Шварце муттер - Юрген Ангер, читать онлайн бесплатно (полностью) 5 стр.

- А мне по душе такое - мечтательно отозвался Яков.

- На ловца и зверь бежит, - улыбнулся профессор, - Я заболтался с тобой, у меня лекция через час. Ступай домой, выспись с дороги, послушай Петькины сплетенкиа я тебя выгоняю. Вечером только напомни мнепро гофмаршала и пропуски во дворец.

- О да, дядя!воскликнул Яков и полетел из кабинета прочьопять, словно подхваченный вихрем, легкий, стремительный, как будто и не было перед этим у него долгой, полной опасностей дороги.

В дядином доме Яков собрался было прилечь и поспать в отведенной гостю комнате, но волнение, и предвкушение завтрашнего явления ко дворуне давали ему покоя. Молодой человек попросил подать теплой воды, и только успел завершить омовениев дверь нетерпеливо заскреблись, и тут же в комнату вдвинулся изнывающий от безделья Петер. Круглое розовое лицо его горело от любопытства.

- Так и знал, что ты не спишь, - сказал он довольно, наблюдая за тем, как гость с воодушевлением растирается жестким полотенцем, - Пойдем же, проветримся. Есть одно место, где я обычно играютам можно встретить даже принца. В маске, конечно же

- Меня не пустят в такое место в дорожной одежде, - засомневался Яков, - А другой у меня пока нет. И завтрадядя повезет нас в Лефортово, а мне, как барышне купеческой, нечего надеть.

- Не беда, одолжишься у меня. Фройляйн Арбуэ ушьет мое придворное в талиии будет тебе в самый раз. Фройляйн Арбуээто наша экономка. А сейчас отдам тебе то, из чего за год вырося здорово пополнел с тех пор, как кончил учиться. Уж не знаю, чем одно с другим связаноПравда, возможно, мои прежние наряды вышли из моды, и ты, брат, побрезгуешьты же видел, как одеваются в Европе.

- Вот еще, наряжаться по моде в игорный дом!рассмеялся Яков, - Тащи свои обноски, они все лучше будутнаряда, пробитого разбойничьими пулями.

- С тобою было в пути и такое?спросил завистливо Петер, устремился к висящему на распялке плащу, обнаружил в нем дырку и с восторгом просунул в нее палец, - А мы тут киснем

- Я расскажу тебе про своих дорожных разбойников, а ты мнепро ваших, московских, я слыхал уже от дяди, что их понаехало в столицу предостаточно, - Яков отложил полотенце и просунул голову в ворот рубашки. Петер убежал и минут через десять вернулся с обещанными «обносками» - вполне добротными и даже кокетливыми. Яков примерилдаже самые «худые» Петеровы наряды были для него широковаты в талии.

- Как не холодно имс голыми задами на снегу?риторически спрашивал Петер, когда шли они по рынку, минуя сидящих прямо в сугробах городских попрошаек.

Московские клошары были изукрашены язвамипо больше части нарисованными или из теста, но кое-где наметанный медицинский глаз Якова различил и настоящие струпья. Лохмотья подобно кружевуне скрывали, а скорее, демонстрировали малоаппетитные костистые тела, синие от холода. Март шел к концу, но морозы стояликак в январе, на Крещение.

- Мой прежний хозяин, месье де Лион, рассказывал, что на Востоке, в городе Бухаревот так же сидят на базаре бухарские бабаи, - припомнил Яков, - Только не на морозе, а на палящей жаре, но столь же невозмутимо и неподвижно. И даже когда между ними упало ядроони и головы не повернули, смотрели стеклянно и дымили своими трубками. Ваши бабаи так же невозмутимы?

- Этиразбежались бы, - предположил разумный Петер, - нищие в Москве трусливые и скандальные. Вот пойдешь мимо нихмного интересного о себе узнаешь. Особенно, если ничего им не дашь.

