- Благодарю,- скромно ответил сэр Вильямс.
После этого он отодвинул стол с остатками ужина, взял с камина сигару, откинулся на спинку1 огромного кресла и исчез в облаке голубоватого дыма.
Размышления баронета, которых Рокамболь не смел прервать, продолжались около десяти минут.
Вдруг он поднял голову.
- Итак,- сказал он,- знаешь ли ты, какое самое лучшее средство узнать сердце женщины?
- Но, я полагаю,- сказал Рокамболь,- что есть много средств.
- Из них есть одно верное.
- В самом деле?
- Маркиза; может быть, начинает втайне любить Шерубина
- Это возможно,- сказал Рокамболь.
- Но маркиза добродетельна.
- К несчастью.
- А пока добродетельная женщина не обнаружила перед самою собой тайны своего сердца, посредством какого-нибудь душевного движения, ее сердце - неприступная крепость.
- Вы совершенно правы, дядюшка.
- Следовательно, нужно, чтобы маркиза созналась, что любит Шерубина
- Возможно ли это?
- Все на свете возможно.
- Я вас слушаю, дядюшка.
- Послезавтра идет опера?
- Да, дают Гугенотов.
- Маркиза часто ездит в оперу?
- Почти всегда.
- Отлично. Так слушай же внимательно. Ты пойдешь к Шерубину и скажешь ему, что ты умеешь нанести удар шпагою в плечо, что этот удар будет просто царапина, которая, однако, может произвести сильное впечатление на женщину. Он должен позволить тебе нанести ему этот удар. После этого маркиза пошлет, может быть, на другой же день узнать о его здоровье.
- Черт возьми! - сказал Рокамболь.- И эта мысль недурна, дядюшка.,
- Подожди же Ты пошлешь Шерубина в оперу и велишь взять место близ ложи маркизы.
- Превосходно.
- Ты ухитришься в антракте найти приличным образом предлог к ссоре с ним, и вы будете разговаривать настолько громко, чтобы маркиза не потеряла ни одного слова из вашего разговора о часе дуэли, о выборе оружия и о названии улицы, где живет Шерубин.
- Очень хорошо, понимаю.
- А покуда,- сказал сэр Вильямс,- с завтрашнего же утра Шерубин наймет комнату, которая еще не занята, по улице Пепиньер 41.
- В доме г-жи Маласси?
- Именно.
- Окна этой комнаты выходят в сад. Их можно видеть из квартиры г-жи Маласси.
- Очень хорошо! Очень хорошо! - пробормотал восхищенный Рокамболь.
- Маркиза посещает иногда свою приятельницу. Бьюсь об заклад, что в самый день дуэли, раньше полудня, маркиза будет у г-жи Маласси. Вантюр станет извещать нас. Как тебе нравится моя мысль?
- Великолепна, дядюшка, и я клянусь вам, что она будет дивно исполнена, но
- Ах! - сказал сэр Вильямс, нахмурив брови. - Какое еще но
- Но может быть всюду и всегда.
- Объясни, какое это?
- Если Шерубин не захочет
- Чего?
- Быть раненым.
- Что такое? - сказал сэр Вильямс.- Ты с ума сошел, г-н виконт.
- Ну, в этом мало приятного.
- Любезнейший,- холодно сказал баронет,- когда человек попался к нам, так он наш вполне. Если бы было нужно, чтобы Шерубин пожертвовал для клуба червонных валетов своим носом и своими ушами, что, признаюсь, испортило бы немного его красивое лицо, я взялся бы за эту операцию.
- Мне больше нечего возражать,- сказал Рокамболь.
Баронет встал и застегнул свой длинный черный сюртук, при-дававший ему вид духовного лица, он взял свою шляпу с широкими полями, свои триковые перчатки - он не носил других с тех пор, как лев превратился в конторщика, и протянул руку Рокамболю.
- Прощай,- сказал он,- до завтрашнего вечера!
- Хотите ехать в моем экипаже? - спросил шведский виконт.
- Да, до улицы Бланш.
Сэр Вильямс действительно поехал в экипаже Рокамболя, остановившемся по его приказанию на углу улицы Бланш и улицы св. Лазаря, перед аптекой.
Потом он прошел пешком первую из этих улиц и очутился на улице Монсей.
Сэр Вильямс был осторожный человек, он поместил Бирюзу в маленьком отеле, принадлежавшем прежде Баккара, владельцем же его остался втайне сам, и так как он хотел предоставить себе право входить к молодой женщине во всякое время, то и запасся ключом от сада и дома. Итак, он вошел, не позвонив, без шума и не разбудив никого, прошел через сени, поднялся и постучался у дверей спальни, в окнах которой он увидел свет, в то время, как проходил через сад.
