- А что бы сам ты далза спасенную жизнь, доктор?спросил Трисмегист со своей скамьи.
- Я не знаю, - смутился Яков, - И не уверен, что жизнь моя спасенаможет, завтра ландрат узнает, что я не утонул, и меня отравит. Говорят, он можети ведь это ничего ему не будет стоить.
- Есть один человек, - де Тремуй отступил от Якова, брезгливо поморщившись от его волшебного аромата, - Который сможет укрыть тебя от ландратского гнева. Он один в Москве такойтот, кого ландрат слушает, кому смотрит в рот, и никогда не перечит, и позволяет ему с собоювсе-все-всеПрекрасный золотой кавалер, гибкий, как плеть, тонкий, как игла, и сладкий, как грех.
- Фууу - невольно скривился на лавке Трисмегист.
- А что ты хочешь? Что есть, то есть, - невозмутимо отвечал ему виконт, - Таков онмладший братишка Рейнгольд. Доктор, я же говорил тебе преждеты взял с полки не того брата.
- С чего вы ты думаешь, что гофмаршал примет меня на службу?удивился Яков, и тут же вдогонку прибавил, - И тебе-то это зачем?
- Он примет тебяда хоть в пику старшему братцу, - де Тремуй уселся за стол напротив Трисмегиста и пролистнул свой гроссбух, - А мы со своей стороны еще и дернем за пару ниточек, чтоб наверняка. А зачем мне этода, признаться, чистая поэзия. Вот ты клифт его видел?
- Что?не понял Яков.
- Кафтанчик гофмаршала, весь золотом обшитый, - перевел для него Трисмегист, - Если такой кафтанчик выжечьпуд, наверное, золота будет.
- Пуда не будет, - Яков завел глаза, прикинул в уме, - Если царской водкой выжигать, фунтов шесть наберется. Или все семь
- Ого!восхитился виконт, - Да ты алхимик! Я это запомню А клифт обер-гофмаршальскийдавняя мечта моя. Только гофмаршал не бросает его в общей гардеробнойу него там как-то шляпа пропала, и с тех пор ни-ни.
- А шляпутоже ты?не стерпел Яков.
- А то для чего я столько мыкался с этим блудливым чучелом, Анри Мордашовымс паршивой овцы хоть шерсти клок. Пара шляп со вшами, один жилет завалящий Хоть полфунта золотишкана общее
- А?не понял Яков.
- На общее, - пояснил Трисмегист, переводчик с языка лихих людейна обычный, - В коробку, в насущное. В казну арестантскую, на помощь сидельцам, для ссыльных, для каторжных Ты думалон для себя эти персики с мандаринами из оранжереи попер? Или для себязолотишко выжигает из графских шляп? Виконтподземный казначей, смотрящий за общим, он и книгу ведет, и по нейперед вором еженедельно отчитывается. Ничего себе, вселюдям
Яков совсем запутался и стоял с абсолютно растерянным видомне понимал, в чем суть и чего от него хотят.
- Завтра к тебе пожалует некто Гросс, - де Тремуй, видать, сжалился над недоумевающим доктором, - И позовет тебя с собою. Ты не ломайся, езжай с ним. А тамувидишь. Плыви, как в лодочке, по течениюавось куда приплывешь. Вот увидишьнаш золотой мальчик возьмет тебя под свое крыло, просто для того, чтоб позлить любимого братца. А для тебяэто самый лучший исход, в твоем положении.
- И я должен будупринести тебе его золотой, - Яков замялся, - клифт?
- Борони бог!воскликнул в ужасе Трисмегист, и де Тремуй отвечал, показав в улыбке землистые ровные зубы:
- Нет, ты не должен будешь приносить мнешкурку от золотого хорька. Просто будь там, где я тебе укажув то время, которое я тебе укажу. И все.
На пороге комнатки возникли двое, одетые, как приказчики в лавке:
- Мы от барыги, Виконт. Велишь выносить?
- Погодите, ребята, - де Тремуй поднялся из-за стола, взял из ящика персик и бросил Яковутот поймал, - Я же обещал тебе персик. Вот. И ступайИвашка проводит тебя.
- Болеет. И чахнет, - согласился Трисмегист, и видно было, что ему не по себе, и даже стыдно, - Был я у нее, у матушкикак-никак, хозяйка моя прежняя. Больна, при смерти, даже не признала меня. Грешен я перед неючто затеял такую игру, да только и пути назад для меня нет. Отступлюсьсожрут меня мои патроны, и костей не оставят
Трисмегист принялся одну за другой задувать свечкипока не осталась одна-единственная. Лицо у него было при этом печальное.