- Рразойдись!раздалось позади, и молодые люди едва успели отступить. Из-за угла вывернули нарядные быстрые санкив сопровождении двух всадников и полудюжины скороходов. Запрет на стремительную езду был писан явно не для этого экипажадышлом чуть не пришибло зазевавшуюся бабу, а неуклюжие скороходы потоптали слегка одинокого коробейника. Москва, увы, не тот город, где может развернуться пышный эскорт

Любопытный Яков привстал на цыпочки и заглянул в окошко кареты, и увидел два римских профиля, мужской и женский, красивые и отчетливые, словно античная парная гемма. Даже в темноте экипажа отлично читалисьнадменность, но при этом и некоторая растерянность обоих пассажиров. Яков вопросительно глянул на Петрушу, и тот прошептал ему на ухо:

- Фон Бюрены, муж с женою. Супругисам знаешь чьи

Яков только собрался переспросить, про супруговчьи они, он догадался, но не понималчто же, неужели оба-два? Но тут карета поравнялась с конгломератом московских клошаров, и то ли задела их, то ли просто разозлила небывалой роскошьюодин из нищих поднялся со снега и прокричал вслед удаляющемуся кортежу прочувствованное долгое проклятие. Спич сопровождался страстными похабными жестами и закончился обращенным к адресату розовым от мороза филеем. Яков, хоть и знал русский, разобрал лишь «подхвостья», «обмудки» и «блядвы курляндские».

- Вот видишь - начал было Петер, но тутсловно из-под земли, из ниоткуда, возникли две темные тени и со словами:

- Слово и дело, по второму пункту!с двух сторон взяли все еще негодующего попрошайку в клещи, и увлекли за собоюсудя по всему, в геенну огненную. Улица ничем не откликнулась на арест пропагандиста, бабы с коромыслами следовали прежним курсом, лавочникии головы не повернули, а компания попрошаек перенесла утрату товарищабудто ничего и не случилось.

- Я понял, - глубоко вздохнул Яков, - О тех двоих, что были в карететы расскажешь мне дома, наедине. Но пара в черномкто же они? Они как демоны из ада

- Агенты тайной полиции, инквизиторы, - пожал плечами Петер, словно дело было само собой разумеющееся, - Великий инквизитор дружит с Бюренами. И градоначальник наш дружит с Бюренами. Что ни деньони все вместе обедают. Вот потому эту курляндскую парочкуне стоит прилюдно обсуждать и над ними смеяться, как бы ни просила душаможет дорого обойтись.

Глава 6 Йоганн Альбрехт фон Корф

Барон фон Корф возвратился из Лефортовского дворца под утро, и камердинер бережно разоблачал его, отстегивая подвязки и скатывая со стройных ног парадные белые чулки. Баронесса давно спала на своей половине, и мужу являться к ней былонезачем. Нечем обрадовать. Барон проигрался сегодня, и даже дважды. Во-первых, не получил приглашения в императорские внутренние покоипроигрыш главный и самый обидный. И условлено ведь было, что приглашение он получитно явился, как черт из табакерки, из своей Лифляндии ландрат, старший Левенвольд. Он и проследовал за государыней в ее спальню, кажется, так и не смыв с себя дорожной грязи.

Второй проигрыш был чуть легчеБюрену в фараон. И оттого это, что Бюрен почти всегда оставался в плюсах, многие спорилифортуна ли его хранит, или туз в рукаве. И оттого, что Корфу в счет проигрыша удалось сбыть Бюрену вещь, ничего не стоящую, и цены совсем не имеющую. Долговую расписку младшего Левенвольда, на три тысячи яхимсталеров, еще влажную от пролитых над нею золотых гофмаршальских слез.

Доктор Бидлоу жестоко судил баронаКорф не был глуп и не был столь уж завистлив. Он был даже чересчур образован и умендля диковатого русского двора. И все чаще ощущал неуместность свою при этом дворекак человек, явившийся на перестрелкусо шпагой.

Камердинер извлек из зеркально-русых баронских волосбархатный бант, и теперь расчесывал по одной волнистые завитые пряди. Корф, полуприкрыв сонные глаза, смотрел на себя в зеркалена само совершенство. Неуместное совершенство, нелепое, неуклюжееувы

Старший, первый, главный Левенвольд никогда и не был его соперникомпотому как вовсе не имел соперников, был во всем первый и главный, и не после богано вместо. Великолепный агностик с головой в облаках. И младший Левенвольд барону соперником не был, он являлся лишь местоблюстителем брата, его тенью, сам желая собственной отставки, из галантовв протянутые руки госпожи Лопухиной. Все видели это движение воздуха, этот невесомый полетгофмаршала к гофмейстрине.

Соперник у Корфа один былБюрен. Они начинали вместе, камер-юнкерами при дворе курляндской герцогини, и тогда Корф был звезда, один из двенадцати uradel, а Бюрендворняжка, жалованный дворянчик. Казалоськуда ему? Но и тогда уже было в нем этоумение играть, и правильно ставить, и умение продать подороже. Что продать? Да все. Эта арестантская цепкость, пришедшая с нимиз его тюремного прошлого. Несомненный талантчто к игре, что к торговле.

