Повернувшись, я выскользнул обратно в Лабиринт. Я весь пылал от гнева и жар моего пламени сливался с окружающей меня клокочущей круговертью. Даже сам я впоследствии не раз удивлялся, насколько же речь управляющего и его коварный план меня распалили. Не знаю, что разозлило меня больше: то пренебрежительно-хозяйское отношение к моей родной стихии, которое Фламболл продемонстрировал во время произошедшего разговора, или то, что он решил использовать для реализации своего замысла Элвина. Несчастного Элвина, который за всю свою жизнь не сделал никому ничего дурного!
Честно говоря, судьба фабрики интересовала меня в последнюю очередь. В конце концов, это дела людей. Пусть лучше у мистера Флинтбери болит голова на этот счёт, а для меня куда важнее, что мой друг может отправиться на вечное поселение в жёлтый дом на улице Шляпников. Бывал я как-то раз пролётом в этом заведении - наблюдал за обитающими там бедолагами. Достаточно будет сказать, что в этом жутком месте нет даже приличного очага. Кроме того, тамошние санитары вечно подворовывают уголь. В результате топят там до того худо, что пациенты вечно страдают от холода и многие из них болеют и умирают. Элвин определённо не заслуживает такой участи! Пусть даже он и не самый умственно одарённый из подчинённых Фламболла, но зато уж точно один из самых честных и трудолюбивых. И такой вот "рождественский подарочек" решил преподнести ему его начальник?! Ну уж нет! Так не пойдёт! Вот кого действительно не мешало бы проверить на психическое здоровье, так это самого Фламболла. Уничтожить собственную фабрику, чтобы добиться её скорейшего обновления, - разве адекватный человек до такого додумается?
- Ну берегитесь! - воскликнул я, обращаясь сам не знаю к кому. - Держу пари, я сумею отстоять честь моей стихии и проучить этого гордеца! Посмотрим тогда, какой из него укротитель пламени! - озвучив этот "священный обет", я тут же ударил рукой об руку, скрепляя договор.
В том дальнем закутке Лабиринта, где я сейчас пребывал, кроме меня не было ни души. Таким образом, мне даже не с кем было обсудить свои дальнейшие планы. Однако этого и не требовалось. Мы, эльфы, - народ самостоятельный. Мы привыкли всё решать сами и действовать по своему собственному усмотрению. Мне, правда, пришла в голову кислая мысль, что, согласно нашим законам, никто не имеет права без высочайшего разрешения верховного совета вмешиваться в человечьи дела. Как минимум это может привести к тому, что люди узнают о нашем существовании, и ещё неизвестно, что из этого выйдет. Однако я тут же отмахнулся от этого соображения. В конце концов, что страшного случится, если один единственный малолетний сирота окажется посвящённым в нашу тайну? Самому ему в любом случае никогда не придёт в голову использовать обретённое знание во зло. А даже расскажи он о нас кому-нибудь из своих знакомых, ему всё равно никто не поверит.
Итак, нечего дальше раздумывать! Надо просто взять и переговорить обо всём с самим Элвином. Пока его ещё не заграбастала миссис Гертруда...
***
Вообще-то не было ничего удивительного в том, что Фламболл выбрал для осуществления своего замысла именно сегодняшнюю ночь. Канун Рождества был, по сути, единственным днём в году, когда фабрика полностью пустела. В это время на ней, как правило, не оставалось ни души, не считая сторожа, который, как известно, сам был в числе заговорщиков. Обычно же и по окончании рабочего дня на территории находилась ещё уйма народу.
У большинства сотрудников не было собственных квартир, и они круглый год дневали и ночевали здесь же - в специально возведённых для этого общежитиях. Но только не в Рождество! До чего тоскливо было бы сидеть здесь, в пыльных унылых помещениях, в то время как всё прочее городское население стекалось в центр Берга, дабы вместе отметить наступление любимого праздника и полюбоваться на традиционный фейерверк, ежегодно ровно в полночь запускаемый с главной площади. Таким образом, все большие и малые обитатели фабрики в этот вечер рано покидали своё обычное пристанище и до самой полуночи катались с горок, смотрели бесплатные представления, участвовали в разных играх или просто гуляли по красиво украшенным улицам. И единственный, кто был всего этого лишён, - это Элвин.
