Тая бесплодные страданья,
Я для немногих был поэт.
Я знаю: область есть иная,
Там разум вечного живет
О жизни там, живым живая
Любовь торжественно поет.
Я, как поэт, ей жадно внемлю,
Как гражданин, сердцам в ответ
Слова любви свожу на землю
Нодля немногих я поэт.
1859
Безумие горя
Посв. пам. Ел. Пй
Когда, держась за ручку гроба,
Мой друг! в могилу я тебя сопровождал
Я думал: умерли мы оба
И как безумныйне рыдал.
И представлялось мне два гроба:
Один был твойон был уютно-мал,
И я его с тупым, бессмысленным вниманьем
В сырую землю опускал;
Другой был мойон был просторен,
Лазурью, зеленью вокруг меня пестрел,
И солнца диск, к нему прилаженный, как бляха
Роскошно золоченая, горел.
Когда твой гроб исчез, забросанный землею,
Увы! мойвсе еще насмешливо сиял,
И озирался я, покинутый тобою,
Душа души моей! и смутно сознавал,
Как не легко в моем громадно-пышном гробе
Забытьсяумереть настолько, чтоб забыть
Любви утраченное счастье,
Свое ничтожество ижажду вечно жить.
И порывался я очнутьсявстрепенуться
Поднятьсявечную мою гробницу изломать
Как саван сбросить это небо,
На солнце наступить и звезды разметать
И ринуться по этому кладбищу,
Покрытому обломками светил,
Туда, где тыгде нет воспоминаний,
Прикованных к ничтожеству могил.
1860
* * *
Когда б любовь твоя мне спутницей была,
О, может быть, в огне твоих объятий
Я проклинать не стал бы даже зла,
Я б не слыхал ничьих проклятий!
Но я одинодин, мне суждено внимать
Оков бряцаньюкрику поколений
Одиня не могу ни сам благословлять,
Ни услыхать благословений!
То клики торжества то похоронный звон,
Все от сомнения влечет меня к сомненью
Иль, братьям чуждый брат, я буду осужден
Меж них пройти неслышной тенью!
Иль, братьям чуждый брат, без песен, без надежд
С великой скорбию моих воспоминаний,
Я буду страждущим орудием невежд
Подпоркою гнилых преданий!
1861
* * *
Признаться сказать, я забыл, господа,
Что думает алая роза, когда
Ей где-то во мраке поет соловей,
И даже не знаю, поет ли он ей.
Но знаю, что думает русский мужик,
Который и думать-то вовсе отвык
Освобождаемый добрым царем,
Все розги да розги он видит кругом,
И думает он: то-то станут нас бить,
Как мы захотим на свободе-то жить
Признаться, забыл яне знаю, о чем
Беседуют звезды на небе ночном.
И точно ли жаждут упиться росой
Цветы полевые в полуденный зной.
Но знаю, о чем тайно плачет бедняк,
Когда, запирая свой пыльный чердак,
Лежит он, и мрачен, и зол оттого,
Что даже не смеет любить никого,
И зол он на звездычто с неба глядят,
Как люди глядяти помочь не хотят.
Я вам признаюсь, что я знать не могу,
Что думает птица, когда на лугу
Холодный туман начинает бродить,
А солнце встает и не смеет светить.
Но знаюох, знаю, что мыслит поэт,
Когда для него гаснет солнечный свет.
Ведь я у цензуры слуга крепостной,
Так думает они, холодной рукой
Сдавя свою голову, тихо поет,
Когда его музу цензура сечет.
Признаться, не знаю, что думает пес,
Когда птички крадут в навозе овес,
Когда кот пушистым виляет хвостом,
Не знаю, что думают мыши об нем,
Но знаю, что думают слуги царя,
Ближайшие слуги!
Усердьем горя,
Они день и ночь молят господа сил,
Чтоб он взволновать им народ пособил:
Дай, Боже! царя убедить нам хоть раз,
Что плохо бы было престолу без нас;
Ведь эдакий глупый презренный народ:
Как хочешь дразниничего не берет.
20 марта 1861
* * *
Твой скромный вид таит в себе
Так много силы страстной воли,
Что не уступишь ты судьбе
Ни шагу без борьбы и боли.
