Правда, на Шуркиных погончиках вместо двух букв «БФ»Балтийский флотсветлела лишь одна буква «Ю»юнгá. Погончики были узенькиепод стать плечам. Матросы шутили, что из пары погонов старшего лейтенанта Шубина можно свободно выкроить погоны для десяти юнгов.
Чаще всего называли его помощником моториста, иногда сигнальщиком, хотя такой должности на катерах нет. Сам Шурка с достоинством говорил о себе: «Я при боцмане».
В сущности, и с юнгой из ОВРа он подрался изза того, что тот смеялся над ним и сказал, будто он служит за компот. Ну уж нет! Все знали в дивизионе, почему и зачем он служит.
Конечно, присягу на флоте давали лишь достигшие восемнадцати лет. Шурке в 1942 году было всего тринадцать. Но в ту пору в Ленинграде мужали рано. И он, не ропща и не хвастаясь, наравне со взрослыми делал трудную мужскую, очень хлопотливую работувоевал
Что же касается куриной слепоты, то она прошла очень быстрос улучшением питания. Более того! Шурка прославился своей «глазастостью» и даже заслужил шутливое, но все же лестное прозвище: «впередсмотрящий всея Балтики». И заслужил его именно в нелюбимых им шхерах.
4
Ставя мины в расположении противника, Шубин одновременно выполнял разведывательные задания.
Уже на отходе, освободившись от мин, он позволял себе немного «поозорничать».
Заметит на берегу вспышку: зажжетсяпотухнет, зажжетсяпотухнет. Это налаживают прожектор. Стало быть, там прожектор?.. Очень хорошо!
Шубин увеличивал обороты моторов. За кормой появлялся бурункатер обнаруживал себя. Тотчас берег оживал. Метались длинные, простертые к Шубину руки прожекторов. Тукали пулеметы, ухали пушки.
Ого! Островокто, оказывается, с огоньком!
Боцман тоже открывал огонь из крупнокалиберного пулемета, стреляя по прожекторам. Надо еще сильнее «раздразнить» противника, чтобы обнаружить побольше огневых точек на берегу.
Выбравшись на плес, Шубин сбрасывал за борт дымовые шашки и проворно отскакивал на несколько десятков метров.
Пока береговые артиллеристы с тупым усердием молотили по дыму, расползавшемуся над водой, он, стоя в стороне, наносил на карту расположение батарей, подсчитывал по вспышкам огневые точки, уточнял скорострельность и калибры орудий.
С пустыми руками Шубин на базу не возвращался никогда.
Там мины выгружаем, небрежно говорил он, еще круче сдвигая набок фуражку. Оттуда койкакие пометочки доставляем. Порожняком чего же ходить? Расчету нет. Как говорится, бензин себе дороже
Но наиболее важную «пометочку» Шубин прихватил в начале навигации 1944 года, которая началась в середине мая.
Звено катеров, разгрузившись от мин, уже возвращалось домой, как вдруг Шуркавпередсмотрящий негромко сказал: «Свет!» Шубин тотчас застопорил ход.
Огонек над водой был вертикальный и узкий, как кошачий зрачок в ночи. Чуть поодаль возник второй, дальше третий, четвертый. Ого! Да тут целая вереница фонариков! Это фарватер, огражденный вешками с фонариками на них!
Такого моряки еще не видали никогда.
Шубин прижался к берегу, продолжая наблюдать.
Вдруг огоньки закачались, потревоженные волной, потом начали последовательно исчезать и снова появляться.
Длинная тень бесшумно скользила вдоль фонариков, заслоняя их. Еще мгновениеи снова темно, огоньки потухли.
Что это было? Баржа? Катер с низкой осадкой? Или подводная лодка?
Если подводная лодка, то, судя по тени, она двигалась, выставив над водой только часть своей рубки, подвсплыв наполовину. Зачем было принимать такие предосторожности в тылу своих гарнизонов, тем более ночью?..
ФВК? Да, это был ФВК, но не просто ФВК.
На штабных картах остро отточенным карандашом нанесены ломаные линии. Против каждой из них стоит: ФВК1, ФВК2то есть фарватер военных кораблей. Ведь и среди собственных своих минных банок, сетей, бонов приходится двигаться с опаской, обходя их бочком. Это как бы ход конем, многократно повторенный. И для разведчика всегда соблазнительно разгадать этот ход, понять тайну зигзагачисло и порядок поворотов.
Вновь обнаруженный ФВК был не только секретным: он был необычным. Для вящей безопасности его даже обвеховали плавучими огоньками!
