Бабушка подошла к телефону раньше меня.
Коля, сынок, это ты! Да, да, слышно хорошо, будто ты рядом, в соседней комнате. Вот как? Приятно слышать. Микроскоп? Знаешь, удовлетворись пока старым. У меня такое чувство, что Тамаре нужны деньги. Нет, не на одежду. Я бы на твоем месте отправила ее куда-нибудь отдохнуть. Она очень устала, да и Кирочка тоже. Кирочка так похожа на тебя, она черпает силы только в природе. Кормлю, не беспокойся. Ловим мух. Ты слышишь? Дачаэто не природа, а так, жалкая копия. Ну, нет! Вот и хорошо. Береги себя, сынок. Если с тобой что случится, нам всем будет очень плохо
Бабушка бросила трубку и тихо заплакала.
«Как же я уеду от бабушки? Почему меня не две? Одну бы я оставила с бабушкой, а другую отправила с мамой».
В день отъезда утром пришел Сережа, чтобы проводить нас. Я ожидала, что он станет, как обычно, со снисходительностью человека, уставшего объяснять прописные истины, просвещать меня об Алтайском крае. Но он только сказал:
В Горно-Алтайскея читалинтересный краеведческий музей. И в Сростках вы будете? спросил он у мамы.
Наверное, неуверенно ответила мама.
А там что?
Дом-музей Шукшина.
Говорить было не о чем. Мне все еще не верилось, что мы уезжаем насовсем. Казалось, что мы, как обычно, едем на дачу.
Мама ковыряла вилкой в тарелке, неприятно скрежетала по дну. Обычно сдержанная, спокойная за столом бабушка подкладывала нам несовместимые между собой продукты: макароны с мясом поливала сметаной, а сверху селедку в горчичном соусе. Я засмеялась. А Сережа фыркал. Он, наверное, сдерживался, чтобы не смеяться, и поэтому фыркал. Как взглянет на селедку с мясом, так и фыркнет, очень громко.
Бабушка стала говорить маме, как нужно обращаться со мной и чтобы не забыли теплые вещи. Мы с Сережей отошли к окну. Я из ковшика наливала в горсть воды и поливала кактусы, чтобы понемногу выходило. Они не любят много воды. Потом брызнула водой на Сережу, и он потряс головой, как собака, стряхивая брызги. При этом его толстые губы тоже как-то смешно пошлепались друг о друга. Получилось совсем как у собаки.
Кира, ты правда хотела меня утопить?
Я не разворачивала лодку и не знала, что швы стерлись.
Я держала мокрую руку над банкой с каракуртом. Редкие капли попадали на марлю и падали на дно банки. Черный с красными пятнами паучок медленно вышел из-под листа и направился к капле.
Надо же, и они пьют, грустно сказал Сережа.
От волос Сережи пахло табаком.
Ты куришь?
Нет, дома все курят. У нас даже от кошки, смешно сказать, табаком пахнет.
Напившись, паучок уже не тяжело, а шустренько убежал под лист.
Пора, сказала бабушка. Присядем. Кира, Сережа, садитесь. Если что понадобится, Тамара, напишите.
А я опять забыла, что уезжаем, почему-то перед глазами стоял припавший к капле паучок. И опять мне показалось, что мы сейчас все вместеи Сережа, и бабушкаедем на дачу. Наверное, поэтому, прощаясь с бабушкой, я улыбнулась, неловко ткнулась носом в ее мягкую щеку и сказала:
Ну, пока, счастливо оставаться.
Сережа взял рюкзак потяжелее, сетку, а я свой рюкзак. На лестнице я оглянулась. Бабушка гладила маму по плечу, но смотрела на меня. Я помахала ей рукой и сказала Сереже:
Знаешь, мне кажется, ты едешь вместе с нами.
Мне тоже кажется. Не верится, что тыи уезжаешь навсегда. Иногда надоедает даже: идешь ли кудатебя встретишь, в классеты сидишь. Куда бы ни пошел, почти всегда тебя встречаю.
Мне стало обидно, но Сережа сказал еще:
А я уже привык тебя видеть. Если не встречу, как-то странно становится. А теперь тебя не будет
Мы стояли во дворе, ожидая маму. Двор уже нагрелся солнцем, но мне казалось, что тепло идет от нашего дома, от Сережи и даже от воробьев на асфальте. Вот сейчас скажу маме, что никуда не уеду. Не уеду, и все.
Вышла мама с канистрой в руках.
Схожу за вещами, сказал Сережа. Там еще много?
Нет, здесь все.
