Пятый имел странную физиономию; он был уже старик, но старик бодрый и сильный; его густые с проседью волосы спускались на узкий лоб; маленькие глаза блестели каким-то мрачным огнем, а широкие плечи, короткий стан и грубые сильные руки свидетельствовали о том, что он привык к тяжелой работе. Все лицо его было изрыто какими-то странными рытвинами. Произошли ли они от оспы или от ожога порохом, или от купоросного масла - это было неизвестно.
Но какая бы ни была причина, а этот человек имел отвратительную и грубую наружность, несмотря на его изысканный туалет дурного вкуса.
Он был в бальном костюме: в черном фраке и белом жилете, сверх которого была надета в два ряда толстая цепь от часов; на огромных ногах, напоминавших копыта, были надеты лакированные сапоги. Красные костлявые руки с уродливыми ногтями, казалось, никогда не знали перчаток.
Наконец, последний из этих шестерых людей был так хорош собою, что фантазия и искусство, соединенные вместе, не могли бы создать ничего идеальнее.
Был ли он креол или тайный плод индийского раджи и англичанки с алебастровыми плечами, был ли это гордый идальго, в жилах которого текла кровь гренадских мавров - этого никто не знал.
Он был высок ростом, смугл, почти оливкового цвета. Вьющиеся волосы и короткая борода, о которой он очень заботился, имели синеватый отлив вороньего крыла. Черты лица его, совершенно правильные и составлявшие в целом тип дивной красоты, были оживлены жгучим, чарующим взглядом.
В свете, где он жил, его прозвали Шерубин (Херувим) Очарователь.
Когда все собравшиеся сели, председатель, уже сидевший в кресле, поклонился всему собранию и сказал:
- Господа! Наша ассоциация; основанная под именем Клуба червонных валетов, состоит из двадцати четырех членов, большею частью не знающих друг друга, что и гарантирует их от нескромности.
Шесть членов, никогда не видавшие друг друга, с видимым, любопытством осматривали один другого.
- Каждый из вас,-продолжал председатель, - мог ознакомиться с уставом клуба до вступления в общество; следовательно, вы знаете, что главное условие состоит в беспрекословном повиновении тайному и никому, кроме меня, неизвестному начальнику, которого я - покорнейший посредник.
Шесть членов поклонились.
- Сегодня вы собраны сюда: по приказанию начальника для того, чтобы могли познакомиться друг с другом: это необходимо, потому что вы будете работать сообща и по одному делу, которое может принести нам баснословные выгоды.
При этих словах у всех обнаружилось живейшее любопытство.
- Какие планы у начальника,- продолжал председатель,- я знаю это не вполне и мне запрещено рассказывать их вам. Я только уполномочен дать вам инструкции.
Тогда председатель обратился к тому из членов, которого называл майором.
- Майор,- сказал он,- вы часто бываете в свете?
- Часто,- отвечал майор.
Председатель стал, по-видимому, справляться с иероглифическими записками.
- Знакомы ли вы,- спросил он,- с маркизой Ван-Гоп?
- Да, - отвечал майор.
- В таком случае, вы будете приглашены к ней на бал в будущую среду?
- Вероятно.
- Маркиза, не правда ли, женщина лет тридцати, креолка испанской Америки, замужем за голландцем?
Майор кивнул утвердительно головою.
- Она, говорят, очень богата.
- Шестьсот или семьсот тысяч ливров доходу.
- Она любит искусство и артистов; говорят даже, что она, с некоторого времени, начала учиться скульптуре?
- Я - учитель ее,- сказал человек, которого председатель называл Фидиасом.
- Очень хорошо. Я подозревал это.
- Маркиз Ван-Гоп - человек лет сорока, догматик и мрачного характера
- Говорят он ревнив?
- Очень ревнив,- отвечал майор,- и однако ж не имеет ни малейшей причины ревновать - маркиза безукоризнена.
- Майор,- сказал председатель,-вы представите маркизе в будущую среду г-на Шерубина. Вот он.
Председатель указал на господина дивной красоты и продолжал:
- Маркиза не дружна ли с женщиной лет тридцати пяти, вдовою, которую зовут госпожою Маласси?
- Я думаю,- сказал майор,- я даже несколько раз встречал эту вдову у маркизы.
- А вас, - сказал молодой председатель, обратясь к ливрейному лакею,- вас прогнал вчера от себя старый герцог де Шато-Майли?
- То есть, - сказал лакей,- я заставил его прогнать себя, согласно с полученными от вас инструкциями.