Согласно решению особой коллегии, созванной после того самого случая с бургомистром и его дырявыми брюками, было установлено, что Элвин является крайне неуравновешенным субъектом, опасным для общества, и его ни в коем случае нельзя оставлять без присмотра. А посреди людной площади, понятное дело, ничего не стоит затеряться. Соответственно ни брать мальчика с собой, ни оставлять его одного было нельзя. Посему на эту ночь Элвина всякий раз уже в течение трёх лет отправляли к миссис Гертруде - пожилой женщине, проживающей по соседству.
Миссис Гертруда, состоявшая ранее в должности гувернантки при одном богатом семействе и ныне ушедшая на пенсию, строго следила, чтобы мальчик всю дорогу сидел смирно, желательно на одном и том же месте, ничего не трогал, не подходил к окну, молчал и вообще вёл себя, как благовоспитанный ребёнок. Сейчас было где-то полпятого. Как раз примерно в это время старушка обычно являлась, чтобы отконвоировать "пленника" к себе домой. Так что мне следовало спешить, чтобы успеть пообщаться с Элвином наедине.
Сделав глубокий вдох и постаравшись вытряхнуть из головы все посторонние мысли, я сосредоточился, стараясь настроиться на нужную мне волну... и, как ни странно, почти сразу преуспел в этом. Буквально на расстоянии нескольких переходов от того зала, где я сейчас находился, я ощутил пульсацию знакомого Окна. Судя по всему, как раз в эту минуту Элвин снова беседовал со своим другом "Светиком". Кажется, удача сегодня была на моей стороне. Как бы я сумел докричаться до мальчика, если бы он именно сейчас не догадался зажечь подсвечник?
- Не волнуйся, Эл! Светик не оставит тебя в беде! - воскликнул я и, издав воинственный клич, подобно метеору устремился к цели.
- ...ушли на Мотыльков пруд. Там сейчас сделали такие высоченные горки для катания - выше Драконьего хребта! Меня они, правда, с собой не взяли. Говорят, я и так с рождения пристукнутый, а если ненароком опять лбом двинусь, когда с горки съезжать стану, так со мной и вовсе беда будет...
Высокие пыльные прямоугольники окон тускло серели, освещая широкое пространство продолговатого зала с рядами одинаковых двухъярусных кроватей. Все спальные места были аккуратно заправлены однотипными клетчатыми покрывалами. Элвин сидел на краю своей кровати, заправленной точно таким же покрывалом, и понуро глядел куда-то мимо стоящего рядом на тумбочке бронзового подсвечника. Больше в общежитии ровным счётом никого не было. Куда все отправились, я только что узнал из объяснения самого Элвина. Что ж - тем лучше. Лишние свидетели могли бы нам помешать. Теперь же можно было не опасаться посторонних глаз и ушей.
На самом деле Элвин был очень послушным мальчиком. И хотя никто не отваживался напрямую перечить решению городской коллегии, все прекрасно знали, что ему достаточно приказать сидеть на месте, никуда не выходя, и он действительно будет покорно сидеть и ждать, покуда за ним не явится старушка-надсмотрщица. Пригорюнившись, Элвин замер, подперев ладонью подбородок и уныло созерцая одну из тёмно-коричневых половиц пола. Хотя разум мальчика был устроен так, что он обычно не замечал сыплющихся на него со всех сторон бед и унижений, всё же порой и до него доходило осознание того, что не всё в его жизни так уж гладко.
- А всё-таки как думаешь, Светик, смогу я когда-нибудь прокатиться с горки? И попробовать шоколадку? И посмотреть на большой фейерверк? Я бы очень хотел на него посмотреть, но мне иногда кажется, что я никогда его не увижу...
Честно говоря, никакой уверенности в том, что мне удастся вступить в контакт с мальчиком и предупредить его о грозящем бедствии, у меня не было. Дело в том, что даже если эльф по-настоящему хочет, чтобы его увидели и услышали, ему далеко не всегда удаётся добиться этого. Так уж устроено. Только человек, открытый для всего нового и необычного, обладает достаточным восприятием для того, чтобы заметить нас. Для тех же, кто закрыт от мира и сосредоточен лишь на том, что им уже известно, наши речи так и останутся простым потрескиванием пламени, а наши знаки и жесты - случайной пляской огня. Но ведь Элвин уже давным-давно общается со Светиком. По идее он должен и меня воспринять.
- Ну, я думаю, у тебя всё ещё впереди! В конце концов, одиннадцать лет - это не конец жизни. И не такой уж большой возраст, чтобы опускать руки, - сказал я.
- Ох! Так ты умеешь разговаривать?! - поражённо воскликнул Элвин, вытаращившись на меня во все глаза.
