Сахарова и Наталью связывало сильнее всего физическое тяготение друг к другу. Под влиянием этого фактора и из-за давления родителей они поженились в ноябре 1965 года. Однако вскоре разница характеров, темперамента и мировоззрения послужили причиной острого конфликта. Пресыщенный своим материальным воспитанием, глубоко затронутый виденным в Эстонии и в колхозе, Сахаров перестал считать роскошь, привилегии и положение пределом всего. В поисках других идеалов он начал читать подпольную литературу, а Солженицын стал для него возвышенным примером мужества и русского патриотизма. Он не до конца разделял те предрассудки и классовый снобизм, которым его учили с детства. Он смог воспитать в себе терпимость и сочувствие к другим людям, что позволяло ему интересоваться вещами, находящимися далеко вне круга его собственных интересов. Наталья же всем сердцем принимала материализм Нб-вого класса и те его стремления, которые Сахаров теперь отвергал. Солженицына она считала глупцом за то, что он не смог использовать свой талант, служа государству, пожиная взамен богатый урожай. Для нее причиной раздражения или гневной вспышки могло послужить малейшее неисполнение ее прихотей. Они ссорились часто, и ссоры были бурными. Иногда, после таких споров, они не разговаривали днями. Если бы не рождение Екатерины и не сознание того, что развод помешает им в достижении их общей целипоездки за границу они бы непременно расстались.
В ноябре 1968 года, как только Сахаров заявил о своей готовности вступить в ряды КГБ, Василий Иванович завершил вербовку, попросив подписать обычную клятву секретности КГБ. Сахарову и в голову даже не пришло посоветоваться прежде с семьей. Он считал, что они будут лишь гордиться. Отец его, хотя никогда не вдаваясь в подробности, всегда производил впечатление человека, служащего КГБ в той же мере, в какой служил Министерству иностранных дел. Он похвастался однажды: "Если бы я только захотел, я бы завтра же одел мундир полковника КГБ". Однако, когда он признался отцу, что вступает в ряды КГБ, тот, впервые в жизни, накричал на него в гневе.
"Мой сын не будет чекистом! кричал он. Никогда!" С беспримерной горячностью он перечислял имена друзей, которых изгнали из рядов КГБ после смерти Сталина, после разоблачения в 1962 году полковника Олега Пеньковского, после каких-то необъяснимых потрясений в середине 60-х годов. "Они обнаруживают какого-нибудь американского или английского шпиона и увольняют сотню сотрудников. Когда тебя увольняют из КГБ, твоя жизнь кончена. Ты ничем не можешь заняться. Никто не станет иметь с тобой дела!
Если ты поскользнешься в МИДе, ты всегда можешь вовремя остановиться. Жизнь твоя не погублена. Ты можешь устроиться работать на других местах. К тому же МИД не распоряжается твоей душой".
Потрясенный Владимир спросил недоуменно: "Разве ты сам не работал в КГБ? Разве многие из твоих друзей не работают там же?"
"Я живу, как я вынужден. Ты должен жить, как можешь, поспешно ответил отец. В КГБ работают и хорошие люди, и у меня есть там друзья. Я не отрицаю этого, но мы не всегда будем здесь, чтобы защитить тебя.
Слушай же, о чем я говорю тебе. Я не могу остановить тебя. Но если ты пойдешь в КГБ, я откажусь от тебя. Я никогда больше не помогу тебе. Ты не получишь от меня ничего, никогда".
"Но, отец, это невозможно, сказал Сахаров. Я подписал бумаги. Завтра будет медосмотр. Что мне делать?"
"Не делай ничего. Держись подальше от них, приказал отец. Я все устрою".
На следующий день в институте проректор по работе с преподавателями прислал ему записку, приказывая Владимиру позвонить по тому номеру, по которому он уже звонил. Он игнорировал эту записку и несколько последующих. На третий день КГБ уже не вызывал его. По-видимому влияние отца достигло цели.
В январе 1968 года Сахаров окончил институт, получив двадцать три балла из двадцати пяти возможных, и был назначен помощником атташе при советском консульстве в Александрии. В мае, после нескольких недель инструктажа в Министерстве иностранных дел, он вместе с Натальей и Екатериной сел на пароход в Одессе. В александрийском порту их встречал русский, лет сорока, с темными волосами, приятным круглым лицом и выпирающим поверх брюк животом. "Меня зовут Виктором Сбируновым, явице-консул, представился он. У меня есть для вас хорошая квартира, как раз напротив моей. Идемте, жена ждет с ужином".
