Представляется уместным привести слова исследователей, специально занимавшихся мифологическими коннотациями ремесел. «Во многих традициях само установление ремесел дается извне мифологическим существом, и к этому первоначальному событию постоянно возвращаются как к воспроизводимому эталону. Особенно отчетливо это проявляется в применении ремесла для изготовления какого-либо продукта, отмеченного как сакральный в отличие от профанического (имеющего чисто хозяйственно-бытовое применение или использование) и соотнесенного с определенными праздниками или временными вехами. Главные операции в данных ремеслах могут рассматриваться как дальнейшее развитие основных действий при символическом создании или воссоздании вселенной (например, тканье и пряденье как действия растяжения, распространения и заполнения пространства; печение ритуального пирога с призывами к нему вырасти от земли до неба как соединение основных зон или сфер и т. п.)».
Своего рода ссылка на мифологический прецедент творения мира и «первого дома» присутствует в том или ином виде во всех обрядах, совершавшихся при строительстве, и в особенно явной формев ритуале жертвоприношения. Это видно уже из того факта, что перед тем, как совершить жертвоприношение, на месте будущего сруба устанавливалось деревце, безусловно связанное с той концептуальной схемой, которую принято называть «мировым деревом». Жертвоприношение должно было совершаться в максимально сакральном месте«центре мира», который обычно маркируется «мировым деревом».
В славянских обрядах при строительстве дома в этой роли чаще всего выступает срубленное молодое деревце, которое устанавливают на месте будущей стройки. «При закладке нового дома крестьяне на предназначенном для того месте прежде всего втыкают в землю или просто садят с корешком какое-нибудь дикорастущее деревце, например березку или рябинку за ее крестообразную форму листьев. Некоторые на время постройки зданий водружают в землю на высоком месте деревянный крест, деланный плотниками перед началом работы» (Владим. губ.).
«В переднем углу ставили маленькую, цельную, с корнем, кедринку (кедр), приговаривая: Вот тебе, матьсуседушка (домовой дух), теплый дом и мохнатый кедр!. Кедринка остается в переднем углу и ни под каким видом не выбрасывается» (Западная Сибирь, Сургут).
На Верхней Волге (район Мологи) в середину сруба ставили березку или елку с иконой.
В Калужской губ. плотники ставили посреди сруба дубок.
В Дмитровском крае «при закладке ставят стол на месте будущего переднего угла, за столом ставят рябинку».
В Тульской губ. «выкапывали с корнем самый высокий репей и клали под переднею и заднею стенками дома».
В Вологодской губ. посреди строящегося скотного двора ставили елку. Установленное деревце должно было стоять посреди сруба в течение всего времени строительства. Аналогичные действия при закладке дома зарегистрированы у многих других народов. Ср., например, у мордвы-эрзя: «Если сруб поднимают осенью или весной, то на новом месте около дома (иногда даже в подызбье) по традиции сажают рябину, считавшуюся символом плодородия. По старинным представлениям мордвы, рябина символизирует также желание хозяина иметь детей. После того как сруб поднят до перерубов и настлано несколько досок пола, на них ставят стол; хозяйка приносит хлеб, горшок каши, яичницу и угощает плотников и помочан».
«Мировое дерево», как уже было сказано, призвано маркировать центрточку развертывания мира из жертвы. Деревце посреди срубаэто одновременно и центр будущего жилища, и «центр мира». Как мир в мифологическое время был «развернут» из тела жертвы, так и дом «выводится» из жертвы. Иными словами, и в том и в другом случае жертва является своего рода исходным сакральным материалом. При этом и мир, и дом принимают облик жертвы, которая первоначально если и не была, то мыслилась человеческой. «Сюжет создания мира из тела убитого живого существа, большей частью антропоморфного, имеет своим прототипом жертвоприношение. В архаических мифологиях встречаются рассказы о создании животных и растений, небесных светил и других природных объектов из тела убитого предка».
Широко известные параллели между структурами «первой жертвы» (антропоморфного существа) и макрокосма можно дополнить аналогичными корреспонденциями между строением человеческого тела и строением жилища, с одной стороны, и между макрокосмом и жилищемс другой. Лоб, лицо, окно (око), усы, устье (уста), чело, ноги, заддалеко не полный перечень терминов, общих для описания человека и жилища.
Уподобление жилища телу человека нашло свое отражение не только в лексике, но и в обрядах, изобразительном искусстве. Так, например, в обрядах, сопровождавших рождение ребенка (и особенно при трудных родах), придавалось особое значение открыванию дверей дома, который мыслился, таким образом, женским телом.
В этом плане исключительный интерес представляют и декоративные композиции с женской фигурой в центре (женщина, в поднятых руках которой два деревца или птицы); она иногда заменяется деревом или сливается с ним, а в других вариантах вместо женщины и дерева появляется контур жилища. Таким образом, взаимозаменяемость и взаимообозначения дерева, женщины и дома в центре изображения представляются не случайными.
Эволюция жертвы, замена человеческой жертвы животными, привела к тому, что жилище стало уподобляться телу жертвенного животного.
