Ты говоришь разумно, сказал Соклей. Разумнее, чем обычно, откровенно говоря, он пощупал Менедему лоб:Ты хорошо себя чувствуешь, дорогой мой?
Прекрасно чувствовал, пока ты не начал приставать ко мне, Менедем стряхнул руку брата, и тот рассмеялся.
Вот теперь ты больше похож на себя. Можешь ответить на вопрос?
Смотря на какой, сказал Менедем. Уже не раз Соклей спрашивал, почему он тише и мрачнее обычного, и он давал уклончивые ответы, поскольку не собирался никому поверять свои мысли о второй жене отца.
Но сейчас Соклея интересовало не это:
Откуда ты собираешься плыть на Кипр?
А, просиял Менедем. Абсолютно справедливый вопрос, и он сам не раз думал об этом. Я хотел бы пройти подальше на восток, прежде чем повернуть корабль к югу и пересечь Внутреннее море. Самое короткое расстояние между материком и островом, полагаю, около четырехсот стадий.
Да, верно, согласился Соклей. Меня смущает только то, что все южное побережье Анатолии, Ликии, Памфилии, Киликии просто кишит пиратами. Я хотел узнать, взвесил ли ты риски более продолжительного плавания в открытом море против опасности нападения, пока мы движемся на восток.
Это не так просто, протянул Менедем. В открытом море полно опасностей, которых нельзя избежать. Поэтому все стараются держаться вблизи суши, если не идут туда, где ветер будет попутным, как, например, в Александрию с Кипра. С пиратами все иначе. Они могут вообще нас не побеспокоить, и тогда не будет никакого риска в пути на восток.
Конечно, будет, возразил Соклей:Они могут атаковать, вот в чем риск. Если мы точно знаем, что они нападут, это уже не риск, а уверенность.
Думай как хочешь. По-моему, мы говорим об одном и том же разными словами. Но я не знаю, как взвесить один риск против другого. Поскольку проще судить о рисках в открытом море, их я и хочу сократить, насколько это возможно.
Ладно. Не уверен, что согласен с тобой, но и в обратном тоже не уверен. Ты капитан.
Тебе станет легче, если я поговорю с Диоклеем, прежде чем принять окончательное решение?
Соклей кивнул:
Я всегда рад, когда ты советуешься с Диоклеем. Он забыл об искусстве мореплавания больше, чем большинство когда-либо узнает.
Меня интересует не то, что он забыл, а то, что помнит.
Но от келевста толку оказалось меньше, чем рассчитывал Менедем. Он задумчиво поскреб подбородок и, в конце концов, выдал:
Видал я, как капитаны поступают и так, и сяк. Шесть оболов к драхме в любом случае.
Тогда я поплыву вдоль берега, как и планировал, решил Менедем. Даже если пираты заметят нас, вряд ли нам придется с ними драться. Они предпочитают легкую добычу, крутобокие суда с маленькой командой, слишком медленные, чтобы убежать, и слишком слабые, чтобы сопротивляться. Они увидят, что мы можем дать им отпор, даже если им удастся поймать нас.
Большинство из них да, согласился Диоклей. Но есть странные ублюдки, на которых нельзя рассчитывать, как тот парень в проливе между Андросом и Эвбеей в прошлый раз.
Менедем передал Соклею большую часть слов Диоклея, только не стал упоминать пирата, напавшего на них в прошлом году. Он знал, что братец примется проклинать его за кражу черепа грифона, а Менедем уже слышал предостаточно этих проклятий.
Выбор за тобой, сказал Соклей, надеюсь, он окажется удачным.
Ты же не собираешься выдавать подобные унылые комментарии, пока мы не доберёмся до Кипра? Они не сделают команду счастливее.
Конечно, нет. Поверь мне, я прекрасно понимаю разницу между тем, что можно говорить наедине с тобой, а что, когда слышат гребцы.
Надеюсь, Менедем не стал продолжать. Его брат всегда умел держать свое мнение при себе, если оно могло нанести ущерб боевому духу. Чтобы сменить тему, он спросил:Не поискать ли нам рыночную площадь? Вдруг здесь есть что-нибудь интересное.
Можем и поискать, один-то ты её ни за что не найдешь, судя по лицу Соклея, в нем вспыхнула надежда на череп грифона. Но он не забыл и о торговых делах:Возьмём с собой благовония. Никогда не знаешь, что сможешь продать.
