-Он не играл, - Марта, следила за волчком, - только в карты, в Семипалатинске. Он похудел, плохо выглядит..., - женщина отпила шампанского:
-Федор Петрович сделает все, что я ему скажу, поставит на любое число. Вот и отлично. Он проиграется, а деньги ему здесь занять не у кого. Не у князя же Карла, - Марта, невольно улыбнулась.
-Он пойдет к администрации казино, они потребуют долговую расписку, Федор Петрович ее выдаст и опять проиграется. Они вызовут полицию..., - Марта потребовала: «Герр Беккер, закажите мне фруктов и сорбет. Лимонный, - добавила женщина, - мой любимый».
Она изящно ела сорбет серебряной ложечкой.
-Полиция пошлет телеграмму в Берлин, выяснится, что у него подложные документы..., Это уголовное преступление. Он окажется в местной тюрьме и его карьера будет разрушена. Не говоря уже о долге. У него дети. Он пойдет на все, что угодно, ради мальчиков.
Марта ушла из казино в выигрыше, оставив при себе двести талеров. Садилась за стол она с двумя фишками по двадцать талеров каждая. Ее спутникам тоже повезло. Князь Карл заметил:
-Вы, мадам Гаспар, непременно должны посетить Монте-Карло, наше новое казино. Вы будете блистать всю зиму, приносить удачу моему княжеству..., - принципал склонился над ее рукой. Марта, увидела, что Федор Петрович отвернулся. Она, лукаво, ответила:
-Посмотрим, ваше высочество. Меня приглашают в Венецию. Я буду жить в палаццо на, Большом Канале, посещать оперу..., У вас еще нет оперы? - невинно поинтересовалась Марта у князя и махнула рукой:
-О чем это я? У вас и железной дороги нет. Герр Беккер меня проводит, - она подождала, пока Федор окутает ее плечи накидкой.
По дороге в гостиницу она была ласкова, расспрашивала герра Беккера о берлинских магазинах. Женщина остановилась у двери своего номера:
-Спокойной ночи, мой дорогой Отто. Могу я вас так называть? - Марта склонила голову. Была глубокая ночь, в полутемном коридоре отеля еле горели газовые рожки.
У него отхлынула кровь от лица: «Конечно, мадам Гаспар, я даже не смел подумать...»
-Называйте меня мадам Полина, герр Отто, - разрешила она: «Вы отличный наставник. Завтра мы с вами начнем играть по-настоящему. Не беспокойте меня утром, - властным тоном велела Марта, - я позавтракаю в постели, а после ванн отправлюсь на прогулку верхом, с князем Карлом. Спокойной ночи, герр Отто, - Марта, с наслаждением, захлопнула дверь. Конверт от Джона лежал прямо на ковре.
Утром она прошла по тихим, выложенным булыжникам улицам Баден-Бадена и оказалась перед трехэтажным домом, на берегу реки, с вывеской: «Семейный пансион Мюльбах». На окнах, в деревянных ящиках, цвели герани.
-А если он спит? - Марта остановилась и подергала ленты капора: «Мы уходили после четырех утра, а Федор Михайлович еще был у рулетки..., - Марта взглянула на свой золотой хронометр. Было чуть позже семи. «Все равно, - она решительно толкнула дверь, - мне надо его увидеть». Внизу приятно пахло жареными сосисками, свежим хлебом, кофе. Полная хозяйка в темном платье вскочила из-за стойки: «Фрау...»
-Принесите мне кофе, - Марта кинула взгляд в сторону задней двери, - в сад, и разбудите вашего постояльца, герра Достоевского, русского, - велела Марта.
-Если он еще спит. У меня срочное дело, - она со значением положила на стойку серебряную монету. Та исчезла в кармане передника женщины: «Булочки с корицей, фрау, совсем свежие. Не извольте беспокоиться, пройдите в сад. Я все устрою».
Марта отогнала позднюю пчелу, что вилась над фарфоровым блюдом с булочками и отчего-то улыбнулась. В «Stephanie Les Bains», за табльдотом, подавали русскую черную икру, французские сыры и ветчину из Испании. Она отпила горячего кофе с молоком, и услышала за своей спиной голос: «Марфа Федоровна, я не ожидал, что»
У нее была все та же рука, маленькая, нежная . Женщина ласково поглядела ему в глаза:
-Я пришла вас поблагодарить, Федор Михайлович. Вы мне очень, очень вчера помогли, - Марта попросила: «Позавтракайте со мной, пожалуйста. Я вам все расскажу».
Вчера он ушел с казино с тысячей талеров в кармане. Поднявшись к себе, Достоевский аккуратно разложил их кучками. Надо было послать содержание вдове брата, выделить деньги на еду, на папиросы, на тетради и перья, на оплату пансиона, отдать долг Тургеневу. Он сидел, считая в уме, а потом не выдержал, сгреб купюры и подкинул их вверх. Он забыл о Сусловой. Он видел зеленые глаза Марфы Федоровны, ее бронзовые, играющие тусклым огнем волосы.
