Позволю себе обратиться к соответствующей метафоре для подкрепления правоты моего суждения о Сиддхартхе Гаутаме как явлении божественной природы это отражение ее совершенства. Метафора подсказана мне самой жизнью. Стоит ли очищать бескрайние, идущие до горизонта поля колосящейся пшеницы, или ржи, или ячменя от сорняков? Ведь эти культуры сплошного способа посева обладают возможностью собственными силами заглушать мешающие их росту посторонние растения.
О том, что Сиддхартха Гаутама историческая личность и у него были настоящие, а не выдуманные мать и отец, свидетельствуют многие тексты, идущие от его первых учеников, которые на протяжении веков передавались изустно от одного человека к другому, пока наконец через несколько столетий не приобрели письменную форму.
Родословная Гаутамы Будды и особенно первые двадцать девять лет его жизни до сих пор определяются преданием. Можно говорить только о слухах, которыми, как известно, земля полнится.
В поздних буддийских сочинениях род Сиддхартхи Гаутамы возносится до горних высот. Превосходство его рода над другими родами утверждается многочисленными фактами, почерпнутыми из ведийской мифологии, Пуран и древнеиндийских эпосов Махабхарата и Рамаяна. Историческим сородичем шакьев, согласно буддийской традиции, считается царь по имени Икшваку, праведный и славный монарх. Имя этого правителя из древнейших времен впервые появляется в Ригведе как сына Ману прародителя человечества, спасенного богом Вишну от Всемирного потопа, а также в древнеиндийском эпосе Махабхарата. В китайских буддийских источниках оно переводится как Кан-че-ван «царь сахарного тростника». Основание для такого перевода предоставила этимология санскритского слова икшу, означающего сахарный тростник.
Еще раз напомню, что, согласно преданию, царь Икшваку, от которого происходит род Сиддхартхи Гаутамы Шакьямуни Будды, относится к Солнечной династии.
Когда-то, в достопамятные времена, как рассказывают предания, клан Икшваку стоял во главе ведийского племени или конфедерации племен Пуру. Из рода Икшваку и Пуру вышли правители племен, чьи потомки расселились по берегам в настоящее время исчезнувшей реки Сарасвати притока Инда, а также Джамны притока Ганги.
В свою очередь, правитель по имени Пуру известен в индийской мифологической истории как шестой царь Лунной династии, которая ведет свое происхождение от Пурураваса, внука Сомы, бога Луны. Кроме того, Пуру и его брат Яду явились родоначальниками двух великих ветвей Лунной династии Ядавов и Пауравов, давших многих правителей Древней Индии. Остается только добавить, что один из потомков Пуру легендарный и прославленный своими многочисленными выдающимися деяниями царь Бхарата. Недаром древнейшее название Индии Бхаратаварша, страна потомков царя Бхараты. Сегодня Республика Индия официально именуется Бхарата.
Представители Солнечной династии, в большинстве своем принадлежавшие к варнам кшатриев и вайшьев, как свидетельствует традиция, стяжали себе немалую славу как мудрые, справедливые и храбрые правители. Самый известный и самый идеальный из них Рама (аватара бога Вишну), царь Айодхьи, чья история легла в основу Рамаяны величайшего древнеиндийского эпоса. Авторство Рамаяны приписывается легендарному поэту Вальмики.
Вальмики до судьбоносной встречи с божественным мудрецом Нарадой, как свидетельствует предание, таился по лесам и разбойничал. Подобный поворот в биографии известных персонажей различных индийских фольклорных историй вовсе не исключение, а скорее правило. В них всегда утверждается преобладание силы духа над разбойничьим ножичком и дубиной, а также вера, что при сильном желании плетью и обух возможно перешибить.
В Пуранах упоминается 122 царя, принадлежащих к Солнечной династии, а в Рамаяне Вальмики их намного меньше 40. Подытоживая все эти генеалогические хитросплетения и соотнося их с реальными событиями, сохранившимися в народной памяти, поймем, что в истории Индии были периоды, когда кшатрии и вайшьи по своей роли в духовной, политической и социальной жизни не уступали брахманам и даже возвышались над ними.
