Рашээто ашкеназское произношение акронима РаШИ, абревитатуры словосочетания «Рабби Шломо Ицхаки». Так звали крупнейшего комментатора Священного Писания, в XI веке жившего в городе Труа на севере Франции.
А РаШИ, в отличие от Боярского, даже в «Песне песней» видит не эротику, а высочайший духовный смысл: если и есть предмет, достойный любви еврея,это Тора.
И Бабель над обоими толкователями издевается...
Глава VIII Переход через Збруч
За свою жизнь Бабель надавал множество обещанийнаписать книгу о ЧК, о коллективизации, о Горьком... И, скорее всего, обещанного не исполнил. Оттого и остался в анналах литературы отличным писателем, но автором одной единственной книги.
И книга эта «Конармия». Мы еще много места уделим разбору отдельных вошедших в нее новелл, но это не отменяет необходимости задуматься и над книгой в целом. Что же она такое? Пронизывает ли ее сквозная главная мысль, или такого стержня в ней нет, и это собрание блистательных новелл представляет собой лишь россыпь бриллиантов?
Попыток понять принцип сцепления новелл в книге было немало (приложил к этому руку и я),удача не сопутствовала никому.
Но в книгелюбой книгевсегда имеются в наличии две вещи: начало и конец. Бабель и здесь пытался запутать дело: в 1933 году снабдил «Конармию» новым концомрассказом «Аргамак». Об этом рассказе мы поговорим позднее, поскольку, по мнению практически всех исследователей, конец этот к книге приделан механически. Но по-настоящему книга завершалась рассказом «Сын рабби» (см. главу XIX).
А открывалась книга рассказом «Переход через Збруч».
И выясняется, что с началом книги тоже не все слава Богу, поскольку город Новоград-Волынск, где проходит действие рассказа, стоит на реке Случь. И эта несуразность давно была отмечена. А объяснение дали такое: Бабель мистифицировал читателя!
Зачем? Какая, собственно, разницаЗбруч, Случь?..
Есть разницаи существенная! Потому что Збруч не просто река, приток Днестра. С 1815-го по 1918 год по реке Збруч проходила граница между двумя империямиАвстрийской и Российской. И 17 августа 1914 года переход через Збруч ознаменовал начало боев Первой мировой на Юго-Западном фронте русской армии.
Подъесаул Евгений Тихоцкий, участник тех событий, начало боя описывал так:
«Переправа была смелая и безостановочная. Австро-венгерские эскадроны переправлялись под обстрелом наших спешенных сотен, выравнивали строй и рысью двигались по дороге...»{95}.
Это не было пограничной стычкойчасти 5-й кавалерийской дивизии рвались к Каменец-Подольску, туда, где стоял тогда штаб Юго-Западного фронта. А в 2 часа пополудни австрийская конница подошла к местечку под названием Городок (две православных церкви, один костёл, семь синагог) и столкнулась с казаками. Подвергнув местечко жесточайшему артобстрелу, эскадроны венгерских гусар пошли в лихую атаку. Дошло до рукопашной... После чего, 18 августа, беспорядочная толпа австрийцев форсировала Збруч в обратном направлении и покинула российскую территорию. В ту же ночь командир 5-й австро-венгерской кавалерийской дивизии генерал Фройрайх-Шабо застрелился.
В России 1914 года 17 августа наступило уже 4-го числа (по старому стилю). Так тот день и запомнился. А потому заглавие рассказа «Переход через Збруч», напечатанного в «Правде» 3 августа 1924 года, современники воспринимали совсем иначекак напоминание о десятилетней годовщине начала Первой мировой. Символ катастрофы, падения из мира в страдание и войнупереход через Рубикон, шаг безвозвратный и непоправимый.
И это не наша фантазия: вся 4-я полоса данного номера «Правды»{96} посвящена Первой мировой войне. В верху страницы помещена серия карикатур под заголовком «Слова и дела английской буржуазии в 1914-1924 гг.». Нижедве карты: старой (до 1914 г.) и новой (послевоенной) Европы. Нетрудно заметить, что ни одной империи на европейском континенте не осталось. Затем следуют статьи: «Америка и война» (И. Амтер), «Рабочая молодежь и империалистская <sic!> война» (Ж. Дорио) и «Война (Из записной книжки рабочего)» (И. Жига). А в «подвале» мы видим подборку из двух рассказов И. Бабеля: «Переход через Збруч» и «Конец святого Ипатия». Замысел редактора очевиден: первый рассказ соотносится с началом Первой мировой, а второйс гибелью Российской империи (подробнее в гл. XXIV).
