не проронив ни слова, не спуская глаз с корабля и людей на борту. Когда, по здешнему обычаю, провожающие стали бросать на судно ленты серпантина и тонкие, Легко рвущиеся бумажные нити связали палубу корабля с пристанью, она схватила несколько лент, протянувшихся с «Витязя», собрала их в большой моток и спрятала в сумку. Нелегка, видно, жизнь в отрыве от родины.
В 2 часа 15 минут лоцманский катер начинает оттаскивать судно от пирса. Поют песнисперва англичане на пристани, потом дружный хор с корабля поет в ответ различные наши песни под аплодисменты провожающих.
Выходим на рейд, разворачиваемся. С берега машут руками, шляпами, платками. Женщина в черном вышла на край пирса и смотрит вслед. «Витязь» постепенно развивает ход.
Прощай, Веллингтон!
НОВАЯ КАЛЕДОНИЯ
Снова форштевень «Витязя» разрезает воды пролива Кука. Идем на запад. Стоит солнечная, ясная погода, но прохладно. Хорошо видны оба берега проливасправа Северный остров, слева Южный, обрывистые, скалистые; вдали высятся горы. Весь день судно провожают чайкиболее крупные, красивые, так называемые доминиканские чайки (L. dominicanus), с черными, отороченными белой каемкой крыльями, и мелкие, белые с серыми крыльями моевки«молли маукс», как их зовут новозеландцы. Как воробьи, они усаживаются на мачты, на ванты, на флагшток, сталкивают друг друга, кричат. Альбатросов еще нет, слишком близка земля.
Люди еще полны берегом, последними встречами, расставанием с Веллингтоном. В каютах ералаш, валяются неприбранные покупки, сделанные на последние шиллинги. К вечеру наступает реакция, усталость, рано укладываются спать.
Выходим из пролива в океан, который встречает нас крупной зыбью. Весь следующий день идем на север, вдоль западных берегов Северного острова Новой Зеландии. Величественно возвышается хорошо видная с моря снежная шапка правильного конуса вулкана Моунт Эгмонт, одной из главных вершин Новой Зеландии.
За ночь стихло, наступило спокойное, ясное утро. Стало заметно теплее. Днем прошли траверз мыса Марии ван Димен. Новая Зеландия, Ао-теа-роа, осталась за кормой.