Мгновенья счастья ты трудом
Или болезнями искупишь;
Но пред общественным судом
Ресниц стыдливо не потупишь.
Свет осужден тобоюон
Не может дать тебе закона;
Святая правдатвой закон,
Святая гордостьоборона.
Пускай поэта стих живой
В тебе отзыва не находит,
Поэт, отвергнутый тобой,
Тебя и встретит и проводит.
Осмеянный певец любви
Не осмеет твои порывы
Откликнется на все призывы,
На все страдания твои.
1863
* * *
Все, что меня терзало, все давно
Великодушно прощено
Иль равнодушно позабыто,
И если б сердце не было разбито,
Не ныло от усталости и ран,
Я б думал: все мечта, все призрак, все обман.
Надежды гибли, слезы высыхали,
Как бури, страсти налетали
И разлетались, как туман,
И ты, которая, даря меня мечтами,
Была отрадой для души больной.
Унесенаисчезла за горами,
Как облачко с поднявшейся росой
1864
Век
Век девятнадцатыймятежный, строгий век
Идет и говорит: «Бедняжка человек!
О чем задумался? бери перо, пиши:
В твореньях нет творца, в природе нет души.
Твоя вселеннаяброженье сил живых,
Но бессознательных, творящих, но слепых,
Нет цели в вечности; жизнь льется, как поток.
И, на ее волнах мелькнувший пузырек,
Ты лопнешь, падая в пространство без небес,
Туда ж, куда упал и раб твой, и Зевес,
И червь, и твой кумир; фантазию твою
Я разбиваю в прах покорствуй, я велю!»
Он пишетвек идет; он кончилвек проходит.
Сомненья вновь кипят, ум снова колобродит,
И снова слушает бедняжка-человек,
Что будет диктовать ему грядущий век
1864
* * *
Рассказать ли тебе, как однажды
Хоронил друг твой сердце свое,
Всех знакомых на пышную тризну
Пригласил он и позвал ее.
И в назначенный час панихиды,
При сиянии ламп и свечей,
Вкруг убитого сердца толпою
Собралось много всяких гостей.
И она появиласьвсе так же
Хороша, холодна и мила,
Он с улыбкой красавицу встретил;
Но она без улыбки вошла.
Поняла ли она, что за праздник
У него на душе в этот день,
Иль убитого сердца над нею
Пронеслась молчаливая тень?
Иль боялась она, что воскреснет
Это глупое сердцеи вновь
Потревожит ее жаждой счастья
Пожелает любви за любовь!
В честь убитого сердца заезжий
Музыкант «Marche funebre» играл,
И гремела рояльструны пели,
Каждый звук их как будто рыдал.
Его слушая, томные дамы
Опускали задумчивый взгляд,
Вообще они тронуты были,
Ели дули и пили оршад.
А мужчины стояли поодаль,
Исподлобья глядели на дам,
Вынимали свои папиросы
И курили в дверях фимиам.
В честь убитого сердца какой-то
Балагур притчу нам говорил,
Раздирательно-грустную притчу,
Но до слез, до упаду смешил.
В два часа появилась закуска,
И никто отказаться не мог
В честь убитого сердца отведать,
Хорошо ли состряпан пирог?
Наконец, слава Богу, шампанским
Он ее и гостей проводил
Так, без жалоб, роскошно и шумно
Друг твой сердце свое хоронил.
1864
Неизвестность
Кто этот гений, что заставит
Очнуться нас от тяжких снов,
Разъединенных мысли сплавит
И силу новую поставит
На место старых рычагов?
Кто упростит задачи сложность?
Кто к совершенству даст возможность
Расчистить миллион дорог?
Кто этот дерзкий полубог?
Кто нечестивец сей блаженный,
Кто гениальный сей глупец?
Пророк-фанатик вдохновенный
Или практический мудрец?..
Придет ли он как утешитель
Иль как могучий, грозный мститель,
Чтоб образумить племена;
Любовь ли в нужды наши вникнет,
Иль ненависть народам кликнет,
Пойдет и сдвинет знамена?
Бог весть! напрасно ум гадает,
А там предтеча, может быть,
Уже проселками шагает,
Глубоко верит и не знает,
Где ночевать, что есть и пить.
Кто знает, может быть, случайно
Он и к тебе уж заходил,
Мечты мечтами заменил
И в молодую душу тайно
Иные думы заронил.
