- О, приветствую тебя, Семицветный, повелитель эльфов и владыка радужного пламени... - только и успел я изречь подобающую формулу приветствия, как инициативу перехватил сам Семицветный.
- Я знаю, зачем ты пришёл, Блик! - провозгласил глава эльфов без тени любезности в голосе. - Я читаю это в красках твоего пламени!
Я почтительно примолк, зная, что спорить ни к чему. Семицветный и в самом деле умеет читать мысли. По крайней мере, те, которые лежат на поверхности. Более того, он способен делать это даже на большом расстоянии. Судя по всему, он знал о причине моего прихода задолго до того, как я явился пред его светлые очи.
- Одного я не могу взять в толк. Тебе-то самому зачем всё это нужно? - продолжал он. - Неужели тебя настолько заботит жизнь и судьба этого смертного? Или причина в чём-то другом?
- Я заключил пари, что смогу спасти Элвина и проучить Фламболла, чтобы он не смел утверждать, будто подчинил себе огонь! - выпалил я, надеясь, что эта причина покажется присутствующим достаточно уважительной.
- То, что люди говорят и думают, нас не касается! - отрезал Семицветный. - А с кем интересно знать ты заключил это пари?
- Сам с собой! - ответил я, пожав плечами.
- Хм... Причина, конечно, достойная... И что же ты хочешь от меня, Блик? Может, ты желаешь, чтобы я выдал тебе шаровую колесницу из личного парка?
Семицветный усмехнулся, ясно демонстрируя, что его щедрое предложение следует воспринимать не более как шутку. Все семеро членов Семеричного Совета вторя ему тоже подобострастно заухмылялись, одаривая меня насмешливыми взглядами. Даже оранжевый, в накидке того же цвета, что и у меня, присоединился к остальным. Тоже мне большая птица! Да его и в Совет-то взяли только для соблюдения традиции, так сказать для ровного счёта, и он туда же!
- Светлейший, не пойми меня превратно! Мне прекрасно известно, что колесницы нужны для других, более... важных целей. Поэтому я всего-навсего прошу даровать мне на время язык живого пламени из твоей сиятельной сокровищницы. Тот самый, что даёт его обладателю умение напрямую общаться с людьми. У того мальчика, Элвина, есть друг по имени Итан. Если бы я мог заговорить с ним и рассказать свою историю, то нам вдвоём, возможно, удалось бы...
- Ну хватит! - резко оборвал меня Семицветный. - Тому, кто чересчур близко к сердцу принимает заботы увальней из Внешнего Холода, следовало бы понять, что мы не имеем права просто так вмешиваться в дела людей! Люди не должны ничего о нас знать! Кроме, разумеется, тех из них, что специально были избраны единым решением Совета. Если мы не будем проявлять необходимую твёрдость в этом вопросе, дело кончится тем, что их учёные начнут ловить нас в свои колбы и ставить на нас всякие дурацкие опыты! Ты этого хочешь? Я тебя спрашиваю! Этого?!
Внешним Холодом у нас именуется реальность за пределами Огненного Лабиринта, то есть та, где обитают люди. Для многих из нас, хотя и далеко не для всех, она служит живым воплощением опасности и вообще всяческого зла. Ещё бы, ведь это место, где любой недостаточно осмотрительный эльф может легко распроститься с жизнью, попросту попав под дождь. Однако мне всегда казалось, что наш Семицветный испытывает к миру смертных какую-то особенную, ничем не оправданную неприязнь. Может, он и вправду сам когда-то в юности угодил в колбу какого-нибудь учёного-экспериментатора?
- По твоей вине один посторонний смертный теперь осведомлён о нашем существовании. Вот, что я называю непростительной беспечностью! - продолжал Семицветный, всё более распаляясь.
- Это вы про Элвина? - я делано рассмеялся, прекрасно сознавая в то же время, до какой степени фальшиво звучит мой собственный смех. - Но ведь он всего лишь ребёнок! И к тому же умственно отсталый. Что с того, что он теперь знает о нас? Даже если он кому и расскажет, ему всё равно никто не поверит. Все будут считать, что это всего-навсего очередной бзик тронутого недоумка.
- Вот от дураков и недоумков-то как раз больше всего неприятностей! Именно от таких недоумков, как твой друг... и ты сам, - при этих словах пламя Семицветного презрительно передёрнулось, а сам он смерил меня крайне неприязненным взором. - Заурядный оранжевый плащ, возомнивший о себе невесть что! Тоже мне защитник угнетённых и слабоумных! - повелитель эльфов язвительно усмехнулся. - Вот мой окончательный вердикт: я запрещаю тебе что-либо предпринимать! Знаешь, на краю Северного Королевства есть одна уединённая рыбацкая деревня: не более десятка домов, хлипких развалин, и на всю деревню один единственный настоящий очаг, а поблизости на многие дни пути ни одного города... Так вот, если ты ещё хоть раз позволишь себе вмешаться в дела людей, я велю немедленно отправить тебя туда без права на возвращение! А теперь иди! Я более не желаю лицезреть твою физиономию!
