Тряпку дайте.
Сторожиха поспешно, как только могла, нашла сухую тряпку.
Горестно она смотрела, как владыка вытирает ноги.
Давайте, владыка, я вымою их, она показала на красные ступни с полосами от грязи.
Не надо, и он вошел в палату, где стояло с десяток кроватей, на которых сидели и лежали больные женщины самых разных возрастов и самого разного вида.
В палату вошел и доктор, хорошо знавший владыку.
Как рад, как рад, сказал он, сердечно улыбаясь. Сами-то здоровы?
Все слава Богу, владыка прямо направился к кровати, где лежала молодая женщина, укрытая стеганым теплым одеялом. Под глазами синели круги, пышные русые волосы разбросаны по подушке, губы потрескавшиеся, распухшие.
Увещевания доктора, уколы, лекарства не помогали.
Она чуть приподнялась на подушках, устремив взгляд больных глаз на владыку.
Пришлиона выпростала полные белые руки из-под одеяла и сложила ладони под благословение.
Владыка благословил и сел на табуретку, ближе к изголовью кровати.
Нехорошо мне, сказала она. Наверное, за грехи.
Наверное! Разве не знаешь, что болезни за грехи и даются Господом? Но нам же во благо. Поймешь этовыздоровеешь.
Да как выздоровею? Дурная болезнь! Неизлечимая! голос ее, высокий, тонкий, сорвался. Умираю!
Подожди умирать. Давай сейчас я тебя исповедаю и причащу. А потом молиться будем.
Я не умею.
Умеешь. В прошлый раз учились.
С соседних коек смотрели и прислушивались, что происходит у кровати, к которой подошел владыка. Некоторые женщины встали с коек и, запахнув свои байковые серые халаты, встали за спиной владыки. Некоторые покрывали головы косынками или платками, уже зная, что сейчас будет молитва, потом исповедь и причастие.
Доктор уже распорядился принести стол, покрыть его белой скатеркой и поставить на стол подставку для иконы.
Ты ведь в прошлый раз и «Трисвятое» выучила, и Богородице пела, говорил между тем владыка молодой женщине. Он взял ее пухлую руку в свою, глядя ей прямо в глаза своим тихим, доверчивым взглядом. Ну, не будешь умирать? Будем молиться?
Святый Боже, Святый Крепкий, пропела басом из-за спины владыки женщина с большими обвисшими щеками, с водянистыми глазами, в которых застыло безумие.
Погоди, Клавдия, сказал доктор. Не лезь поперек владыки
В пекло! и женщина, которую доктор назвал Клавдией, захохотала.
Ну, Клаша, владыка встал, подошел к женщине, положил на ее голову свою легкую ладонь. Господь ведь ждет, когда мы к нему обратимся.
И странноженщина, которая была выше владыка почти на голову, перестала кривить лицо, замерла.
Давайте готовиться, продолжил владыка, Все встанем, как и раньше, друг подле друга. Я сейчас прочту молитвы, а вы их внимательно выслушайте. Потом, когда я скажу, будете называть свои имена, Ну, это вы уже знаете.
Только успел владыка прочесть «Царю Небесный», как в дальнем углу палаты женщина с реденькими волосами, худая, вдруг завопила, разинув свой беззубый рот:
Вон! Вон отсюда! Прочь!
Владыка Иоанн повернулся лицом к молящимся, сделал рукой жест, мол, ничего, сейчас она успокоится, и продолжил читать молитвы общей исповеди.
Беззубая женщина не сразу успокоилась. Но постепенно голос ее становился тише, она легла на кровать, изо рта пошла пена.
И всезатихла.
Закончив общую исповедь, владыка выслушал еще и тех, кто хотел назвать свои личные грехи. Таких женщин оказалось всего несколько. Молодая блудница позвала владыку к своей кровати, с которой не вставала во время исповеди, что-то зашептала ему в ухо. Потом громко заплакала. Владыка накрыл ее епитрахилью и произнес разрешительную молитву.
Блудница плакала, но слезы ее как будто были другимитихими.
К Святой Чаше подходили с благоговением. Доктор помогал владыке, красной тряпицей вытирая рты причастникам. Но вот дошла очередь до Клавдиитой самой женщины с обвислыми щеками, которая басом запела «Трисвятое» до времени.
Клавдия раскрыла рот, вытаращив глаза, и вдруг, неожиданно для всех, выплюнула Святые Дары.