- Неужели у тебя нет никаких желаний?спросил он Якова, и тот покачал отрицательно головой:
- Кончились. После сегодняшнего купания.
- Тогда пойдем. Выведу тебя наверх, на свет божий, - Ивашка взял последнюю свечу и поманил гостя за собою.
Глава 14 Виконт
Виконт склонился над бухгалтерской книгой, и аккуратно вписал в графу «приход» выручку за проданный оранжерейный урожай. Присыпал писанину песочкомчтоб сохла быстрее. Еще раз пересчитал барыши, и спрятал за пазухупредстояло еще убирать деньги в ту самую «коробку».
Грешное его дитятко, Анри Мордашов, который день квохтало том, что двор переезжает в Петербург, и климат там гиблый, и летние ночи светлыне разгуляться ловеласу. Виконт про себя твердо знал, что ему-то судьба оставаться в Москве, возле подопечных сокровищ. Значит, нового приятеля нужно искать, на замену Анри, и по возможностииз салтыковского семейства
Виконт захлопнул просохшую книгу, стряхнул песок, и книгу убрална живот, за пояс. Задул по одной все свечи в шандале, и лишь последнююпересадил в керамическую лодочку и взял с собой. Вышел из комнатки, притворив дверьи два «друга» следовали за ним, на расстоянии и совершенно бесшумно. «Друзьям» и не нужна была свечаони умели перемещаться в подземных лабиринтах наощупь и по запаху, как кроты.
- Ждите тут, - приказал Виконт, на берегу подземной реки. Сам прыгнул в лодочку, приладил свечуна лодочный носи оттолкнулся веслом. Потолок был так низок, что в лодке возможно было разве что сидетьа когда-то, прежде, этот путь и вовсе завален был камнями, но по приказу Каинарасчистили, и речную дорогу, и путь подземныйк ЛиберееКаин совсем не умел читать, но считал хорошо, и совсем хорошопросчитывал ходы и всевозможные изводы. Он понял, насколько собрание старых книгувеличит активы его подземного банка. Виконт смотрел не только за деньгами. Он былв некотором роде библиотекарь. Как мог, оберегал книги от сырости, от мышей, Он был здесь драконом, минотавромхранителем и узником в своем драгоценном лабиринте.
Лодочка причалила к деревянным сырым ступням (плесень ест, скоро придется чинить), Виконт привязал ее и поднялсяв драконью свою сокровищницу. На полусундуки, с монетами, и ружьями, и порохомкоторый тоже, увы, пора сушить. А вдоль стенкниги, сокровища настоящие, к которым дракон навеки привязан. Виконт отворил один из сундуков, бросил в негомешочек с монетами, оранжерейную выручку. Выпрямился, обвел книги взглядомсловно здороваясь. За десять лет он прочел книги почти все, кроме греческихон не знал по-гречески. Латинские, немецкие, русские, английские, и французскиеВиконт читал и по-французски, хоть и не говорил. И любимые его книги, на языке мандарин, о единственности и двойственности, о собственном пути, и о трусостикак о худшем из грехов. О том, что величайший из подвиговвсего лишь оставаться собой. Виконт снял с полкитонкий переплет с иероглифами на корешке, раскрыл наугад:
«Всегда будь собой. Кроме тех случаев, когда можешь быть драконом. Тогдабудь драконом».
Для даоса сие утверждениекощунство, и смел, наверное, был тот, кто написал его. А для Виконта неожиданные эти слова былиответ на вечный его вопрос, привет от хаотического мироздания, что нет-нет, да и улыбнется дружелюбно несуразным собственным чадам.