-Я выиграл потому, что она была рядом, - счастливо подумал Достоевский, - как талисман, у Пушкина. И Федору Петровичу я долг отдам..., - купюры были еще свежие и пахли счастьем.
Он сложил деньги обратно, в одну кучу: «Нет..., Завтра я пойду, и опять буду играть. Выиграю еще больше. Прав был Федор Петрович, вчера был удачный день. И завтра будет».
Достоевский сел писать. Работа шла хорошо. Он заснул, уронив голову на стол, когда за окном виднелся тусклый, серый рассвет. Разбудила его хозяйка, стуком в дверь. Оглянувшись, она шепнула:
-К вам фрау пришла, богатая, сразу видно. Оттуда, - женщина махнула в сторону аллеи Лихтенталер.
Он едва успел поменять рубашку. От костюма пахло вином и сигарным дымом. Он и сейчас взглянул на пачку папирос. Марфа Федоровна разрешила: «Курите, конечно».
Она коротко рассказала, что недавно овдовела, сын ее учился в школе, в Англии. В Баден-Бадене она находилась по государственному поручению, под чужим именем.
-Как и Федор Петровиич, - рассмеялся про себя Достоевский: «Может быть, они даже одного человека ловят».
-Овдовела, - повторял он, глядя на изящный профиль женщины: «Господи, а если..., Нет, нет, она не поедет обратно в Россию. Она еле оттуда вырвалась».
Марфа Федоровна не сказала ему, как звали ее мужа. Достоевский вспомнил его рыжие волосы, лазоревые глаза, угрюмое, хмурое лицо.
-Он на Федора Петровича был похож, - Достоевский вздохнул: «Мне очень жаль, Марфа Федоровна, что все так вышло».
-Книга ваша цела, - женщина улыбнулась, - и шифр, что я написала, не стерся. Знала бы я, что вас здесь встречу, привезла бы ее, конечно. Автограф взять. Я ее с сыном читала, потом, как мы с мужем встретились.
-Еще возьмете, Марфа Федоровна, - уверил ее Достоевский и помолчал: «Вы хорошо по-русски говорите».
-Стараюсь, - она покачала ногой. Допив кофе, женщина внезапно, требовательно спросила: «Федор Михайлович, зачем вы играете? Что я за рулеткой, - Марта посмотрела куда-то вдаль, - это по делу, а вам для чего такое?»
Он взял еще одну папиросу и заставил свои пальцы не дрожать:
-Мне так лучше, Марфа Федоровна. Сразу силы появляются, я писать начинаю..., У меня много расходов, - Достоевский отвернулся, - мой брат умер. Я его долги выплачиваю, семью его содержу, пасынку своему деньги посылаю..., - он развел руками и чиркнул фосфорной спичкой.
Марта потянулась и взяла его ладонь: «Сладко, как сладко, - понял Достоевский, - только бы она своих пальцев не отпускала...»
Она крепко пожала ему руку:
-Вы человек взрослый, Федор Михайлович, я вам ничего говорить не буду.
Марта поднялась: «Ведите себя осторожно, я вас прошу. Мы с вами увидимся, - Достоевский склонился над ее рукой, вдыхая запах жасмина: «Платок ваш, Марфа Федоровна, драдедамовый, в романе моем. И вы там, - он задумался, - тоже будете, обещаю. Мадам Гаспар, - шутливо добавил он, - а зовут вас как?»
-Полина, - ласково ответила женщина.
Она ушла. Достоевский все сидел, покуривая, бормоча: «Полина, Полина...»
Марта позавтракала в постели, набросав записку для Джона. Официант пришел за грязной посудой. Герцог прочел ее и усмехнулся: «Молодец. Все идет отлично. Сегодня начинаем. Вы с герром Беккером теперь лучшие друзья».
Он скрылся, толкая гостиничную тележку. Марта лежала, опираясь на шелковые подушки, вспоминая разные глаза Достоевского и то, как у него тряслись пальцы, мелко, едва заметно.
Вечером она поужинала в мужской компании, в отдельном кабинете гостиничного ресторана. Марта шутила и рассказывала поклонникам о Луизиане. Присев к пианино, женщина сыграла им «Chanson nègre» Готшалка и несколько креольских песен.
-Это, конечно, не Моцарт, и не Бетховен, - рассмеялась Марта: «Но я, господа, выросла на плантации, у меня солнце в крови». Она приказала:
-Откройте еще бутылку моэта, князь, и велите подавать ландо! Я сегодня буду веселиться. Герр Беккер, - Марта скользнула на свое место, по правую руку от Федора, - я слышала, что Берлин очень скучный город. Все жители его только и заняты войнами или торговлей.