Владыка поставил Чашу на стол, нагнулся и поднял причастной ложкой выплюнутое Клавдией.
Владыка, остановитесь! вскрикнул доктор, увидев, что владыка хочет принять то, что предназначалось Клавдии. Она бешеная!
Не волнуйтесь, доктор. Это ведь Святые Дары.
И владыка спокойно принял Тело и Кровь Господни.
Глава восьмаяХлеб наш насущный
Рассказ Людмилы Михайловны, казалось, больше других впечатлил Ивана.
А он правда ходил босиком? И зимой?
Не знаю как зимой, но точно мне известно, что митрополит к нему со специальным письмом обращался. Написал, чтобы владыка Иоанн носил ботинки. Так он знаете что сделал? Связал новые ботики за шнурки и стал носить их в руке. Тогда митрополит вынужден был написать ему, чтобы владыка обувал ботинки. Только после этого он стал ходить в обуви. Да и то до поры.
Озорничал, сказал Милош.
Юродствовал, поправила Людмила Михайловна. Когда на него сильно нападали, он защищался, принимая юродство. Между прочим, никто так юродивых не почитает, как православные.
Верно, согласился Еремин. Вообще жизнь русской эмиграции в Китае знают разве что по голливудским фильмам. «Леди из Шанхая», «Графиня из Гонконга». Красавицы Рита Хейворт, Софи Лорен в роли русских падших женщин. И это еще классика! А что говорить про ширпотреб!
Русский Шанхайэто как государство в государстве. Свои кварталымагазины, рестораны И все вокруг величавого собора в честь иконы Богоматери «Споручница грешных»
Да, тут графини и княгини нашиэдакие роковые женщины. Или еще крашешпионки, добавил отец Александр. А ведь Шанхай был совсем другой. Так, Людмила Михайловна?
Особенно русский Шанхай. Это как государство в государстве. Свои кварталымагазины, рестораны, даже театр и кинотеатр. И все вокруг величавого собора в честь иконы Богоматери «Споручница грешных». Ведь этот собор владыка построил! Слава Богу, он не видел, как коммунисты из собора сделали ресторан.
Я читал, что теперь его отдали под шоу танцев, сказал, вздохнув, Алексей Иванович.
Да, об этом писали. Но в России этого ничего не знают! Разве что про Вертинского известно, который в Шанхае жил и концертировал. А вот что владыка Иоанн создал приют для бездомных детей, никто не знает! А ведь он спас от голодной смерти три с половиной тысячи детей! И воспитал их, как семинаристов в вашем Битоле, Милош.
Я читал про приют, ответил Милош. Везде он о детях заботился.
Отец Александр заметил, что Иван глазеет на витрины бутиков, виднеющихся сквозь стекла бара.
А не посмотреть ли нам, чем у них здесь торгуют?
Да чем угодно, сказал Алексей Иванович. Только учтите, цены здесь кусаются.
Отец Александр встал.
Со мной, Иван?
Они ушли.
Алексей Иванович предложил выпить по чашечке кофе.
Разговор о Шанхае продолжился. Опять его начала Людмила Михайловна.
И рассказала историю не менее примечательную, чем со Святыми Дарами в доме для умалишенных.
* * *
Владыка ел один раз в сутки, вечером. Когда Маргарита Николаевна, воспитатель приюта, поставила на стол тарелку с жидкой овсяной кашей, он как-то жалостливо улыбнулся и зашептал «Отче наш», прежде чем приступить к трапезе.
Маргарита Николаевна, высокая стройная женщина в неизменном темно-сером длинном платье, с волосами, стянутыми в тугой узел, и строгим лицом, обычно немного поднятым вверх, сегодня выглядела несколько надменно. Она поставила пиалу зеленого горячего чая и, перекрестившись, уже хотела уйти, но владыка ее остановил.
Сделайте одолжение, выпейте со мной чаю, Маргарита Николаевна.
Благодарю. Я ужинала.
Тогда присядьте, прошу вас.
Она послушно присела на краешек стула, показывая, что не намерена разговаривать, а просто выполняет распоряжение священноначалия.
Такое дело, словно извиняясь, начал владыка Иоанн. Мне сказали, что в районе порта стали оставлять грудных младенцев. И такие случаи участились. Особенно сейчас, зимой.
Уже начиная понимать, куда клонит владыка, воспитатель и учительница языковрусского, английского и китайского, Маргарита Николаевна, урожденная графиня Вербова, сурово спросила:
И что же?
