Теперь в Питере вашего-то брата, беглых разных, пруд пруди! Только не лафа им
А что?
Ловят! Уж на что шустрые ребята, беглых изловчиков щупали, а и тех всех переняли Опять же воров
Меня не поймают
Это почему?
Потому один буду работать.
И хуже. Обществом куда способнее! Тебе найдут, тебе укажут. Действуй! А там и вещи сплавят, и тебя укроют Нет, одному куда хуже! Ты вот с вещами а куда идти? Иди к Павлу. Ты с ним сдружись. Польза будет!
А тебе есть польза? спросил я смело.
Он усмехнулся:
Много будешь знатьскоро состаришься! Походи к нему, увидишь. Ну, я в сторону!
Мы дошли до Обводного канала.
Прощай!
Если что будет али ночевать негде, иди к Павлу!
Ладно! ответил я и, простившись, зашагал по улице.
Мишка скрылся в доме Тарасова.
Я нарочно делал крюки, петлял на Сенной и потом осторожно юркнул в свою Подьяческую, где тогда жил.
Умывшись и переодевшись, я прямо прошел в Нарвскую часть, где Келчевский встретил меня радостным известием о командировке.
Я засмеялся.
Пока что я и до командировки половину знаю!
Да ну? Что же?
Это уж потом! сказал я. Вернемся, сразу последу пойдем.
Отлично! Ну а теперь когда же едем и куда?
В Царское! Хоть сейчас!
Ишь какой прыткий! А Прудников?
Ну, вы с ним и отправляйтесь, а я сейчас один, решительно заявил я.
Келчевский тотчас согласился.
Где же увидимся?
А вы прямо в полицейское присутствие. Я туда и заявлюсь!
С Богом!
Келчевский пожал мне руку, и я отправился.
Поездка в Царское оказалась для меня совершенно пустым делом.
Я захватил с собою шустрого еврея, Ицку Погилевича, который служил в городской страже, и с ним вместе оборудовал все дело часа в два.
Взяв из полиции городовых, я прямо явился к содержателям извозчичьего двора, Ивану и Василию Дубовецким, и, пока их арестовывали, мой Ицка успел отыскать и лошадь, и упряжь, проданные моими арестантами.
Я отправил Дубовецких в часть, а сам с Ицкой и двумя стражниками поскакал в Кузьмино к крестьянину Тасину и опятьбез всякого сопротивленияарестовал его, а Ицка разыскал двое саней и полушубок со следами крови.
Мы привезли и этого Тасина, и все добро в управление полиции, и, когда приехали Келчевский и Прудников, я им представил и людей, и вещи, и полный отчет.
Как сейчас помню изумление Прудникова моей быстроте и распорядительности, а Келчевский только засмеялся.
Вы еще не знаете нашего Ивана Димитриевича! сказал он.
Я в ответ на эти похвалы указал только на своего Ицку, прося отличить его.
Между прочим, это был очень интересный еврей.
Как он попал в стражники, я не знаю. Труслив он был как заяц. Но как сыщикнезаменим. Потом он долго служил у меня, и самые рискованные или щекотливые расследования я всегда поручал ему.
Маленький, рыжий, с острым, как шило, носом, с крошечными глазками под распухшими воспаленными веками, он производил самое жалкое впечатление безобидной ничтожности и с этим видом полной приниженности проникал всюду.
В отношении же обыска или розыска вещей у него был прямо феноменальный нюх. Он, когда все теряли надежду найти что-нибудь, вдруг вытаскивал вещи из трубы, из-за печки, а один раз нашел украденные деньги у грудного младенца в пеленках!
Но о нем еще будет немало воспоминаний
Келчевский и Прудников, не теряя времени, тотчас приступили к допросу.
Первым вызвали Тасина.
Он тотчас повалился в ноги и стал виниться:
Пришли двое и продают. Вещи хорошие, и дешево. Разве я знал, что это грабленое!
А кровь на полушубке?
Они сказали, что свинью кололи к празднику, оттого и кровь!
А откуда они узнали тебя?
Так пришли. Шли и зашли!
Ты им говорил свое имя?
Нет!
А как же они тебя назвали? Идите, говорят, к Константину Тасину. А?
Он делал глупое лицо.
Спросили кого-нибудь
Так! Ну, а ты их знаешь?
В первый раз видел и больше ни разу!
Прудников ничего больше не мог добиться. Тогда вмешался Келчевский.
Слушай, дурень, сказал он убедительным тоном, ведь от твоего запирательства тебе не добро, а только зло будет! Привезем тебя в Петербург, там тебя твои же продавцы в глаза уличат да еще наплетут лишнего. И мы им поверим, а тебе нет, потому что ты и сейчас вот врешь и запираешься.
Тасин потупился.
Иди! Мы других допросим, а ты пока что подумай!
И Келчевский велел увести Тасина, а на смену ему привести братьевпо очереди.
Первым вошел Иван Дубовецкий. Высокий, здоровый парень, он производил впечатление красавца.
Попутал грех, сказал он, этих самых Петрова да Иванова я еще знал, когда они в бегах тут околачивались. Первые воры, и, сказать правду, боялся я их: не пусти ночеватьдвор спалят, и пускал. Ну, а потом они, значит, в Питер ушли, а там стали мне лошадок приводить, и задешево. Я и брал. С одной стороны, ваше благородие, дешево, а с другойопять, и боялся я их, чистосердечно сознался он.
Знали вы, что это лошади от убитых извозчиков?
Он засмеялся.
Смекал, ваше благородие, а спросить не спрашивал. Боязно. Раз только сказал им: «Вы, братцы, моих ребят не замайте!» Они засмеялись да и говорят: «А ты пометь их!» Только и было разговора!
Его отослали и вызвали его брата.
Совершенная противоположность Ивану, Василий был слабогрудый, бледный, испитой парень. Он тяжело дышал и упорно кашлял глухим кашлем.
Ничего не знаю, сказал он, брат всем делом владеет, а я больной, на печи лежу.
Знал ты бродяг Петрова и Иванова?
Ходили такие. Раньше даже ночевали у нас, брат очень опасался их.
Мы снова позвали Тасина.
Слова Келчевского, видимо, оказали свое влияние.
Припомнил я их, сказал он сразу, как вошел. Петров один, а другой Иванов. Петров тоже и не Петров, а беглый какой-то Познакомился я с ними, когда они в Царском жили, а потом ушли в Питер и оттуда мне вещи привозили. Их там шайка целая. Всех-то я не знаю и никого не знаю, а только главное место, где они сбираются, это будки на шоссе.
Девять и одиннадцать? спросил я. Славинского и Сверчинского?
Тасин тотчас закивал головою:
Вот, вот! У них все гнездо! Там они и живут, почитай, все!
Все. А ты кого знаешь из них?
Только двоих и знаю.
Больше от него узнать было ничего невозможно. Мы собрались уезжать.
Двух Дубовецких и Тасина при нас же отправили с конвоем в Петербурга следом за ними поехали и мы сами.
Келчевский потирал руки:
Ну, значит, эти душители все у нас!
Надо думать!
Скажите, пожалуйста, обратился ко мне Прудников, откуда вы узнали про этих ну, как их сторожей?
Про Славинского и Сверчинского, ответил я, очень просто. Я был у Славинского.
Были?! воскликнул Келчевский.
Мне стало смешно.
Я эту ночь ночевал у него в сторожке, сказал я и передал все происшедшее.
Видимо, этот Мишка у них штука не малая, окончил я.
Значит, их всех и арестовать можно?
Можно, но надо уловить момент!
Отлично, засмеялся Прудников, сперва уловим момент, потом их! Поручаем это всецело вам.
Я поклонился.
Мы приехали в Петербург.
Я отправился домой отдохнуть и позвал к себе Ицку, а Келчевский с Прудниковым поехали тотчас продолжать свои допросы.
Слушай, сказал я Погилевичу, вот в чем дело
Я рассказал ему про свою ночевку в будке номер девять, описал Мишку, Славинского, девушек и окончил свой рассказ словами:
Так вот, надо теперь, во-первых, выследить всех, кто там бывает, и узнать их имена. Раз! Потом узнать, когда они там соберутся. Два! И трипереловить их. Но это уже не наше дело. Наше дело накрыть! Понял?
Ну и чего же тут не понять! сказал Ицка.
А тогдашагай!
Ицка ушел и с этого же часа начал действовать.
Лично сам я был еще один раз в разбойничьем гнезде для того, чтобы лучше осмотреть его.
Павел Славинский и Стефания приняли меня очень радушно. У них был тот ночной гость, который увел Павла пьянствовать к соседу; он оказался каким-то Сашкой и потом причинил мне немало хлопот. Я сразу запомнил его зверскую рожу.