За ужином, выпивая и разговаривая, Сахаров сообразил, что Сбирунов знает о нем практически всесвязи семьи, его успехи в институте, его служба в Йемене, его не доведенная до конца вербовка в КГБ. Очевидно, Сбирунов был резидентом КГБ, о чем он позже вечером сказал ему весьма конфиденциально.
Сбирунов был настоящим чекистомупрямым, напористым и исполнительным, жизненные достижения которого превзошли все его ожидания. Он начал свою карьеру следователем милиции на Кавказе. Работая местным осведомителем, он проложил себе дорогу в КГБ и исключительным упорством добился, наконец, перевода в Москву. Там он стал посещать вечерние лекции в университете, а с расширением в начале 60-х годов операций КГБ за границей, был переведен в Первое главное управление. Он был груб на язык, шутки его были вульгарны, он совершенно не умел вести себя за столом. "Я пробил себе дорогу из деревни наверх в КГБ и стал тем, кто я сегодня", любил он хвастать.
В тот вечер небольшое происшествие показало Сахарову, что Сбирунов был настоящим чекистом. Как только они кончили ужинать, на квартиру Сбирунова пришли три русские женщины, одна из которых плакала и была на грани истерики. Из разговора, который велся в коридоре, Сахарову удалось уловить, что перед их приходом к Сбирунову домой плачущая женщина едва не стала жертвой изнасилования. Теперь у нее были какие-то смутные надежды получить нечто вроде компенсации или хотя бы утешения от советского чиновника.
"Дура ты! Что ты хочешь, чтобы я сделал? резко бросил Сбирунов. Арабы бесчеловечны и поступают как животные. Ты вроде более культурная и должна понимать это. Я предупреждал вас, не ходите на базар вечером. Виновата ты, а не это животное. Перестань выть и иди домой. Если будешь доставлять мне еще неприятности, отправлю обратно (в Советский Союз)".
Вернувшись к столу, Сбирунов покачал головой. "Египтянеэто арабы, а арабыэто чернозадые, заявил он. Бесчеловечны все они. Хотя, скажу тебе, иногда я даже не знаю, кто хуже, эти нечело-веки или наши глупые женщины". Наталья улыбнулась, будто услышала очень удачную шутку.
Лишь только когда женщины ушли в другую комнату, Сбирунов заговорил о переговорах Сахарова с КГБ в Москве. "Ты пытался убежать от нас, сказал он смеясь. Никто не может уйти от нас. Видишь, ты у нас". Сахаров тоже рассмеялся. Он понял, что КГБ оставил его в покое в Москве, чтобы избежать борьбы с его отцом, намереваясь вернуть его себе в Египте. Сбирунов даже не спросил его, хочет ли он работать на КГБ. Начиная с того вечера, Сбирунов и другие сотрудники КГБ просто говорили ему, что надо делать, и считали его своим.
Супруги Сахаровы немедленно прославились во всей советской колонии. Русские любили хвастаться этой необыкновенно красивой парой перед другими дипломатами, представляя как совершенно типичных советских посланцев. Наталья, носившая одежду, купленную для нее отцом Владимира на Пятой Авеню, была одной из самых элегантных женщин в Александрии. Она преподавала английский, училась готовить экзотические ближневосточные блюда и очаровывала тех русских и иностранцев, которые могли помочь ее мужу. Хотя в их отношениях царила пустота и часто враждебность, Наталья, тем не менее, во всех остальных аспектах была именно тем приобретением, которое искали для Сахарова его родители. Однако Сахаров не нуждался в помощи. КГБ поздравлял себя за проницательность в вербовке Сахарова, видя готовность и легкость, с какими он выполнял поручения как повседневные, так и сложные. Все считали его исключительно одаренным молодым человеком, сознающим, что ему еще есть чему учиться, полным решимости учиться, чтобы еще лучше служить своей стране. Его глубокомысленные вопросы производили большое впечатление на начальников, а его привычка возвращаться в консульство два-три раза в неделю по вечерам, чтобы поработать одному, лишь доказывала преданность работе.