-Именно так! - подтвердил баварский генерал, открывая шампанское: «Приезжайте к нам в Мюнхен, мадам Гаспар. Мы знаем, как обращаться с женщинами».
-А вы? - лукаво посмотрела на него мадам Гаспар. Федор почувствовал прикосновение носка ее туфельки. Женщина гладила его по ноге.
-Вы умеете веселиться, Отто? - она совсем понизила голос, ее дыхание щекотало Федору ухо.
-Умею, мадам Полина, - он сглотнул: «Я вам докажу, обещаю».
В казино мадам Гаспар сбросила ему на руки бархатную накидку и решительным шагом направилась к третьей рулетке справа. В узле бронзовых волос колыхались перья страуса. Она выбрала шелковое платье цвета старой меди. Федор мгновенно оказался рядом, отодвигая для нее стул. Он велел официантам:
-Пять бутылок моэта и фрукты. Я угощаю, господа, - поднял он руку, увидев, как покраснел князь Карл.
-Этот вечер принесет нам удачу, Отто, - мадам Гаспар приложила ладонь к пене кружев у себя на груди, - я чувствую это здесь.
Светловолосый официант принес бутылки в серебряном ведерке. Федор понял: «Я его видел. Правильно, на балу, за табльдотом..., Они и казино обслуживают».
-Делайте ваши ставки, господа, - гнусаво начал крупье. Мадам Гаспар опустила тонкие, блистающие бриллиантами пальцы на стопку фишек. В ней было две тысячи талеров.
-Господи, помоги, - попросила Марта. Вслух, она сказала:
-Шесть на черное, ставлю все. Отто? - она подняла бровь. Воронцов-Вельяминов положил свои фишки рядом.
Рулетка завертелась, крупье сгреб со стола фишки: «Ставки сделаны, ставок больше нет!»
Федор проснулся, в комнате, залитой сиянием послеобеденного солнца.
Из казино они ушли в шесть утра. В ландо, ожидавшем их у ступеней, стоял ящик белого бордо. Мадам Гаспар обмолвилась, что это ее любимое вино. Федор сразу послал записку метрдотелю гостиничного ресторана. Управляющий казино, приняв конверт, вздернул бровь и посмотрел на свой хронометр. Была глубокая ночь.
-Разбудите его, - велел Федор, - меня не интересует, как он это сделает, но, чтобы вино было. И завтрак, с икрой и шампанским, - он бросил управляющему пачку купюр и вернулся к рулетке.
Он никогда еще столько не выигрывал. Мадам Гаспар, как сказал Федор, вдыхая аромат жасмина, принесла ему удачу. Он краем глаза увидел в зале Достоевского. Писатель сидел, пристально следя за движением волчка, уставившись на стопку своих фишек. «Расписка у меня есть, - довольно подумал Федор, отпивая шампанское, - никуда он от меня не денется. Он проиграется, непременно. Не то, что я».
Мадам Гаспар поставила пять тысяч талеров, опять на четное число, только теперь на цифру четырнадцать. Федор сделал то же самое.
Женщина, незаметно, под столом, коснулась его руки: «Моя бабушка, герр Беккер, знала нашу великую жрицу вуду, Мари Лаво. И сама практиковала вуду».
Мадам Гаспар медленно, ласково гладила его запястье, а потом сомкнула пальцы. Федор подумал: «Словно наручник. Господи, как сладко».
На Кюсю, в китайском квартале, практиковал старик-лекарь. Грегори, еще маленьким, любил ходить в его крохотную, чистую лавку, просто так. Мальчику нравилось возиться на деревянном полу, играя с мешочками трав. Марта смущалась, но китаец махнул рукой: «Пусть». На стенах висели свитки рисовой бумаги с изображениями человеческого тела, испещренными линиями и точками. Лекарь рассказывал ей, как, простым прикосновением, можно снять боль и заставить человека успокоиться.
-Ней гуань, - вспоминала Марта, поглаживая его запястье. Она увидела, как Федор Петрович выдохнул. Глаза мужчины затуманились. Ее голос был тихим, вкрадчивым:
-Бабушка научила меня играть в карты, Отто. Вчера я видела ее во сне, - Марта перекрестилась, - она сказала, на какие числа надо ставить. Это древняя магия, Отто, африканская, со времен незапамятных. Доверьтесь мне, - она все не отнимала руки. Федор, чувствуя блаженный, сладкий покой, кивнул.
В ландо он садился с пятьюдесятью тысячами талеров в кармане. Он никогда еще не срывал банк. Федор откупорил бордо, и разлил его по серебряным бокалам: «Завтра, господа, эту рулетку накроют черной тканью, обещаю. Вы знаете, когда это делают, мадам Полина?»