Воистину так, согласился Менедем. Если мы умудрились продать книгу в Фазелисе, мы можем всё и везде.
Но рыночная площадь Ольбии оказалась разочарованием. Конечно, там что-то продавали, но товары не согревали сердце капитана акатоса. Зерно, оливки, местное вино, сушеная и свежая рыба, глиняные горшкивещи полезные, но недостойные внимания Менедема. Рядом с агорой находился отдельный рынок, где торговали лесом, но и это его не заинтересовало.
Крутобоким судам здесь раздолье. А вот нам Менедем прикрыл рот рукой, будто пряча зевок.
Знаю, мрачно ответил Соклей. Хоть целый год пытайся, скучнее места не придумаешь, тем не менее он возвысил голос:
Благовония! Тонкие благовония из родосских роз!
Люди шли мимо, даже не глядя.
Я начинаю сомневаться, есть ли у них тут носы, буркнул Менедем. Некоторые из них так пахнут
Прекрасные родосские благовония! снова выкрикнул Соклей и понизил голос:Этого не понять. Та гетера в Милете прошлым летом
Ах ты, везунчик! сказал Менедем. Она хотела шелк. Но она хотела и тебя С ним самим такое частенько случалось, но он не ожидал, что подобное может произойти с его добродетельным братом.
Думая о том же, Соклей ответил:
Вся удача не может доставаться тебе одному, знаешь ли. Другим тоже должно перепадать,
Да ну?
Поспорим об этом в другой раз, Соклей протянул сосуд с благовониями прохожему:С Родоса. Лучшие
Тот прошел мимо. Соклей опустил плечи:
Вот это труднее всего в нашем ремеслеговорить незнакомцам, что они должны у меня что-то купить.
Ну, а как же они узнают, если ты им не скажешь? резонно заметил Менедем.
Так я себя и успокаиваю. Это помогает, но не слишком. Я тут же вспоминаю, как раздражает, когда на рыночной площади Родоса какой-нибудь горластый торговец из другого полиса сует мне что-то под нос и настаивает, что я и дня не проживу без этого чего-то-там.
Но ты же иногда покупаешь? Я вот покупаю.
Да, но всегда после этого чувствую себя дураком.
Это не важно. Важно, что кто-то расстается со своим серебром. Какая разница, что он чувствует после этого?
Будто в подтверждение его слов, они заключили несколько сделок. Первым стал молодой грек, чуть старше их самих.
Я женился пару месяцев назад. Думаю, моей жене это понравится, вы согласны?
Ты ожидаешь, что мы можем сказать "нет"? спросил Соклей.
Не обращай на него внимания, о наилучший, сказал Менедем перспективному покупателю. Он слишком честен себе во вред, рассмеялся он.
Молодожен присоединился к нему, и через мгновение то же сделал Соклей, но не слишком искренне.
От местного мощно несло рыбой. Менедем предположил, что он её вялит. Чем бы он ни занимался, по всей видимости ремесло приносило хорошие деньгион заплатил назначенную цену, почти не торгуясь.
Род занятий следующего покупателя не оставлял никаких сомнений. Меч на поясе и шрамы на лице и руках выдавали в нем солдата, как и македонский акцент, настолько сильный, что слов почти не разобрать. Еле-еле Менедем сумел понять, что ему нужны благовония для гетеры по имени Гнатайна.
О, так она взяла имя в честь своей челюсти? Менедему пришлось похлопать по собственной челюстипо-гречески она называлась "gnatbos", чтобы македонец догадался, о чём он.
Ага, так и есть, в конце концов подтвердил солдат.
И как она, хорошо работает своей челюстью? подмигнул Менедем, но македонец его не понял, однако купил благовония, а это главное.
Но самую большую сделку этого дня они заключили, когда солнце уже опустилось в направлении Ликии. Покупатель, который взял несколько сосудов с благовониями, был пухлый и самодовольный, и выбрит так гладко, как Менедем в жизни не видел. Непонятно, был он эллин или памфилиецбольшинство местных говорили по-гречески с одинаковым слегка гнусавым акцентом. Кем бы ни был этот ольбиец, от него уже сладко пахло.
Он вдохновенно и настойчиво торговался, и выбил цену лучше, чем смогли молодожен и македонец. После того, как они скрепили сделку рукопожатием, он сказал:
Мои девочки будут счастливы умастить себя этим.