У восточных славян в качестве «строительной жертвы» зафиксированы конь, петух и курица. Не исключено, что в жертву приносился рогатый скот. При этом приношение в жертву петуха (курицы) еще в прошлом столетии было довольно-таки распространенным, а рогатого скота и лошадейредким явлением, отмеченным в то время (насколько нам известно) только на Украине. В 1953 г. Новгородской археологической экспедицией ИИМК были обнаружены конские черепа в основании целого ряда срубов, датируемых XXIV вв.
На более раннем этапе у славян не исключены человеческие жертвоприношения при закладке крупных строений. На это указывает не только приводимый Д. К. Зелениным отрывок из христианского номоканона («при постройке домов имеют обыкновение класть человеческое тело в качестве фундамента. Кто положит человека в фундаменттому наказание12 лет церковного покаяния и 300 поклонов. Клади в фундамент кабана, или быка, или козла»), но и сохранившиеся вплоть до самого последнего времени русские поверья о том, что новый дом всегда строится «на чью-нибудь голову». Поэтому «при переходе в новый дом отрубали на пороге избы голову у курицы, которую после в пищу не употребляли. Иные же для предотвращения мнимого несчастья при закладке домов закапывали куриную голову под главным углом».
«Гродненские белорусы прежде верили, что при рубке первых бревен будущего дома строитель-плотник непременно кого-нибудь заклинаетили из числа членов семьи хозяина дома, или отдельное домашнее животное, или целую породу домашних животных, например лошадей, коров и т. п.». В Витебской губ. плотник может заклясть чью-нибудь жизнь при рубке первого венца. Аналогичные данные зарегистрированы на Украине. В качестве близких параллелей можно привести, например, польский обычай класть на месте будущего дома на некоторое время хозяина и сербское поверье о замуровывании тела человека, после чего он умирает. У чердынских и соликамских коми-пермяков «при постройке дома обыкновенно обещали закопать одного из плотников. Впоследствии же человек заменяется тут мелким животнымпоросенком, гусенком или петухом». Ритуальным эквивалентом человеческой жертвы у народов коми считаются антропоморфные деревянные куклы, которых закладывали в основание дома плотники, предварительно расколов их головы и обмазав их кровью. Фольклор многих европейских народов (в том числе и славянских) насыщен сказаниями о замуровывании людей в основание различных построек. Собранный П. Сартори европейский материал позволяет видеть в качестве жертвы наряду с уже упоминавшимися животными рогатый скот, овец, коз, собак, кошек, зайцев, лягушек, змей.
Трудно сказать, связано ли было с заменой живых существ использование при закладке дома таких предметов, как деньги (монеты), ладан, шерсть, зерно, куски хлеба. Вполне возможно, что обе эти линии (живая жертва и бескровная жертва) развивались параллельно, хотя последовательность: живая жертва > бескровная жертва представляется наиболее вероятной, что подтверждается и многочисленными типологическими параллелями (см. об этом ниже). О бескровной жертве известно следующее: «Заставливая (закладывая) избу, кладут под угол деньгидля богатства, шерстьдля тепла, ладандля святости». «Кладут монеты, ладан в углы, под первый венец, под матицу и под оконные подушки» (Влад. губ.). «При закладке дома на углы бревен первого ряда кладут несколько кусочков церковного ладана и серебряные монеты: ладанчтобы домовой не шутил, а монетычтобы богато жить» (Рыбинск. у.). «При постройке дома жито кладут под угол, деньгипод закладное бревно» (Шенкурский у.). «Под передним, святым углом по желанию хозяев закапывали монету на богатство, и плотники от себякусочек ладану для святости». На Украине «при закладке хаты пьют закладщины и при этом кладут иногда в ямы для стояков в углах хаты деньги, жито и шерсть». В Белоруссии кладут ладан, «свянцоные зелки» или хвойные ветки, чтобы предохранить дом от «пирунов». С «зелками» хорошо положить «по жмени» первой муки, смолотой на новой мельнице или же в новых «жернах». Ср. обычай закапывать в основание дома сосуды с различными пищевыми продуктами у народов Западной Европы. Уподобление дома жертвенному животному, по всей видимости, нашло свое отражение в цикле загадок с отгадкой «изба», например: «Стоит бычище, проклеваны бочища»; «Снаружирогата, изнутри комола»; «Курица на курице, а хохол на улице»; «У быка, быка прорезались бока: у быка ядра говорят».
Таким образом, в семантическом плане «строительная жертва» была связана со сложным комплексом представлений о сакральности жилища, его «выводимости» из тела жертвы, взаимоперекодировками между жертвой, жилищем и концепцией устройства мира. Но если представления о творении мира из человеческого тела являются общеизвестными и не нуждаются в дополнительных комментариях, то при рассмотрении его замен возникает ряд вопросов, относящихся прежде всего к логике замен. Как мы уже говорили, на славянском материале круг реальных свидетельств о животных жертвах ограничивается конем и петухом (курицей).
