Покряхтев и повздыхав, глава концессии капитан-лейтенант Костин, прикинув, что вложенный капитал окупится, не говоря ни слова, эти покупки оплатил. А потом, все так же молча, потащил Борьку в парикмахерскую. Когда ему вымыли голову, оказалось, что волосы у него светло-русые, да еще с невиданным в этих местах пшеничным отливом. Даже маленький, юркий и абсолютно лысый парикмахер восхищенно зацокал:
Таких ослепительных блондинов я никогда не видел! Это же королевский цвет! Я точно знаю, что таким же диковинным блондином с ярко-голубыми глазами был Александр Македонский.
Откуда вы это знаете? проворчал Костин. Вы что, его стригли?
Господин офицер изволит шутить, полыхнули антрацитовым огнем миндалевидные глаза немолодого мачо, а ножницы в его крохотных ручках на какое-то мгновенье стали похожи на шпагу. Я знаю, о чем говорю. Я образованный человек и много читаю.
Я тоже читаю, продолжал ворчать Костин, особенно газеты, в которых печатают объявления с предложениями непыльной работы.
А яисторические романы, вздернул остренький подбородок исполненный собственного достоинства цирюльник.
И что, там пишут, что Александр Македонский был блондином, таким как наш Борь то есть как барон Скосырев? заметив высунувшийся из-под пелерины кулак приятеля, поперхнулся Костин.
Тут уж испанский цирюльник запел таким соловьем, что даже Борьке стало неловко.
Ах, простите! Ах, извините! Я совсем захлопотался. Да и в помещении несколько темновато. Чего изволите, господин барон? Какой фасон предпочитаете? Сейчас в моду входит полубокс. А можно и польку. Вам все будет к лицу как и Александру Македонскому, неожиданно выпалил он, сверкнув глазами в сторону Костина.
Полубоксэто как? поинтересовался Борька.
Сзадина нет, а спереди коротенькая челочка.
Нет, никаких челочек! вскочил со своего места Костин. Наш барон должен быть неотразим. Дамы должны восхищаться королевским отливом его волос, а не таращиться на голый затылок. Значит, так, подошел он вплотную к цирюльнику. Волосы пусть лежат гладенько, но их должно быть много. И самое главное, вот здесь надо сделать проборчик, разделил он голову на две неравные части. Понимаете, косенький такой проборчик.
Понимаю, согласно кинул цирюльник. Господину барону такой проборчик будет к лицу.
Тогдаза дело! скомандовал Костин и углубился в газету.
Маленький цирюльник был мастером своего дела, он работал так изящно и виртуозно, что даже Скосырев залюбовался мельканием ножниц, расчесок и каких-то других блестящих инструментов в его маленьких руках.
Послушайте э-э-э, стараясь придать голосу как можно более безразлично-беспечный тон, вымолвил Скосырев. Как вас зовут?
Рамос, господин барон, почтительно склонил голову цирюльник. Франциско Рамос.
Что это вы, Рамос, говорили об Александре Македонском? Он что, и вправду был блондином?
Да, господин барон, таким же ярким блондином, как и вы.
Но как же так? Ведь он же грек, а все греки черные.
С вашего позволения, Александр не совсем грек. Как и его отец, македонский царь Филипп II, он был македонцем. Да, в основном македонцы черные, или, точнее говоря, брюнеты, но люди царского происхождения, чтобы всем было видно, что они сродни богам, по воле Зевса были голубоглазыми блондинами.
Ишь ты-ы, изумился Борька. Выходит, я тоже, как бы это сказать, сродни
Не богам, конечно, с неожиданным металлом в голосе подхватил Рамос. Нет, не богам! Тем более что как убежденный католик я считаю, что Бог один и Бог един. Но то, что таких людей, как вы, мало и что им предначертано особое предназначение, я знаю точно. Хотите убедиться в этом сами? Пожалуйста. Выберите время и загляните в нашу городскую библиотеку. Знаменитейшая, скажу вам, библиотека, одна из лучших в Европе.
Ну что там у вас? подал свой ворчливый голос Костин. Сколько еще ждать-то?
Все, господин офицер, ждать больше не надо. Можете полюбоваться, отошел в сторону Рамос и, как закончивший картину художник, устало, но с каким-то особенным достоинством сложил на груди руки.
Как только Костин подошел поближе к зеркалу, его скептический прищур как водой смыло, и он замер в искреннем восхищении.
Вот это да-а, вот это работа! Борька, ты хоть сам-то себя узнаешь?