Мог ли знать он, соликамский поп-расстрига, хранитель разбойничьей кассы, что когда-нибудь сделаетсядраконом? И Франсуа Вийон, и Кикеро, и Лао Цзывсе они станут его собеседниками, с этих тронутых плесенью страниц? Когда маленькую их шайку разнесла в клочья наемная армия господ Строгановых, Виконт кассу, доверенную ему, сохранил, не выдални под батогами, ни под кнутом, ни в ледяной воде. За эту стойкость и поручили ему в острогекассу уже следующую. Общее тамошнее, коробку. Он, острожный счетовод, время от времени еще и «тискал романы» скучающему в бараке Вору. Виконт пересказывал снизошедшему до него от безделья Каину бесконечные дворянские романчики, о неистовом Роланде, о прекрасном принце Парцифале, о магистре де Молэ, счастливо убежавшем казни на костреКогда история заканчиваласьон выдумывал продолжение сам, и Каин, кажется, это понимал. Он лучше всех чувствоваллюбые изменения течения, повороты русла. Кто же знал, что история битого соликамского расстриги вот так же будет продолжена и довыдумана, что царь преступников и вознаградит его за те острожные «романы» - по-царски
- Вот, владей, - принц воров обвел широким жестом подземную сокровищницу, - За сундуки раз в семь днейдаешь мне отчет. Что прибыло, что убыло. Книги и порохсмотри, чтоб они не сырели, и все. За общееотвечаешь.
Виконт и тут-то не сундуки первыми увиделкниги. Каин, не умевший читать, зато просчитал его, своего драконадо последней циферки. Будет служить, никуда не уйдет. От книг. Товарпродан и куплен, прикупскушан.
- Отчего все Воры всегда зовутся «Каин»?спросил его тогда Виконт. Ему непонятно казалось, грамотею, ведь «Каин» это было, несомненнообидное.
- Ученый человек!рассмеялся Вор, совершенно искреннеразъехалась в улыбке его круглая грубая рожа, безносая, с рваными до кости ноздрями, - Не понимаешь? Это же очень просто. Каинон ведь Первый Душегуб. Ну, и умереть он не может, само собоюпроклят на жизнь вечную.
Глава 15 Нет у нас театра, нет у нас и оперы
Полночи Яков просидел в бидловской узкой ванне, поминутно погружаясь с головой в пахучую пену. Петер ходил рядом кругами, соболезновал и подливал горячую воду. Дядюшка явился ненадолго, выслушал повесть о докторских злоключениях, и лишь пожал плечами:
- Глупо сейчас говорить«я тебя предупреждал». Но ведь предупреждал жечто твой ландрат злодей и убийца. Нет, ты поддался обаянию власти Теперь отмокай. И не бойсязавтра он уже забудет о тебе, если ты сам не станешь лезть к нему на глаза. Он, верно, уже тебя позабылего голова так высоко в облаках, что сверху маленьких нас ему и не видно.
Когда дядюшка удалился, Петер подлил из кувшина в сидячую ваннуеще горяченького, и любопытно вопросил:
- А ты, Яси, и в самом делеотравил своего де Лиона?
- Конечно же нет!воскликнул Яков, уклоняясь от льющегося в ванну горячего потока мыльной воды, - Сам посуди, стал бы я рубить под собою сук, на котором сидел? Патрону моему подсыпали тофаныэто яд, без вкуса и без запаха, как вода. Де Лион умер, и дипломаты пустили сплетню, что я виновник, и что я самгосподин Тофана. В посольствах сидят еще большие сплетницы, нежели в монастырских пансионах. Еще прежде они выдумали нашу с де Лионом подозрительную связь, и шипели о ней у нас за спиной, как змеи. И то, и другоеложь, но от этой лжи еще тяжелее отмыться, чем от моего новоприобретенного запаха.
- А ты и в самом делегосподин Тофана?не отставал Петер.
- Нет, Петичка, я не Тофана. Я не умею ее делать, и мало кто умеет. Меня прозвали так послы, из своего презлобства, но увыя умею разве что смешивать рвотные эликсиры и шпионские зелья на эфедре.
- А говорят, что оба наших Левенвольдакак раз и то самое, у них и прозвище было в Петербургегоспода Тофана, - мечтательно проговорил Петруша, - У них и перстни такие, одинаковые, с розоватым хамелеономсовсем как должны быть у отравителей
- Готов споритьбрешут, - оборвал его Яков почти сердито, - Готов споритьпод розовым камнем вульгарный мышьяк. Сами о себе сочиняют, а ты веришь. Левенвольдыони ведь тоже дипломаты, а значит, брехуны и вруши. Все их яды, и опасные связина львиную долю выдумка, для дилетантов вроде тебя.
- А Корф носит черный камень - продолжал Петер.
- Петичка, хоть зеленый, да хоть из мочевого пузырянет в Москве тофаны, поверь мне и смирись. Кстати, о мочевом пузыреты завтра поутру ассистируешь дядюшке? Или удалось отвертеться?