Бюрен видел, как хозяйка его выписывает отовсюду для себя компаньонок, шептуний и певуний. Он просчитал ее страх одиночества, вдовьей бессемейной, бессупружней долитак игрок за карточным столом просчитывает колоду через рубашку. И он предложил хозяйке то, чего никто до него не додумался дать ейсвою семью. Собственную бюренскую семью, с детьми, с хитрой женой-подельщицей, и с собой самимпродал хозяйке, словно товар. Предложил ей детей своих, и младенца, которого можно прижать к себе, баюкаябудто собственного. Семейство со всеми теплыми, и милыми, и несуразными мелочами, убежище и берлогу, в которой можно отдышаться и отлежаться, пока затягиваются раны. Он продал хозяйкеуютный домик с теплым светящимся окном, место, где можно укрыться, и собственную семью, что принимает тебявсегда, любым. Дома-дома, как говорят арестанты.

И Корф остался на обочине, непонадобившийся совершенный греховодник, и потрясенно издалека смотрелкак прорастают они друг в друга, хозяйка и ее, его, Бюренаэрзац-семья.

«Есть ли душа в нем?думал о Бюрене Корф, - Есть ли что человеческое?» Бюрен казался ему механизмом, инструментом, бесчувственным, бесстрастным, настроенным лишь на извлечение выгод. Он никогда не проигрывал, он всегда был в плюсах. Везение или колода в рукаве? Он делал ставки со всем арестантским нахрапоми побеждал. Играл цинично и дерзко, передавая переписку доморощенных катилин в пеленках собственного сына, он всю жизнь свою ставил на картуи все выигрывал. Стоит ли пытаться фехтоватьс разбойником, что держит вас на прицеле?

Темный злодей, холодный истерик с вечно дрожащими пальцами

Корф вспомнил, как Бюрен разворачивал сегодня долговую расписку младшего Левенвольда, и пальцы его плясали, будто у пьяницы. Он не пил вина, но руки тряслисьвсегда. Темный человек, в лиловом театральном костюме злодея, с экзальтированными повадками злодея, легко срывающийся на скандал и слезы, но при всем при этоммашина, просчитанная кукла, Франсин Декарт

- Вы можете ложиться, ваша милость, - камердинер накинул на плечи барона атласный шлафрок, помог ему отыскать наощупь рукаваи отступил.

Глава 7 Ландрат и церемониймейстер

Царская горка была устроена просто, как и все гениальное. Из окон второго этажа во двор спускался дощатый скат, огражденный резными бортами. Скат залит был в несколько слоев водой и сверкал, как зеркало. Последние весенние морозы отступали, солнце растопило свисающие с крыш длинные сосули, и толстая, прозрачная ледяная корка на горе потихонечку подтаиваласанки оставляли на ней все более отчетливые следы.

Скатившиеся с горки саночкикрасивые, точеные, с лебедиными шеямиих лакеи тут же затаскивали под скат, и уже в домеподнимали наверх. Сами же катальщики возносились на второй этаж на хитроумном подобии фуникулера или канатной дороги, устроенном снаружи дворца. Высокие веселящиеся особы полукругом толпились на специальном широком балконе, и лакеи только успевали подноситьновые чаши с дымящимся глинтвейном.

Приглашенные доктора разбились на пары, оставаясь на грешной земле, на финише пологого горочного ската. Вокруг докторов на разные лады дули в трубы и колотили в барабан армейские музыканты, приглашенные для создания праздничного настроения. По одну сторону горки профессор Бидлоу перешучивался с другим знаменитым доктором, Лестоком или Лестенцио, как звали здесь его почему-то, с личным хирургом цесаревны Елисавет. Оба доктора были неуловимо друг с другом схожи, словно профессия наложила на их физиономии свой несмываемый отпечатокоба осанистые, с совиными лицами, и с такой экспрессивной жестикуляцией, что казалосьвот-вот их беседа перерастет в потасовку. Доктора по очереди прикладывались к фляге, стараясь делать это незаметно, но притом не особо и скрываясь.

Яков с Петрушей дежурили по другую сторону горки, флягой с горячительным запастись не сумели, но у молодого Ван Геделе щеки горели и такот впечатлений. Русский двор оказался роскошнее и пышнее прежде виденных им европейских дворови саксонского, и испанского, разве что с цесарским двором был бы счет у русского один-один.