Сыновья Икшваку, как полагают, правили царством Кошала со столицей в Айодхье. Именно с этого места, которое должны были покинуть царевичи, как свидетельствует предание, началась история шакьев и продолжалась вплоть до появления Сиддхартхи Гаутамы Шикьямуни Будды. Незадолго перед его уходом в Паринирвану она закончилась. Шакьи исчезли, словно их не существовало.
Перейду к пересказу буддийских преданий. Попытаюсь извлечь хоть какие-то рациональные зерна, не попадая под их очарование, что довольно трудно сделать. Попытка не пытка, может, что-то и получится.
Одна из легенд из Дигха-Пикая (Собрание пространных поучений), первого сборника Второй корзины Палийского свода. Она повествует об отношении Будды к брахманам и отшельникам, о том, к какому роду относятся и откуда пришли шакьи, а также об обстоятельствах, заставивших их покинуть родные места. Основной смысл этой истории содержится в разделе Амбаттха-сутта (Сутра). Она о благородном происхождении шакьев, о их принадлежности к известной царской династии.
Давным-давно в городе Сакете (Айодхья) жил царь по имени Оккака (переведенное с санскрита на пали имя Икшваку). У него было четыре сына. Первого царевича звали Оккамукха, второго Каранду, третьего Хаттхиния, четвертого Синипура. Все они отличались мудростью, добродетельным нравом и достойным поведением. У старшей жены царя был сын по имени Дигхайя, недалекий умом, рыхлый телом и ко всему прочему обладающий мерзким характером. В общем, пустой и дрянной человек. Однажды царица, сидя в одиночестве, крепко задумалась о том, что ее бездарный и никуда не годный сын, несмотря на его право первородства, после смерти отца вряд ли долго просидит на троне. Ведь он во всех отношениях не был ровней своим четырем сводным братьям, превосходящим его многими талантами и известным своей порядочностью. Потому-то, решила она, судьба ее сына будет плачевной. В лучшем случае ему оставят жизнь. Всего же остального он определенно лишится. А посему необходимо придумать что-то такое, изуверски коварное и безжалостное, что позволит навсегда убрать подальше из царства его четырех единокровных братьев.
Представьте себе, она составила подобный план и успешно его осуществила! Эта женщина была не только внешне притягательной и чувственной, но и действительно обворожительной, когда того хотела. Другие царские жены не могли с ней сравниться в искусстве обольщения мужчины. В постели они были застенчивы и неуклюжи.
Старшая жена царя знала, как и чем привлечь на свою сторону венценосного супруга. Она нарядилась в сверкающие, шитые золотой нитью одежды, словно сама собиралась занять место на троне, а не на пышных, набитых овечьей шерстью и устилавших каменный пол широких прямоугольных подушках. Увидев приближающегося к ней царя, притворщица склонилась в глубоком церемониальном поклоне, а затем обожгла супруга страстным и любящим взглядом.
Как только царь приблизился к ней вплотную, она вдруг заревела навзрыд, размазывая ладонями по лицу слезы, как простая крестьянская женщина. Чем больше она рыдала, тем меньше царь Оккака понимал, чем он ее обидел. Что причинило ей такую невыносимую боль, которую она не смогла в себе сдержать и так красноречиво выплеснула перед ним на пороге его покоев? Казалось, старшая жена, изнемогая от слез, вот-вот рухнет на пол и забьется в конвульсиях.
Наконец царь собрался с мыслями и как можно ласковее спросил, что ее вывело из себя. Ответ его, можно представить, обескуражил. Оказывается, она рыдает потому, что с ней никто не считается и даже самое ее маленькое желание вряд ли когда-нибудь будет исполнено. Это убеждение в собственной никчемности не дает ей покоя вот уже много дней. Благородный царь торжественно обещал, что выполнит любой ее каприз, если, разумеется, просьба будет разумной. И тут без всяких обиняков она заявила о том, что их сыну, который по закону унаследует престол, не удастся его удержать, так как он уступает своим сводным братьям и умом, и характером, и образованием. Нетрудно предположить, что последующая борьба четырех его единокровных братьев за власть ослабит страну, чем не преминут воспользоваться враги. В этой ситуации существует единственный выход навсегда изгнать четырех царевичей из страны куда-нибудь подальше.