Сегодня нам с вами предстоит туда пойти, сказал владыка, все так же виновато улыбаясь. Вот, посмотрите, я подготовился, и он вынул из-под стола две бутылки мутной китайской водки.
Графиня удивленно изогнула тонкую бровь.
Это еще что такое?
Видите ли, там ходить, да еще ночной порой, небезопасно. Водка будет для нас оружием защиты.
И он со своей детской улыбкой посмотрел в выцветшие, когда-то голубые глаза Маргариты Николаевны.
Но почему ночью?
Морозно, Маргарита Николаевна. Утром ребеночки уже мертвы.
Графиня работала у владыки уже не первый год, вроде привыкла к неожиданному поведению и поступкам архиерея, но сейчас его намерение показалось ей более чем странным.
Владыка, я должна вам сказать другие не решаются, но я скажу.
Да я знаю, Маргарита Николаевна. Самим есть нечего, а тут еще лишние рты. Так-то оно так. Но нельзя и нам терпеть, если такое творится.
Вот эта каша, графиня показала на тарелку с овсянкой, которая стояла перед владыкой, сварена из последних остатков. Завтра детям вообще есть нечего. Как смотреть им в глаза? Что говорить, когда они есть просят?
Господь не оставит. Все же я прошу вас пойти со мной, Маргарита Николаевна. С грудным ребенком., одному мне не управиться.
Мое делопослушание, прерывающимся голосом сказала графиня и встала.
Вот и правильно.
Из приюта они вышли, когда стемнело. До портового района добрались без происшествий. Но когда пошли по узким улицам, освещенным лишь луной да редкими кострами, у которых грелись какие-то людито ли воры, то ли бездомные, Маргарита Николаевна почувствовала страх. Владыка же шел совершенно уверенно. Как будто знал, куда именно надо идти.
Вот повернули в какой-то узкий проулок.
Перед ними оказался китаец в стеганом халате. Голова его была обмотана чем-то вроде полотенца. Лицо хорошо видноредкие усы и бороденка, узкие глаза. Китаец стоял так, что закрывал собой мусорный бак, на котором, как успел заметить владыка, лежал тряпичный сверток.
Китаец недобро улыбался.
Владыка выхватил из сумки, которую нес, бутылку водки.
Дам тебе, сказал он по-китайски. А это возьму себе, он показал на сверток.
Китаец минуту раздумывал. Протянул вперед дрожащую руку.
Отдав бутылку, владыка подошел к мусорному баку.
Китаец, взвизгнув, убежал в ночь.
Идите сюда, позвал Маргариту Николаевну владыка.
Она подошла, раздвинула тряпье. Лунный свет упал на личико младенца.
Она взяла его на руки, прижала к груди.
Господь нам даровал это дитя, дорогая Маргарита Николаевна.
Графиня не ответила, лишь убыстрила шаги. Страх прошел, но возникло беспокойство за ребенка, как бы с ним чего не случилось.
На одной из портовых улиц, когда, казалось, они уже миновали самые разбойные переулки, перед ними выросли, словно из-под земли, два человека. Они шли в обнимку и пошатывались. Владыка сразу определил, что это матросы.
Гляди! Священник! сказал один.
И женщина! сказал другой.
Новорожденный, ответил владыка матросам по-английски, поскольку они говорили на этом языке. Вот, выпейте за его здоровье! и он вынул вторую бутылку водки из сумки.
О!
Матросы рассматривали бутылку.
Владыка подошел ближе к ним.
Ребенку холодно. Торопимся домой, друзья.
Один из моряков обдумал слова владыки и стал снимать бушлат.
Закутайте!
Выпьем! сказал другой. Его здоровье!
И он ловко откупорил бутылку и сделал несколько глотков прямо из горлышка. Передал бутылку товарищу. Тот повторил то же, что сделал первый, и протянул бутылку владыке.
Владыка взял бутылку и, к ужасу Маргариты Николаевны, тоже сделал глоток из горла.
Отдал ее морякам.
Маргарита Николаевна вернула бушлат моряку.
Вас не пустят на корабль, возьмите.
Матрос подумал с минуту, взял бушлат и передал подержать товарищу. А сам стал снимать с себя матросскую тельняшку.
Пришлось ее взять, плотнее закутать младенца.
