А в туфлю положили золотую монету на счастье!
Верно. Ну разве такое можно забыть? А платье? Вспомни-ка, Саша! Оно было сшито из серебряной парчи. Я так удивилась, что нельзя самой выбрать подвенечный наряд. Он уже был приготовлен императрицей. Я бы отказалась от мантии со шлейфом
Она была оторочена горностаем. Понравилась мне необычайно! Я, королевна греческая, впервые почувствовала себя действительно царственной особой.
А я так была поражена этой пышностью, величием, что сердце обмирало, куда-то падало Мы в Дармштадте жили скромно. Мама воспитывала нас по строгим английским правилам.
А тут огромные залы, зеркала в золотой оправе, огромные окна и такой поразительный вид на Неву, на линию дворцов
Северная Пальмира! значительно сказал Сергей Михайлович. Второго такого города нет нигде в мире.
Знаете, я где-то прочел, князь Павел хихикнул в кулак, что когда к Екатерине II привезли невестку и ввели в тронный зал, она, ослепленная величьем дворца, упала на колени и на четвереньках поползла к императрице
Ну, это из серии исторических анекдотов, князь Константин одобрительно кивнул, когда перед ним поставили на стол обещанных бекасов. Когда я писал драму «Царь Иудейский», знаете, сколько всего начитался
Драма очень хороша, князь Сергей Михайлович тоже кивнул одобрительно, вдыхая ароматы блюда с птицей. И сам ты играл замечательно Иосифа Аримафейского, я хорошо запомнил
Сережа, а ты помнишь, когда после Петербурга мы приехали в Москву и ты повез меня в Троице-Сергиеву лавру? И вот там, у раки преподобного Сергиявот где я встала на колени. Я еще не знала, как он велик и благодатен и что значит для России, но как-то так получилось, что я вдруг оказалась на коленях. И почему-то слезы сами собой увлажнили глаза
А меня поразил Успенский собор в Кремле, сказала княгиня Александра.
И после всего этого великолепия и пышности, после всех этих бесконечных приемов так удивительно и радостно было оказаться здесь, в Ильинском! глаза Елизаветы Феодоровны лучились, от них исходил свет, и нельзя было не любоваться ей. Простой деревянный дом, березовая аллея и сад
Настоящая русская усадьба, подтвердил князь Константин. Как раз то самое дворянское гнездо, которое так хорошо описал Иван Тургенев. Я, знаете, однажды слегка перефразировал Ивана Сергеевича: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины, ты одна мне поддержка и опоравера моя православная. Не будь тебякак не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя думать, чтобы такая вера не была дана великому народу».
Хорошо, именно вера, княгиня Елизавета улыбнулась поэту. А язык Я когда стала его изучать, то поразилась, как он разнообразен. Сережа мне много читал, я думала, что уже усвоила русскую речь. Но стоило заговорить с крестьянами или где-нибудь в городе, как я сразу заходила в тупик. Они как будто совсем из другой страны!
Князю Константину понравилось это замечание Елизаветы Феодоровны, ему захотелось что-нибудь сделать для нее Он встал, отодвинул стул, чуть согнулся, лицо его изменилось:
Ефто, ить не бери ноши сверх мочи, а бултыхнут, кряхти да неси, и он пошел по гостиной, будто мешок нес. Вот сбросил его и из крестьянина мгновенно преобразился в лакея:
Больно тонко прохаживаться изволите, сударыня. Чулочки отморозите-с
А вот как будто гусли появились у него, провел он пальцами по струнам, запели они:
Велико море колыбанское, много на нем скота астраханского, один пастух, как ягодка Что такое, а?
Я знаю, я! В гостиную вбежал мальчик Ваня, сын князя Константина.
Ты откуда взялся? удивился князь Константин. Ну, коли пришел, выручай дядюшек и тетюшек.
Море колыбанскоенебо, радостно отчеканил Иоанн. Скот астраханскийзвезды. А пастухмесяц!
Елизавета Феодоровна захлопала в ладоши.
Молодец, Ванечка
А вот теперь вы отгадайте, решительно сказал Иоанн. Шел я по тюх-тюхтю, нашел я валюх-тюхтю; кабы не эта валюх-тюхтя, так съела бы меня тюх-тюхтя!
Шел я по тюх-тюхтю, раздумчиво повторила Елизавета Феодоровна. Поле? Лес? Ну, раз лес, значит, будет медведь Да?