1865
Плохой мертвец
Схоронил я навек и оплакал
Мое сердцеи что ж, наконец!
Чудеса, наконец! Шевелится,
Шевелится в груди мой мертвец
Что с тобой, мое бедное сердце?
Жить хочу, выпускай на простор!
Из-за каждой хорошенькой куклы
Стану я умирать, что за вздор!
Мир с тобой, мое бедное сердце!
Я недаром тебя схоронил,
Для кого тебе жить! Что за радость
Трепетать, выбиваться из сил!
Никому ты не нужнопокойся!
Жить хочувыпускай на простор!
Из-за каждой хорошенькой куклы
Стану я умирать, что за вздор!
1865
Поздняя молодость
Лета идут, идут и бременят,
Суровой старости в усах мелькает иней,
Жизнь многолюдная, как многогрешный ад,
Не откликаетсястановится пустыней
Глаза из-под бровей завистливо глядят,
Улыбка на лице морщины выгоняет.
Куда подчас нехороша
Улыбка старости, которая страдает!
А между тем безумная душа
Еще кипит, еще желает.
Уже боясь чарующей мечты,
Невольно, может быть, она припоминает,
При виде каждой красоты,
Когда-то свежие и милые черты
Своих богинь, давно уже отцветших,
И мнит из радостей прошедших
Неслыханные радости создать,
Отдаться новым искушеньям
Последним насладиться наслажденьем,
Последнее отдать.
Но страсть, лишенная живительной награды,
Как жалкий и смешной порыв,
Сменяется слезой отчаянной досады,
Иль гаснет, тщетные желанья изнурив.
Так музыкант, каким бы в нем огнем
Ни пламенели памятные звуки,
С разбитой скрипкой, взятой в руки,
Стоит с понуренным челом.
В душелюбовь, и слезы, и перуны,
И музыки бушующий поток
В рукахобломки, порванные струны
Или надломленный смычок.
1866
Среди хаоса
Я не того боюсь, что время нас изменит,
Что ты полюбишь вновь или простыну я.
Боюсь ядряблый свет сил свежих не оценит,
Боюськаприз судьбы в лохмотья нас оденет,
Не даст прохлады в зной, в мороз не даст огня
Отдамся ль творчеству в минуты вдохновенья!
К поэзии чутье утратил гордый век:
В мишурной роскоши он ищет наслажденья,
Гордится пушкамибоится разоренья,
И первый враг егоесть честный человек.
Наука ль, озарив рассудок мой, понудит
Сонливые умы толкать на верный след!
Мой связанный язык, скажи, кого разбудит?
Невежество грозит, и долго, долго будет
Грозить, со всех сторон загородивши свет.
Вооружу ли я изнеженные руки
Пилой и топором, чтоб с бедною толпой
Делить поденный труд, ужели, Боже мой!
Тебя утешит, в дни томительной разлуки,
Мечта, что я вернусь голодный иль больной?
Чудес ли ожидать без веры в тайны неба!
Иль верить нам в металлкак в высшее добро?
Но биржа голосит: где наше серебро?!
Богач клянет долги, работник ищет хлеба,
Писатель продает свободное перо.
Покоя ль ожидать! но там, где наши силы
Стремятся на простор и рвутся из пелен,
Где правды нет еще, а вымыслы постылы,
Там нет желанного покоя вне могилы,
Там даже сон любвибольной, тревожный сон.
Случайность не творит, не мыслит и не любит,
А мымы все рабы случайности слепой,
Она не видит нас и не жалея губит;
Но верит ей толпа, и долго, долго будет
Ловить ее впотьмах и звать ее судьбой.
Повалит ли меня случайность та слепая?
Не знаю, но дай Бог, чтоб был я одинок,
Чтоб ты не падала, мне руки простирая
Нетиздали заплачь, ипусть толпа, толкая
Друг друга, топчет мой, ненужный ей, венок.
1866
Детское геройство
Когда я был совсем дитя,
На палочке скакал я;
Тогда героем не шутя
Себя воображал я.
Порой рассказы я читал
Про битвы да походы
И, восторгаясь, повторял
Торжественные оды.