Я усмехнулся про себя. Во всяком случае, этот этап затруднений не вызвал. И на том спасибо! Одной проблемой меньше...
- И чему ты удивляешься? - произнёс я вслух, постаравшись как можно правдоподобнее изобразить искреннее недоумение. - Ты ведь сам со мной столько времени разговариваешь. С чего же ты взял, что я на это не способен?
- Да, но... Вообще-то я раньше думал, ты только слушать можешь!
Элвин непонимающе переводил взгляд с лица бронзового эльфа, держащего на голове чашу с огарком восковой свечи, на пламя самой свечи, в котором он видел мой колеблющийся силуэт и откуда, как он слышал, доносились обращённые к нему слова. Должно быть, мальчику было невдомёк, почему это его друг разговаривает с ним не ртом, а головным убором. Протянув руку к свече, Элвин попытался ухватить меня... и, разумеется, ничего не добился. Если бы вы, люди, знали, до какой степени вы медлительны! Увернуться от ваших рук для любого, даже самого неповоротливого эльфа не сложнее, чем вам самим удрать от черепахи. Ойкнув, Элвин отдёрнул руку и с жалобным видом уставился на меня, сунув обожжённые пальцы в рот.
- Аккуратнее, парень! Тебя никогда не учили что ли, что совать пальцы в огонь - не совсем безопасно? А тебя сейчас и без того окружает немало опасностей...
Пока я пересказывал то, что мне удалось узнать из разговора управляющего и сторожа, мальчик молча внимал, с любопытством меня разглядывая. Моя фигурка, белёсо переливающаяся на фоне оранжевого пламени, смутно отражалась в глубине его широко распахнутых голубых глаз.
- Так значит, мистер Фламболл хочет отправить меня в дом на улице Шляпников? - переспросил он, когда я завершил свой рассказ, и замер, задумчиво наморщив лоб. - А мне это надо? - вымолвил он наконец с сомнением после минутного размышления.
- Очень своевременный вопрос, дружище! Ты даже не представляешь, насколько своевременный! Правда, обычно люди задают его в ироническом смысле... Ладно, неважно. Скажем так, это далеко не самое лучшее место в мире, и тебе лучше бы постараться туда не попадать.
- И что мне теперь делать?
К этому вопросу я был вполне готов. На самом деле в моей голове уже успел сложиться простой, но действенный план.
- Единственный, кто нам сейчас поможет, - это Итан. На твоём месте я бы прямо сейчас отправился к нему домой и обо всём ему рассказал. Итан - умная голова. Он сам сообразит, что дальше делать. Но тебе лучше поспешить, пока за тобой не явилась Гертруда. В этот раз ты не будешь встречать Рождество у неё.
- Правда?! - мальчик так и просиял, воодушевлённый тем, что ему не придётся встречать праздник в унылой маленькой гостиной в компании престарелой воспитательницы.
- Конечно! - усмехнулся я. - В этот раз у тебя будет программа поинтересней. Так что готовься. Для начала нам с тобой предстоит небольшой марафон...
Глава Пятая,
в которой Элвина ожидает самый настоящий бег с препятствиями
Элвин выбежал сквозь распахнутые настежь фабричные ворота на улицу в ту минуту, когда башенные часы над крышей фарфоровой мануфактуры отбивали пять часов. На вечернем небе едва проклюнулась первая звезда. Фонари кое-где по городу уже горели, хотя большая часть улиц всё ещё дожидалась, когда до них доберутся команды фонарщиков со своим ежевечерним обходом. Что ж. Времени до полуночи у нас ещё предостаточно. В принципе, за такой срок при желании можно сто раз добежать до Итана и обратно. Так что, если только нам ничего не помешает, мы успеем всё сделать даже особенно не торопясь.
Добежав до перекрёстка, Элвин вдруг замедлил шаг и вскоре остановился в задумчивости.
- Слушай, Светик... - начал он, обращаясь ко мне.
- Конечно, сейчас не самое подходящее для этого время, - отозвался я из ближайшего фонаря, - но вообще-то меня зовут не Светик.
- А как же тебя зовут?
- Блик! Кстати, рад познакомиться.
- Слушай, Блик, а что мы будем делать, если Итана дома не окажется?
Надо же. Каким-то образом этому парню пришло в голову то, о чём сам я не удосужился подумать...
