- Так-то оно так. Однако и не всем слухам следует доверять. Я действительно планирую инвестировать часть моих активов в переоснащение некоторых своих предприятий. Тем не менее, я пока не определился, какие из них нуждаются в этом в первую очередь, а какие могут и подождать. Собственно, именно для того, чтобы установить это, я и решил провести глобальную ревизию. Оловоплавильный завод в Шарфштайнбурге крайне нуждается в новых печах да и смолокурня в Лесогорье требует расширения...
Фламболл промолчал. Было видно, что он искренне расстроен. В то же время в его взгляде промелькнул некий странный огонёк, который лично мне пришёлся совсем не по вкусу. Похоже, добродушного толстяка в эту минуту посетила какая-то весьма нехорошая мысль.
- А следующим шагом я должен посетить Саламандров рудник, - продолжал тем временем Флинтбери. - Мне докладывают, что старые насосы уже не справляются с напором грунтовых вод и у рабочих всё чаще возникают проблемы с укреплением свай. Да и новые бурильные установки пришлись бы кстати...
Слава Саламандрова рудника, где добывалось сразу несколько видов чёрных и цветных металлов, разнеслась далеко за пределами Берга. Рудник этот, впервые открытый более ста лет назад, в самом начале освоения Драконьего хребта, отличался рекордной глубиной и столь же рекордно тяжёлыми условиями труда, хотя мистер Флинтбери со своей стороны делал всё возможное, чтобы их облегчить. В любом случае свободные люди отказывались ехать в это гиблое место, в связи с чем основную рабочую силу предприятия составляли каторжники, осуждённые за различные более или менее серьёзные преступления.
Промышленник выкупил рудник у предыдущего владельца несколько лет назад и с тех пор мучился, пытаясь отыскать достойного претендента на роль управляющего. Ни один из его сотрудников, пребывающих в здравом уме, не соглашался занимать эту должность даже за чрезвычайно соблазнительное жалованье. Тех же, кто сам выражал такое желание, отбраковывал сам Флинтбери, как недостаточно опытных и компетентных.
Я тоже, бывало, изредка навещал этот рудник, хотя добираться туда было труднёхонько. Он располагался в горах, так далеко от Берга, что даже в Огненном Лабиринте, где всё относительно, расстояние это ощущалось сполна. Больше всего мне нравились рудничные часы, придуманные хитроумными горняками, чтобы точно отсчитывать время до конца рабочей смены. В специальную стеклянную лампаду наливалось точно рассчитанное количество масла, после чего подбирался такой фитиль, чтобы огонь горел строго определённое время. Когда лампа переставала гореть, заканчивалась и смена.
Мы с друзьями иногда развлекались, заставляя масло в часах гореть то медленнее, то быстрее, так что каторжникам всякий раз приходилось гадать, будет ли новый рабочий день короче или длиннее предыдущего... Только не стоит на этом основании делать вывод, будто все эльфы - жестокие шутники, не имеющие понятия о человеческих страданиях. Всё-таки в большинстве случаев мы ускоряли сгорание масла, а не наоборот.
- М-да, собственно завтра я как раз-таки туда и направляюсь, - произнёс вслух мистер Флинтбери, погружённый в свои мысли.
- Как?! - изумился Фламболл. - Вы хотите сказать, что собираетесь провести сочельник в дороге, а Рождество встретить на постоялом дворе шахтёрского посёлка?!
- Вне всякого сомнения. Завтра же утром я выезжаю туда прямиком из отеля.
- Но ведь... - управляющий осёкся, пытаясь отыскать какие-то доводы. - Это же праздник, в конце концов! Люди обычно отдыхают на Рождество. А вы, выходит, будете работать? Да ещё в таком месте!
- Мистер Фламболл, полагаю, вы согласитесь с мыслью, - начал Флинтбери высокомерно, - что существует определённая категория людей, которые имеют возможность отдыхать тогда, когда у них есть на то желание, и работать тогда, когда они чувствуют рабочий настрой. Я в данный момент настроен на работу и потому собираюсь завтра же отправиться в дорогу. Или вы имеете что-то против этого?
- Что вы, нет! Разумеется, нет! - протестующе замахал руками Фламболл. Глаза управляющего в эту минуту странно заметались, как будто он что-то быстро про себя обдумывал. - Разумеется, я совершенно не против... - повторил он рассеянно себе под нос, в задумчивости потирая пухлый подбородок, - чтобы завтра вечером вас не было в городе...