Конечно, царь Оккака оторопел от столь откровенно циничного предложения любимой жены. Он, правда, пытался найти доводы против ее безапелляционных заявлений. Обратил, например, внимание на такие черты характера своих сыновей, как порядочность и ответственность перед народом. И все-таки эта упорная женщина настояла на своем. Царевичи были изгнаны.
Перед уходом братья переоделись в простую одежду, как потребовал отец. С ними ушло по разрешению царя много народа: их матери, сестры, ремесленники, атлетического сложения борцы, брахманы, богатые и бедные люди. Многие из них оставляли просторные дома. Они уходили навсегда и в никуда. Их поддерживала и согревала вера в силу разума и благородство души царевичей. Они шли долго, с навьюченной на людях, лошадях и слонах поклажей, переправлялись вброд через реки и наконец-то приблизились к холмистым широким долинам, расположенным к северу от Гималаев.
То, что они увидели перед собой с вершины горы, их ошеломило. Словно небо сошло на землю. Необъятные и круглые кроны гигантских, почти сорокаметровых деревьев сверху напоминали пронзенные солнцем облака. Из-под них выныривали и куда-то бежали длиннорылые кабаны, короткорогие олени, издающие на удивление громкий и отрывистый лай, и какие-то еще более диковинные животные, напоминающие одновременно оленей и козлов. Птиц же, самых разнообразных, было видимо-невидимо.
Люди вместе со слонами и лошадьми спустились с гор и оказались в лощине, заросшей густым лесом. Они углубились в чащу и вдруг осознали, что находятся среди незнакомых им фруктовых деревьев. Солнечные лучи, играющие с листвой, создавали в ней множество нежных переливчатых оттенков. Немолчное бормотание леса заставило людей остановиться на несколько мгновений и прислушаться. В тихом и осмысленном лесном гуле соединились отчетливые и притягивающие звуки: деревьев, зверей, птиц, насекомых. А также духмяного ветра и солнечного света. Казалось, они попали на небеса Тушита.
Изгнанники решили, что лучшего места им не найти. И начали обустраиваться. Вскоре благодаря их усилиям в этой глуши появилась большая деревня. Потом еще одна, и еще
Так постепенно на краю света, на склонах Гималаев, образовался город, названный Капилавасту (палийский вариант: Капилаваттху) в честь жившего неподалеку святого отшельника и аскета Капилы. С годами город разросся и превратился в столицу небольшого княжества. Прошло семь лет со времени ухода царевичей из родного дома. Как-то их отец, который был все еще жив, вспомнил о своих изгнанных сыновьях: «Что с ними и где они сейчас?» Его придворные тут же доложили, что царевичи обжились в местечке к северу от Гималаев, а точнее неподалеку от лесной чащи, состоявшей преимущественно из деревьев породы сака, то есть тиковых деревьев. Они воздвигли город. Сами же живут в роскошном дворце. Их подданные благоденствуют, никто не нуждается. Земля там плодородна. Урожаи богатые. Все накормлены и одеты.
Царь впечатлился тем, что услышал, и сказал: «Ну и мощные же у меня дети!»
Я должен объяснить, что в названиях действует поэтическая этимология, как и в случае с тиковыми деревьями. На санскрите слово шак означает мочь, быть могучим. Вырвавшееся у царя Оккаки радостное восклицание дало повод возвести к слову «мощные» название племени, к которому принадлежал Сиддхартха Гаутама. Это одна из многочисленных версий о происхождении шакьев. На нее стоит обратить внимание: ведь она наиболее приближена во времени к жизни Гаутамы Будды.
Схожая история о царе и его сыновьях приводится в Махавасту, впрочем, с другим, более сложным и правдоподобным сюжетом. Обратимся к этому преданию. У царя, благонравного и справедливого человека, умерла жена, родив девятого ребенка. Погоревав некоторое время, царь нашел себе другую красавицу, намного моложе первой, и сделал ее главной царицей. Вскоре она родила ему прелестное дитя. Мальчика назвали именем Джанту. Царь был очарован новым сыном и в порыве радостных чувств обещал его матери исполнить любое ее желание. Та не оплошала и попросила царя сделать Джанту наследным принцем, а детей от предыдущего брака изгнать из царства. Естественно, царь впал в ярость. Он чуть было не задушил негодную царицу собственными руками. Однако тут же пришел в себя: красота и юность его суженой сыграли свою умиротворяющую роль. Как бы там ни было, амбициозная молодая женщина не оставила свою мечту и не-прекращающимися попреками, что царь не держит слова, заставила его наконец сделать то, чего она с такой страстью желала.