- Это-то я и хотел сказать; но вы забыли возвратить герцогу ключ, отданный вам на хранение.
- Ключ от сада дома41 по улице Пепиньер?
- Точно так. Кроме того, вы должны были, несмотря на то, что находились только три месяца в услужении у герцога, совершенно ознакомиться с привычками, распределением времени, вкусами и прихотями герцога?
- Я всегда стараюсь хорошо узнать того, у кого служу.
- Следовательно, вы хорошо изучили герцога?
- Вполне.
- Очень хорошо, от вас потребует сведений в свое время. Но в настоящее время вы отправитесь завтра же к слесарю на улицу Лапе, на углу улицы св. Антония, войдете в лавку и скажете просто:
«Помнишь ли Николо?» На это он Вам ответит: «Я видел, как ему отсекли голову на гильотине». Вы дадите ему ключ, который унесли
- А! Понимаю.
- И попросите сделать другой ключ, точно такой, как этот. На другой день вы сходите к нему опять, возьмете оба ключа и отошлете старый ключ к герцогу Шато-Майли.
- Что же я сделаю с новым ключом?
Вы пойдете гулять около восьми часов на итальянский бульвар и будете стоять у Китайских бань. Там встретите господина
Председатель указал на господина с моноклем в глазу и закрученными усиками.
Последний проявил удивление.
- Любезнейший собрат,- сказал председатель,- госпожа Маласси и до сих пор еще очень хороша, и жаль было бы, если бы вы отказались взять ключ, который вам подадут.
Тот молча поклонился.
- Господа! - сказал напоследок председатель. - Так как вы все шестеро будете заняты по одному делу и в одно время, то необходимо было познакомить вас между собой. Теперь вы знаете друг друга и можете разойтись. Каждый из вас получит подробные инструкции у себя дома.
Председатель кончил заседание и раскланялся с шестью червонными валетами, которые вышли и исчезли в тумане, покрывавшем Париж.
Когда из залы вышел последний валет, молодой председатель собрания запер за ним дверь на замок. Уверившись, что он остался один, он постучал в перегородку, разделявшую погреб на две части, и сказал:
- Господин, можете войти.
Перегородка раздвинулась и из-за нее вышел человек, закутанный в широкий плащ, вроде тех, какие были надеты на червонных валетах, и сказал насмешливым тоном:
- Честное слово, ты председательствуешь, Рокамболь, как судья.
- Не правда ли, капитан?
И Рокамболь, ибо это был он, почтительно поклонился капитану сэру Вильямсу, то есть виконту Андреа, брату слишком легковерного Армана де Кергац.
- Да,- продолжал капитан, - ты председательствуешь, как настоящий судья. Я смотрел в щель и не терял тебя ни на минуту из виду. Невозможно помыслить, что ты тот ужасный бездельник, который погубил невинного Николо.
- Ах, капитан,- смиренно проговорил Рокамболь,- вы знаете
- Приемный сын вдовы Фипар,- продолжал баронет сэр Вильямс,- продавший своего капитана за несколько билетов в тысячу франков
Баронет произнес этот упрек без малейшей горечи.
- Однако,- возразил Рокамболь флегматично,- вы слишком умны, чтобы не могли понять и извинить моего тогдашнего поведения. Тогда, видите ли, я был одним из ваших подчиненных агентов; вы еще не окончили тогда моего воспитания, наконец, в то время я не был еще, как теперь, вашим сыном
- Это справедливо, плут
- И кроме того, вы еще не знали, чем буду я, а я не знал, что вы такой ловкий человек.
- Г-м! - сказал Андреа скромно.
- Вы проиграли дело и были разорены; я нашел, что для меня выгодно продать вас, и продал. На моем месте вы сделали бы то же.
- Черт возьми! - сказал хладнокровно баронет.
- С тех пор мы помирились, как люди, которые любят друг друга и уважают. Вы превратили меня в щеголя, в светского человека и сделали приемным сыном. В Нью-Йорке, где у нас было дело, вы посвятили меня во все тайны нашего искусства Одним словом, теперь мы соединились на жизнь и на смерть. Я ваш раб я позволю двадцать раз скосить себя за вас.
- Что ты! Разве косят таких людей, как мы,- сказал баронет с пренебрежением.
И он прибавил с тою ужасною улыбкой, которая некогда заставляла содрогаться даже Армана де Кергац:
- Но в сторону благодарности, господин виконт де Камбольх Ну, признавайся, хорошо ли я переименовал тебя?
