«Но разве жареных куриц выносит на берег пенистый прибой Одесского моря. Все благороднейшее из нашей контрабанды, все, чем славна земля из края в край, делало в ту звездную, в ту синюю ночь свое разрушительное, свое обольстительное дело. Нездешнее вино разогревало желудки, сладко переламывало ноги, дурманило мозги и вызывало отрыжку, звучную, как призыв боевой трубы. Черный кок с Плутарха, прибывшего третьего дня из Порт-Саида, вынес за таможенную черту пузатые бутылки ямайского рома, маслянистую мадеру, сигары с плантаций Пирпонта Моргана и апельсины из окрестностей Иерусалима. Вот что выносит на берег пенистый прибой Одесского моря».
А потом мистер Троттиберн,
«утвердившись на вздрогнувших ногах, <...> взял за плечи своих матросов, одного англичанина, другого малайца, и пошел танцевать с ними по захолодевшему двору.
Люди с Плутарха - они танцевали в глубокомысленном молчании, и оранжевая звезда, скатившись к самому краю горизонта, смотрела на них во все глаза».
К чему здесь эти танцы? К кораблю Тесея: празднества на Делосе включали в себя священные пляски, в числе которых был танец, представлявший блуждание Тесея в лабиринте...{90} А перед этим:
«Сумерки побежали уже по двору, сумерки побежали, как вечерняя волна на широкой реке, и пьяный малаец, полный удивления, тронул пальцем Любкину грудь. Он тронул ее одним пальцем, потом всеми пальцами по очереди. Желтые и нежные его глаза повисли над столом, как бумажные фонари на китайской улице; он запел чуть слышно и упал на землю, когда Любка толкнула его кулаком.
- Смотрите, какой хорошо грамотный, - сказала Любка Троттибэрну, - последнее молоко пропадет у меня от этого малайца <...>».
В чем проявилась грамотность малайца? В том, он что ощутил истинную природу Любки Козакона богиня любви, а не плодородия. Оттого и носит фамилию Шнейвейс«Белоснежная», как пена морская... Короче, Пенорожденная, Афродита...
А Беня Крик, покусившийся на убийство отца, чтобы не допустить его ухода к русской красавице Марусе,это Кронос, серпом оскопивший своего отца Урана. И то, что решающий удар нанесла Бенина сестра Двойра, причем не серпом, а дуршлагом, лишь демонстрирует травестийную картину одесского Олимпа.
Царство Кроноса ассоциировалось у древних греков с «золотым веком». Но священная история кончилась навсегда.
Английский пароход не привез никаких даров. Напротив, он пришел за русской пшеницей. Что касается названия корабля, то газетный редактор мог проявить бдительность и скрыть имя судна, дабы не подставить экипаж под репрессии. А в журнале название парохода сохранилось«Галифакс». Тем более и соответствующий город в Англии имеетсяГалифакс (Halifax), в графстве Уэст-Йоркшир. Но именем своим пароход мог быть обязан и конкретному лицусэру Чарльзу Буду, 1-му виконту Галифаксу (1800-1885). В 1846 году он стал канцлером казначейства, и в этой должности всячески противился оказанию помощи Ирландии, в течение 5 лет (1846-1850) пораженной страшным голодом, впоследствии названным Великим. В частности, он запретил импорт хлеба в Ирландию и не допустил приостановки экспорта пшеницы. По мнению современников, запрет на вывоз хлеба позволял без особых трудностей справиться с голодом, унесшим не менее миллиона жизней.
Преемником Чарльза Вуда на посту канцлера казначейства стал Бенджамин Дизраэли, с 1876 годалорд Биконсфилд. Еврей по происхождению, он написал роман «Альрой» о еврее из Курдистана, в XII веке объявившем себя царем и мессией. Дизраэли толково объяснил всю беспочвенность и бесперспективность мессианских упований, подтвердив это собственным опытомдвукратным пребыванием на посту премьера Великобритании, ставшей при нем Британской империей. Его роман, переведенный в 1912 году на русский, пользовался большой популярностью у евреев империи Российской. И вот теперь, в день похорон Ленина, выяснилось, что пароход «Биконсфильд» замерз во льдах возле Санджейки ...