Итан обитал на другом конце Берга - в крохотной квартирке на втором этаже двухэтажного дома в конце Третьей Строительной улицы. Вместе с ним жила его старая больная мать, которая, насколько мне было известно, пребывала не совсем в своём уме. Вообще-то личную жилплощадь молодой человек посещал нечасто - слишком уж далеко она располагалась от места его работы. Большую часть недели он ночевал прямо на фабрике, отправляясь домой лишь на выходные. Пожалуй, и в самом деле не мешало бы глянуть, что наш будущий спаситель поделывает в данный момент и на месте ли он вообще. К счастью, нужное мне Окно находилось по соседству.
- Погоди-ка чуток! - велел я Элвину и, не теряя времени, тут же отправился на разведку в ближайшее ответвление Лабиринта.
Выяснилось, что помощник управляющего, как и полагалось в этот день всякому добропорядочному гражданину, вовсю готовится к празднику, наряжая вместе с матерью праздничную ёлку. Широченная ель, вольготно раскинувшая в стороны свои пышные развесистые лапы, занимала собой добрую половину маленькой комнатёнки с обклеенными дешёвыми обоями стенами, тускло желтевшими в свете старой керосиновой лампы. Стоя на шатком табурете, Итан с сосредоточенным видом вешал на ёлку цветные шарики, один за другим цепляя их на колючие мохнатые ветви.
- Сынок, мы же, кажется, всё уже купили к ужину? - спросила мать Итана, низенькая сухощавая старушка, которая в этот момент протягивала сыну очередной шарик. Молодой человек утомлённо закатил глаза.
- Да, мама, - ответил он с раздражением. - Всё купили. Ты об этом уже раз десять спрашивала!
- Ох, правда? А я и забыла! Что поделаешь - старость не радость. И память дырявая совсем стала, не то что раньше... Только вот мне всё почему-то кажется, что мы с тобой что-то забыли.
- Успокойся, мама, ничего мы не забыли! Всё купили и всё приготовили. Осталось только ёлку нарядить.
- Можешь не волноваться - он дома и сегодня уже никуда не собирается, - отрапортовал я Элвину, вернувшись на перекрёсток.
Успокоившись, мальчик кивнул и вновь припустил с места.
Путь Элвина пролегал через промышленный квартал. Слева и справа от юного курьера тянулись сплошные заборы с высящимися за ними зданиями мануфактур и фабричных корпусов. Текстильные и металлургические, кирпичные и канатовязальные, кожевенные и мыловаренные, стекольные и красильные предприятия чередовались с заводскими казармами и работными домами. Периодически там и здесь попадались трактиры, склады и мелочные лавки.
Элвин двигался самым коротким из известных ему путей, всячески стараясь к тому же по возможности ещё больше сократить его. Он то сворачивал в неприметные тёмные проулки, прячущиеся за мрачными громадами жилых и нежилых строений, то перемахивал через невысокие ветхие ограды, карабкаясь по грудам каких-то ящиков и контейнеров, то вновь выбегал на простор улиц. Я неотступно сопровождал его, периодически перескакивая из одного Окна в другое, возникая то в пламени уличного фонаря, то в огне светильника, озаряющего трактирную вывеску, то в лампе встречного экипажа. Иногда я ненадолго терял своего спутника из виду, однако всякий раз без труда находил его вновь, поскольку в общем-то хорошо представлял каждый следующий его шаг.
У меня сложилось впечатление, что Элвин так и не уяснил, что цель всего этого мероприятия - его собственное спасение. Похоже, он просто искренне не желал, чтобы с фабрикой случилось что-то плохое. К тому же он привык во всём слушаться старших и потому в данный момент чётко следовал поставленной мною задаче, воспринимая меня, должно быть, как своего старшего товарища.
Промышленный квартал был самым большим из кварталов Берга и занимал добрую треть городской территории. Но вот наконец череда бесконечных переулков и глухих заборов осталась позади. Добежав до последнего перекрёстка, за которым начиналась другая, более престижная часть города, Элвин внезапно был вынужден остановиться, встретив неожиданное препятствие... как позже выяснилось, лишь первое на нашем с ним пути... Два экипажа стояли друг напротив друга, перегораживая собою всё пространство узкого проезда. Испуганные лошади, чьи богатые упряжи надёжно перепутались между собой, возбуждённо храпели друг другу на ухо, в то время как их кучера старательно обменивались "наилучшими пожеланиями". Такие сцены часто можно наблюдать в Берге. Особенно там, где проезд слишком узок, чтобы в нём могли разъехаться две коляски.