В сером свете раннего утра ее лицо было бледным, призрачным, будто окутанным дымкой. Кашемировая шаль цвета бронзы билась на легком ветру. Она покачала головой: «Нет, герр Отто, не знаю».
-Когда на игорном столе не остается больше денег, - он поднес к ее губам бокал и заставил себя не обнимать стройные плечи. На губах цвета черешни поблескивали капельки вина. Она хищно, мимолетно улыбнулась. Федор сжал зубы: «Потому что, мадам Гаспар, все это золото будет у меня в кармане».
Марта видела, как изменились его глаза. В них появился жадный, лихорадочный блеск. За столом он тянулся длинными пальцами к фишкам, поглаживая их, перебирая. Он шептал Марте на ухо: «Отсюда я увезу вас в Венецию, мадам Полина. Я докажу вам, что я вас достоин. У вас будет все, чего вы только пожелаете».
-Я жду, герр Отто, - она указала на стол, где возвышалась горка фишек: «Князь Карл, как видите, в выигрыше, да и все остальные тоже».
На ковре, валялись пустые бутылки шампанского, официанты несколько раз меняли блюда с фруктами и сырами. Мужчины все были навеселе, на столе красовались забитые окурками серебряные пепельницы. Когда они выходили из казино, Федор щелкнул пальцами:
-Господа, предлагаю устроить синдикат. Мне сегодня повезло больше всех. Я могу завтра играть от вашего имени. Скажем, - он взглянул на князя Карла, - каждый из нас вносит в фонд по десять тысяч талеров
Принципал пожевал сигару и усмехнулся:
-Обсудим это за поздним холостяцким завтраком, герр Беккер. Пригласите нас к себе в номер, - Федор кивнул и помог мадам Гаспар зайти в экипаж.
По дороге в отель они распили несколько бутылок бордо, и продолжили в ресторане. Им накрыли стол в отдельном кабинете, с икрой и устрицами. Мадам Гаспар ела мало, словно птичка. Федор сидел рядом с ней и вспоминал, как, в игорном зале, она гладила его по запястью. Федор проводил ее до двери номера. Она, опять коснувшись его руки, поманила мужчину к себе. Ее губы были совсем рядом. Мадам Гаспар шепнула: «Вы сорвете банк, Отто, я уверена. Я подскажу вам, на какие числа ставить. Слушайте меня».
От него пахло сандалом, табаком, вином, Марта заставила себя устоять на ногах. Голубые глаза были прикрыты. Марта подумала:
-У него тоже рыжие ресницы, как у Степушки. Похожи они, конечно, только Федор Петрович изящней. Их мать маленького роста была, как я.
Она услышала тяжелое, взволнованное дыхание, сильные руки обняли ее за талию. Марта, шурша шелком кринолина, добавила:
-Я уверена, милый Отто, что вы захотите меня отблагодарить за вашу сегодняшнюю удачу. Браслет, - она положила пальцы на его запястье, - ожерелье, Я знаю, что у вас хороший вкус, мой дорогой, - Федор видел ее бронзовые, немного растрепавшиеся волосы. Длинные, темные ресницы дрожали.
В коридоре никого не было. Федор, прижимая ее к двери, не давая двинуться, кивнул:
-Все, что вы захотите, Полина, Я на все готов ради вас, - он едва удержался, чтобы не припасть губами к белоснежному, едва прикрытому кружевами, декольте.
-Пятидесяти тысяч талеров, - услышал он холодный, спокойный голос мадам Гаспар, - вам и на месяц жизни со мной не хватит, дорогой Отто.
-Его высочество вчера прислал мне ожерелье из бразильских топазов. Я привыкла к таким безделушкам. Генерал фон Корн подарил мне прелестный браслет. А от вас, Отто, - мадам Гаспар одним легким движением высвободилась из его объятий, - я слышу одни обещания.
Федору Петровичу было не обязательно знать, что и браслет и ожерелье Марта отослала обратно. Она не хотела отталкивать поклонников, поэтому объяснила и князю, и генералу, пригласив их по отдельности на чашку кофе, что пока не считает для себя возможным принимать дорогие вещи.
-Стоит вам захотеть, мадам Гаспар, - князь Карл покраснел, - и я сразу., - принципал смешался. Марта, ласково заметила:
-Я непременно вас извещу, ваше высочество, если решу принять ваше предложение. Это зависит от вашего поведения, конечно, - лукаво заметила Марта. Князь вздохнул: «Я буду стараться, мадам Гаспар».
-Переходите от обещаний к делу, - посоветовала Марта герру Беккеру, исчезая за дверью своего номера.
Он, пошатываясь, постоял еще несколько мгновений, засунув руки в карманы смокинга, склонив рыжую голову. Федор, сквозь зубы, пробормотал по-русски: «Перейду». Джон, на площадке черной лестницы, прислушался и смешливо подумал: