Перебрав не один вариант, Сметанин остановился на простом, как ему представлялось, беспроигрышном ходе. Он полагал, что Нортон вряд ли устоит перед искушением вербовки такого ценного источника информации, как помощник военного атташе, и будет вынужден раскошелиться, чтобы погасить его виртуальный игорный долг в 265 тысяч долларов. По убеждению Сметанина, именно такая сумма должна стать начальной ставкой в его игре с американцами.
Теперь, когда, как ему представлялось, все было предусмотрено, пришло время спать. Остаток ночи Сметанин провел в беспокойном сне. На работу пришел с чугунной головой и весь день просидел как на иголках. До выхода на встречу с Нортоном оставалось больше часа. Захлопнув дверь кабинета, он отправился в город и принялся колесить по улицам, чтобы сбить возможную слежку. Сделав последний круг, Сметанин нацелился на адрес.
Впереди показался высокий каменный забор. За ним, в глубине сада, притаился неприметный особнячок. Окинув быстрым взглядом улицу и не заметив ничего подозрительного, он воровато шмыгнул в калитку. Вслед холодно сверкнули зрачки камер видеонаблюдения, и через мгновение на ступеньках крыльца появился Нортон. Встретив Сметанина белозубой улыбкой, он проводил его в свою комнату.
За время, прошедшее после их разговора на теннисном корте, американская разведка успела собрать кое-какой материал на будущего агента. Фактура была обнадеживающей, и Нортон не стал откладывать дела в долгий ящик. После общих фраз о настроении и здоровье он со знанием дела принялся опрашивать Сметанина по резидентуре ГРУ и обстановке в советском посольстве. Тот было заикнулся о своем «игорном долге в 265 тысяч долларов», но американец решительно отмел эту заявку, заявив: «Сначалатовар, потомденьги». На том они и разошлись, договорившись встретиться через неделю.
Встреча состоялась 1 марта 1984 года, и здесь Сметанина ожидал болезненный и неприятный для самолюбия сюрприз. Помимо Нортона на нее пожаловали еще два немногословных субъекта; как оказалось, это были специалисты-психологи. В ЦРУ, опасаясь возможной подставы советских спецслужб, предложили будущему агенту пройти проверку на полиграфе. Жажда денег оказалась сильнее уязвленного самолюбия, и Сметанин вынужден был согласиться. Компенсацией за унижение и выданную им информацию по резидентуре ГРУ послужил увесистый пакет. В нем находились 265 тысяч долларов. Окончательно «шпионский союз» закрепила подписка, которую Сметанин дал американской разведке:
«Я, Сметанин Геннадий Александрович, получил от американского правительства 265 тысяч долларов, в чемрасписываюсь, и обещаю ему помогать».
В агентурную картотеку ЦРУ он был занесен под многообещающим псевдонимом Сом. Видимо, американская разведка с помощью такого крупного хищника-шпиона, каковым являлся помощник военного атташе, рассчитывала выловить немало секретов.
Дома Сметанин не удержался и несколько раз пересчитал свалившееся на него сказочное богатство, а потом метался по квартире, не зная, куда его спрятать, пока не остановился на платяном шкафу. Долго незамеченными деньги не пролежали, жена их обнаружила. Объяснение между супругами было коротким. Послушная ему во всем, она согласилась с тем, что доллары послужат им стартовым капиталом для будущей счастливой жизни на Западе. Сметанин, уверенный в своей исключительности, заверил жену, что быстро пробьется наверх. По его словам, им уже собран материал для книги, которая должна взорвать читающую публику разоблачениями о деятельности ГРУ и КГБ и принести целое состояние. Закончился разговор между супругами согласием жены помогать мужу в его шпионских делах.
Однако одного этого Сметанину, вероятно, показалось мало. Он, то ли страхуясь от собственной супруги, то ли рассчитывая выжать из Нортона лишнюю тысячу долларов, на очередную явку с ЦРУ отправился вместе с ней. Неожиданное появление на пороге семейной пары немало озадачило повидавшего всякого на своем шпионском веку американского разведчика. Взвесив все «за» и «против», Нортон согласился с предложением Сметаниных.
С 4 марта 1984 года теперь уже семейный «шпионский подряд» заработал с удвоенной энергией. Муж сдавал ЦРУ своих коллег по резидентуре ГРУ, а жена, пользуясь теми возможностями, которые у нее открылись после перевода в консульский отдел посольства, копировала секретные документы и передавала их ему. Тяжесть встреч с Нортоном и получение у него «зарплаты» Сметанин взял на себя.