А, вы какая хитрая! Вы без подсказок!
Ну, раз я хитрая, значит, медведь в загадке есть, Елизавета Феодоровна улыбнулась мальчику. А как можно с медведем справиться? Что это за валюх-тюхтя? Рогатина?
Топор! крикнул Иоанн. Вы, тетя, самая умная!
Елизавета Феодоровна прижала к себе мальчика:
Сегодня меня засыпали комплиментами. Но твой, Ваня, самый дорогой. Расти, Ванечка, таким, как твой отеци поэтом, и драматургом, и актером. Но самое главноетак же сильно верь в Бога, как твой папенька.
Я, как он, генералом стать хочу.
Все засмеялись.
И в этот момент, уже не в силах сдерживать боль, вскрикнула княгиня Александра. Лицо ее исказила гримаса мучительного страдания, и она схватилась за живот.
Князь Павел побледнел, черные усы и бородка резко выделились и сейчас выглядели, как приклеенные. Он бросился к жене, подхватил ее на руки.
Что? Неужели? Сашенька! бессвязно выкрикнул он. Княгиня Александра только простонала в ответ. Князь Павел унес ее в спальню.
И вдруг какой-то ужасный, дикий крик вырвался из груди княгини. Все повскакивали с мест и бросились было к спальне, но Елизавета Феодоровна остановила их.
Сережа, поезжай в Одинцово за доктором, сказала она мужу.
Может, я? спросил князь Сергей Михайлович.
Нет-нет, ты не знаешь Я мигом, и князь Сергей побежал к двери.
Елизавета Феодоровна вошла в спальню, опустилась на колени у кровати, взяла руку княгини Александры.
Сашенька, милая, ты же не в первый раз рожаешь. Все получится хорошо, ты только потерпи.
Пришла горничная Даша, и Елизавета Феодоровна сказала ей:
Принеси горячей воды, полотенца.
А потом Павлу:
Возьми хороший стальной нож и прокали на огне.
Зачем? ужаснулся князь Павел.
Пожалуйста, побыстрей, и видя, что княгиня Александра теряет сознание, стала хлопать ее по щекам. Сашенька, не уходи, не надо. Повторяй за мной: «Господи, помилуй! Господи, спаси и сохрани!»
Господи, помилуй, повторила княгиня Александра. Мама! Мамочка!
Князь Константин, Сергей Михайлович стояли у двери, замерев в ожидании. Вот пробежала горничная с тазом, вот прошел князь Павел, держа в руке нож. Он остался в спальне, но ненадолго. Вернулся к дверис белым, как бальная манишка, лицом, с вытаращенными, почти безумными глазами.
Кто бы мог подумать, пробормотал он, чтобы вот так внезапно
Это всегда внезапно бывает, попробовал успокоить его князь Константин. Но видно было по его глазам, что он успокаивал не столько племянника, сколько самого себя.
Князь Павел приложил ухо к двери. Скрипнув, она слегка приоткрылась.
Сашенька, тужься! услышал он голос Елизаветы Феодоровны. Тужься сильнее!
Но княгиня Александра уже ничего не слышала и не понимала, только мотала головой из стороны в сторону.
Даша, держи ее руки, сказала горничной Елизавета Феодоровна. Только крепче, прошу тебя.
Дитя показывалось на свет Божий медленно, мучая мать, и тогда Елизавета Феодоровна стала помогать им. Уверенные движения княгини Елизаветы придали сил и Даше, хотя сердце ее обмирало от ужаса, а по лицу катился холодный пот. Она с удивлением и страхом, перемешанным с восторгом, следила за Елизаветой Феодоровной, которая сумела-таки помочь явиться в мир ребеночку невредимыми отделила его от матери.
И когда раздался крик младенца, вздрогнули сердца и у тех, кто стоял за дверью, и у Елизаветы Феодоровны, и у Даши.
Княгиня Елизавета холодным мокрым полотенцем обтерла лицо роженицы. И вдруг она увидела, что губы княгини Александры странно полуоткрыты. Были видны белые, плотно пригнанные друг к другу зубы царевны греческой. Сколько раз ими восхищались и мужчины, и женщины, когда царевна улыбалась, или смеяласьну не зубы, а жемчуга!
Елизавета Феодоровна приподняла веко княгини Александры и увидела застывший зрачок.