Сережа плюнул себе под ноги, положил возле меня рюкзак и сказал:
А я-то, идиот, как ребенок поверил. «Уезжаем! Навсегда!» Уж врала бы хоть складно. Люди в недельный поход больше с собой берут. Постой. Вынесу тебе лодку. Поплаваешь по Катуни, по Бии или по Оби. Хоть слышала про такие?
И Сережа побежал в свой подъезд.
Он надолго? спросила мама. На ее напудренных щеках остались дорожки от слез.
Совсем, живот у него заболел. Вытри пудру. Будто мелом намазалась.
Жаль, я с ним не простилась. И мама опять всхлипнула.
Вы позднее не могли приехать? спросила на вокзале нас с мамой, краснея от возмущения или от жары, тетя Зита.
Вязаный берет плохо держался на ее голове.
Опомнись, грустно сказала мама, полтора часа до отхода поезда. Мы лучше бы побыли с Кирой лишний час дома.
А вещи? возмутилась тетя Зита.
Вот, сказала мама, положив сетку на асфальт, здесь продукты на дорогу, а в рюкзаках у нас с Кирой вещи. И вот твоя канистра
Эх, лучше бы мама не говорила про рюкзаки!
А мои вещи? растерянно спросила тетя Зита. Я больна, понимаешь, больна. Да с вами в тайгу не пойдешь. Значит, вы меня и в тайге бросите
Я ничего не понимала, мама, глупенько улыбаясь, смотрела то на тетю Зиту, то на меня.
Если бы я знала, что вы так поздно придете, я бы позвала своих друзей, они бы сказала тетя Зита, но тут же смягчилась:Ну ладно, на первый раз простительно, сразу видно, что вы не походные люди. Так! Мы с мамой идем за вещамимоими конечно, они в камере хранения, а ты со своими стань там, возле Милочки. Вон она. Нет-нет, вон.
Я взглянула на коротко привязанную к столбу Милочку.
Пойдем, сказала тетя Зита.
Я помогу Кире перенести вещи к собаке.
Ну нет. Хватит! Время, время! Кира не маленькая. Кого ты из нее растишь?
И тетя Зита, рванув за руку маму, потащила ее за собой.
Я поволокла мамин рюкзак по асфальту, но ко мне подошел дежурный, совсем молодой дяденька. Он взял рюкзак и канистру.
Керосин? Бензин? спросил он, поболтав канистру.
Другая жидкость, сказала я.
Дежурный понюхал горлышко канистры.
Однако не многовато ли для тебя?
Это для маминой подруги.
О! Запасливая женщина Далеко едете?
В Барнаул.
Значит, через Москву.
Мы поставили вещи возле храпевшей Милочки. Я отвязала поводок, и собака рухнула.
Суровая у тебя хозяйка. Чуть не задавила! Зачем же так коротко привязывать? спросил дежурный. Ты, девочка, загороди ее вещами, скоро поезд подойдет. Чтоб она не укусила кого. Нужно намордник.
Она не умеет кусаться.
Дежурный переставил вещи, загораживая Милочку.
Вещей-то у вас кот наплакалсовсем ничего В поход по Алтаю решили?
Насовсем.
А вот врать не стоит.
Дежурный посмотрел на меня, на вещи и, ничего больше не сказав, пошел к зданию вокзала.
Странные люди. Что же мы, должны с собой тащить шкафы, буфеты, кровати, раз едем насовсем? Мы взяли с собой необходимые вещи и всё.
По платформе мимо нас с Милочкой бежали с тележками носильщики.
Поберегись! Поберегись!
Я прижалась к столбу, а Милочка жалась ко мне, часто поглядывая на сетку с продуктами. Подошел поезд, из него повалил народ. Нашу сетку зацепили углом чемодана и потащили по асфальту. Милочка взвыла и рванулась за сеткой. Ременный поводок лопнул.
Я не знала, что делать: караулить рюкзак или бежать за собакой? И где мне ее искать?
Совсем недалеко от меня кто-то просил:
Уберите собаку! Чья собака? Да возьмите же ее.
Я опять поволокла рюкзак по асфальту туда, где кричали.
Люди проходили не останавливаясь.
Стоял только старичок и то ли тянул чемодан к себе, то ли закрывался им от собаки.
Сначала я подумала, что Милочка отнимает у него чемодан, потом увидела, что она тянет к себе нашу сетку, зацепившуюся за угол чемодана. Я не знала, как отцепить сетку от чемодана, когда их тянут в разные стороны.
Возьмите собаку! просил старичок.
Не кусается! Вы не бойтесь, сказала я, взяв Милочку за ошейник. Она скосила на меня глаз, узнала и так рванула сетку к себе, что ручка у чемодана оборвалась и старичок его не удержал.