- Войдите,- сказала белокурая Женни.
Бирюза собиралась лечь спать и была уже в ночном костюме.
- Ах!.. Это вы,- сказала она, увидев входящего сэра Вильямса,- я предчувствовала, что вы придете сегодня вечером.
- Ты могла бы сказать: сегодня утром, теперь три часа.
- Все равно. Вы позволите мне лечь в постель?
- Не вижу к этому никакого препятствия.
Бирюза проскользнула как угорь под свое одеяло, уложила на подушку свою прекрасную голову и вместе с нею целый лес белокурых волос, закинула за голову свои голые руки и устремила свой взгляд на сэра Вильямса.
- Мой дорогой султан! - сказала она. - Я теперь ваша покорная раба, готовая повиноваться вам.
- В таком случае, слушай меня, дитя мое,- сказал сэр Вильямс отеческим тоном.
Он сел на край кровати и начал гладить маленькую, беленькую и нежную ручку хорошенькой женщины.
- Завтра поутру ты пойдешь на улицу Шарон; ты посадишь твоего мнимого отца в карету и отвезешь его в лечебницу Дюбуа, в предместье Сен-Дени.
- Ах! Наконец-то- сказала Женни, в голубых глазах которой выразилось что-то злобное.
- Остальное ты знаешь сама, - сказал баронет флегматично.
- А Фернан? - спросила она.
- О! Подожди Еще рано!.. Черт возьми! Нужно терпение, дитя мое, тому, кто хочет обобрать человека на пять миллионов
- У меня хватит его,- сказал она,- но я клянусь вам, что, если Фернан возвратится ко мне, он оставит здесь все до последнего луидора.
- И честь своей жены, - проговорил баронет спокойным голосом.
- Аминь! - сказала Бирюза.
XVIII.
На другой день после описанного разговора сэра Вильямса с Рокамболем, маркиза Ван-Гоп сидела за туалетом. Было половина восьмого. Маркиз был тут же в будуаре жены и-, сидя в огромном кресле, любовался ею, пока ее одевали горничные.
Влюбленный, как в первый день медового месяца, Ван-Гоп восхищался чудною красотой своей жены, красотой, для которой не нужно было ни нитки бриллиантов, надетой на ее шее, ни коралловых веток, наколотых на ее черных волосах. Маркиза, однако, была бледна и имела измученный вид. С некоторого времени креолка терзалась непонятным беспокойством и печалью, причины которой не могла объяснить.
Но тут сидел теперь ее муж, которого она так сильно любила и теперь еще любит - по крайней мере так казалось ей,- вот почему на ее губы возвратилась улыбка и она с невинным кокетством взглянула на себя в зеркало.
Маркизу было за сорок лет, но он сохранил свою мужественную, несколько холодную и несколько серьезную красоту, свойственную, без сомнения, скверным людям?
Маркиз был высок ростом и уже начал полнеть. Его лицо, всегда румяное, при сильных ощущениях страшно бледнело. Он был подвержен сильным припадкам гнева, доходившим до исступления. Обыкновенно же он был спокоен, кроток и ласков. Он скрывал свою ревность, но очень часто смертельная бледность обнаруживала его сдерживаемое бешенство, и сэр Вильямс превосходно оценил его, полагая, что он способен убить свою жену в тот день, когда она изменит ему, или когда он будет считать ее виновной.
Однако маркиз был человек светский и умел управлять своими страстями, следовательно, он предоставлял своей жене полную свободу действий. Таким образом, и в этот день маркиз не находил никакой помехи в том, чтобы отпустить свою жену в оперу без себя.
Маркиз страстно любил играть в шахматы; в этот вечер он поджидал хороших игроков и не хотел лишить себя случая поиграть.
- Милый друг,- сказал он своей жене, - я заеду за вами в оперу в одиннадцать часов, к концу последнего акта.
И в то время, когда он присутствовал таким образом при туалете своей жены, доложили о майоре Кардене.
- Просите в залу,- сказала маркиза.
- Нет, нет,- живо сказал муж,- вы уже одеты, моя милая, и можете принять майора здесь. Это старый друг и он может входить всюду.
Пятидесятилетний возраст майора совершенно объяснял это доверие маркиза Ван-Гоп.
Майор вошел.