Мишки не было, и как ни хотелось мне проникнуть к Сверчинскому этого не удалось.
Павел вышел вместе со мною осмотреть шоссе и проводил меня до заставы.
Приходи в конце недели, сказал он, будет работа!
Но вместо меня будку номер одиннадцать осмотрел отлично мой Ицка.
Восьмого числа поздно ночью ко мне пришел Ицка, бледный, усталый, встрепанный, и сказал:
Уф! Завтра ночью они все там будут.
Откуда узнал?
Ну и не все равно! Завтра они будут уговариваться о делах, а Мишка будет убивать на шоссе, и с Мишкой Калина. Этот Калина такой разбойник. Уф! Он уже четырех убил
Где же соберутся?
И тут, и там.
Ну, завтра их и переловим! сказал я и, невзирая на ночь, послал уведомить Келчевского.
Рано утром я, Келчевский и Прудников собрались на совещание.
Я изложил им свой план. Мы возьмем с собою команду в четырнадцать человек, по семь на каждую будку, из отборных людей.
С одними пойдет Ицка, с другимия.
Дело сделаем ночью. Наши люди сойдутся поодиночке в назначенные пункты переодетыми, а потом приедем мы иначнем облаву.
Все согласились с моим планом. Во главе отобранных стражников мы поставили двух силачей: городового Смирнова и стражника Петрушева. Они одни свободно могли справиться с десятком человек.
Наступил вечер. Мы собрались, и перед нами выстроились четырнадцать бродяг.
Так вот, сказал я им, по одному, по два идите за Московскую заставу, на Волховское шоссе, Ицка вам укажет места. В час ночи я там буду, и тогда уже за работу!
Рады стараться! ответил Петрушев, и они ушли.
Прудников был бледен и, видимо, волновался. Келчевский выпил здоровую порцию коньяку, и только я один, скажу без всякого хвастовства, чувствовал себя как рыба в воде.
Я верил в успех предприятия, предстоящая опасность словно радовала меня, итеперь я могу сознатьсяя видел в этом деле возможность отличиться и обратить на себя внимание.
Кое-как мы досидели до двенадцати.
Едем! сказал я.
Мы встали и тронулись в опасную экспедицию.
До заставы мы доехали и приказали ямщику нас ждать, а дальше пошли пешком.
Это приключение могло бы составить несколько страниц жгучего интереса у романистано я, к сожалению, не обладаю бойким пером писателя и пишу только неприкрашенную правду.
Однако все-таки не могу обойтись без описаний.
Ночь была ясная, хотя и без луны. Шагах в шести-восьми можно было различить человека, и поэтому мы, хотя и переодетые блузниками, все-таки шли не тесной группой, а гуськом, и я повел всех не прямо по шоссе, а обочиной, по самому берегу Лиговки.
На другой стороне чернел лес; кругом было мертвенно-тихо, и среди этой тишины, в сознании предстоящего риска, было немного жутко
Мне порой казалось, что я слышу, как щелкают зубы у Прудникова, который шел следом за мною.
Мы вступили в редкий кустарник, голые прутья торчали со всех сторон и цеплялись за нашу одежду.
Вдруг прямо передо мной выросла фигура. Я невольно опустил руку в карман, где у меня лежал массивный кастет. Во все времена этот кастет был единственным моим оружием.
Это я, ответил в темноте Ицка.
Прудников и Келчевский тотчас приблизились.
Все готово?
Все! ответил Ицка. И они все пьют! Только Мишки нет.
Не ждать же его, сказал я, а где наши?
Здесь!
Ицка провел нас к самому берегу, и там мы увидели всех наших молодцов.
Ну, так за работу, братцы! сказал я. Помните, руки за лопаткии вязать. Оружия никакого!
Слушаем! ответил Смирнов.
Ты, Петрушев, и вы я указал на каждого, идите за Погилевичем и ждите нас! А вы за мной!
Семь человек отделились и осторожно пошли вдоль берега.
Я обратился к Келчевскому и Прудникову:
Ну, будем действовать! Вы и с вами трое станете позади дома. Четверых я возьму с собой. Идемте!
Мы прошли несколько саженей и очутились подле сторожки. Она стояла мрачная, одинокая, и из ее двух окошек, как и тогда, падал желтоватый свет.
Я остановился и отделил четверых.
Как только я свистну, прямо срывайте дверь, если заперта. А теперь прячьтесь!