Яков кутался в одолженную у Петера волчью шубку и смотрел снизу вверхна монаршую особу, императрикс Анну Ивановну, и, что скрыватьновая императрикс ему несомненно нравилась. Может, и неканоническая красавица, но высокий рост, и сочетание черных волос с голубыми глазамивыигрышные карты при любой внешности. А привычка часто улыбаться, и грациозная простота в обращениидоктор Ван Геделе теперь понимал, отчего не редеет очередь в императорские галанты. Пара фон Бюренов, муж и жена, стояли возле хозяйки, будто две вороны, повернувшие клювы в одну сторонук цели, ну в точности как профили на парной античной гемме. Вид оба супруга имелинадменный и потерянный. Императрица уговаривала ехать с горки красивую даму, дама, потупясь, отказывалась.

- Обер-гофмейстрина Лопухина, - прошептал Петер Якову на ухо, и прибавил интимно, - Нати боится ехать.

Возле государыни возник, словно из-под земли, нарядный господинчик в пушистых мехах, и что-то беззвучно проговорил ей в самое ухо. Анна рассмеялась, внезапно расцеловала смущенную даму и повелительно отстранила ее от ската.

- Она не может ехать, она брюхата, - машинально повторил Яков беззвучные слова пушистого щеголя. Он как-то забыл, что рядом с ним не де Лион его, а всего лишь кузен Петичка.

- Ты что, читаешь по губам?восторженно изумился Петер, - Говорят, Нати и в самом деле в тяжести

- Мой де Лион успел научить меня, - смущенно признался Яков, - Это бывает полезно.

Наверху, на горке, щеголь в шубе обошел кругом пустующие санки, и кокетливо и невинно пригласил с балетным полупоклоном саму императриксмол, садитесь. Та зарделасьсмуглым, почти терракотовым румянцем, ласково поманила искусителя к себе и что-то такое прошептала емулицо щеголя не изменилось, но накрашенные его глаза приоткрылись.чуть шире.

- Что такое она ему сказала?тут же пристал любопытный Петер.

- Не понял, не видно было, - соврал Яков. Пусть и разобрал он словапередавать их Петеру было бы подло, довольно того, что по глупости он уже выдал красавицу-гофмейстрину, - А ктоон?

- Этот малый тут главный, это церемониймейстер, обер-гофмаршал, - Петер поднял брови и закатил многозначительно глазамол, посчитай и этого галанта, - Рейнгольд фон Левенвольде.

- Ничего себе, - Якову весьма понравилось сложносочиненное галантское имя, - О, глянь, какой лев! Тут можешь и не закатывать глаза, я сам обо всем догадался.

На балкон ступили в самом деле, настоящий светский лев, и все мгновенно оборотились к нему, и сама императрикс, и свита, и два бюренских синхронных супружеских клюва.

Господин сей стоил и внимания, и восхищениятонкий в талии, с гордой осанкой военного, и с головой, занесенной высокобудто у принца крови. У него и профиль былиз тех, что бьют на монетах, и усмешка змеи, и глаза змеиузкие, длинные, злые. Он поцеловал царскую ручкуи сама императрикс, прежде державшаяся с ясной веселостью, вдруг затрепетала от его поцелуя. Так солнце, выходя, гасит звезды, нет, так затмениевдруг гасит солнце

- Ландрат приехал, - прошептал с придыханием Петер, - Все, теперь все подвинутся, а нашего Корфа и вовсе зашлютдалеко и надолго, дай бог, если обратно на Митаву. Солнышко наше взошло

- А он ландратчего?уточнил Яков.

- Лифляндии, чего же еще. Прибыл на коронацию, подтвердить вольности для своих дворян, да только вот увидишьостанется насовсем. Брат грел ему место, и наконец-то дождалсявернулся волк в собачью стаю.

Яков не успел расспроситьпоподробнее про брата. Двое саночек собрались ехать наперегонки и стояли рядом, и четыре дамы парами усаживались на сиденья, обмениваясь французскими колкостями. Доктор Лесток по ту сторону ската заволновалсяодна из катальщиц была его питомица, божественная Елисавет.

- Давай с нами, Ренешка!поманила плутовка-цесаревна красивого церемониймейстера, и тот, пожеманничав для виду, стремительной птицей взлетел на запятки, оттолкнулся от резного борта легкой ножкойи санки понеслись.

Шварце муттер - Юрген Ангер 5 стр.

Глава 6 Йоганн Альбрехт фон Корф

Глава 7 Ландрат и церемониймейстер

Меню