Так продолжалась до лета 1985 года. К тому времени обстановка в резидентуре накалилась. Участившиеся провалы агентуры встревожили руководство ГРУ и контрразведки. Режим работы сотрудников португальской резидентуры ужесточился. Сметанин занервничал. На явках с Нортоном он упрекал его в поспешности при нейтрализации агентов резидентуры и настаивал на своем скорейшем уходе на Запад. Тот уже не стелил так гладко, как прежде, а требовал продолжения работы и новой информации. Сметанины, по горло увязшие в шпионаже, вынуждены были отрабатывать свой будущий уход на Запад. Они требовались американской разведке до тех пор, пока снабжали ее информацией. Поэтому она с ними не церемонилась.
Накануне отъезда в отпуск в Москву на очередную просьбу Сметанина рассмотреть вопрос об уходе его семьи на Запад Нортон в резкой форме отрезал: «Делайте то, что вам говорят! Вы нам нужны в центральном аппарате ГРУ для выполнения ответственных заданий».
И Сметанину ничего другого не оставалось, как подчиниться. Другую его просьбу принять на временное хранение накопленные шпионские сбережения270 тысяч долларов Нортон охотно исполнил и не остался в «долгу». После встречи с ним Сметанин унес с собой ампулу с мгновенно действующим ядом, инструкции по организации связи и портативный приемник «Сони» для приема односторонних радиопередач американского разведцентра на тот случай, если его оставят служить в Москве.
16 августа 1985 года Сметанины вылетели в Москву. Там их с нетерпением ждали не только родственники. Участившиеся провалы агентуры в португальской резидентуре ГРУ и бесследное исчезновение некоторых из них стали головной болью не только у его руководства, но и у контрразведчиков. В 3-м Главном управлении КГБ СССР в целях выяснения причин была создана оперативная группа. Ее возглавил опытный профессионал и настоящий охотник на шпионов начальник одного из ведущих отделов полковник Алексей Алексеевич Моляков. Под стать ему были и другие участники группы: полковник С. Безрученков, подполковник Н. Михайлюков и полковник А. Терещенко.
Предварительный анализ имевшейся оперативной информации оказался неутешительным. Как бы ни было горько осознавать, но Алексей Алексеевич и его коллеги пришли к единому мнению: провалы в резидентуре являлись не результатом эффективной работы португальской контрразведки или личной неосторожности самих агентов, а следствием прямого предательства. Более того, за провалами угадывалась хорошо знакомая рука американской спецслужбы. А вот кем она управляла, на этот вопрос военным контрразведчикам предстояло найти ответ.
То, что предатель действовал внутри резидентуры, у таких профессионалов, каковыми являлись Алексей Моляков и его коллеги, это сомнений не вызывало. Но кто он? И как выйти на него, если в руках нет ни малейшей зацепки? С чего начинать? Весь предыдущий опыт разоблачения шпионов подсказывал контрразведчикам безотказный признак предательства. Все перевертыши, даже самые осторожные и предусмотрительные, не могли долго, подобно Кощею Бессмертному, чахнуть на груде злата. Рано или поздно они начинали жировать и шиковать на свои тридцать сребреников. Через эту призму контрразведчики и пытались взглянуть на личную жизнь сотрудников резидентуры ГРУ. И появились первые результаты.
7 ноября 1984 года на торжественном приеме, устроенном в посольстве СССР в Лиссабоне по случаю годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, молодая, привлекательная Наталья Сметанина сверкала, словно рождественская елка, украшенная бриллиантовым колье и браслетом, которые на одну майорскую зарплату мужа было не купить. Злые языки не обошли вниманием этот ее выход в свет, и весь вечер посольские дамы шушукались, обсуждая между собой вырядившуюся «зеленую выскочку». Сам Сметанин, поигрывая желваками на скулах, с трудом дождался окончания приема и потом в квартире устроил жене скандал.
Этот, казалось бы, незначительный эпизод не остался без внимания контрразведчиков. Они принялись глубже изучать личное дело Сметанина. В нем на первый взгляд было все гладко.