Что же это за цаца такая передвигается по нему?
Шубину, конечно, до смерти захотелось приспособить аллею фонариков для себя, для своих секретных прогулок по тылам врага. Лихая была бы штука, и как раз в его вкусе!
Но фонарики больше не зажигались. Светящаяся тропа в шхерах поманила и мгновенно исчезла, будто ее и не было никогда.
Глава 2. Особо ценный груз
1
Командир островной базы поднял сердитые глаза на Шубина:
Не шхерыящик с сюрпризами! Того и жди, какаянибудь новая пакость выскочит вдруг. Он побарабанил пальцами по столу. Придется в шхеры еще разок!
Есть, хорошо! с обычной четкостью «отрубил» Шубин, и даже туловище его, выражая стремительную готовность, подалось вперед. Но лицо, увы, не сработало в такт с туловищем.
Без мин, без мин! поспешно сказал командир. Беспокоит эта светящаяся дорожка. Темно на карте у меня. Ведь это плохо, когда на карте адмирала темно?
Шубин повеселел, поняв, что речь идет не о минных постановках.
Это я мигом, товарищ адмирал! Как говорится, одна нога здесь, другаятам. Подстерегу эту бэдэбешку или подводную лодкукто там ходит, пристроюсь потихонечку в кильватер и
Нет, поделикатнее надо. Командир базы встал, плотнее прикрыл дверь. Высадишь мне разведчика в шхерах, понял?
Обижаете, товарищ адмирал! Зачем посторонних людей впутывать? Мой юнга увидал светящуюся дорожку. Мы ее открыли, мы и закроем.
Ох! Жадный ты, Шубин, спасу нет! Вся грудь в орденах, все мало тебе!
Да разве я изза орденов!..
Домой Шубин вернулся очень недовольный адмиралом.
Не дает закруглить с этой светящейся дорожкой, пожаловался он гвардии лейтенанту Князеву. «Прикажу, говорит, разведчика потолковей подобрать, чтобы немецкий хорошо знал». «Да я сам, докладываю, неплохо знаю. В училище при кафедре дополнительно занимался». Нет, уперся и уперся! Ты же знаешь его!..
Ночное небо было затянуто тучами, моросил дождь.
Погодка как на заказ! бодро сказал боцман, желая поднять настроение своего командира.
Тот, однако, промолчал.
В назначенный час Шубин на своем катере перешел к северному причалу.
Под дождем сутулился разведчик базы Селиванов.
Шубин спрыгнул на заскрипевшие доски настила, козырнул. Селиванов вяло усмехнулся:
Ну и муть нынче! Только по швартовке узнаешь друзей!
Но Шубин не был расположен к шуткам.
Тебя высаживать?
Нет, девушку одну.
Шубин поморщился:
Тото опаздывает. Девушки всегда опаздывают.
Тебе просто не везло. Попадались неаккуратные.
Из темноты выдвинулось нечто конусообразное, с надвинутым на лоб капюшоном, в расходящейся колоколом плащнакидке. Матово сверкнули два чемоданчика, скользких от дождя.
Товарищ Шубина прошлым летом высадил в тылу врага комсомолкупартизанку. «Головой отвечаешь! сказали ему. Катер утопи, сам погибни, но чтоб девушка была жива. Будет живабольшой урон нанесет врагу!» И точно! Вскоре узнали, что взорвано здание одного из немецких штабов, куда комсомолка устроилась уборщицей.
«Такая тоненькая, худенькая, девчушка совсем, растроганно повествовал моряк. А силищато какова! Запросто фашистский штаб со всеми потрохами на воздух!»
Тогда еще у Шубина сформировалась шутка, одно из тех доходчивых острых словечек, которые так ободряли и воодушевляли его матросов. Случая только не было сказать. И вотслучай!
Косясь на застывшую в ожидании команду, Шубин громко и весело сказал:
Внимание! Особо ценный груз везем! Не растрясти, беречь, не кантовать!
И, пропустив девушку с чемоданчиками, взял ее под локти, немного приподнял и снова с осторожностью поставил на трап.
Однако ситуация неожиданно обернулась не в его пользу.
Шубина толкнули в грудь, да так, что он пошатнулся. Стараясь удержаться на трапе, он неуклюже схватил девушку в объятия, попросту сказать, уцепился за нее, чтобы не упасть. Со стороны, наверно, выглядело дико, глупо!
За спиной Селиванов сказал, по обыкновению лениво растягивая слова:
Забыл познакомить. Метеоролог из Ленинграда, старший техниклейтенант Мезенцева, а это
Мезенцева, не пытаясь высвободиться, но откинувшись всем корпусом назад, пренебрежительно сказала:
Что ж, и дальше будем так, в обнимку? Мы не на танцах, товарищ старший лейтенант!
А глазато, глаза! Холодом обдало Шубина!
Потом стало вдруг очень жаркобудто изпод ледяного душа сразу прыгнул под горячий. Девушка ко всему оказалась еще офицером и в одном с ним звании. В жизни не был в таком дурацком положении! А он терпеть не мог быть в дурацком положении!
Он отступил на шаг, хмуро огляделся. Матросы на палубе таращили на него глаза, но не смеялись. Еще бы! Только улыбнись, посмей!
По счастью, была возможность разрядки.
По местам стоять! сердито, с раскатом, скомандовал Шубин. Со швартовых сниматься!
Все разбежались по своим местам. Смеятьсято стало уж и некогда!
Заводи моторы!
Из выхлопов вырвалось пламя с дымом. Моторы яростно взревели.
Катер Князева, ожидавший в море, выдвинулся из темноты. Пирс с Селивановым скрылся за косыми струями дождя
2
Катера шубинского звена шли строем уступа, почти рядом. Так веселее, бодрее в открытом море, да еще ночью.
Оглядываясь через плечо, Шубин видел свой второй катер. Вел его Вася Князев, малый добрый, исполнительный и храбрый, но, к сожалению, на редкость смешливый! Это, однако, повезло, что он не присутствовал при инциденте.
«Мы не на танцах, товарищ старший лейтенант!» Ух! Будто наотмашь по лицу. Даже шутку не дала округлить, досказать насчет особо ценного груза.
До боли в пальцах Шубин сжал штурвал.
Случись это на эсминце или на «морском охотнике», он попросил бы девушку сойти с мостика, вежливо упрятал бы ее подальше в каюту. Но на торпедном катере кают нет. Обидчица оставалась тут же, за спиной.
Она молча сидела нахохлившись в своей плащнакидке. Моряки проявили о ней заботу, устроили на коробках с пулеметными лентами. Командир, боцман и механик своими телами прикрывали пассажирку от встречного ветра и брызг.
«Дуется, продолжал думать Шубин. А чего дутьсято? Ну, может, неудачно пошутил, не удалась шутка. Бывает! Но ведь не зубоскалил, нет? Просто хотел подбодрить и ее и матросов, разрядить напряжение. Молода. Не понимает, как важна шутка на войне. А что за плечи взял, так похорошему же взял, подружески, не какнибудь там»
«В обнимку»! И в мыслях не было никаких «обнимок». А она безо всякого каак двинет локтем! Глупо!
Не хватало еще плюхнуться в воду вместе с неюпри матросах и Селиванове!
Наверно, Шубину стало бы легче, если бы он смог высказаться. Но обстановка не располагала к выяснению отношений. Катер подбрасывало, мотало. Того и гляди, прикусишь язык. И моторы ревели, как буря. Где уж тут отношения выяснять!..
Не был бы Шубин так занят и зол, наверно, залюбовался бы тем, как играет бурун за кормой. Клокочущая пена, вырываясь изпод винтов, сверкала, искрилась, будто подсвеченная изнутри. Это светились в воде микроорганизмы. Было похоже на рои светляков или мерцание смазанных фосфором часовых стрелок и циферблата.
Да, красиво, но опасно! В открытом море еще терпимо, а вот у вражеского берега, в непосредственной близости от наблюдателей, прильнувших к окулярам своих стереотруб, дальномеров, биноклей
Шубин скомандовал:
Малый ход!
Есть малый ход! ответил механик, который стоял на дросселях, управляя газом, то есть регулировал подачу топлива в моторы. Князев тоже сбавил ход. Торпедные катера приближались к шхерам. Теперьто и начиналось самое трудное и опасное.
Шубин положил право руля:
Еще убавь обороты!
И с горечью, погромче, чтобы и пассажирка слышала:
Ну, теперь все! Как говорится: ямщик, не гони лошадей!..
Катера вплотную подошли к опушке шхер.
3
Моряки закончили на ходу последние приготовления. Ватными матрацами прикрыли моторы от осколков, брезентом затянули снаружи смотровое стекло рубки, чтобы не отсвечивало при вспышках. Шубин надел темные очки. Сверкнет луч прожектора и сразу ослепит!
С осторожностью втянулись в узкий пролив.
Грязнобелая пелена висела над головой. Разорванные клочья ее цеплялись за борт и плыли по воде.
Протискиваясь сквозь густой туман, крался Шубин лабиринтом шхер. Крался, как обычно, «на цыпочках», до предела уменьшив обороты моторов. И, можно сказать, почти зажмурившись, потому что много ли увидишь в таком тумане?
Он шел по счислению.
Юнге это объяснял так.
«Представь себе, говорил Шубин, едешь ты в трамвае. Зима. Окна залепило снегом. Но знаешь, что надо сходить на десятой остановке. Вот сидишь и считаешь: первая, вторая, третья Или еще вариант. Едешь в дачном поезде. Ночь. Пейзажа за окном никакого. Темно и темно. Но известно, что поезд идет до твоей станции ровно час. Вот когда начнет этот час истекать, тебе пора уже волноваться, смотреть в окно, спрашивать других пассажиров»
То и дело Шубин поглядывал на часы и проверял себя по табличке пройденных расстояний. Карта района покачивалась перед ним, слабо освещенная лампочкой под колпачком. Все расстояния, все зигзаги и повороты были известны, а также промежутки времени, за которые можно их пройти тем или иным ходом. Столькото оборотов моторастолькото метров, это подсчитано еще весной на мерной миле.
Но часы не только вели. Они подгоняли.
Разведчицу надо было доставить в определенное место, высадить и обязательно уйти до рассвета. Ночи в мае коротки. А днем в шхерах как в муравейнике.
По временам туман рассеивалсяобычно он идет волнами, и тогда Шубин спешил проверить себя по ориентирам.
С напряженным вниманием вглядывался он в пятна, неясно вырисовывавшиеся в тумане: одинокие скалы, купы деревьев, близко подступившие к воде. Места опасные. Узкий пролив простреливается кинжальным огнем.
Неожиданно во тьме прорезался светлый четырехугольник. Еще один! Второй! Третий!
Четырехугольники беспорядочно вспыхивали и потухали. Тревога! Фашисты, выбегая наружу, открывают и закрывают двери блокгаузов.
Сейчаспальба!
Шубин сердито взглянул на часы.
Три минуты еще идти заданным курсом по прямой. Отвернуть нельзя. Отвернуть разрешается лишь через три минуты, не раньше и не позже. Это шхеры!
Над берегом взвились две красные ракеты. Вот как? Фашисты колеблются, затребовали опознавательные?
Но Шубин нашелся и в этом, казалось, безвыходном положении.
Это уже потом придумали насчет косынки. В бригаде торпедных катеров со вкусом рассказывали о том, как Шубин вместо флага поднял на мачте пеструю косынку пассажирки. Ведя катер в перекрестье лучей, фашисты таращились на невиданный флаг. Селиванов утверждал даже, что они кинулись к сигнальной книге, пытаясь прочесть непонятный флажный сигнал. А хитрый Шубин тем временем вывел свои катера из опасного сектора обстрела.
Но, как выражался Князев, «это была версия».
И впрямь: делото происходило ночью, какие же флажные сигналы могут быть видны ночью?
Неверно и то, что боцман по приказанию Шубина дал в ответ две зеленые ракетыпросто так, наугад, и это случайно оказались правильные опознавательные.
На самом деле Шубин поступил иначе.
Пиши! скомандовал он. Мигай в ответ!
Боцман оторопел:
Чего мигатьто?
А чего на ум взбредет! Вздор! Абракадабру какуюнибудь Да шевелись ты! Морзи, морзи!
Боцман торопливо защелкал задвижкой сигнального фонаря, бросая на берег отблеск за отблеском: короткий, длинный, короткий, длинный, то есть точки и тире. Он ничего не понимал. Морзит? Да. Но что именно морзит? Просто взял и высыпал во тьму целую пригоршню этих точек и тире. Могло, впрочем, сойти за код. А пока изумленные фашистские сигнальщики разгадывали боцманскую «абракадабру», катера прошли нужный отрезок пути, благополучно отвернули и растаяли в ночи.
Удивилпобедил, сказал Шубин, как бы про себя, но достаточно внятно для того, чтобы услышала пассажирка.
Вероятно, фашисты ожидали прохода своих катеров и приняли за них шубинское звено.
4
Для высадки метеоролога командование облюбовало небольшой безымянный островок, очень лесистый. Что должна здесь делать Мезенцева, моряки не знали.