Мне говорили, что сильней
Нет нашего народа;
Что всех ученей и умней
Поп нашего прихода;
Что всех храбрее генерал,
Тот самый, что всех раньше
На чай с ученья приезжал
К какой-то капитанше.
В парадный день, я помню, был
Развод перед собором
Коня он ловко осадил
Перед тамбур-мажором.
И с музыкой прошли полки
А генерал в коляске
Проехал, кончиком руки
Дотронувшись до каски.
Поп был наставником моим
Первейшим из мудрейших.
А генерал с конем своим,
Храбрейшим из первейших.
Я верил славеи кричал:
Дрожите, супостаты!
Себе врагов изобретал
И братьев брал в солдаты.
Богатыри почти всегда
Детьми боготворимы,
И гордо думал я тогда,
Что все богатыри мы.
И ничего я не щадил
(Такой уж был затейник!)
Колосьям головы рубил,
В защиту брал репейник.
Потом трубил в бумажный рог,
Кичась неравным боем.
О! для чего всю жизнь не мог
Я быть таким героем!
1866
Литературный враг
Господа! я нынче все бранить готов
Я не в духеи не в духе потому,
Что один из самых злых моих врагов
Из-за фразы осужден идти в тюрьму
Признаюсь вам, не из нежности пустой
Чуть не плачу я, а просто потому,
Что подавлена проклятою тюрьмой
Вся вражда во мне, кипевшая к нему.
Он язвил меня и в прозе, и в стихах;
Но мы бились не за старые долги,
Не за барыню в фальшивых волосах,
Нет! мы были бескорыстные враги!
Вольной мысли то владыка, то слуга,
Я сбирался беспощадным быть врагом,
Поражая беспощадного врага;
Нотюрьма его прикрыла, как щитом.
Перед этою защитой япигмей
Или вы еще не знаете, что мы
Легче веруем под музыку цепей
Всякой мысли, выходящей из тюрьмы;
Иль не знаете, что даже злая ложь
Облекается в сияние добра,
Если ей грозит насилья острый нож,
А не сила неподкупного пера?!.
Я вчера еще перо мое точил,
Я вчера еще кипел и возражал;
А сегодня ум мой крылья опустил,
Потому что я боец, а не нахал.
Я краснел бы перед вами и собой,
Если б узника да вздумал уличать.
Поневоле он замолк передо мной
И я должен поневоле замолчать.
Он страдает, оттого что есть семья
Я страдаю, оттого что слышу смех.
Но что значит гордость личная моя,
Если истина страдает больше всех!
Нет борьбыи ничего не разберешь
Мысли спутаны случайностью слепой,
Стала светом недосказанная ложь,
Недосказанная правда стала тьмой.
Что же делать? и кого теперь винить?
Господа! во имя правды и добра,
Не за счастье буду пить ябуду пить
За свободу мне враждебного пера!
1866
Муза
В туман и холод, внемля стуку
Колес по мерзлой мостовой,
Тревоги духа, а не скуку
Делил я с музой молодой.
Я с ней делил неволи бремя
Наследье мрачной старины,
И жажду пересилить время
Уйти в пророческие сны.
Ее нервического плача
Я был свидетелем не раз
Так тяжела была для нас
Нам жизнью данная задача!
Бессилья крик, иль неудача
Людей, сочувствующих нам,
По девственным ее чертам
Унылой тенью пробегала,
Дрожала бледная рука
И олимпийского венка
С досадой листья обрывала.
Зато печаль моя порой
Ее безжалостно смешила.
Она в венок лавровый свой
Меня, как мальчика, рядила.
Без веры в ясный идеал
Смешно ей было вдохновенье,
И звонкий голос заглушал
Мое рифмованное пенье.
Смешон ей был весь наш Парнас,
И нами пойманная кляча
Давно измученный Пегас;
Но этот смехпредвестник плача
Ни разу не поссорил нас.
И до сего дня муза эта
Приходит тайно разделять
Тревоги бедного поэта,
Бодрит и учит презирать
Смех гаера и холод света.
1867
18701880-е годы
И. С. Тургеневу
Благословенный край
пленительный предел!
Там лавры зыблются
А. Пушкин
Невесела ты, родная картина!..
Н. Некрасов
Туда, в Париж, где я когда-то
Впервые, искренне и свято,
Любим был женскою душой