Девочки? в голове Менедема вспыхнул огонек. Ты держишь бордель?
Так и есть. И имею на этом дополнительный доход. Мужчины хотят, чтобы девушки приятно пахли, он немного поколебался. Когда, наконец, он спросил:Не хотите ли ты и твой друг попробовать их за счет заведения? Менедем понял причину: щедрость боролась с привычной содержателю борделя скупостью. И, о чудо, щедрость победила.
Что думаешь? спросил Менедем, ожидая, что брат откажется.
Но Соклей сказал:
Почему нет? Я давно не развлекался, он повернулся к содержателю борделя. Когда мы будем возвращаться в гавань, солнце уже сядет. Ты пошлешь с нами факельщика, освещать дорогу?
Несомненно, о наилучший. Если решите заглянуть завтра ещё раз, вы будете платить, или, может, мне захочется купить у вас ещё что-нибудь. В любом случае, я не могу допустить, чтобы вы сломали себе шею.
Казалось, он говорит вполне серьезно, будто ему нет дела до родосцев, если бы не возможная нажива. Возможно, так и было. В своих путешествиях Менедем узнал много содержателей публичных домов, ремесло делало их жёсткими и беспощадно практичными.
Что ж, пойдемте, обреченно сказал покупатель. Вероятно, он уже сожалел о своем порыве, но деваться было некуда.
Не стоит брать с собой больше драхмы, многозначительно сказал Менедем. Соклей кивком подтвердил, что понял намек. Братья сняли с поясов кожаные кошели и оставили на "Афродите". Содержатель борделя внимательно за ними наблюдал. Менедем этого и хотел: теперь ограбление не покажется ему выгодным делом.
Бордель оказался всего в нескольких кварталах от агоры и гавани. Менедему даже показалось, что он сможет самостоятельно найти дорогу назад, но тем не менее, факельщик будет кстати. Менедему вовсе не хотелось практиковаться в ориентировании по лунному и звёздному свету в незнакомом городе, а другого им с Соклеем не увидеть, если пойдут одни. Никто не тратил факелы и ламповое масло на освещение улиц после заката.
Внутри борделя дюжина женщин пряла, зарабатывая для хозяина деньги даже в отсутствие клиентов. Три или четыре играли в кости, ещё двое ели хлеб и оливки и пили разбавленное водой вино. Они не были раздеты, поскольку не ждали сейчас клиентов, но и не прикрывали лиц, как порядочные женщины и (в особенности) гетеры высшего класса. На вкус Менедема уже это возбуждало.
Выбирайте, друзья мои, предложил хозяин и протянул благовония женщинам. Я купил розовое масло у этих двоих и хочу, чтобы любые из вас, кого они выберут, доставили им удовольствие.
Менедем указал на одну из игравших в кости:
Пойдем, милая. Да-да, ты.
Хорошо, я иду, покорно отозвалась она на греческом с акцентом. Примерно его возраста, смуглая, с выступающим носом и иссиня-черными волосами. Не красавицакрасавицы в портовых борделях встречаются не чаще, чем рубины размером с фалангу пальцано и не безобразная. Соклей тоже выбрал себе девушкуиз тех, что пряли. Менедем её не рассмотрел: его мысли были заняты совсем другим.
Шлюха отвела его в комнату, где не было ничего, кроме кровати и стула. Закрыв дверь, Менедем спросил:
Как мне тебя называть?
Она удивленно посмотрела на него.
Большинство мужчин не утруждается спросить. Можешь звать меня Армени. Меня зовут не так, но греки не могут выговорить мое имя.
Это значит, что ты из Армении? Менедем не слишком хорошо представлял, где это. Где-то в Восточной Анатолии или на Кавказе. Вряд ли раньше он встречал кого-то из тех краев.
Армени кивнула, чего греки никогда не делали.
Да. В моей долине два года не было дождей. Отец продал меня работорговцу, чтобы я осталась в живых, а они с матерью купили еду и тоже выжили. Торговец продал меня Критию, и вот она пожала плечами и стащила через голову длинный хитон.
Несмотря на некоторую полноту, она сохранила формы, большие тяжелые груди венчали темные соски. Она опаляла волосы между ног по эллинскому обычаю. Менедем тоже снял тунику и сел на край кровати.
Я же твой подарок, так? Скажи, что ты хочешь, Армени не удалось скрыть нотки тревоги в голосе. Менедем слышал их и в других борделях. У женщин не было выбора, и они слишком хорошо об этом знали.
Менедем растянулся на кровати.
Иди сюда, ляг рядом.
Кровать была слишком узкой для двоих, и она толкнула его грудью и ногой, укладываясь.
Извини, она бросила на него опасливый взгляд.
Ничего страшного, он сжал её груди, потом склонился к ним головой. На удивление часто даже рабыня в публичном доме могла получить наслаждение, если мужчина брал на себя труд доставить его. Менедем принялся ласкать её между ног, как давным-давно научила его одна гетера на Родосе.
Через некоторое время Армени положила свою руку на его.
Ты добрый человек, но это бесполезно. Я этим занимаюсь, но не получаю удовольствия.
Ладно. Я просто хотел попробовать, сказал он, и она снова кивнула. Он перекатился на спину:Почему бы тебе не оседлать меня, как наезднице?
Если уж содержатель борделя, Критий, как назвала его Армени, сделал ему подарок, Менедем собирался выбрать самый дорогой. Когда девушка сверху, это стоит дороже, чем обычно.
Она кивнула и села на него.
Я так и думала, что ты это попросишь.
Почему?
Потому что тогда я делаю всю работу.
Она направила его рукой и принялась медленно двигаться. Её груди нависали над ним как сладкие спелые фрукты. Он приподнялся и пощекотал её соски языком. Женщина продолжала методично двигаться вверх-вниз, вверх-вниз.
Вскоре Менедем тоже задвигался, сжав руками её крепкие ягодицы. Кровать под ними скрипела. Достигнув пика наслаждения, он вошёл в нее как можно глубже, прижимая к себе.
Видишь? Не только ты потрудилась, засмеялся он.
Не только я, согласилась Армени, соскальзывая с него. Часть семени пролилась ему на бедро. Хорошо, сказала она, чем больше вытекло, тем меньше осталось внутри, чтобы сделать ребенка.
Это мало заботило Менедема. Он вытерся покрывалом, наблюдая, как Армени присела над горшком, который вытащила из-под кровати. Он видел многих женщин, как шлюх, так и скучающих жён, принимавших такое положение после соития. И слышал подобное тоже много раз.
Оба оделись. С хитрой улыбкой он дал ей пару оболов, прошептав:
Не говори Критию.
Она сунула серебряные монетки в рот, и они вышли в общую комнату.
Соклей со своей девушкой появились несколько минут спустя. Менедему она показалась простоватой, но, судя по её виду, Соклей сделал их совместное времяпрепровождение приятным. Менедем усмехнулся про себя. Он старался доставить женщинам удовольствие потому, что это усиливало его собственное, но подозревал, что Соклей делает это просто так. Он никогда не спрашивал брата об этом, но, как бы там ни было, сейчас Соклей выглядел вполне довольным.
Женщины зажгли лампы.
Мальчик! заорал Критий, но никто не появился, и он тихо выругался. Мальчик! Тащи сюда свой ленивый, бесполезный зад, или я продам тебя знакомому владельцу серебряных рудников!
На эти слова прибежал тощий юнец лет четырнадцати. Может, Критий и шутил, но парнишка не хотел проверять. Рабы на рудниках редко жили долго.
Что нужно, хозяин?
Зажги факел и проводи этих двоих в гавань. Затем живо возвращайся. Я знаю, сколько времени нужно на то, чтобы сходить туда и обратно. Если не поторопишься, пожалеешь.
Я быстро, я быстрораб что-то добавил себе под нос на каком-то языке.
Факел зашипел и затрещал, разгораясь от лампы. Мальчик кивнул Менедему и Соклею:Пойдемте.
Хорошо провели время? поинтересовался Диоклей, когда братья вернулись на "Афродиту".
С женщиной трудно провести время плохо, разве нет? в ответ спросил Соклей и протянул рабу обол. Тот сунул его за щеку и ушел обратно в город. Соклей продолжил:Она сказала, что мать продала её в рабство, чтобы они обе не умерли с голоду.
В самом деле? спросил Менедем. Моя сказала то же самое, только это сделал отец. Возможно, они обе говорят правду, пожал он плечами.
Да, а может, лгут, чтобы мы дали им что-нибудь из жалости, сказал Соклей. Полагаю, надо быть дураком, чтобы верить рассказам шлюх, но теперь я верю им ещё меньше.