Во время учебы в Киевском высшем военном общевойсковом командном училище командиры и преподаватели Сметанина отмечали, что среди курсантов он выделялся своей усидчивостью и стремлением быть лучшим. Нарушений воинской дисциплины не допускал. Являлся примером в учебе и службе.
Подобные оценки были и в аттестации Сметанина за 1981 год. В ней выпускник Военно-дипломатической академии (ВДА) ГРУ Генерального штаба характеризовался так:
«Идейноубежденный. Хорошо подготовлен в идеологическом плане Подготовлендля активного противодействия пропаганде, оппортунистической идеологии буржуазного образа жизни Учился в основном на отлично. Честен и правдив Вел активную общественную работу. Избирался секретарем партийной организации группы. Твердо проводил в жизнь линию КПСС»
С такой характеристикой Сметанин смело мог составить компанию членам Политбюро ЦК КПСС. И все-таки опытный взгляд контрразведчиков зацепился за ряд штрихов в его безупречной репутации. В глаза бросалось стремительное продвижение Сметанина по наиболее благоприятным с точки зрения бытовых условий участкам оперативной работы. Первым из них стала Франция. С 1974 по 1977 год он прослужил в составе парижской резидентуры. Несмотря на то что ничем особенным себя не проявил, по окончании командировки был тут же зачислен в ВДА.
Похоже, чья-то очень властная рука двигала Сметанина по служебной лестнице. И здесь контрразведчики не ошиблись. Этой «рукой» оказался крупный политический деятель от разведкигенерал-лейтенант «Д». Позже выяснилось, что та же рука правила выпускную аттестацию Сметанина. Чем так приглянулся ему, генералу, простой капитан? Родственных связей между ними не просматривалось. И тогда контрразведчики, не поднимая лишнего шума, прошлись по связям Сметанина среди сокурсников по ВДА.
В беседах с ними Сметанин открылся им с иной стороны, совершенно не похожей на парадно-бумажную «иконопись». Одна только кличка Гнус, которую ему дали однокашники по академии, уже сама по себе говорила о многом. Умение тонко польстить, «правильно» выступить на партийном собрании и «твердо провести в жизнь линию партии», то есть политического управления, где Сметанин старательно протирал штаны, кроме презрения, ничего другого у сокурсников не вызывало.
Зато это высоко оценил генерал «Д» и взял Сметанина под свою опеку. Это он ранее, в 1977 году, пробил ему место в парижской резидентуре ГРУ, а позже, по окончании ВДА, должность помощника военного атташе при посольстве СССР в Лиссабоне. Сметанин оказался единственным из учебной группы, кто был сразу направлен в Оперативное управление ГРУ для подготовки к выезду на португальский участок.
В августе 1982 года семья Сметаниных отправилась в Португалию. Приняв у предшественника агентуру на связь, он принялся дальше «распахивать разведывательное поле», но, как и прежде во Франции, особыми результатами похвастаться не мог. Но они, собственно, и не интересовали контрразведчиков. Алексей Моляков и его коллеги пытались посмотреть на Сметанина с другой стороны. Они искали в его поведении те штрихи, которые при внимательном рассмотрении позволяют разглядеть за маской добропорядочного гражданина «шпионское мурло». Их терпение и настойчивость увенчались успехом.
Штрих за штрихом перед ними все отчетливее стал проступать подлинный портрет, портрет изменника. Так, вскоре по приезде в Лиссабон Сметанин вместе женой занялся изучением английского языка на платных курсах. По службе ему, а тем более ей это не требовалось. Внимание контрразведчиков привлек и другой не менее интересный факт.
Сметанин, по характеру скряга, вдруг воспылал любовью к большому теннису. Но вместо того, чтобы учиться держать ракетку в руках где-нибудь на заднем дворе, он сразу полез в компанию к мастерам и добился разрешения у военного атташе брать уроки на самом дорогом платном корте. Внимательный взгляд на ту публику, что собиралась там, многое сказал Алексею Молякову. На тамошних теннисистах, как говорится, негде было ставить клейма. Каждый второй играл на этом корте в свои шпионские игры. От обилия резидентов американской, британской и других разведок рябило в глазах.
И в то время, когда Сметанин транжирил семейный бюджет, его супруга попросила о своем переводе с должности коменданта на нижеоплачиваемую должность секретаря-машинистки консульского отдела. Что за всем этим крылось, контрразведчики могли лишь догадываться. Напрашивалась версия о том, что таким образом Сметанины рассчитывали получить прямой доступ к документам, в том числе и секретного характера, а за них любая разведка платила вдвойне.