И тут над территорией предприятия раскатился протяжный высокий голос фабричного гудка. Работники оживились и начали один за другим выбираться из-за столов, откладывая свои занятия. Последний рабочий день перед Рождеством завершился. Впереди были выходные.
Глава Четвёртая,
в которой начальник готовит своему подчинённому не совсем обычный подарок на рождество
Наступило утро сочельника. На улице потеплело. Серые тучи, своей сумрачной массой давившие на горожан всю последнюю неделю, в кои-то веки разошлись и народ с радостью хлынул из душных помещений под открытое, сияющее забытой голубизной небо. В этот раз сочельник, обычно рабочий день, выпал на воскресенье, и людям предстояло целых два законных выходных. Все были воодушевлены и изо всех сил готовились к празднику.
На дверях домов и лавок уже висели венки из омелы и остролиста с вплетёнными в них яркими зелёными и красными ленточками. Фасады зданий украсились пёстрыми фонариками и золотыми колокольчиками. Хозяйки на кухнях готовили постные блюда: медовую кашу с изюмом, овощное рагу и запечённую рыбу с грибами. На перекрёстках раздавались мелодии рождественских хоралов, исполняемые как механическими шарманками, так и вживую.
В два часа пополудни на главной площади на специальном возвышении воздвигли огромную ёлку, украшенную разноцветными свечами и увенчанную сверху большущей серебряной звездой.
Даже сам Лабиринт сиял сегодня как-то по-особенному ярко. Эльфы носились взад-вперёд, передавая друг другу приветствия и поздравления. Я тоже без какой-либо особой цели гулял по одному из дальних тоннелей, заглядывая во все встречные знакомые и незнакомые Окна. То и дело до моего слуха доносились обрывки человеческих разговоров. Большая их часть касалась подготовки к предстоящим торжествам:
- ...теперь добавляем масло и уксус. - ...не маловато ли зелени? - ...папа обещал игрушечную аркебузу и барабан с меня ростом! - ...прекрасную льняную скатерть! Целую зарплату отдала...
Внезапно обрывок очередной услышанной мною фразы заставил меня резко затормозить и навострить уши:
- ...и взлетит на воздух точно в полночь. Так что мы успеем вернуться и присоединиться к остальным, будто мы никуда и не уходили...
Это совсем не походило на обсуждение рецепта праздничного пудинга. Я заинтересовался. Подлетев к неприметному маленькому Окну, скромно мерцающему в ближайшем закоулке Лабиринта, я нырнул в него... и только тут осознал, что оно мне знакомо.
Кабинет мистера Фламболла находился на втором этаже отдельного фабричного корпуса, в котором помещалась вся производственная бухгалтерия и прочие управляющие службы. В целом кабинет этот выглядел достаточно уютно, хотя и тесновато, особенно для такого здоровяка, каким был Урбан Фламболл. На обитой красно-оранжевыми полосатыми обоями стене висела богатая картина в золочёной раме с изображением извергающегося вулкана. Прямо под картиной стоял письменный стол красного дерева, справа от которого располагалось широкое окно с цветущей на нём ярко-алой геранью. Из окна просматривалась почти вся фабричная территория с пятью производственными корпусами и соединяющими их пешеходными дорожками.
Несмотря на то, что до прихода вечерних сумерек было ещё довольно далеко, настенный светильник около входной двери уже горел, что и позволило мне незаметно поприсутствовать на проходящем здесь тайном совещании. В ту минуту, когда я, привлечённый фразой о "взлетании чего-то на воздух", возник в пламени светильника, хозяин кабинета поливал стоящие на подоконнике цветы при помощи миниатюрной бронзовой леечки. На стоящем справа от окна диване, где обычно размещались бухгалтера и начальники цехов во время проведения разных плановых и внеплановых собраний, сидел Кэйн. Вольготно откинувшись на покрытую шерстяным пледом спинку дивана, усатый сторож как всегда не выпускал изо рта зажжённой трубки.
Как раз в этот момент Фламболл к немалой моей досаде сменил тему беседы:
- Кстати, как вам мой подарок? Я старался выбрать вещь, которая сумела бы удовлетворить самый взыскательный вкус.
Только тут я обратил внимание на то, какую трубку курит Кэйн. Оказалось, это была отнюдь не та ветхая, потёртая, покрытая застарелой сажей деревяшка, с которой я привык видеть сторожа, начиная с того самого дня, когда он впервые устроился на фабрику. Загрубевшие жёсткие пальцы сжимали замечательную совершенно новенькую пенковую трубку с украшенной изящной резьбой чашей и лакированным бриаровым мундштуком. Кэйн с вдумчивой сосредоточенностью пускал дым из своего подарка, то и дело вынимая его изо рта и с явным удовольствием разглядывая резные узоры.
- Занятная вещица, - нехотя признал он. - Но если вы думаете, что это достаточная плата за моё участие в операции...
- Ну что вы! - Фламболл рассмеялся. - Вы ведь прекрасно знаете мою точку зрения по этому вопросу: бизнес - отдельно, подарки - отдельно. С другой стороны, мне всегда казалось, что некоторые особенно достойные сотрудники заслуживают дополнительных поощрений.
Кэйн промычал что-то одобрительное, вновь сунул трубку в рот и, кряхтя, переменил позу, положив ноги на стоящую подле дивана сидушку. В то время как он совершал эти действия, его правый пустой рукав задрался и некрасиво повис, смявшись, на спинке дивана. Нахмурившись, Кэйн поправил его левой рукой и сунул в карман брюк.
Как это ни грустно, но на каждом производстве порой происходят несчастные случаи, в результате которых работники получают травмы и ранения. Иногда люди даже теряют конечности или зарабатывают другие тяжёлые увечья. В конце концов, технологический процесс - дело сложное и опасное. Фламболл, как руководитель предприятия, делал со своей стороны всё возможное, чтобы такие инциденты происходили как можно реже, и предпринимал для этого все мыслимые меры предосторожности. Однако это всё равно не могло гарантировать полную безопасность. Всякий раз, когда в одном из цехов случалась очередная авария со столь нежелательным исходом, управляющий немедленно извещал об этом мистера Флинтбери. Владелец фабрики в свою очередь обеспечивал пострадавшему хорошее пособие по инвалидности, после чего тот при не слишком высоких запросах мог, в принципе, до конца дней своих никогда более не работать.
Кэйн, однако, не принадлежал к числу такого рода "счастливчиков". Он лишился руки ещё до того, как переехал в Берг, во время службы в армии короля Маркуса, что правит Северным Королевством. Даже став инвалидом он ещё какое-то время продолжал службу, пока однажды не повздорил по-крупному с одним из старших офицеров. Уже на следующий день молодой военнослужащий обнаружил себя уволенным из полка без выходного пособия. После этого он пару лет шатался по стране, тщетно пытаясь отыскать хоть какую-то работу, пока не был наконец принят сторожем на свечечно-спичечную фабрику Берга, где и нашёл своё призвание в том, чтобы сидеть у дверей чёрного хода и периодически стращать малолетних курьеров.
На новой службе бывший солдат от нечего делать выучился читать. Однако, поскольку лишних денег на покупку газет у него не было, он предпочитал выпрашивать вчерашние, уже прочитанные номера у мистера Фламболла, зная, что добродушный начальник не откажет ему в такой мелочи. С сотрудниками Кэйн вёл себя строго, иногда даже сурово, и большая часть фабричных его недолюбливала. Самого сторожа это обстоятельство, впрочем, мало задевало.
А ещё Кэйн славился тем, что не мыслил своей жизни без табачного дыма, приобретая у Бергских купцов самый тяжёлый чёрный табак, какой только мог сыскаться в их закромах. Наверное, именно этой своей привычке охранник был обязан своим неотвязным кашлем и желтушным, напоминающим старый пергамент, цветом лица.
- Ладно. Давайте-ка повторим! - как бы подытоживая, сказал Кэйн. - Значит, вы хотите устроить, так сказать, военную диверсию, выбрав для этого час, когда в здании никого не будет. То есть, проще говоря, вы собираетесь разбабахать собственную фабрику, для того чтобы она потом стала ещё лучше. Я ничего не упустил? - осведомился он иронически.
Фламболл ответил не сразу. Некоторое время он молча продолжал поливать цветы. Поскольку лицо управляющего было повёрнуто к окну, мне оставалось лишь созерцать его обширную спину и прикрытый рыжей шевелюрой затылок.
- Только в том случае, если наше производство будет подвергнуто серьёзному разрушению, мистер Флинтбери примет решение о его внеплановой реконструкции, - ответил наконец управляющий после минутного молчания. Голос его звучал на редкость безэмоционально. - Иногда для того, чтобы что-то улучшить, бывает необходимо сперва это что-то уничтожить, - тут Фламболл искоса глянул на сторожа, на секунду оторвавшись от своего занятия. - Быть может, вы скажете, что я рассуждаю не вполне логично?
- Я скажу, что это не моё дело, - пожал плечами Кэйн. - Вообще-то у меня другой вопрос. А как мы всё это объясним? Мы же не можем просто так взять и спалить фабрику, а потом списать всё на случайную искру. Да нам попросту не поверит никто! Мы уже следующую ночь в кутузке ночевать будем.
Выжидательно глядя на сообщника, Кэйн со звонким клацаньем сомкнул зубы на мундштуке трубки, словно волк, предвкушающий хорошую добычу, но не знающий, как к ней подступиться. Фламболл, закончив поливку, молча обернулся, чтобы поставить пустую лейку на стол. Меня поразило выражение его лица. Обычно такое мягкое и добродушное оно сейчас было необыкновенно решительным и твёрдым. Прикрытый россыпью пылающих кудрей лоб пересекли глубокие морщины. Весь облик этого вроде бы знакомого мне человека сейчас выглядел необыкновенно чуждым и почти ощутимо распространял вокруг себя атмосферу холодной мрачной тяжести.
- В числе наших сотрудников есть один, который вполне мог бы выступить в роли поджигателя, - всё тем же деревянным тоном заметил управляющий. - Разумеется, невольного. Никто и не подумает усомниться в том, что юный курьер, известный своим неадекватным поведением, мог случайно поджечь фабрику в тот час, когда все были увлечены празднеством.
- Мальчишка-дурак? - сторож осклабился. - Ну наконец-то! Если б кто знал, как он мне надоел! Неужто мы наконец-то от него избавимся?
- По сути, Элвин - единственный, на кого мы имеем моральное право возложить ответственность. Любого вменяемого человека за такое преступление ждала бы неминуемая тюрьма и ссылка. А всё, что ждёт умалишённого, - сумасшедший дом на улице Шляпников. Если вдуматься, подобные учреждения как раз и существуют для такого рода людей. Так что это будет даже на пользу самому мальчику.
Управляющий с печальным видом уселся в кресло и принялся задумчиво вертеть в руках чернильницу.
- В каждом человеке есть искра, - произнёс он. - Искра разума и таланта, способная осветить окружающий мир и сделать его лучше. В некоторых людях она ярче, в других - тусклее. Но искра в душе Элвина слишком тускла. Он не способен дать обществу ничего полезного. Будет лучше, если он проведёт остаток своих дней там, где ему следует быть.
Сторож ничего на это не ответил, поскольку в этот момент как раз был занят очередным внезапным приступом кашля. Похоже, дальнейшая судьба мальчика интересовала его примерно в той же степени, что и судьба фабрики.
- И всё-таки надо не забывать, что дело рискованное. Мы... как бы это выразиться... с огнём играем! - заметил он, откашлявшись.
- А разве это не к лучшему? - усмехнулся управляющий. - Огонь давно поставлен на службу обществу. Он выполняет для нас разную черновую работу, украшает и делает ярче наш быт. Так пусть теперь он для разнообразия послужит нам орудием преобразования!
"Да сколько ж можно! Неужели этот гордец действительно полагает, что ему весь мир подчиняется?! Такое раздутое самомнение нельзя оставлять безнаказанным!"
- Под лежачий камень вода не течёт, и светоч прогресса не вспыхнет сам по себе! Мы должны возжечь его! - завершил Фламболл свою блистательную речь и решительно отложил чернильницу в сторону. - Мы должны сделать последний шаг на пути укрощения огненной стихии! И потому я спрашиваю вас, мистер Кэйн: готовы ли вы оказать мне помощь в этом благородном предприятии? Со мной ли вы?
- Ну что ж... Должны - значит сделаем, - произнёс сторож с усмешкой. - Была бы оплата достойная.