- A-а! Пожалуйте, пожалуйте,- сказал ему Ван-Гоп, которому вдруг пришла в голову одна мысль,- вы пришли очень кстати.
Майор поцеловал руку маркизы и посмотрел вопросительно на мужа.
- Любезный майор,- сказал последний, - любите ли вы оперу?
- Очень, маркиз.
- В таком случае, маркиза предлагает вам место в ее ложе,- сказал он, посмотрев на свою жену.
Маркиза слегка улыбнулась.
- Майор,- сказала она,- мой муж - предатель, или лучше сказать, муж, каких много; он предпочитает шахматы своей жене, а чтобы примирить свои страсти с долгом, он отдает жену под покровительство друга.
Маркиза посмотрела на своего мужа и сгладила прелестным взглядом жесткость упрека.»
Идите,- прибавила она,- идите играть, милостивый государь, но не забудьте приехать к четвертому акту; вы хорошо знаете, как нам это будет приятно.
Десять минут спустя майор с маркизой сели в карету и поехали в оперу.
Это было в пятницу, в день посещения театра большим светом. Театр был полон.
Маркиза была восхитительно прекрасна в этот вечер и про-извела впечатление, входя в ложу.
Инструкции сэра Вильямса были исполнены Рокамболем в точности.
Немного спустя после того, как маркиза села на свое место, отворилась соседняя ложа и в нее вошли двое молодых людей.
Один из них был Оскар де Верни или Шерубин.
Он облокотился на барьер ложи и немного свесился, так что маркиза, направившая свой лорнет на публику, могла увидеть его
Если бы г-жа Ван-Гоп увидела вдруг, что ей угрожает опасность верная, неминуемая, неотвратимая, она и тогда не почувствовала бы такого жестокого волнения, как в ту минуту, когда увидела Шерубина. Но она была женщина, а каждая женщина умеет скрыть волнение своего сердца под маской равнодушия. Ни один мускул не шевельнулся на ее прекрасном лице, и она повернулась к сцене без малейшего принуждения.
Но она увидела его
Что касается майора, то он не мог видеть со своего места Шерубина. Он стоял совершенно спокойно и смотрел на ложи, как обычный посетитель оперы, встречающий своих знакомых каждую пятницу.
В ту минуту, как поднялся занавес, отворилась ложа напротив ложи маркизы, и в нее вошел виконт де Камбольх, с моноклем в глазу и с улыбкой на губах.
- Вот,- сказал майор маркизе,- вот и де Камбольх.
- Действительно, это он, - сказала маркиза.
- Кажется, я видел его у вас.
- Да, его познакомил со мною скульптор, который часто бывает у нас и учит меня своему искусству.
Маркиза, сердце которой все еще билось от непонятного волнения, была очень рада, что могла переговорить несколько слов со своим кавалером, с единственною целью заглушить биение сердца.
- Впрочем,- сказал майор, - господин де Камбольх человек с хорошими манерами, он дворянин хорошего рода.
- Мне указали, что он швед.
- По происхождению. Он родился во Франции. Я долго служил с его отцом. Его семейство было хорошо принято при шведском дворе.
- Он богат?
- Нет. У него тридцать или сорок тысяч ливров доходу, не более, но он вскоре выгодно женится. Он молод, красив, остроумен, но- майор остановился,-'так как у всякой медали есть левая сторона, то я открою вам, что виконт вместе с хорошими качествами имеет и дурные: у него бешеный и вздорный характер.
- В самом деле? - сказала маркиза, слушавшая майора, по- видимому со вниманием, хотя ее мысли блуждали совершенно в другом месте.
- На моей памяти,- сказал майор,- он дрался раз двадцать пять или тридцать. Он отлично стреляет и дерется на шпагах со страшным хладнокровием; он часто убивал противника.
- Какой ужас! - проговорила маркиза.
Она снова стала смотреть на сцену и слушать первый акт, по-видимому, с большим вниманием.
Но, на самом деле, она старалась дать себе отчет, почему ее сердце стало биться так сильно с того момента, как она увидела Шерубина.
Вдруг она заметила, что монокль виконта де Камбольх устремлен неподвижно на ложу соседнюю с ее ложей, где сидел Оскар де Верни.
Тогда ей пришли на ум слова майора, и она вздрогнула. Можно было предположить две вещи: во-первых, что виконт устремил монокль на Шерубина неприязненно, при этой мысли маркиза почувствовала, что ее сердце забилось сильнее; во-вторых, что в ложе де Верни находилась женщина, которая привлекала дерзкое внимание господина де Камбольх. От последнего предположения маркиза также чувствовала странное неудовольствие.