Моряк поднял бутылку над головой и помахал ей, прощаясь, как флагом.
Счастья!
Больше происшествий с ними не произошло, и они благополучно добрались до приюта.
Утром, после литургии, когда владыка пришел в приют, он сразу понял, что произойдет что-то неприятное, похожее на скандал.
Так оно и случилось.
В вестибюле он увидел Маргариту Николаевну с заплаканным лицом.
Вас ждут, сказала она, вытирая глаза платком.
Кто?
Все. Собрались в зале.
Уже понимая, что будет крупный разговор, он прошел в зал, где проводились различные торжественные мероприятия. Увидел, что собрались, наверное, все работники приюта.
Он прошел вперед, встав перед нимималенький, в заплатанной рясе. Ботинки на нем были те, что подарил рикша, теперь изрядно поношенные, стоптанные.
Владыка снял очки, протер их, надел, глядя детскими своими глазами на сподвижников, которые, похоже, взбунтовались.
Знаю, знаю, что вы хотите сказать. Есть нечего, а он еще одного ребеночка подобрал. Так ведь радоваться этому надо, родные мои. У нас появился еще один сын. Что же до продуктов, то они у нас будут, Господь не оставит.
Да откуда они будут? грозно сказала повариха Настя. С неба упадут?
Ну да, Настасья, с неба. Надо лишь усердней молиться.
Владыка, всему есть предел. И терпению нашему тоже! сказала учительница математики и других точных наук. Невозможно на детей смотреть! Видеть их лица, глаза! Это ужас какой-то!
Что нам надо в первую очередь, Настасья? обратился владыка к старшей поварихе.
Хотя бы немного овсянки.
Хорошо, будем просить овсянку.
И он вышел из зала, прихрамывая на правую ногу, она у него была короче левой. Прежде он носил ортопедическую обувь, но сейчас было не до заказов специальной обуви.
Поднявшись в свою комнату на втором этаже, он закрылся и стал на молитву.
Часа через два у дверей приюта остановился грузовик. Из кабины вышел приличного вида господин и подошел к входной двери, уверенно позвонив. Господин одет был в пальто с меховым воротником, в кепи с наушниками, в зимние, на толстой подошве, башмаки.
Открыла ему Маргарита Николаевна, случившаяся в вестибюле.
Прошу прощения, сказал господин. Кто-нибудь у вас говорит по-английски?
Да. Что вам угодно? ответила Маргарита Николаевна, разглядывая господина.
Мне сказали, что здесь приют для бездомных детей. И содержит его церковь.
Совершенно верно. Настоятель собора и директор приюта архиепископ Иоанн. Как прикажете доложить?
О, я всего лишь торговый агент, господин назвался, у меня одно предложение
Сейчас позову владыку, Маргарита Николаевна провела нежданного гостя в приемную. Прошу вас, присаживайтесь.
Владыка уже сам, спустившись по лестнице, шел к английскому торговому агенту.
Сердечно с ним поздоровался, радостно улыбаясь. Господин тоже невольно улыбнулся, ответив на крепкое рукопожатие владыки.
У нас оказался излишек овсяной муки, сказал господин. И я подумал, а не отвезти ли муку в приют для детей? То есть к вам? Мне сказали, что у вас воспитывается около ста детей.
Сейчас девяносто семьсо вчерашним малышом, которого обрели. Ему и месяца не будет. Такой славный мальчик.
И где же вы его обрели?
Да вы, наверное, знаете. Оставляют прямо на улице Голод, нищета. Вот мы как раз с Маргаритой Николаевной и обрели малыша.
Господин смотрел на владыку, уже по-другому улыбаясь, с печальной радостью.
Как я рад, что нашел вас, сказал господин.
А как рада Маргарита Николаевна! И повар наш, Настасья, рада! А больше всех дети. Что же, вы муку привезли?
Да. Вы только покажите, куда мешки сгружать, и он снял свое пальто с меховым воротником. Я, пожалуй, тоже мешки потаскаю. А то у вас, гляжу, одни женщины.
И правдавесть о прибытии какого-то волшебного грузовика с мешками муки уже разнеслась по приюту.
В дверях толпились и воспитательницы, и учительницы, и весь обслуживающий персонал. Впереди всех стояла грузная Настасья, слышавшая разговор, но не понявшая его сути.
Что же ты, Настасья? сказал, все так же по-детски улыбаясь, владыка. Покажи гостю, куда нести мешки.