Работавшие в КГБ на Ближнем Востоке переживали важные и полные драматизма времена, поскольку в это десятилетие Советский Союз сконцентрировал там свои самые крупные подрывные операции. Если русские цари стремились к тепловодным портам Средиземноморья, то советские руководители домогались контроля над ближневосточной нефтью, составляющей около 60 % всех земных природных богатств. Экономика Западной Европы и Японии почти всецело зависит от нефти Ближнего Востока. В том случае, если американские природные богатства не будут лучше использованы, то, согласно некоторым прогнозам, к 1990 году Соединенные Штаты будут покупать половину необходимой им нефти на Ближнем Востоке. Таким образом, советские стратеги совершенно правильно решили применить нефтяной шантаж. как эффективное средство борьбы против стран Запада и Японии.
К лету 1968 года Советский Союз продвинулся далеко вперед в своем намерении превратить Египет в основную базу по подрывной деятельности против всего арабского мира. Президент Насер передал в руки русских руководство политикой и экономикой своей страны, получив взамен оружие и другую помощь на сумму в два с половиной миллиарда долларов. Советские офицеры командовали армией Египта. Советские инженеры руководили египетскими рабочими на строительстве баз, куда впоследствии египтянам вход был запрещен. Чрезвычайная делегация самого Центрального Комитета, вместе с примерно пятью-десятью сотрудниками КГБ и ГРУ стояли на страже в Каире, следя за тем, чтобы действия египтян отвечали советским интересам. Русские лишь отчасти в шутку называли между собой Египет "Советской Египетской Республикой".
Тем не менее советское господство над Египтом не было ни абсолютным, ни совершенно надежным. Естественно, что русские не могли считать Египет неотъемлемой частью своей империи, как они считают Восточную Германию, Польшу, Чехословакию и Венгрию. В каждом из этих восточно-европейских сателлитов Советский Союз создал местный Новый класс, в большинстве своем не поддерживаемый народом. Поскольку их правление целиком и полностью опирается на советскую помощь, эти режимы вынуждены подчиняться Москве. Насер, однако, располагал преданностью египетского населения и тем самым сохранил возможность действовать независимо. Русских также волновало небольшое количество противящихся оказанию содействия Советскому Союзу прозападно настроенных египтян. Они также сознавали, что соглашение между арабами и Израилем уменьшит нужду Египта в советском оружии, и, таким образом их влияние на Насера подвергнется опасности.
КГБ, таким образом, стремился построить скрытый фундамент для продолжительного советского влияния. Он вербовал агентов в египетской армии, органах разведки, среди работников прессы, в университетах, среди членов правящего Арабского Социалистического Союза и даже в числе личных советников Насера. Незадолго до приезда Сахарова были сделаны попытки по проникновению в группы, сочувствующие Западу. Все эти агенты были необходимы русским для скрытого усиления их влияния на существующий египетский режим. Кроме того, они рассчитывали, что эти агенты создадут ядро египетского Нового класса, всецело зависящего от Советского Союза.
Выполняя задания КГБ, прочитывая тайные послания, переводя с арабского донесения агентов разведки и прислушиваясь к деловым разговорам сотрудников КГБ, Сахаров имел возможность видеть, как разворачивалась советская стратегия. Сбирунов обучил его обрабатывать избранных египтян, с которыми КГБ считал возможным начать переговоры о подрывной деятельности. Одним из них был Абдель Мадсуд Фахми Хасан, молодой начальник отдела разведки, предназначенного для защиты и слежки за иностранными консульствами в Александрии. "Совершенно обычным будет, если ты, как новый сотрудник представишься ему и выскажешь наше желание быть с ним в хороших отношениях, сказал Сбирунов Сахарову. Сейчас Хасан маленький человек. Но никогда не забывай, что иногда из маленьких людей вырастают большие".
Захватив с собой бутылку виски, Сахаров нанес визит Хасану, а позже стал приглашать его на обеды и на дипломатические приемы, где познакомил его со Сбируновым. Время от времени Сахаров навещал египтянина, принося ему подаркичерную икру или виски, объясняя их иногда "дополнительной посылкой", по ошибке засланной в консульство. Приблизительно через три месяца Сбирунов приказал ему прекратить визиты к Хасану.