События всех четырех «Одесских рассказов» происходят летом, полностью отвечая программе явления литературного мессии, облеченного в солнце.
И изобилиелюбви, еды, жизни... Так, как в рассказе «Отец»:
«беременные бабы наливались всякой всячиной, как коровье вымя наливается на пастбище розовым молоком весны, и в это время мужья их один за другим приходили с работы. Мужья бранчливых жен отжимали под водопроводным краном всклокоченные свои бороды и уступали потом место горбатым старухам. Старухи купали в корытах жирных младенцев, они шлепали внуков по сияющим ягодицам и заворачивали их в поношенные свои юбки. <...> жизнь Молдаванки, щедрой нашей матери, - жизнь, набитую сосущими младенцами, сохнущим тряпьем и брачными ночами, полными пригородного шику и солдатской неутомимости».
Но это не только Молдаванкараскроем книгу «Исход» (1:8-9, 13-19):
«И восстал в Египте новый царь, который не знал Иосифа, и сказал народу своему: вот, народ сынов Израилевых многочислен и сильнее нас <...> И потому Египтяне с жестокостью принуждали сынов Израилевых к работам и делали жизнь их горькою оттяжкой работы над глиною и кирпичами и от всякой работы полевой, от всякой работы, к которой принуждали их с жестокостью.
Царь Египетский повелел повивальным бабкам Евреянок, из коих одной имя Шифра, а другой Фуа, и сказал [им]: когда вы будете повивать у Евреянок, то наблюдайте при родах: если будет сын, то умерщвляйте его, а если дочь, то пусть живет.
Но повивальные бабки боялись Бога и не делали так, как говорил им царь Египетский, и оставляли детей в живых.
Царь Египетский призвал повивальных бабок и сказал им: для чего вы делаете такое дело, что оставляете детей в живых?
Повивальные бабки сказали фараону: Еврейские женщины не так, как Египетские; они здоровы, ибо прежде нежели придет к ним повивальная бабка, они уже рождают».
Фромм Грач до лета не дожил. Председатель Чека, приехавший из Москвы, ничего о нем не знал и не узнал, а сразу приказал расстрелять.
И той же весной («каштаны были в цвету»), но в рассказе «Конец богадельни»:
«Незнакомая женщина в шали, туго подхватывавшей грудь, хозяйничала в мертвецкой. Там все было переделано наново - стены украшены елками, столы выскоблены. Женщина обмывала младенца. Она ловко ворочала его с боку на бок; вода бриллиантовой струей стекала по вдавившейся, пятнистой спинке».
Повитухи теперь не нужныеврейские младенцы уже мертвые, и чужие женщины обмывают их пятнистые трупы. И хоронить евреев тоже некомупогребальное братство изгнано с кладбища. Так что, ни рождения, ни похорон... Одна только смерть.
А Бабель из Одессы пишет московскому приятелю И.Л. Лившицу:
«<...> Видел ли ты мертвого Ленина? Напиши мне, пожалуйста, ленивый холуй.
Одесса мертвее, чем мертвый Ленин. Здесь ужасно»{91}.
Девятибалльный Дух Божий носится над ледяной окоченевшей бездной.
И обозначение времени«в воскресенье в день похорон Ленина»это не указание на день недели: и город, и Ленин, и надежда на мессию умерли, чтобы никогда не воскреснуть.
* * *
Кстати, рассказ был замечендостаточно сравнить список персонажей («цветная команда парохода, три китайца, пара негров и один малаец») с произведением «Мистер Твистер» Самуила Маршака (1933):
«Пенятся волны, и мчится вперед
Многоэтажный дворец пароход
В белых каютах
Дворца-парохода
Вы не найдете
Цветного народа:
Негров,
Малайцев
И прочий народ
В море качает
Другой пароход.
<...>
Комнату справа
Снимает китаец,
Комнату слева
Снимает малаец.
Номер над вами
Снимает монгол...
Таким образом, Бабель стал еще и создателем советского колониального нарратива.
Глава VII На закуску
Прозу Бабеля никак нельзя назвать конвенциональной, а потому литературоведы и критики неустанно ищут у него отступления от нормального порядка вещей. И находят.
Михаил Вайскопф обратил внимание на обратный ход времени в таком фрагменте: «Папаша, <...> пожалуйста, закусывайте и выпивайте, пусть вас не волнует этих глупостей...».
Вайскопф резонно указывает, что обычный распорядок действий прямо противоположен: вначале следует выпить и лишь затем закусить{92}.
Та же мысль пришла в голову и редакторамнынешний Беня Крик произносит:
«- Папаша, <...> пожалуйста, выпивайте и закусывайте
<...>»
Редакторы только упустили из виду, что в следующей фразе папаша Крик «последовал совету сына. Он закусил и выпил».
А в пьесе «Закат» (в 1-й сцене) вообще творится несусветное:
«Забегаю сегодня к Фанкони, кофейная набита людьми, как синагога в Судный день. Люди закусывают, плюют на пол. Расстраиваются...»
То есть не только что не выпивают, а, закусив, еще и на пол плюют! {93}
В чем смысл такого нестандартного поведения? Быть может, дело в том, что мы неправильно понимаем Бабеля? Например, глагол «закусить»что он означает?
Даже в нормативном языке слово это многозначно: «что- то держать, крепко захватив зубами» («закусить удила»), или«заедать что-либо» (в том числе, согласно Далю: «съедать ломтик после рюмки вина»)... А еще имеется пропущенный Далем глагол несовершенного вида«закусывать»...
В Одессе он означал вот что:
«Из планового отдела вышел служащий благороднейшей наружности. Молодая круглая борода висела на его бледном ласковом лице. В руке он держал холодную котлету, которую то и дело подносил ко рту, каждый раз ее внимательно оглядев.
В этом занятии служащему чуть не помешал Балаганов, желавший узнать, на каком этаже находится финсчетный отдел.
- Разве вы не видите, товарищ, что ясказал служащий, с негодованием отвернувшись от Балаганова».
Пожирателя котлеты звали Бомзе, а случилось это в романе «Золотой теленок» (ч. 2, гл. 10).
Легко убедиться, что никакой рюмки Бомзе перед этим не выпивал, и слово «закусывать» значило для него не заедать съеденное или выпитое, а попросту «принимать пищу», короче«есть».
Что же тогда сказал Беня Крик старику Менделю? Всего лишь: «Ешьте, пейте и не терзайте себя волнениями...». Самые простые слова. Но простых слов у Бабеля не бывает. Потому что за словами стоят непростые смыслы. Например, притчав данном случае евангельская, от Луки (12: 15-20):
«смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения.
И сказал им притчу: у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих?
И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись.
Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?»
Покойся, ешь, пей и веселись душа! Праздничные столы не умещаются во дворе, сам Тартаковский в тестьях, полиция кончается там, где начинается Беня!..
Но придет ночь, и душу, польстившуюся на богатство, принесут в жертву... Как жениха...
«Двойра подталкивала мужа к дверям их брачной комнаты и смотрела на него плотоядно, как кошка, которая, держа мышку во рту, легонько пробует ее зубами».
Вот она расплатазакусив зубами, на брачное смертное ложе!
«Закусить» и «выпить» попросту многозначны, можно понимать их и так, и эдак. И эта многозначность обыгрывается.
Хотя временами герой сбивается на норму («Как это делалось в Одессе»):
«- <...> отчего бы ему не сесть за пять копеек на трамвай и не подъехать ко мне на квартиру и не выпить с моей семьей стопку водки и закусить, чем бог послал?»
Впрочем, в данном случае, Беня просто переходит на другой языкс «одесского» на русский. «Выпить и закусить» для скрепления сделкиэто русский обычай, русскими словами и описанный.
А вот другие высказывания Бени Крика:
«И чем было бы плохо, если бы евреи жили в Швейцарии, где их окружали бы первоклассные озера, гористый воздух и сплошные французы?»
«- Маня, вы не на работе, - заметил ей Беня Крик, - холоднокровней Маня».
В первом случае комический эффект возникает оттого, что жители Швейцарии не сплошь французы (имеются и немцы в немалом количестве), а во второмпо той причине, что несдержанность человек обычно проявляет у себя дома (а здесь все перевернуто). Но это привычные приемы, которые может применить любой автор. А здесь еще дело и в языке. Что отличает язык бабелевских персонажей от обычного?
То, что в нем нарушена лексическая связность. Например, «гористый» несомненно относится к горам. Но гористой может быть только местность, а воздухнепременно горным. Слово «первоклассный»характеристика отеля (Швейцария ими славится), а вот озёра... В лучшем случаеживописные. Слово «холоднокровный» существует, но применяется исключительно к рептилиям. А человеку пристало хладнокровие.
И это неполное владение русской стилистикой стало одним из оснований выстраивания «одесского языка». Бабель всего лишь сделал эту языковую черту тотальной.
Имелись и иные способы («Отец»):
«У вас невыносимый грязь, папаша, но я выведу этот грязь»...
Ни в одном русском диалекте не сыскать, чтобы слово «грязь» относилось к мужскому роду... Откуда же взяла его простая девушка Баська? Скорее всего, Бабель его придумал... «Невыносимый грязь»это эвфемизм, замена неприличного слова на фонетически и по смыслу схожее, но приличное: «У вас невыносимый *срачь, папаша, но я выведу этот *срачьІ»{94}.
Та легкость, с которой бабелевская выдумка принимается за реальный факт, свидетельствует, в общем-то, об одном: до Бабеля «одесского языка» не было. Точнее так: до Бабеля одесситы не знали, что говорят на особом языкеязыке, не похожем ни на какой другой.
А иногда сам язык раскрывает суть вещей и приводит к верным умозаключениям. Например, в пьесе «Закат»...
Боярский. <...> Мосье Боярский, говорит он мне по-французски, я уважаю вас, как фирму <...> и прошу вас, как фирму, выпить со мною две кружки пива и скушать десять раков...
Левка (грубым голосом). Я люблю раков.
Арье-Лейб. Скажи еще, что ты любишь жабу.
Боярский. ...и скушать десять раков...
Левка (упрямо). Я люблю раков.
Арье-Лейб. Рак - это же жаба...
Боярский (Левке). Вы простите меня, мосье Крик, если я скажу вам, что еврей не должен уважать раков. Это я говорю вам замечание из жизни. Еврей, который уважает раков, может позволить себе с женским полом больше, чем себе надо позволять, он может сказать сальность за столом, и если у него бывают дети - так на сто процентов выродки и биллиардисты. Это я вам сказал замечание из жизни.
Тут, как будто, все понятно: в самом начале первой сцены Левка уже сказал, что «еврей, который сел на лошадь, перестал быть евреем и стал русским». А раз так, то еврейские пищевые запреты ему не указ. А значит, можно любить и всю некопытную нечисть, в том числе ракообразную. А для Арье-Лейба раки такая же мерзость, как жабы...
Но это религия. Для чего же Боярский считает нужным привести еще «замечание из жизни» и замечание отнюдь не очевидное: «Еврей, который уважает раков, может позволить себе с женским полом больше, чем надо себе позволять». Откуда он это взял?
Из языка! Точнееиз особого значения слова применительно к отношениям с женщиной. Отсюда вывод: «любить раков» то же самое, что «любить раком», т.е. совокупляться с женщиной сзади.
Понятно, что значение слова здесь совсем иноепереносное, когда сексуальный акт уподобляется попятному движению рака. В самом же слове «рак» ничего неприличного нет. А приписывать любителю раков склонность к сальностям и вовсе глупо, поскольку «сальность» произведено из французского sale «грязный». И Боярский, болтающий по-французски, должен был это сообразить!
Почему же не сообразил? А потому, что разглядел в слове «сальность» совсем иную ипостасьсало, и, наверняка, свиное.
А это еще один запретевреи свинину не едят!
Таким образом, разглагольствования Боярскогоэто пародия на иудейскую экзегезусимволическое толкование Священного Писания.
Икак подтверждение: экзегеза самая доподлинная (в той же пьесе «Закат», сцена 6-я).
Арье-Лейб. «Песня Песней» учит нас - ночью на ложе моем искала я того, кого люблю... Что же говорит нам Рашэ?
<...>
Арье-Лейб. Вот что говорит нам Рашэ: ночью - это значит днем и ночью. Искала я на ложе моем - кто искал? - спрашивает Рашэ. Израиль искал, народ Израиля. Того, кого люблю - кого же любит Израиль, спрашивает Рашэ? Израиль любит Тору, Тору любит Израиль...