Но у книги собственный контекст, и он высвечивает в новелле новые смыслы.
«Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова, нежный свет загорается в ущельях туч, штандарты заката веют над нашими головами. Запах вчерашней крови и убитых лошадей каплет в вечернюю прохладу. Почерневший Збруч шумит и закручивает пенистые узлы своих порогов. Мосты разрушены, и мы переезжаем реку вброд. Величавая луна лежит на волнах. Лошади по спину уходят в воду, звучные потоки сочатся между сотнями лошадиных ног. Кто-то тонет и звонко порочит богородицу».
Наше внимание останавливает свет: нежный в ущельях туч, штандарты заката, лунный на волнах... И цвет«почерневший Збруч шумит и закручивает пенистые узлы своих порогов».
Что это? А это Огненный Столп, который был облаком и мраком для одних и освещал ночь другим. Книга Исход, переход через Чермное море. Оттого в Новоград-Волынске, в еврейском доме автор увидел не просто следы погрома«развороченные шкафы в отведенной мне комнате, обрывки женских шуб на полу, человеческий кал...», но и главное: «черепки сокровенной посуды, употребляющейся у евреев раз в годуна Пасху».
Пасха, еврейская пасхаПесахэто празднование Исхода из Египта{97},
И если всадники тонут, то перед нами не народ Моисея, а войско Фараона.
Но «Переход через Збруч» открывает не сборник рассказов, а книгу. Потому вступление содержит в себе не просто намеки на некоторые моменты дальнейшего повествования, но и указание на финал. И то, что солнце катится по небу отрубленной головой, и то, что тонущие звонко порочат Богородицу, раскрывает все смыслы событиянастоящий и будущий. Началось все переходом через Збруч, а кончится головой Крестителя и распятием.
Вот что такое «Конармия»Заветы Ветхий и Новый, начало и конец.
Надо ли удивляться, что больше Бабель ни одной книги не написал?.. Хуже не хотелось, а лучше Библиине получится.
Глава IX Имя
Энтузиастыну что за славное племя! Беспокойные, неугомонные, отважные! Всегда готовые бросить камень в задремавший пруд! Что движет ими, откуда неуемная эта энергия? Все просто: им открылась истина, или то, что истину от них скрывали. И теперь не будет покоя закосневшей касте маститых толкователей...
Вот один такой специалист провозгласил:
«Бабель - важнейшая фигура в русско-еврейской литературе советского времени, модель еврейского писателя в советской русскоязычной культуре»{98}.
И все послушно закивали... Но тут тянет руку энтузиаст и смело задает неделикатные вопросы:
«Первый - зачем числить автора по тому или иному национальному ведомству? Второй - что такое русско-еврейская литература, вершиной которой признан теперь Бабель? Третий - что такое еврейский писатель?»{99}
И, не полагаясь на отзывчивость оппонента, сам себе отвечает: причислять писателя к той или иной национальной литературе, конечно, можно. Но тогда и нация должна иметься соответствующаяеврейская или русская!
Потому определение «русско-еврейская», хоть и прижилось в головах, но смысла не имеет.
А тогда извольте отвечать на главный вопрос: еврейский ли писатель Бабель?
«Перейдем от общих рассуждений к конкретным примерам. Ярче всего еврейская тема у Бабеля звучит в Конармии. Именно в ней (а не в экзотических Одесских рассказах) Бабель показывает широкую панораму еврейской жизни в ключевых для восточноевропейского еврейства регионах, на Волыни и в Галиции. Итак, как же выглядят местечковые, то есть народные, исконные, евреи в прозе Бабеля? <...>
Для еврейской темы и для структуры всей Конармии как книги в целом очень важен самый маленький и, на первый взгляд, самый еврейский рассказ в ней - Кладбище в Козине. Это поэтическое описание еврейского кладбища играет очень важную роль: оно призвано дать читателю эпическую перспективу, поставить казацкое нашествие Гражданской войны в один ряд с казацкими войнами XVII века.
Отправляясь в первый раз в путешествие по Юго-Западному краю, о старых еврейских кладбищах я судил, в первую очередь, по Кладбищу в Козине <...>.
Если исходить из того, что художественная проза (тем более, такая как у Бабеля: рассказы, стилизованные под очерки, основанные на дневниковых записях), <...> имеет какое-то отношение к реальности, то Кладбище в Козине, как я быстро понял, ни к какой реальности никакого отношения не имело. Вообще не имело! Совсем никакого!
Рассказ состоит из двух частей: описания надгробий и текста эпитафии. Нет на белом свете таких надгробий и таких эпитафий тоже нет! <...>
Изображения раввинов на надгробиях? Раввин краковский и пражский, покоящийся в заштатном местечке? (Кстати, сама эта формула, сконструированная по модели митрополит Петербургский и Ладожский, достаточно нелепа.) Уста Еговы? Этот текст не может быть ориентирован на еврейского читателя, как не может быть ориентировано на русского читателя описание православного кладбища, украшенного шестиконечными звездами и полумесяцами. <...>
Всякий писатель имеет право на вымысел, но то, к чему прибегает Бабель в Конармии, трудно назвать вымыслом, фантазией, мистификацией, даже ложь выглядит здесь слишком громоздким словом. Уклонение от реальности носит настолько, на первый взгляд, художественно немотивированный характер, что его хочется назвать детским словом вранье»{100}.
Что тут возразить? Скажем, по поводу полумесяца и шестиконечной звезды в православном обиходе? Разве что напомнить о полумесяце на православном кресте (в Византии для него существовало специальное слово: цата) и о масонах, метивших щитом Давида все, чего касались их руки,от зданий до надгробий...
Поэтому от мнений о рассказе обратимся к самому рассказу. До того, как попасть в книгу «Конармия» (1926), он был напечатан дваждыв «Известиях Одесского губисполкома» (1923.967. 23.02. С. 6) и в московском журнале «Прожектор» (1923.21. С. 14). Текст приводится по первой публикации с указанием всех последующих разночтений{101}.
Кладбище в Козине
Кладбище в еврейском местечке -{102} Ассирия и таинственное тление Востока на поросших бурьяном волынских полях.
Обточенные серые камни с трехсотлетними письменами. Грубое тиснение горельефов{103}, высеченных на обломках{104} гранита{105}. Изображение рыбы и овцы над мертвой человеческой головой. Изображения раввинов в меховых шапках, подпоясанных{106} ремнем на узких чреслах. И под безглазыми лицами -{107} волнистая каменная линия завитых бород.
{108}В стороне,{109} под дубом, разможженным{110} молнией,{111} стоит склеп рабби Азриила, убитого казаками Богдана Хмельницкого. Четыре поколения лежат в этой усыпальнице, нищей, как жилище водоноса. И{112} зазеленевшие скрижали поют о них витиевато, как молитва{113} бедуина:
{114}...{115}Азриил, сын Анании, уста Еговы.
Илия, сын Азриила -{116} мозг, вступивший в единоборство с забвением.
Вольф, сын Илии -{117} принц, похищенный у Торы на девятнадцатой весне.
Иуда, сын Вольфа, раввин краковский и пражский.
О,{118} смерть, о,{119} корыстолюбец, о{120} жадный вор, отчего ты не пожалел нас хотя-бы{121} однажды...{122} {123}
16.7.20.{124}
А критик приводит еще и цитату из бабелевского дневника:
«Кладбище, разрушенный домик рабби Азраила, три поколения, памятник под выросшим над ним деревом, эти старые камни, все одинаковой формы, одного содержания <...>
Новое и старое кладбище - местечку 400 лет»{125}.
Так что прав критик: не было на козинском кладбище надгробий с человеческими изображениями. И Бабель сочиняет нечто неподобное!
Зачем?
Если думать, что цель литературы описать словами видимое глазами, ответа нет. Но можно ведь думать, что у литературы задачи иные. Например, описывать словами то, что глазу недоступно...
Вчитаемся:
«И под безглазыми лицами - волнистая каменная линия
завитых бород».
Но ведь еврейские раввины бороду не завивали!
Вернемся к началу:
«Ассирия и таинственное тление Востока на поросших бурьяном ВОЛЫНСКИХ полях».
Это первый ключАссирия, наскальные барельефы, прославляющие ассирийских царей с их роскошными завитыми бородами. И шеренги пленных у ног владыки.
Идем дальше
«Изображение рыбы и овцы над мертвой человеческой головой».
Символика еврейских надгробий изученавсе три названных персонажа в ней присутствуют. Выясняется, правда, что рыбаэто не просто рыба, а Левиафан, кусающий свой хвост, и толкуется сей символ как обещание возвращения, то есть воскресения. А овца в образе агнца встречается лишь в композиции с орлом и означает душу, уносимую смертью. Имеется и череп с костями, но на еврейских кладбищах Волыни и вообще Восточной Европы его не отыскатьтолько в Венеции (местные евреи позаимствовали его у соседей-христиан)...
Зато в христианской традиции все три перечисленных символа связаны тесно и давно.
Рыба скрывает в себе греческое слово ιχθυς; с тем же значением. Но на самом деле это шифр, где за каждой буквой стоит слово, и означают они «Иисус Христоссын Божий, Спаситель».
Овцаэто, конечно агнец, но иного, высшего порядкажертвенный агнец. Оттого Иоанн Предтеча, узрев Иисуса, и провозгласил: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя все грехи мира» (Ин 1:29).
А поскольку рыба и овца располагаются «над мертвой человеческой головой», нет сомнений и в том, кому она принадлежала. Это череп Адама.
Уже в III веке Ориген утверждал, что там, где иудеи распяли Иисуса, покоилось тело Адама, и пролитая кровь Спасителя омыла адамовы кости, оживотворив в его лице весь человеческий род. Потому и дано было этому месту имя Голгофа (Γολγοθαпеределанное арамейское Gulgaltha «череп»).
Так устанавливается цепь событийот Адама через Вавилонский плен к Христу. И объединяет их только одноистория евреев.
А критик ничего еврейского в Бабеле не нашел, и оттого устремил свой взор за еврейские пределы:
«Что же в таком случае представляет собой Кладбище в Козине? Собственно говоря, это даже не рассказ, это совсем другой жанр, даже вид литературы, это - поэзия, стихотворение в прозе, жанр, особенно популярный у французских романтиков и символистов. <...> В этом стихотворении (будем его теперь называть так), как ни в каком другом тексте, видна французская выучка Бабеля. Несомненной данью литературной традиции (в диапазоне от парнасцев до Брюсова) выглядят и ориентально-библейские мотивы: Ассирия, таинственное тление Востока, скрижали, молитва бедуина. Текст стихотворения прекрасен, но волынские евреи и еврейские кладбища тут, увы, ни при чем»{126}.
Предложение прописать Бабеля по департаменту французской литературы увлекательно, но, к сожалению, ничем не обосновано. Зато отнесение «Кладбища в Козине» к жанру стихотворений, видимо, справедливо. Только стихотворение это не французское, а русское:
Без имени
Курган разрыт. В тяжелом саркофаге
Он спит, как страж. Железный меч в руке.
Поют над ним узорной вязью саги,
Беззвучные, на звучном языке.
Но лик сокрыт - опущено забрало.
Но плащ истлел на ржавленой броне.
Был воин, вождь. Но имя Смерть украла
И унеслась на чёрном скакуне.
«Поют над ним узорной вязью саги...»
~ «И зазеленевшие скрижали поют о них витиевато, как молитва бедуина...»
«Но имя Смерть украла...»
~ «О, смерть, о, корыстолюбец, о жадный вор...»
Это не Брюсов, это Бунин, стихотворение написанное в 1909 году.
Уместным оказывается и образ Смерти, оседлавшей черного скакуна,это несущая смерть Конармия. Правда, герой Бунинавоин и вождь, покоящийся в саркофаге, а в Козине
«Четыре поколения лежат в <...> усыпальнице, нищей, как
жилище водоноса».
Но об усопшем представителе третьего поколения сказано:
«Вольф, сын Илии - принц, похищенный у Торы на девятнадцатой весне».
А у раввинов на надгробьях завитые бородытак ассирийцы изображали только царей, пусть и плененных, но царей.