Еще не веря в случившееся, она приложила ухо к груди княгини. И только теперь убедилась, что она мертва.
Послышался шум подъехавшей коляски, потом шаги на лестницеэто поспешали князь Сергей и доктор.
Доктор был из молодых, просвещенных интеллигентовон верил только в прогресс и революцию и уж, конечно, не верил в Бога. Свое назначение в больницу, которую открыла Елизавета Феодоровна, он принял как величайшее наказание и только ждал случая, чтобы отказаться от места. Князя Сергея он презирал, а к Елизавете Феодоровне относился как к барыне с причудами, которая открыла больницу от безделья.
Стоило доктору взглянуть на княгиню Александру, как он понял все.
Почему же раньше-то? Не предупредили? он говорил отрывисто и почти злобно.
Она была на седьмом месяце, Василий Никитич, спокойно ответила княгиня Елизавета, тяжело опустившись на стул.
Доктор еще раз осмотрел мертвую княгиню, резко задернул простынь, накрыв Александру Георгиевну с головой. Потом приказал распеленать младенца, осмотрел и его.
Ничего не поделаешь, сказал он, закон природы. Одна жизнь уходит, другая начинается. Ребенок замечательный. Простите, вы что же, акушеркой были? обратился он к княгине Елизавете.
Мама водила нас в больницы, приучала ухаживать за больными. Мы научились делать все, что нужно в таких случаях.
Похвально. Э-э-э руки помыть. Князьям мне сказать или вы сами?
Я сама. Даша, проводи доктора.
Даша повела доктора за собой. Он помахал рукой, показывая князьям, чтобы они расступились и пропустили его.
Доктор, обратился было к нему князь Павел.
Княгиня все скажет, княгиня, и он поманил пальцем Дашу, которая замешкалась и остановилась. Увидев жест доктора, Даша закрыла лицо руками и побежала к кухонной двери. Доктор пошел за ней.
Что? Что? выкрикнул князь Павел, почувствовав беду.
Елизавета Феодоровна подошла к нему, взяла его руки.
У тебя сын, Павлуша, сказала она. Теперь у твоей Маши есть брат.
Сын? Сын? Зачем сын? Какой сын?
Павлуша, милый Ты сильный человек Офицер. Христианин. Ты должен знать, что конец жизни земной есть только начало жизни вечной.
Что? Что такое ты говоришь?
Она скончалась.
Князь Павел рванулся в спальню, следом за ним пошла Елизавета Феодоровна, князь Константин и Сергей Михайлович. Князь Павел снял простыню с мертвого лица жены. Опустился на колени и прижался к ней.
Сашенька, милая Родная моя
Он зарыдал, сгреб мертвое тело в охапку, стал раскачивать его, словно баюкая.
Елизавета Феодоровна пошла за доктором. Тот стоял на кухне и был в состоянии крайнего раздражения. Подняли среди ночи, привезли, теперь бросили Можно бы, конечно, уехать, но деньги нужны. А это царское хамье и не думает, разумеется, о плате за визит
Василий Никитич нервно расхаживал по кухне, когда вошла Елизавета Феодоровна.
Вы нужны, доктор Князь Павел надо бы сделать укол успокаивающий
Разумеется, княгиня. Только знаете, нынче все лекарства стали намного дороже, а я, знаете, не князь и не граф
Да-да, деньги я сейчас принесу. Вы только пойдите к князю Павлу.
Василий Никитич глянул на Елизавету Феодоровну, и язвительная сентенция, которую он хотел продолжить, замерла у него на губах. Глаза княгини были так скорбны, в них было столько горя и боли, что просвещенный доктор вздрогнул и сердце его усилило свой бег.
Да что это с вами? Вы первый раз видите смерть?
Нет, не первый.
Может, сначала вам укол сделать?
Нет, не надо. Идите к князю Павлу, прошу вас.
Доктор ушел, а княгиня Елизавета пошла в свою комнату, все время повторяя про себя, что надо взять деньги, не забыть, взять, отдать Он беден, этот надменный доктор, молод, неухожен, раздражен Мать у него в Москве, где-то ютится Надо привезти ее в Одинцово, да и доктора получше разместитьне в лечебнице, а снять ему дом или построить при больнице Да, лучше построить Деньги, не забыть про деньги
Ей двадцать один год! услышала она крик князя Павла. Вы понимаетедвадцать один год!