Отчасти, скромно потупился Скосырев.
И все же чего-то не хватает, почесал затылок Костин. Но чего? А вы как думаете? обернулся он к мастеру. Чего не хватает нашему барону, чтобы выглядеть на все сто?
Усов, односложно бросил мастер.
Как это? У него же есть усы.
Господину барону нужны не усы, а усики. Тонкие изящные усики. Знаете, как у жиголо.
Что еще за жиголо? подскочил Скосырев.
Ваш товарищ сказал, что вы должны нравиться дамам. Так?
Так.
А дамы, особенно одинокие, от жиголо без ума.
Почему?
Да потому, что, как правило, это изящные и красивые молодые люди, которых дамы без всяких хлопот, но за приличную плату нанимают в качестве партнеров для танцев. А за дополнительную плату эти парни могут быть партнерами не только для танцев.
Борь то есть господин барон, это же то, что нам надо! подпрыгнув на месте, захлопал в ладоши Костин. Все, отныне ты жиголо! Делайте ему усики, только точно такие, как у жиголо, обернулся он к мастеру.
Рамос тут же взялся за дело, а Костин, время от времени искоса поглядывая в зеркало и потирая руки, возбужденно расхаживал по салону, почему-то при этом приговаривая: «Все, леди Полли, теперь ваша карта бита. Ха-ха, ха-ха-ха, не боится, знать, греха! Берегитесь гуси-утки».
Какие гуси, какие уткиБорьке это пока что было неведомо, но из салона Рамоса он вышел совершенно другим человеком. Это был не просто изнывающий от безделья франт, нет, это был знающий себе цену аристократ, у которого немало, быть может, государственных забот, но он находит время и для прогулок по набережной, и для светских бесед, и для занятий входящим в моду спортомпо крайней мере, так выглядел он со стороны.
Глава IV
В гостинице Костин снял Скосыреву номер рядом со своим, дал ему денег на карманные расходы, а потом усадил в кресло и велел внимательно слушать.
Запомни и намотай на свои пижонские усики все, что я тебе расскажу, каким-то загробным голосом начал он. Больше я говорить об этом не буду, потому что говорить об этом больно и стыдно! сорвался он на крик.
Потом Костин встал, сбросил китель, плеснул себе и Борьке вина, поморщился, с трудом проглотил, матюгнулся, тяжко вздохнув, выдавил:
Эх, сейчас бы водочки, да с огурчиком! Снова рухнул в кресло и, нервно поигрывая подтяжками, продолжал: Так вот, дорогой мой брат по палубе, рассказывая об эскадре, я сказал тебе далеко не все. Самое главное я утаил, и не потому, что не доверяю или что-то еще, а потому, что стыдно. Горько, противно и стыдно! с надрывом в голосе воскликнул он. Если бы ты знал, что сделали с нами французы, как они нас обидели, как унизили и втоптали в грязь! В октябре 1924-го Франция признала Совдепию и установила с ней дипломатические отношения. И знаешь, что сразу после этого удумали большевики: они стали требовать возвращения нашей эскадры. Ничего себе, да?! Мы на этих кораблях с ними воевали, омывали палубы своей кровью, потом увели в Бизерту, там сохранили их на плаву, и теперь за здорово живешь должны вернуть в красный Севастополь?!
Чушь! вскочил Скосырев. Собачья чушь! А почему бы не вернуть им наши знамена, наши мундиры, а заодно и всех нас, чтобы построить у кремлевской стены и показательно расстрелять?!
Вот именно! хрястнул кулаком по столу Костин. Мы-то думали, что французы от такой большевистской наглости рассвирепеют и из Парижа вытолкают их взашей, но они на требование вернуть корабли согласились.
Ну уж это ни в какие ворота! всплеснул руками Борька. Мы же все-таки союзники по Первой мировой, они же нам помогали и во время Гражданской.
Забыто. Все забыто и, я бы сказал, предано анафеме А дальше события развивались так. 29 октября 1924 годазапомни, Борька, этот день на всю жизнь, это самый горький и самый позорный день русского флотана всех кораблях эскадры состоялся спуск Андреевского флага. Никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах русские моряки не спускали Андреевского флага, шли на дно, но флага не спускали, шмыгнул носом, а потом навзрыд заплакал капитан-лейтенант Костин, а тутсами. Мы прятали друг от друга глазаи плакали. Плакали всематросы, офицеры, адмиралы. Но громче всех заливались гардемарины, они же совсем дети и слез не стеснялись.
И перед кем спускали флаг? Кому сдавались на милость победителя? Каким-то убогим штафиркам в фуражках и котелках. Я их видел, они приехали из Москвы в составе какой-то комиссии. Мы чуть с ума не сошли, когда узнали, кто ее возглавляет: этому трудно поверить, но принимать корабли приехал родной брат командующего нашей эскадрой контр-адмирала Беренса. Нет, ты представляешь, какой неправдоподобный зигзаг истории! Потомственный дворянин, выпускник Морского корпуса, штурман «Варяга», участник легендарного боя с японцами у Чемульпо, один из руководителей Морского генерального штабаи вдруг неистовый сторонник большевиков и командующий их Морскими силами!
Наш Беренс с братом встречаться отказался. А тот деловито осмотрел эскадру, старые корабли предложил списать на металлолом, а себе выбрал линкор, крейсер, шесть эсминцев и четыре подводные лодки. Ничего себе добыча, а?! Просто так, за здорово живешь, отхватить такой жирный куш!
И тогда мы решили: чем отдавать это добро большевикам, лучше его растащить.
Как это? не понял Скосырев.
А разворовать! с каким-то отчаянием в голосе воскликнул Костин. Ты же знаешь, на кораблях много чего сделано из меди, бронзы и латуни, а этот металл достаточно дорогвот мы и тащили что ни попадя на берег и продавали перекупщикам. Я уж не говорю о генераторах, динамо-машинах, паровых котлах и тому подобномэто у нас брали, так сказать, оптом, в собранном виде.
Теперь все ясно, погладил усики Скосырев.
Что тебе ясно?
Откуда у тебя деньги.
И что, тебе неловко их тратить? Ты считаешь, что они грязные?
Ни в коем случае, успокоил его Скосырев. Лучше потратим их мы, нежели большевики.
Так-то оно так, досадливо почесал за ухом Костин, но все же какая-то заноза вот здесь, ткнул он себя в грудь, сидит. Хочешь, верь, хочешь не верь, но раньше мне такими делами заниматься не приходилось.
О господи, Валька, а кому приходилось? Но жить-то на что-то надо. Ты знаешь, сколько лет я искал более или менее приличную работуведь я знаю четыре языка, но ничего, кроме сторожа или уборщика, не предлагали.
Стоп, это важно! перебил его Костин. Какие у тебя в активе языки?
Английский, голландский, французский, испанский. И, кроме того, командный и матерный, хохотнул он.
Прекрасно! Теперьо моем плане. Как ты понимаешь, деньги, которые я выручил от продажи меди и латуни, рано или поздно закончатся. И что тогда, переселяться на пляж? Спать под тентом? Нет уж, дудки! И вот что я придумал. В прошлом году, когда к нам приезжали представители Красного Креста, я познакомился с одной миленькой англичаночкой. Она еще ребенокей всего двадцать, но хороша чертовски. Не буду рассказывать, как мне это удалось, но в душу я ей запал. Честно говоря, я думал, что все обойдется романчиком, но когда узнал, что она наследница приличного состояния, решил на ней жениться.
А она, она твое предложение приняла? привстал от любопытства Борька.
Она-то согласна, досадливо отмахнулся Костин. А вот ее опекунше, то есть родной тетке, я не понравился.
Врешь! округлил глаза Скосырев. Не может этого быть! Чтобы такой красавец, как ты, и не понравился какой-то там тетке?!
Не ерничай, Борька, не тот случай. Тетку зовут Полли Херрд. Я уже говорил, что она вдова и к тому же миллионерша. Короче говоря, тетку ты должен взять на себя. Надо, чтобы она втюрилась в тебя, как кошка, и чтобы ты стал для нее авторитетом не только в постельной, но и в деловой жизни. Постепенно, день за днем, месяц за месяцем ты будешь ей внушать, что лучшей партии для племянницы, чем я, не найти. Когда она от твоих ухаживаний потеряет голову и ей на все, кроме тебя, будет наплевать, к тому же она будет бояться тебя потерять, а ты помаленьку будешь ее шантажировать своим возможным уходом, она прислушается к твоему совету и отдаст за меня мою дорогую, причем дорогую во всех отношениях, Мэри.
Ну, и пла-а-н, ну, ты и стратег! восхищенно воскликнул Скосырев. Я бы до такого никогда не додумался, это уж как пить дать. Ладно, Валька, по рукам! Так и быть, старушку я беру на себя. Но как быть с дивидендами? Ты получаешь богатую наследницуи это прекрасно. А я, что получаю я?
Миллионершу, хмыкнул Костин. К тому же тебе не надо на ней жениться. Станешь тратить ее фунты и жить в свое удовольствие: все рестораны, казино, ипподромы, пляжи и театры будут в твоем распоряжении. Не так уж и плохо, а?
Во всяком случае, лучше, чем сейчас, почему-то невесело ответил Борька.
Два дня концессионеры присматривались к ресторану, куда время от времени заглядывала Полли Херрд. Так как Костин был с ней знаком, то, в принципе, можно было бы без всяких церемоний подойти к надменной англичанке, поздороваться и познакомить ее с Борькой. Но вот ведь незадача: леди Полли приходила в ресторан только по утрамона там завтракала, а во время завтрака представлять незнакомых людей не принято.
Черт его знает, где эту норму светского обращения вычитал Костин, но он стоял на своем и к англичанке не подходил.
А она вполне ничего себе, протирая где-то раздобытый монокль, сиял неотразимой улыбкой Борька. Кстати говоря, держу пари, что она никакая не аристократка: в своей предыдущей жизни эта дамочка была секретаршей, гувернанткой или даже продавщицей в одном из магазинов Херрда. Посмотри, как она держит вилку, как вытряхивает из пачки сигарету, как не промокает, а вытирает губы. Ой-ой, а как старательно мы оттопыриваем мизинчик, как хмурим бровки. Тьфу, ты! почему-то разозлился Борька. Как говаривал мой незабвенный партнер по висту поручик Гостев: «Видали мы таких ледей». Давай я пришвартуюсь к ней сам, клянусь честью, все пройдет без сучка и задоринки.
Ни в коем случае! шипел на него Костин. Представить барона Скосырева должен я: это для того, чтобы со временем она стала испытывать ко мне чувство благодарности. Но где же, черт возьми, Мэри? Не морит же эта зараза ее голодом? не находил себе места Костин.
Да не кипятись ты, успокаивал его Борька. Может, прихворнула, а может, решила похудеть и села на диету.
Какая там диета, куда там худеть! загудел Костин. И так коленки, как мои локти. Нет, убежденно отчеканил он, лучше русских баб никаких мадемуазелей, синьорин и леди нет и не может быть на свете!
В чем в чем, а в этом я с тобой согласен, поддержал его Борька. Эх, какие были женщины! Закатишься, бывало, в номера и гудишь там пока не закончатся деньги, со вздохом добавил он.
Этот день никаких результатов не дал. От досады и отчаяния вечером Костин напился. Он купил бутылку коньяка, плеснул чуть-чуть Борьке: «Тебе нельзя, ты должен быть в форме!» наставительно сказал он, а за остальное взялся сам.
Эх, жизнь наша, жестянка! пьяновато шумел он. И куда нас, сирых, занесло?! На кой мне ляд этот курортный городишко под названием Сантандер? Нет, ты мне скажи, какого рожна мне тут надо, что я тут не видел, если, сделал он очередной глоток, если где-то там, делеко-о-о, есть Петроград? Я настаиваю, поднял он палец, что этот город надо называть именно так. Никаких там немецких Петербургов, да еще «Санкт», а просто и четко, по-русски, город Петра. А что означает этот самый «бург»? Скажи мне, ведь ты же этот, как его, ну, который знает много языков.
Полиглот, подсказал Борька.
Кто-о-о? захохотал Костин. Полиглот? Это значит, что ты наглотался много слов?
Наглотался, завистливо посмотрел Борька на не до конца опорожненную бутылку. А «бург» это значит крепость, замок или оплот.
Ага, выходит, что Санкт-Петербургэто крепость или оплот святого Петра. Почему крепость, а не город? Там же уже есть крепостьПетропавловская. Тогда получается, что Петропавловская крепостьэто крепость в крепости? А это чистой воды дребедень, или, по-научному, о-о, я это слово знаютав-то-ло-гия, то есть повторение того же самого другими словами, ну, как «масло масляное».
Ай да Валька! искренне восхитился Скосырев. Вот уж чего не ожидал, так не ожидал! Ты у нас, оказывается, не только артиллерист, но еще и грамотей.
А ты как думал, отпарировал Костин. Как-никак, а три курса Петроградского университета окончить я успел. И хотя учился на филологическом, тяготел почему-то к точным наукам, и бегал на лекции по математике. Это и определило мою судьбу. Когда началась война, я бросил университет и подался в артиллеристы, да еще морские, там знание математикипервое дело.