Подозрения о возможной их шпионской деятельности усилил еще один факт. За время пребывания в Лиссабоне Сметанины так и не сошлись близко с кем-либо из сотрудников посольства. Его снобизм и ее холодность отталкивали окружающих от них. И вдруг в конце 1984 года они воспылали дружбой к семье радиста-шифровальщика «Ж». А чтобы прочнее ее закрепить, супруги Сметанины пригласили «Ж» и его супругу в ресторан.
Прохладный осенний вечер будоражил аппетит. Сметанины щедро прошлись по меню, а когда все было выпито и съедено, Сметанин предложил «Ж» отправить жен домой, а самим «взять на грудь пивка для рывка». Тот охотно согласился. И в первом же пивном баре, попавшемся на пути, они бросили якорь. Для «Ж» он оказался мертвым. После нескольких кружек в его голове все смешалось. Домой он возвратился только утром и не мог вспомнить, где находился и что с ним происходило. На том дружба между Сметаниными и семьей «Ж» закончилась.
Большой огласки их загул в резидентуре не получил; все свелось к пропесочиванию залетчиков на партийном собрании. А для контрразведчиков этот случай стал еще одним тревожным звонком. У Алексея Молякова и его коллег невольно напрашивался вывод, что Сметанины сыграли роль наводчиков для американской разведки. Что происходило с «Ж» в те часы, когда он потерял контроль над собой, им оставалось только гадать. Нельзя было исключать и того, что ЦРУ пыталось создать вокруг него вербовочную ситуацию или того хужеобработало психотропными средствами и «скачало» информацию.
Предположение контрразведчиков о том, что Сметанин «одной ногой» стоял на Западе, подтверждалось не только отдельными его суждениями, в которых он не жалел черной краски для собственной страны, но и конкретными действиями. В начале лета 1985 года по поручению Сметаниных родственники в Москве занялись срочной распродажей имущества. В это же время в одном из телефонныхразговоров с ними Сметанина проговорилась о том, что намерена забрать дочь в Лиссабон якобы для продолжения учебы. Все это вместе взятое заставило контрразведчиков ускорить приезд Сметаниных в Москву.
С нетерпением их появления на родине ждали не только контрразведчики. В городе Чистополе его дожидалась мать. Пожилая женщина, вынесшая на своих плечах невзгоды войны, отнимавшая от себя последнее, она сделала все, чтобы поставить на ноги своего восьмого ребенка. Ион оправдывал ее надежды. Счастливая мать по праву гордилась сыном. Паренек из обыкновенной рабочей семьи сумел добиться в жизни того, о чем она и не смела мечтать. После окончания восьмого класса он поступил в Казанское суворовское училище.
Строгая армейская жизнь его не испугала. Суворовец Сметанин терпеливо переносил ее тяготы, а в учебе проявлял старание и большой интерес к иностранным языкам. На глазах матери он взрослел и набирался ума. За его будущее она была спокойна. Сын видел себя только военнымофицером. И вскоре мечта сбылась. Успехи и прилежание открыли ему дорогу на престижный разведывательный факультет военного училища, находившегося в Киеве.
Захватывающе интересная учеба, а еще больше романтика будущей работы, овеянная славой таких звезд военной разведки, как Р. Зорге, Ш. Радо и И. Штебе, что может сильнее подогревать честолюбие и амбиции восемнадцатилетнего юноши. Сметанин рьяно взялся за изучение специальных предметов и овладение иностранными языками: французским и португальским.
Вскоре он стал одним из лучших на своем курсе. Успехи сына в учебе и благодарности командования училища радовали сердце матери. А когда его, молоденького лейтенанта, сразу после выпуска взяли в Москву, она от счастья чувствовала себя на седьмом небе. И куда? Об этом говорилось только шепотом и лишь близким знакомымв военные разведчики! Одно лишь ее огорчало: сын не спешил с женитьбой. На ее намеки, что пора заводить семью, он отшучивался. Поэтому известие о свадьбе свалилось на нее как снег на голову. В жены Сметанин взял почти девчушку, вчерашнюю школьницу. Статная, красивая и с покладистым характером Наталья пришлась матери по душе. Она и не догадывалась, что за этим решением сына крылся банальный расчет. За границу, наработу в резидентуры, брали, как правило, женатых.