После такого мне ничего не оставалось, кроме как изъявить своё нижайшее почтение и откланяться. Что я и сделал, старательно показывая при этом, будто я окончательно отказался от своей затеи. Я даже притушил своё пламя, изобразив несчастный вид и понурую покорность. Мне оставалось лишь надеяться, что даже Семицветный не сумеет прочесть, что на самом деле у меня на уме. Хм... Кажется, сработало?
- Что ж. Я вижу, мои слова, похоже, всё-таки дошли до твоего сознания, - удовлетворённо заметил Семицветный. - То-то же! А теперь иди и займись чем-нибудь более достойным эльфа твоего звания. Скоро праздник! Веселись со всеми. И забудь про мальчика! Дети пламени не должны иметь ничего общего с существами из Внешнего Холода... А теперь следующий!
Не дожидаясь, пока я уйду, Семицветный подал знак приблизиться очередному посетителю. Как выяснилось, посетителей было даже несколько. Это была целая делегация в плащах разных цветов. Среди них оказался даже один ясновидец в накидке из хрустально-прозрачного пламени. Все вместе они подступили к подножию трона и встали напротив него. Когда мы поравнялись, мне показалось, что ясновидец кинул на меня какой-то странный, но при этом благожелательный и ободряющий взгляд. Затем он с низким поклоном обратился к сидящему на троне:
- Приветствую тебя, Семицветный, повелитель эльфов и владыка радужного пламени!
- Сияющий? - то ли изображая удивление, то ли и в самом деле удивившись, отозвался Семицветный. - Нечасто ты навещаешь меня. И какое же дело на сей раз привело тебя к Моей Милости?
- У меня для тебя очень занимательные новости, о Непогрешимый, - начал хрустальный плащ с еле заметной усмешкой. - Правда, боюсь, они вряд ли придутся тебе по вкусу...
Мне очень хотелось разузнать, какие такие новости Сияющий хочет сообщить Семицветному. К сожалению, на это попросту не было времени, так что я, более не задерживаясь, покинул главный зал и направился к выходу, стараясь лететь как можно медленнее, дабы не выходить из образа смирившегося и раскаявшегося ослушника. Так снова миновал я, теперь уже в обратном порядке все залы центральной анфилады и оказался у ворот.
Искринка дожидалась меня на выходе. Вновь увидев её, я почувствовал, как моё сердце наполняется волной неизъяснимого тепла. Едва заметив меня, она с радостью, но и с нетерпением спикировала ко мне из-под купола ближайшей башни.
- Ну? Что он сказал? Он не слишком на тебя прогневался? - спросила она, пытаясь поймать мой взгляд своими широко распахнутыми блестящими глазами. Я вздохнул.
- Короче говоря, вы были правы, ребята. Вся эта затея, похоже, и в самом деле была заранее обречена.
- А я говорил тебе! - вставил Отблеск, который, как оказалось, также был тут. - Что ещё можно было ожидать от этого надутого ретрограда? Вам известно, что до того, как надеть радужный плащ, он был пурпурным? Пурпурные все такие - сплошная спесь и больше ничего!
- И куда же ты теперь? - снова спросила Искринка, глядя на меня сочувственным взором.
- Назад, - мрачно ответил я. - сделать то, что ещё можно сделать!
Глава Восьмая,
в которой эльф начинает ненавидеть крахмальные салфетки
Тому же премудрому философу, которого я уже упоминал в самом начале своего повествования, кроме всего прочего принадлежит и такое высказывание о моей родной стихии: "Якоже в пламени, даже в крупице его малой, сила сокрыта велика, потаённа".
И это сущая правда. Вы и представить себе не можете, какой потенциал содержится даже в самом слабом из детей огня! В истории был случай, когда вмешательство одного единственного эльфа помешало осуществиться целому государственному перевороту. В тот раз коварные заговорщики придумали хитроумный план, по которому один из них должен был под чужим именем проникнуть во вражеский замок, с тем чтобы следующей ночью в заранее оговорённый час отвлечь охрану. После этого ему следовало подать своим союзникам, дожидающимся снаружи в лесу, условный сигнал. Фонарь, стоявший на окне сторожевой башни, в определённый момент должен был несколько раз особым образом мигнуть, прикрытый рукой шпиона. Это означало бы, что сообщники могут сниматься с места и лезть на стены замка, чтобы затем довершить дело по его захвату.