По окончании первого акта занавес опустился; виконт вышел из ложи. Маркиза вздохнула свободнее, как будто бы избавилась от опасности. Но вскоре она услышала, что постучались -в соседнюю ложу; дверь отворилась в ней, и маркиза услышала следующий разговор, веденный вполголоса:
- Господин Оскар де Верни?
- Это я, милостивый государь.
- Позвольте поговорить с вами.
- С удовольствием.
- Я - виконт де Камбольх.
- Знаю. Я имел честь встретиться с вами у маркизы Ван-Гоп на прошедшей неделе.
Маркиза вздрогнула и принялась слушать с напряженным вниманием.
- Я стараюсь уже целую неделю,- сказал де Камбольх вежливо,- узнать ваше имя и ваш адрес Сейчас мне сказали ваше имя.
- Я могу сообщить вам свой адрес: я живу на улице Пепиньер, 41.
При этих словах маркиза Ван-Гоп опять вздрогнула; майор же, стоявший в другом конце ложи, ничего не слыхал или притворялся, что не слышит.
- Но,- сказал господин де Верни,- меня крайне удивляет ваше любопытство.
- Оно происходит, вероятно, оттого что я имею причины желать встретиться с вами. На балу у маркизы я не знал вашего имени, а для меня было очень важно узнать его.
- Милостивый государь,- сказал де Верни, несколько иронически,- нет ли у вас какого-нибудь секретного поручения?
- Никакого. Я занимаюсь только своими собственными делами, и, если вы позволите, я объяснюсь яснее.
- Прошу покорно я слушаю вас.
Маркиза догадалась по сдвиганию стульев, что господин де Камбольх сел, и, сгорая непреодолимым любопытством, продолжала слушать.
- Милостивый государь,- продолжал виконт вполголоса,- у маркизы Ван-Гоп играли в ландскнехт.
- Я это помню.
- Игра была очень оживленная, не правда ли! Некоторым трокам счастливилось.
- Очень счастливилось, - сказал Оскар с иронией.
- Мне, например,- сказал виконт,- потому что я выиграл довольно значительную сумму, передав карты другому.
- Я это помню очень хорошо.
- Эта передача карт навлекла на меня неприятность. Меня оскорбили. Короче говоря, я уехал с бала на дуэль.
- В самом деле! - сказал де Верни с выражением, которое маркиза приняла за удивление.
- Но я поспешил окончить дуэль как можно скорее,- продолжал виконт, - чтобы победитель успел возвратиться на бал не далее как через час.
- Вам верно очень хотелось танцевать?
- Нет, но я хотел поскорее увидеть некоторых особ, которые не побоялись дать заметить мне свои неблагосклонные улыбки и у которых вырвались кое-какие неосторожные выражения в то время, как я вышел из-за карточного стола.
Маркиза продолжала слушать и страшно мучилась. Очевидно было, что де Камбольх пришел вызвать Оскара де Верни на дуэль.
- Итак,- продолжал виконт,- в то время как я уходил, я кажется услышал следующие слова: «так играют только те, которые сделали из ландскнехта ремесло».
- Ах! Вы услышали это?
- Совершенно ясно.
- И вы знаете, кто сказал это?
- Да. Это вы.
- Может быть.
Маркиза догадалась, что презрительная улыбка сопровождала эти два слова.
- Милостивый государь,- продолжал виконт,- когда я возвратился на бал после дуэли, я напрасно искал вас везде. Вы уехали.
- Я всегда уезжаю рано.
- Сегодня, к счастью, я нашел вас здесь и мне приятно думать, что вы не откажетесь дать мне объяснение на счет этих неловких слов.
Виконт,- отвечал де Верни,- я имею неизменное правило
- Какое?
- Никогда не раскаиваться в своих поступках или в словах и не отказываться от них.
- Итак, вы не отказываетесь?
- Ни от одного слова.
- В таком случае мне остается только попросить вас сообщить мне-, где вы пожелаете принять моих свидетелей?
- Я уже сказал вам, милостивый государь, Пепиньер,41.
- Теперь уже поздно,- сказал виконт, и это дело завтра утром.
- Это легко сделать.
- Как так?
- У меня здесь есть друг, я его сейчас это майор Карден.
- Он сидит в соседней ложе,- сказал виконт,- в ложе маркизы Ван-Гоп.
- Ах!
Маркизе почудилось, неожиданного волнения