Милочка сразу стала отжевывать зацепившуюся часть сетки от чемодана. А старичок, испуганно глядя на Милочку, сказал:
Придвинь ко мне чемодан, девочка.
Чемодан оказался тяжелый, и я проволокла его по асфальту к старичку.
Как же я без ручки потащу теперь? Вот беда-то. Я думал, покусает. Зверюга такая. До смерти напугать может.
Она очень добрая!
Милочка из дыры в сетке ела полукопченую колбасу.
Нельзя, Миледи! крикнула я грозно, но не совсем уверенно, потому что после «нельзя» Милочка посмотрела на меня сердито. «Не может же она меня укусить?»подумала я и, все-таки боясь, протянула руку к сетке. Собака сморщила нос и заворчала.
Старичок цепко схватил меня за курточку и оттянул подальше от сетки.
Леший с ней! сердито сказал он. С колбасой с этой. Собака теперь сетку-то своей считает. Ни за что не отдаст.
Старичок меня все держал за куртку.
Тут я увидела маму. Она шла на полусогнутых ногах, неся огромный мешок. Мама сбросила груз возле меня и крикнула:
Пустите ребенка!
Кулаки ее сжались, а локти разошлись от боков в стороны.
Подошел дежурный, поглядел на меня и усмехнулся.
Что у вас? спросил он у старичка.
Да вот, гражданочка драться лезет, а мне не уйти: ручка оборвалась на чемодане.
У меня от мешка спину свело и руки сами поднимались, жалобно оправдывалась мама.
Возьмите собаку на поводок, сказал дежурный маме. То привязали ее, что вздохнуть нельзя, теперь вообще отпустили
Теперь старичок вцепился в мамину куртку:
Не трогай! Укусит! Пусть доест! Всех перекусает. Я знаю
А я подтвердила:
Уже говорила ей: «Нельзя», так зарычала.
Да пустите вы меня, вырывалась мама. Брось! Милочка! Что сказано, брось!
Милочка сразу оставила недоеденный кусок колбасы, смущенно опустила голову и стала прежнейласковой и кроткой.
Не любит она слово «нельзя», объяснила мама. Наверное, прежние хозяева ее после этого слова били.
Дежурный достал из кармана пиджака проволоку и занялся ручкой чемодана.
Запасливый. Может, и замок починишь? спросил старичок.
Нет, замок в мастерской через дорогу чинят. Это я так, чтоб не потерялся чемодан.
Мама подняла мешок и пыталась завести его за плечо.
Погоди, сердешная, помогу. Старичок даже покраснел от натуги.
Я взяла сетку, ухватила за лямку рюкзак и опять поволокла его по асфальту к столбу следом за мамой и Милочкой, слыша, как старичок размышляет вслух:
Целый мешок сахару везет куда-то. А зачем? Сахар вроде не дефицит
Когда мама бросила мешок с плеча, я спросила со злостью:
Что в мешке?
Не знаю. Мама опять глупенько улыбнулась. Там еще много вещей у Зиты, а я идти не могу, ноги дрожат.
Мне стало жаль маму.
Не смей больше носить! Люди на тележках специально возят, а ты
Свободных носильщиков не было, а там еще мешок, три рюкзака и чемоданы. Зита опоздать боится на поезд. Нервничает. У нее сердце больное, ей нельзя носить тяжести.
А зачем столько вещей набрала?
Значит, нужно. Я, правда, боюсь, что в вагон нас не пустят.
Тут скороходовской походкой мимо нас промелькнул носильщик с тележкой. Было непонятно, кто кого тащит: тележка носильщика или он тележку. Пока я думала, носильщик убежал.
Ну чего ты? напала я на маму.
Следующему носильщику мы закричали вдвоем с мамой:
Сюда! Сюда!
Носильщик взял рюкзак, но мама сказала:
Нет, нет, вещи не трогайте. Вы меня просто отвезите в камеру хранения.
Мы людей не возим.
Там подруга с вещами у камеры хранения
Но я перебила маму:
Она мешок несла, а теперь устала. Отвезите, пожалуйста.
До конца платформы довезу, пока народу нет, а то смеяться будут, недовольно согласился носильщик. И мама села на тележку.
Мы подъезжали к Москве. До барнаульского поезда оставалось много времени. По жестким подсчетам тети Зиты, «чистых» шесть часов было в нашем распоряжении. Само собой, мы хотели посмотреть Кремль. Сходить в Мавзолей Ленина.
Кирина мечтапосмотреть здание Баженова, хотя бы одно.