Но случилось так, что один маленький эльф спутал злыдням все карты. Уж не знаю, зачем ему это понадобилось, - может, из благих побуждений, а может, просто шутки ради, но он просто-напросто забрался в этот самый фонарь и самостоятельно послал сигнал. В итоге заговорщики, ждущие снаружи, начали свою операцию куда раньше, чем следовало, и были все поголовно схвачены стражей. Самое интересное, что они так до конца дней своих и не поняли, по какой причине провалился их план.
- Ну держись, Фламболл! - бормотал я про себя, стремительно мчась сквозь запутанную сеть Лабиринта. - Что-что, а смерть Элвина не сойдёт тебе с рук! Я сумею отомстить тебе за неё! Даже в одиночку!
Сейчас мне стыдно признаваться в этом, но в ту минуту мной и в самом деле овладело горячее желание во что бы то ни стало отомстить человеку, по вине которого Элвина постигла столь страшная участь. Холодный чёрный огонь мстительной ярости зажёгся в моей душе, призывая истребовать долг со злодея. Возможно, желание это на самом деле объяснялось не более чем сиюминутной вспышкой гнева и через какое-то время благополучно угасло бы само, без посторонней помощи. И всё равно мне неловко признаваться, что даже в сердца моего весёлого и беззаботного народа порой закрадываются тёмные страсти, обычно ему не свойственные.
Честно говоря, я и сам толком не представлял ещё, как именно собираюсь мстить. В чём у меня не было сомнений, так это в том, что за помощью к друзьям в этом деле обращаться не стоит. Оставив за спиной Царь-Грот и вновь погрузившись в хитросплетение тоннелей и переходов Лабиринта, я первым делом заглянул в одно попавшееся мне по дороге знакомое Окно. Старинные настенные часы с кукушкой возле занавешенной тяжёлыми синими шторами витрины сапожной мастерской показывали пятнадцать минут девятого. Времени до установленного злоумышленниками срока оставалось всё меньше. За покрытым изморозью стеклом падали пока ещё маленькие и робкие снежинки. Их разрозненные крохотные силуэты плавно кружились на фоне тёмного неба, словно белые искры незримого небесного костра. На Берг опустилась ночь. Рождественская ночь. И никто во всём городе не знал, какой необыкновенный "фейерверк" должен был состояться сегодня с наступлением праздничной полуночи.
Первым делом следовало выяснить, что нынче поделывают наши поджигатели. Найти их, как я и предполагал, особого труда не составило. Каждый из них проводил время в своём излюбленном месте, где уже не раз до этого встречал вечера предыдущих сочельников.
Мистер Фламболл находился на приёме в доме одного старого почтенного джентльмена в компании нескольких молодых дам и кавалеров. Настроение у него было необыкновенно приподнятое. Он то и дело сыпал шутками, остротами и вообще всячески старался заразить собеседников своим весёлым расположением духа.
- Бог ты мой! - внезапно воскликнул толстяк со смехом, взглянув на наручные часы. - Как летит время! А я ещё планировал сделать пару визитов этим вечером. Прошу прощения, господа, но, к сожалению, я вынужден откланяться.
- Надеемся увидеть вас на завтрашнем банкете, Урбан! - с улыбкой заметила хозяйка вслед уходящему гостю.
Кэйн с угрюмым видом пил пиво за стойкой в захудалом баре на окраине промышленного квартала.
- Хозяин! Что там нынче на часах? - спросил он у бармена, сделав очередной глоток. Услышав ответ, он бросил на столешницу несколько монет в уплату за выпивку и бодрым шагом направился к выходу.
- Э! Куда эт ты? - заплетающимся языком поинтересовался у сторожа его собутыльник, только что оторвавший голову от стойки.
- Носик припудрить! - буркнул тот, подразумевая под этим, должно быть, нечто вроде "отвали, не твоё собачье дело!".
Паря посреди округлого кораллово-красного грота, меж двух близко расположенных Окон, через которые можно было с удобством наблюдать одновременно за обоими злодеями, я измышлял подробный план своей страшной мести... как вдруг, бросив случайный взгляд в соседнее третье Окно, мерцающее неподалёку, почувствовал, что искры у меня на голове становятся дыбом...