Она вошла в спальню, увидела князя Павла с закатанным рукавом белой рубашки, доктора, который держал в руке шприц, князя Константина, мужаон держал брата за другую руку и что-то говорил
После укола тело князя Павла обмякло, он закатил глаза, застонал
Даша, сказала Елизавета Феодоровна, надо позвать отца Серафима, кого-нибудь из причта. Приберем Сашеньку, отпоем Как хорошо, что она успела исповедаться и причаститься
Ночь была теплая и лунная. Спали сад и парк. Тишину нарушали лишь редкие в эту пору трели соловья да шорох листьев. В комнатах дома горели огниникто не спал. Промелькнет то одна, то другая тень.
Елизавета Феодоровна вышла на террасу. В лунном свете ее лицо было бледно-голубым, неземным. Кто-то плакал в углу террасы, сидя в плетеном кресле. Елизавета Феодоровна подошла, увидела князя Константина.
Элла, я ничего не понимаю, ничего! сказал он. Зачем все это? Видишь, природа спит, как будто ничего не случилось. А прекрасной королевны нет. Ты можешь объяснить, для чего Бог все так устроил? Если он мудр и справедлив, то почему бы ему не поступить иначе?
Никогда не думала, что ты сомневаешься в Боге.
Я не сомневаюсь. Я не перестаю удивляться. И иногда думаю: почему бы все это не прекратить?
Прекратить жизнь?
Да! Зачем столько страданий, убийств, войн, несчастных случаев, как с Сашей? Зачем она умерла? И это продолжается из поколения в поколение Зачем?
Елизавета Феодоровна не ответила.
Я знаю, о чем ты думаешь, продолжил князь Константин. Не нам судить дела Божьи. И еще ты думаешь о жизни вечной. И о том, что будет Страшный Суд. А если и мои дети погибнут так же нелепо? Зачем гадать? У каждого свой крест.
Так что же делать?
Жить.
Но Так хочется знать, что будет там, впереди Так хочется знать
Ухнул филин. Соловей оборвал песню, едва начав ее. И опять наступила тишина, и лился лунный свет, и дрожали тени у ступенек террасы.
Глава втораяТомление духа
Февраль 1905 года
Великокняжеский дворец князя Сергея в Нескучном красив и богат, но нет в нем показной роскоши. Парадная лестница хороша и даже торжественна, комнаты убраны мебелью удобной, добротной; у Елизаветы Феодоровны уютно, строго; у Маши, как у всякой семнадцатилетней девушки, немало безделушек (это все подарки), у Дмитрия, при рождении которого мы присутствовали (ему теперь четырнадцать лет) видно его пристрастие ко всему военному, хотя он вместе с сестрой, после смерти матери, воспитывается здесь, в доме Сергея Александровича и Елизаветы Феодоровны, а не в военном заведении.
Маша в последний раз повернулась перед зеркалом и побежала к тете показаться; Дмитрий пригладил волосы, одернул куртку, которая ему явно не нравилась.
В кабинете князя Сергея большой письменный стол, бронзовый чернильный прибор, часы с фигуркой римского воина, письмо на зеленом сукне стола.
Князь покосился взглядом на это письмо, прочел строки, которые выглядывают из-под согнутой пополам страницы: «именем народа наемные слуги капитала суд истории»
Он сидел в кресле, глубоко задумавшись. Механически пощипывал холеные усы, поглаживал бородку. Его прекрасные голубые глаза, чаще всего с выражением твердости, уверенности в своей силе, сейчас были подернуты дымкой печали и растерянности. Но вот в них мелькнула искра, дымка исчезла. Князь Сергей взял перо, придвинул чистый лист бумаги, написал:
«Ники!
Я решил написать тебе это письмо, потому что более не могу оставаться в бездействии. Враги наши не просто угрожают, а уже чувствуют себя хозяевами положения. Мы на краю бездны, и если»
Перо остановило свой быстрый бег.
«Есличто? думает князь Сергей. Если не принять мер? О, как опостылели эти слова«принять меры!» Какие меры? Повесить одного, завтра появится десять новых. Повесить еще десять, появится двадцать. «Со штыками можно все сделать, на них только нельзя сидеть». Наполеон, кажется, в Испании сказал. Но ведь он был завоевателем, подчинил себе чужую страну, а мы-то у себя дома. Это они к нам приехали, они развращают народ и учат ненавидеть нас»
Князь Сергей скомкал лист и бросил его в корзину.