Кстати, разговор с его старшими сыновьями получился не настолько тяжелым, как ожидалось. Они безропотно приняли решение отца. Тем более что он отправлял с ними сестер царевичей, часть своего войска со слонами и конницей, а также повелел восьмерым министрам сопровождать их, пока изгнанники не найдут себе постоянного пристанища. К тому же царь разрешил сыновьям после его смерти вернуться в родные места. Итак, все было им сделано благородно и по доброте сердца. Особенно трагичным был только сам момент расставания.
Мощной вооруженной армаде, во главе которой стояли братья, было по силам сокрушить любое княжество, находящееся по соседству. Но проливать кровь ни в чем не повинных людей было не в их правилах. Они решили построить город в безлюдном месте, в какой-то дальней дали. И направились в сторону Гималаев.
Тут надо принять во внимание, что в то время на одном из гималайских склонов обосновался только что упомянутый мною святой брахман-аскет по имени Капила. Он жил, как положено отшельнику, в шалаше, неподалеку от лотосового озера среди тиковых деревьев сака. Благодаря святости Капилы и его божественному происхождению от Брахмы пространство, в котором он находился, стало недоступным для львов, тигров, змей и подобных им хищным зверей и пресмыкающихся. В этой зоне безопасности отсиживались более слабые звери и зверушки: олени, кабаны, мыши, лягушки и всякая другая живность. Капила описывается в Вишне-пуране как чуть ли не последняя аватара бога Вишну, известного своим нисхождением на Землю в различных телесных обликах.
Необходимо упомянуть еще об одной важной способности этого мудреца и святого. Он безошибочно предугадывал частые в Гималаях землетрясения и заранее предупреждал о них всех обитателей гор не только людей, но и зверей.
Братья добрались до того места в Гималаях, где находился шалаш святого. Неохватные деодары, гималайские сосны, окружали его жилище и воплощали собой силу торжествующей жизни. Деодары, казалось, уходили в поднебесье. Странное впечатление вызывали другие высоченные деревья, у которых листья вырастали на концах ветвей, а прямо на стволах гроздья коричневатых шароподобных плодов, словно только что вышедшие из материнского чрева, во множестве удерживались на одревесневшей пуповине. Сегодня их сравнивают с пушечными ядрами. Это были деревья сала. В такой же саловой роще родился Гаутама Будда. Над изгнанниками перелетали с ветки на ветку малорослые обезьяны, у лиц жужжали пчелы, а кое-где на деревьях в темноте ветвей свисали вниз головой летучие мыши.
Под натиском ветра деревья ревели, как разъяренные слоны.
Я впервые увидел дерево сала в бенгальской деревне в мае, во время его цветения. Из-за крупных, распустившихся на ветках оранжево-розовых цветов оно, казалось, было объято пламенем.
Утром я проснулся от звука барабанов. Начинался местный праздник во славу любви. Он приходится на время сева. Деревенские жители были возбуждены. У женщин пылали лица, жрец был сосредоточен и занят кровавой работой принесением в жертву мелкой домашней живности и козлов. Сначала он зарезал белого петуха и черного цыпленка и тут же перекрасил их киноварью в красный цвет. Затем под нож пошли куриные семьи и несколько козлов. Его помощник за это время сплел в гирлянды цветы и водрузил их на жреца. Собравшийся народ был возбужден в предвкушении предстоящего пиршества и под звуки барабанов сопроводил жреца до его дома, где у порога его ждала жена. Тут опять в дело пошла киноварь, которой супруги обмазали лица друг друга. Жрец раздал уважаемым жителям деревни цветочные гирлянды, а также небольшим черпаком разлил по глиняным плошкам что-то вроде местного самогона, получившего у русских путешественников название «кокосовка». Понятно, что напиток этот предназначался исключительно для взрослых мужчин. Через несколько минут начались приготовления к общедеревенскому пиру. Зажглись печи-жаровни, известные в Индии как тандуры.