«Замену человеческого жертвоприношения приношением в жертву домашнего животного (коня) можно найти уже в древности у разных индоевропейских народов, для которых культ коня был особенно характерен». «Конь как ритуальный эквивалент человека»этот мотив хорошо известен по данным фольклора и мифологии. Среди них показательны, например, отношения взаимообозначения женихконь в свадьбе и в волшебной сказке. В свадьбе коньпостоянный атрибут жениха (ср.: коньпомощник героя в сказке). Характерно что термины «князь» и «конь» в свадебной лирике находятся в отношении дополнительности (ср. тексты типа «князь молодой, конь удалой»), а в метаобрядовой лексике слово «конь» является эвфемистическим названием жениха. В связи с общей проблемой дистрибуции ритуальных терминов небезынтересна синонимия терминов «князек» и «конек» при обозначении верхней части крыши, что в контексте проблематики жертвы (конь как замена человека и эквивалент мирового центра, в роли которого для индоевропейской традиции реконструируется образ царя) получает особое звучание. В качестве типологической параллели ср. приводимые Вяч. Вс. Ивановым немецкие (Шлезвиг-Гольштейн) названия коников на крышахHengest и Horsa, совпадающие с именами двух братьев-царей.
Соответствия другого рода (человекконьмировое дерево) проявляются прежде всего в плане их ритуально-мифологической трехчастности (передняя, средняя и задняя часть коня, человека соответствуют верхнему, среднему и нижнему миру), которая явилась основой (наряду с четырехчленностью горизонтальной плоскости) внутренней реконструкции архетипа. «Таким архетипом представляется соотнесение жертвы с мировым деревом (или столбом), трехчастность которого соответствует трехчастности жертвы (первоначально, скорее всего, человеческой)». Применительно к жилищу как к модели мира показательно, что крыша венчается изображением конской головы, для которой дом является «телом», а его основание«ногами» (ср., с другой стороны, указанные лексические соответствия между названиями частей дома и частей человеческого тела).
Возможность появления в качестве жертвы петуха (курицы) была обусловлена, по-видимому, целым комплексом причин, и в частности благодаря некоторым соответствиям ритуально-мифологического характера. В некоторых контекстах петуху и коню приписывались сходные функции. Постоянно отмечается, например, их особая роль в гаданиях, где и конь, и петух выступают в роли прорицателей. Ср. о петухе: «Два раза родился, ни разу не крестился, а первый пророк»; «Петух слывет в народе за великую птицу, за вещую птицу:он вещает благодатный вечер и полночь и зорю никогда не проспит. Нечистая сила не подступается к нему: на нем ангельский чин, гребень на голове у петухакорона» (д. Павлицы Рылов. вол. Вязн. у.); «Петух птица воздушная; по божьему повелению он кричит». Общеизвестны многочисленные гадания, связанные с петухом и курицей, как и с конем (гадания по ржанью коня, по его топоту и т. д.). В девичьих гаданиях «завязывают лошади глаза, девка садится на нее: если пойдет за воротабыть замужем».
Во-вторых, и конь, и петух наделялись апотропеической силой (ср. о петухе выше: «Нечистая сила не подступается к нему»); череп коня использовался в народной медицине для излечения лихорадки, предотвращения моровой язвы среди скота, для чего головы лошадей (и коров) выставлялись на шестах и на кольях ограды.
Наконец, и конь, и петух связываются в народных верованиях с огнем и водой, причем оба служат в равной степени символами огня. Если по отношению к петуху это очевидно, то связь коня с огнем может быть прослежена, например, по обряду бросания лошадиной головы в костер в день Ивана Купалы (ср. огненную природу коня в сказках и характерные данные изобразительного плана и т. п.). С другой стороны, известны свидетельства о приношении петуха и черепа коня в жертву водяному.
Перечень сходных функций коня и петуха можно было бы продолжить, но даже приведенные указания на их изофункциональность позволяют сделать вывод о неслучайном характере использования в качестве жертвы не только коня, но и петуха.
Гораздо меньше внутренней логики в замене живой жертвы предметами (если предположить, что такая замена имела место). Подобного рода замены скорее относятся к области ритуального «синтаксиса». Этот тип замен, во всяком случае на восточнославянском материале, самый поздний. В семантическом плане подобного рода заменам может быть приписан широкий спектр значений, который необходимо учитывать при изучении общего содержания понятия «дом», так как эти предметы выступают в своей «метонимической» функции, т. е. их содержание в какой-то мере (с точки зрения данного коллектива) должно определять семантику всего дома.
О шерсти как о ритуальном символе мы уже упоминали. Приведенный выше отрывок («кладут шерстьдля тепла»), фиксирует практическое значение шерсти. Ритуальное содержание включает такие значения шерсти, как «плодородие», «богатство», что особенно ясно проступает в свадьбе: «Как шуба мохната, так чтобы и вы, детки, были счастливы и богаты»; «Чтобы жених был богатый, как кожух волохатый» (ср. также связь скота и «скотьего бога»Велеса с идеями обмена, торговли, богатства), а в специфических контекстах (в некоторых моментах свадьбы) и «чуждость», нечеловеческую, звериную (лесную) природу субъекта. Для обрядов закладки релевантны все указанные значения, кроме последнего, однако не следует игнорировать возможность актуализации противопоставления свойчужой, учитывая его роль в процессе освоения пространства.