- Вы - гениальный человек,- сказал Рокамболь с восторженностью.
- Господин виконт де Камбольх, с буквой х на конце!..
- Это пахнет исторической аристократией. Ты швед родом, не забудь это.
- Мой отец,- важно сказал бездельник, сделавшийся вдруг дворянином,- мой отец, генерал, маркиз де Камбольх, выехал из Швеции во время восшествия на престол Бернадотта. Он был слишком горд для того, чтобы служить иностранцу.
- Превосходно! - сказал сэр Вильямс.- Звук голоса прост, сказано с уверенностью, в движениях видно достоинство. Превосходно! Но прежде всего, мой проказник, дай мне поужинать, потому что начальник червонных валетов умирает с голоду.
- Пойдемте,- сказал Рокамболь,- пойдемте ко мне. Стол у меня накрыт и вы найдете, чем вознаградить себя за воздержание целого дня. О, мой приемный отец! Святой человек,- прибавил он, смеясь.- Он питается бобами и подвергает себя истязаниям!
- Это прикрывает огонь моей мести,- отвечал сэр Вильямс, глаза которого заблестели, как горящие уголья.- Арман де Кергац! еще не поквитался со мною
IV
Рокамболь пошел к двери и отпер ее.
- Пойдемте,- повторил он, взяв сэра Вильямса за руку. Он заставил его пройти впотьмах по лестнице, ведущей к темному коридору; потом, вместо того, чтобы идти по нем, он поднялся на другую лестницу и повел его в первый этаж дома, казавшийся необитаемым. Они шли в совершенной темноте. На первом этаже председатель червонных валетов остановился, ощупью вложил ключ в дверь, и, когда она отворилась, капитан увидел нежный свет лампы с абажуром, стоявшей в конце. комнаты, походившей на гардеробную; эта комната была завалена одеждой, чемоданами и всяким хламом.
Рокамболь вошел в комнату первым, за ним последовал капитан и, когда потаенная дверь заперлась за ними, можно было увидеть, что она совершенно скрыта вешалкой. Те, которые вошли бы в гардеробную с другой стороны, не могли бы подозревать о существовании этой двери.
- Видите ли, дядюшка,- сказал Рокамболь,- виконт де Камбольх не имеет теперь ничего общего с ужасным негодяем, председателем червонных валетов, который спускается в погреб по темной лестнице.
Сказав это, Рокамболь принялся хохотать и отворил вторую дверь.
Баронет очутился после этого в спальне льва, в кокетливой, уютной комнате, убранной с такой роскошью и вкусом, что она могла бы представить идеал даже для аристократки или для женщины из мира артистического.
Густой ковер, белый с розовыми цветами, покрывал пол; занавески и портьеры были сделаны из материи такого же цвета. Кровать из старого дуба отличалась чудной резьбой. По стенам висели маленькие картины хорошей работы, а у изголовья кровати - оружие. Большой огонь горел в камине.
- Капитан! - сказал Рокамболь, подставляя своему начальнику огромное покойное кресло.- Я прикажу поставить для вас стол у огня. Здесь нам будет свободнее нежели в зале. Я не доверяю своему лакею. Он честный каналья, и я прогоню его на днях.
- Как хочешь, мой сын,- отвечал баронет с отеческою снисходительностью.
Рокамболь прошел через залу, очень красивую комнату, и вышел в крошечную столовую, где лакей дремал на стуле близ накрытого стола.
- Жак,-сказал он, разбудив лакея,-перенеси этот стол в мою спальню, я буду ужинать у огня с моим дядей.
Лакей подал в спальню ужин, состоявший из холодной дичи, пирога, нескольких десятков устриц и двух бутылок старого вина дивного желтоватого цвета.
Баронет, пришедший к своему ученику вероятно не в первый раз, принял снова смиренный и боязливый вид, с каким он являлся к Арману де Кергац. Лакей, служащий у Рокамболя, принимал баронета сэра Вильямса за дядю Гильома, набожного и богатого провинциала, от которого Племянник ожидал получить наследство.
- Ты можешь идти спать, Жак,- сказал Рокамболь.
Лакей поклонился и вышел.
Рокамболь запер за ним дверь, опустил портьеры и сел у огня, по другую сторону стола. Баронет уже отрезал кусок холодной дичи и откупорил одну бутылку.
- Мы одни, дядюшка,- сказал Рокамболь,- и можем поговорить.