Я подождал и смело ударил в дверь. Она через минуту отворилась.
Кто? спросил Славинский, держа в зубах неизменную трубку.
Впусти! Али своих не узнаешь! ответил я.
А! Колпинский! отозвался сторож. Иди, иди!
Я смело вошел и очутился в настоящей разбойничьей шайке.
За столом, кроме хозяина с дочерьми, сидели и пили огромный Сашка, Сергей Степанов, Васильев и знаменитый Калина.
А где Мишка? спросил я добродушно у Стефании.
А кто его знает, ответил Калина, ты скажи лучше, откуда ты так вырядился! Ишь гоголем каким!
На мне было все крепкое и новое, и одет я был скорее рабочим с хорошим жалованьем, чем побирушкой.
Завел матаньку и обрядился. Дело нетрудное! ответил я, замечая в то же время, что Сашка не спускает с меня пытливого взора.
Ну так как же нынче?.. начал Славинский.
А также, заявил вдруг Сашка, хлопнув кулаком, выпроводи сперва этого гуся, а там и толковать будем! И он злобно сверкнул на меня глазами.
Я решил действовать.
Кричит кто-то! воскликнул я и, бросившись к двери, тотчас открыл ее и позвал: Вались, ребята!
Что я говорил! заревел Сашка.
В то же время я получил страшный удар в плечо, и он мелькнул мимо меня, рванувшись между вбегающими моими молодцами.
Вяжи всех! крикнул я им и бросился за Сашкой.
Он быстро обогнул дом и побежал к берегу Лиговки Я за ним, крепко сжимая в руке свой кастет.
Держи его! крикнул я на ходу оставшимся трем на страже.
Они тотчас кинулись ему наперерез, но он мелькнул мимо них, бросился в речку и переплыл на другую сторону.
Попадись только мне! долетела с того берега его угроза, и он исчез.
Я взял с собой оставшихся трех стражников и вместе с Келчевским и Прудниковым побежал к дому. Но там было уже все кончено: Калина, Степанов и Васильев со Славинским были связаны, и подле каждого стоял дюжий городовой.
Стефания и Анна сидели в углу на лавке и ревели во весь голос.
Идем к Сверчинскому! сказал Келчевский.
Мы направились туда.
Навстречу нам бежал, тяжело дыша, какой-то мужчина и, увидев нас, рванулся в сторону, но наши молодцы нагнали его и арестовали.
Он оказался самим Сверчинским.
Остальные, бывшие в его сторожке, были все переловлены ловким Ицкою. Их было всего двое: Иван Григорьев и Егор Чудаков.
С добрым уловом! радостно поздравил нас Прудников, у которого прошел уже весь страх.
И домой! добавил Келчевский.
Мы отправили всех со связанными за спину руками под строгим конвоем в тюрьму, а сами, весело разговаривая, дошли до заставы и поехали по домам.
На другой день Шувалов, выслушав доклад о поимке почти всей шайки «душителей», назначил Келчевскому и Прудникову произвести по всем их преступлениям строжайшее расследование, определив в помощники приставовПрача и Сергеева.
И началось распутывание целого ряда страшнейших преступлений.
Расследование началось на другой же день.
Друг за другом вводили в комнату разбойников, временно закованных, снимали с них первое дознание.
Я все время присутствовал на этих допросах.
Но моя роль еще не окончилась. Впереди оказалось еще много дела, сопряженного и с немалым риском, и немалыми хлопотами.
У нас оказались арестованными: в самом начале мноюАлександр Петров и Григорий Иванов, затем в Царском Селебратья Дубовецкие и Константин Тасин, потом на облавеСверчинский и Славинский, Калина Еремеев, Иван Григорьев, Сергей Степанов, Егор Чудаков, Василий Васильев, Федор Андреев, и наконец уже по их указаниям мы арестовали извозчиков Михаила Федорова и Адама Иванова, дворника Архипа Эртелева, портерщика Федора Антонова и женщинМарью Михайлову, Ульяну Кусову и Стефанию Славинскую.
Вся шайка с убийцами и притонодержателями, укрывателями, была в наших руках, и только двое самых страшных разбойников еще гуляли на свободе. Это были Михаил ПояненМишка с детскими глазами, с которым я провел ночь, и Александр Перфильевтот, что удрал от нас, переплыв Лиговку.
Я взял на себя обязательство поймать их обоих и твердо решил выполнить эту задачу.