"Но он может обидеться, сказал Сахаров. Мы с ним стали довольно хорошими друзьями".
"Он поймет", ответил Сбирунов.
Сахаров больше никогда не встречался с египтянином. Но через некоторое время он стал переводить донесения об операциях египетской разведки и об иностранцах, которыми Хасан регулярно снабжал Сбирунова.
Майор Лбдель Хади аль-Саяд был ответственным за отдел контрразведки против русских в районе Александрии. Как часть плана по его подкупу. КГБ организовал стипендию для его брата, чтобы последний мог учиться в Советском Союзе. Сахаров познакомился с братом незадолго до его отъезда в Тбилисский сельскохозяйственный институт, и, используя этот очень хрупкий предлог, он представился майору. Дальше он следовал обычной процедуре этого развития до тех пор, пока Сбирунов не взял шефство над Саядом.
Сбирунов поощрял Сахарова проявлять свою собственную инициативу и знакомиться с правительственными чиновниками и коммерсантами. Из всех египтян запрещено было общаться лишь с местными коммунистами. Сахаров жалел этих идеалистов-марксистов. Они преследовались на протяжении многих лет, сначала во время короля Фарука, потом Насером, который время от времени, чтобы умиротворить антикоммунистические элементы в своем народе, парадно сажал их в тюрьму. А теперь же русские презирали их как глупцов, как доставляющих беспокойство "любителей-марксистов" или китайских агентов. "Подонки общества", называл их Сбирунов. Издатель коммунистического журнала Мохаммед Корей-тим предложил посвятить один выпуск годовщине рождения Ленина, прося русских обещать купить пятьсот номеров. Русские отказали ему, а когда он продолжал упрашивать их, они просто выгнали его из консульства. Преданный своему делу Корейтим все-таки издал этот выпуск, потратив на него свои скудные средства. Когда египетские журналисты обвинили впоследствии Корейтима в том, что он получил у русских взятку, Сбирунов лишь смеялся.
Хотя Сахаров никогда в МИДе не раскрывал своей службы в КГБ, он был уверен, что его официальный начальникконсул Олег Шумилов был поставлен об этом в известность. Однако в июне Сахаров был вызван к нему в кабинет. Закрыв дверь, Шумилов торжественно заявил: "Произошло нечто очень серьезное. Я был проинформирован, что третьего дня Вы посетили ночной клуб с египтянином. Наши предписания довольно ясны, а Вы нарушили их не сообщив нам об этой встрече. Как Вы объясните это?"
"Я встречаюсь с этим арабом по приказу Сбирунова", ответил Сахаров.
"На кого это Вы, по-Вашему, работаете? взорвался Шумилов. На КГБ или на МИД?"
"Я работаю для Советского Союза", ответил Сахаров.
Шумилов истолковал это как рассчитанную дерзость, и лицо его налилось кровью. "Молодой человек, мне совершенно безразлично, кто Вы и кто Ваш отец! закричал он. Министерство направило Вас работать ко мне. Если Вы еще раз сделаете что-нибудь, предварительно не проконсультировавшись со мной, я попрошу посла отправить Вас домой".
Сахаров пошел немедленно к Сбирунову. На следующий день униженный Шумилов неуклюже извинился перед ним. "Никто из нас не может быть в курсе всех событий, поучительно сказал Сахаров. Я хочу продолжать исполнять свой долг перед МИДом. Поосите о чем угодно. Я помогу, как смогу".
После этого происшествия Сахаров приобрел такую неприкосновенность и свободу, которой редко кто из русских мог пользоваться за границей. Находясь под эгидой КГБ, он мог совершенно свободно вращаться среди иностранцев, и Шумилов больше никогда не спрашивал о его знакомых или о его местонахождении. КГБ не требовал от него полного отчета о его времяпрепровождении и его связях, как он требовал этого от своих же сотрудников и от обычных дипломатов, потому что он работал в консульстве. Таким образом, никто не спрашивал его ни о чем, когда он уезжал, оставаясь незамеченным, на послеобеденные длительные прогулки, пересекая при этом пустыню, где ни русские, ни египтяне не могли следовать за ним. В случае, если бы кто-нибудь поинтересовался, он готов был объяснить, что из-за своей занятости по вечерам он редко когда мог бывать со своей дочкой Екатериной и поэтому ездил купаться с ней.