- Поговорим, мой сын, потому что мне нужно дать тебе большие инструкции. Прежде всего в каком положении твои финансы?
- Мои или финансы общества?
- Конечно, твои.
- Ну! - сказал Рокамболь простодушно.- Они плохи, дядюшка. Я проиграл вчера сто луидоров, в моем кружке; вы посоветовали мне
- Хорошо, очень хорошо! Надо уметь проигрывать; умей сеять для того, чтобы собирать жатву.
- Я имею трех лошадей, в конюшне и лакея,- продолжал Рокамболь,- но Титина разоряет меня
- Ты должен бросить ее. Титина - женщина обыкновенная. Она жиреет нравственно и физически, и я отказался от видов «на нее. Я найду для тебя другую, лучше ее.
- Все эти расходы,- продолжал Рокамболь,- требуют сорок тысяч ливров доходу.
- Как, плут! - сказал баронет не слишком сердито.- Ты издерживаешь такую сумму?
- Нет еще, но вы могли бы, дядюшка, прибавить.
- Хорошо, если ты будешь умно вести дело.
- Гм! Мне кажется, что до сих пор я действовал довольно хорошо.
- Ну, смотря
При этом сэр Вильямс простодушно улыбнулся и погрузил свою вилку в пирог.
- Если бы вы давали хоть по тысяче франков на прибавок
- В год или в месяц?
- В месяц, дядюшка.
- Сын мой! - серьезно сказал баронет. - Бог свидетель, что я не из тех скряг, которые дрожат над каждой копейкой и собирают огарки свечей.
- О! Я это знаю, - сказал Рокамболь.
- Однако, я понимаю, что мы называем сделкой, и мое правило неизменно: каждому по делам его.
- Это евангельское правило, дядюшка.
Это мое правило, - сказал баронет, приняв вид кающегося грешника, добродетели которого прославляли граф и графиня де Кергац.- Следовательно, - продолжал он, - если ты заработаешь тысячу франков, которые ты просишь, то я не вижу при-. чины, почему бы я не дал их тебе.
- Вы отлично знаете, дядюшка, что я не отказываюсь от работы.
- Но ты понимаешь, - сказал сэр Вильямс,- что теперь дело идет не об обыкновенной работе, не о похищении каких-нибудь любовных писем, за которые можно получить ничтожный выкуп; у нас есть работа получше этой
- Я в этом не сомневаюсь, дядюшка, потому что вы говорили мне, что это дело не дурно
- Оно громадно колоссально!.. - отвечал холодно баронет.
- Можно ли узнать, какое это дело?..
- Конечно можно, потому что я имею полное доверие к тебе.
- И вы не ошибетесь во мне, дядюшка,- сказал Рокамболь спокойно,- я теперь уже не так глуп, чтобы изменить вам; с гением не ссорятся.
- Конечно,- сказал баронет со своим обычным хладнокровием,- между такими людьми, как мы, преданность, благодарность, привязанность - пустые слова, не имеющие смысла. Тебя связывает со мною интерес. У истинной дружбы нет другого закона!
- Вы говорите о деньгах, дядюшка?
- Если ты найдешь кого-нибудь лучше меня, то-есть человека искуснее и смышленнее чем я, который уважал бы тебя столько же как я, и который заплатил бы тебе дороже, ты был бы дураком, если бы остался верен мне.
- Я никогда не был дураком,- сказал Рокамболь, наливая баронету вина.
Но, так как ты не найдешь такого человека, то я не нахожу ничего неудобного в том, чтобы сообщить тебе часть моих планов.
- Посмотрим!
- Во-первых,- сказал сэр Вильямс,- начнем по порядку и перейдем кверху. Как тебе понравилась моя маленькая комедия, сыгранная для того, чтобы войти опять в дом брата?
- О, она сыграна превосходно! - сказал Рокамболь с чистосердечным восторгом.- Обморок на дороге был так дивно разыгран, что, если бы не я был тогда почтарем, вы были бы раздавлены Сцены встречи, раскаяния, угрызений, покаяния - все это очень сильно, дядюшка.
- Не правда ли? - сказал сэр Вильямс, довольный похвалами.
- Только я не понимаю,- сказал Рокамболь,- как вы можете так долго выдерживать эту роль. Убийственно вечно жить посреди добродетели.
- Что же делать! Мне необходимо подготовить мою маленькую месть, а у меня первыми стоят в списке- баронет стал считать по пальцам, - во-первых - Арман. Каждому да воздастся по достоинству.