Вам когда-нибудь доводилось видеть привидение? Если вдруг доводилось, тогда вы знаете, как чувствует себя человек, только что узревший пришельца из загробного мира. Кому-то, может быть, покажется, что одно иномерное существо, каким я являюсь, не должно бояться другого? Это не так. Мир мёртвых не относится к той Множественной Вселенной, в которой обитают люди и духи стихий. Он стоит как бы особняком, за её пределами, и потому каждое связанное с ним явление наводит на нас, эльфов, точно такую же жуть, как и на представителей человеческой расы.
Да, мы боимся привидений. А в ту минуту, когда я бросил случайный взгляд на одно из соседних Окон, мне и в самом деле почудилось, что я вижу призрака. Призрак этот как ни в чём не бывало подходил к продолговатому двухэтажному кирпичному строению с потемневшей от времени черепичной крышей, расположенному в самом конце Третьей Строительной улицы. Одинокий ржавый фонарь, отбрасывающий неровный круг света на покрытый зеленоватой плесенью угол дома, мерно раскачивался на слабом ветру, издавая ритмичный ворчливый скрип. Когда призрак, остановившись у фонаря, поднял лицо и всмотрелся в его неровное пламя, я не удержался и громко воскликнул:
- Элвин?!
Изумление, радость, облегчение, запоздалая досада - все эти чувства в мгновение ока пронеслись в моём сознании. Неужели мне надо было просто чуть подольше подождать у того люка? А я вместо этого чего только не понаделал - впал в панику, перебаламутил друзей, обратил на себя праведный гнев Семицветного! Всё-таки правду говорят: "Поспешишь -- людей насмешишь"!
Похоже, Элвин увидел меня в ту же секунду, что и я его. Или, может, он просто услышал мой возглас?
- Светик! - воскликнул он, радостно уставившись на меня. - А я тебя потерял!
- Да не Светик я, а Блик! Как же я рад снова тебя видеть! Значит ты всё-таки выбрался из того люка?
- Нет. Не выбрался.
- То есть... как? Что значит "не выбрался"?
Подозрение, что передо мной бесплотный дух, вновь навалилось на меня с удвоенной силой. Но нет! Разве у духа на плечах мог бы остаться этот слой снега? По идее снежинкам полагалось бы беспрепятственно пролетать прямо свозь его призрачное тело. Если это и в самом деле приведение, то какое-то очень уж материальное. А это ещё что за грязь на рукавах и на воротнике куртки? А ботинки?! Господь всеблаг! Да на них смотреть страшно!
- Я из другого люка вылез, через несколько улиц. Мне просто подумалось: если сверху меня всё время что-то отвлекает, то не лучше ли снизу пройти? Выход, правда, долго искать пришлось. В этих подземельях всё так напутано!
- Ты хоть представляешь, как ты меня напугал? - напустился я на мальчика. - Неужели нельзя было сообразить, что... Впрочем, ладно, - оборвал я сам себя. - Некогда разбираться, кто в чём провинился. Твой шеф со своим помощничком уже отправились на дело. И нам лучше поспешить, если мы всё же хотим им помешать!
Следуя моему совету, Элвин, прежде чем входить в подъезд, старательно вытер ботинки о ближайший сугроб. Спешка спешкой, но надо всё-таки и приличия соблюдать. Не заносить же всю эту канализационную грязищу в чистую квартиру! Поднявшись на лестничную площадку второго этажа, Элвин трижды постучал в обитую старой, давно растрескавшейся кожей дверь. Я продолжал наблюдать за ним сквозь подъездное окно. Тут я сообразил, что скоро мне в любом случае придётся менять точку обзора. Решив сделать это заблаговременно, я поспешил вернуться в Лабиринт. В итоге уже через полминуты я вновь осматривал знакомую мне маленькую комнатку, украшенную бледно-жёлтыми в сиреневую крапинку обоями, из пламени подвешенной к потолку старинной керосиновой лампы.
Маленькая старушка в сером шерстяном пледе, мать Итана, уже стояла перед открытой дверью, на пороге которой застыл улыбающийся мальчик-горбун, устремивший на неё взгляд своих разновеликих голубых глаз. Ребёнок и пожилая женщина уставились друг на друга.
- Здравствуйте, миссис Дональдина! - выпалил Элвин с порога. - А Итан дома?
- Здравствуй, мальчик, - сказала миссис Дональдина, подслеповато щурясь на гостя. - А ты кто?
На самом деле Элвин уже далеко не единожды навещал Итана по делам фабрики или просто так. Всякий раз при этом он заново знакомился с его матерью, и всякий раз та каким-то непостижимым образом умудрялась его забывать. В результате, когда мальчик вновь являлся в гости к своему старшему приятелю, ему опять будто впервые приходилось проходить уже устоявшуюся процедуру знакомства.