«Как же я забыла? благодарно взглянув на маму, подумала я. Ну и молодец же она».
Обязательно, согласилась тетя Зита. Только Миледи отвезем, как договорились, моим знакомым.
От своего настоящего имени Милочка сжалась и опустила голову. Не думаю, чтобы она понимала значение слова «миледи». Просто люди, услышав, что неровно стриженную лесенкой с плешинами собаку кличут Миледи, невольно смеялись. Похоже, и собакам не нравится, если над ними смеются. А вот мордочка у нее была действительно милая, с открытым застенчивым взглядом. Несмотря на большие размеры, Милочки никто не боялся.
Проводница, заглянув к нам, сказала:
Вы последние выходите, не из-за собаки а столько вещей тащить с целого вагона столько не набрать. Девочку жалко, а то сдала бы вас, мешочников!
К знакомой тети Зиты мы ехали долго-долго на такси. Мы с мамой сидели позади. Милочка лежала у нас на коленях.
Это вроде театр М-м. Забыла, вспоминала на переднем сиденье тетя Зита.
Это баня, гражданочка, поправил шофер, театр справа подальше будет.
Ты думаешь, Изольда, мы успеем что-нибудь посмотреть?
Тетя Зита, а Моховая улица далеко?
Давно проехали, ответил шофер.
О доме Пашкова на Моховой улице мне рассказывал мамин брат дядя Женя. Мне кажется, дядя Женя может свободно проводить экскурсии по городу. Я как-то спросила у него: почему он не водит экскурсии? Он ответил, что это ему быстро бы надоело. Но лучше всего дядя Женя рассказывает про архитектора Василия Ивановича Баженова. Большинство строений Баженова находятся в Москве, у нас в Ленинграде только Инженерный замок, и дядя Женя сказал, что это далеко не самое лучшее его творение. «Вот будешь в Москвеобязательно посмотри дом Пашкова, это что-то сказочное».
Обложенные вещами, придавленные к сиденью собакой, мы с мамой не могли шевельнуться. Я завидовала тете Зите и наконец не утерпела:
Тетя Зита, можно, я впереди посижу?
Кира! одернула меня мама.
Уже скоро. Надо было девочку раньше вперед посадить, заступился за меня шофер. Если вы не долго, я подожду. Город покажу.
Пожалуйста, согласилась мама, мы и выходить не будем с Кирой. Ты, Зита, собаку отведи и возвращайся.
У тети Зиты от обиды аж голос изменился:
Как же так, Тамара? Я так много тебе рассказывала. Такие люди оригинальные. Хоть из простой любознательности познакомьтесь.
Минут десять подожду, не больше, сказал шофер.
Когда мою маму начинали упрекать или убедительно просить, она сразу уступала.
Ну, если на полчасика, не больше, уступила мама.
Нет, столько ждать я не могу, сказал шофер.
На дверях тети Зитиной знакомой висела подкова концами вверх. Милочка так рвалась к этой двери, словно была здесь не впервые.
Вы только подумайте, как грамотно висит подкова! И тетя Зита ткнула в подкову пальцем. Эх вы! Незнающие вешают подковы концами вниз, и у них утекает счастье. Звони, приказала мне тетя Зита.
Вместо обычного звонка-кнопки была подвешена ручка, как в туалете, на цепочке.
Тут такие оригинальные люди живутахнете.
И тетя Зита радостно помотала головой. Милочка шумно дышала, поджав хвост, вздрагивала.
Да не томи ты собаку, звони.
Звоните сами, у мамы руки заняты, у меня тоже.
В такой звонок мне совершенно не хотелось звонить. «Глупо, конечно, мало ли, что другим нравится», подумала я. А тетя Зита, угадав мои мысли, поставила диагноз: возрастной комплекс.
Обычным звонком легче пользоваться, заступилась мама, нажал кнопку и все.
Как вы все привыкли к стандарту, грустно сказала тетя Зита и потянула ручку вниз.
Дверь открыла тетенька со стоящими вверх пушистыми от завивки волосами. Под безбровым лбом сияли глазки радостно и приветливо. Тетенька, стоя на одном месте, изгибалась худым телом и подпрыгивала. Меня так удивила ее прическа, что я не догадалась посмотреть ей под ноги.
Алисочка, родная!
Тетя Зита бросилась обнимать ее, расставив руки, но не обняла, а только подставила свою щеку для поцелуя. Из квартиры нехорошо пахло. «А еще срамной звонок навесила», подумала я, крепко сдерживая рвущуюся в дверь дрожавшую собаку. Тетя Зита, всхлипнув, вскричала: