И не накладно.
А тут вот баба на сносях,
Гусей некормленых косяк.
Да дело даже не в гусях
А всё неладно.
Тут у меня постены появились.
Я их гоню и так, и сякони опять.
На неудобном месте чирей вылез
Пора пахать, а тут ни сесть, ни встать.
Сосед мальчоночку прислал,
Он от щедрот меня позвал.
Ну, я, понятно, отказал,
А он сначала
Должно, литровую огрел.
Ну, и, конечно, подобрел.
И я пошёл. Попил, поел
Не полегчало.
И посредине этого разгула
Я прошептал на ухо жениху
И жениха как будто ветром сдуло.
Невеста вся рыдает наверху.
Сосед орёт, что он народ,
Что Основной закон блюдёт
Мол, кто не ест, тот и не пьёт,
И выпил, кстати.
Все гости повскакали с мест,
Но тут малец с поправкой влез:
«Кто не работаетне ест,
Ты спутал, батя».
А я сидел с засаленною трёшкой,
Чтоб завтра гнать похмелие моё.
В обнимочку с обшарпанной гармошкой
Меня и пригласили за неё.
Сосед вторую литру съел,
И осовел, и опсовел.
Он захотел, чтоб я попел
Зря, что ль, поили!
Меня схватили за бока
Два здоровенных мужика:
Играй, подлюга, пой, пока
Не удавили!
Уже дошло веселие до точки,
Уже невесту тискали тайком,
И я запел про светлые денёчки,
Когда служил на почте ямщиком.
Потом у них была уха
И заливные потроха,
Потом поймали жениха
И долго били.
Потом пошли плясать в избе,
Потом дрались не по злобе
И всё хорошее в себе
Доистребили.
А я стонал в углу болотной выпью,
Набычась, а потом и подбочась.
И думал яас кем я завтра выпью
Из тех, с которыми я пью сейчас.
Наутро там всегда покой.
И хлебный мякиш за щекой.
И без похмелья перепой.
Еды навалом.
Никто не лается всердцах,
Собачка мается в сенцах,
И печка в синих изразцах
И с поддувалом.
А у меня и в ясную погоду
Хмарь на душе, которая горит.
Хлебаю я колодезную воду.
Чиню гармошку. А жена корит.
О СЕНТИМЕНТАЛЬНОМ БОКСЁРЕ
Удар! Удар!! Ещё удар!
Опять удар! И вот
Борис Буткеев (Краснодар)
Проводит аперкот.
Вот он прижал меня в углу,
Вот я едва ушёл,
Вот аперкотя на полу,
И мне нехорошо.
И думал Буткеев, мне челюсть круша:
И жить хорошо, и жизнь хороша.
При счёте «семь» я всё лежу,
Рыдают землячки.
Встаю, ныряю, ухожу,
И мне идут очки.
Неправда, будто бы к концу
Я силы берегу
Бить человека по лицу
Я с детства не могу.
Но думал Буткеев, мне рёбра круша:
И жить хорошо, и жизнь хороша.
В трибунах свист, в трибунах вой:
Ату его, он трус!
Буткеев лезет в ближний бой,
А я к канатам жмусь.
Но он пролез, он сибиряк,
Настырные они.
И я сказал ему: «Чудак,
Устал ведь, отдохни».
Но он не услышал, он думал дыша:
И жить хорошо, и жизнь хороша.
А он всё бьёт, здоровый чёрт!
Я вижу: быть беде.
Ведь бокс не драка, это спорт
Отважных и т. д.
Вот он ударил раз, два, три,
И сам лишился сил.
Мне руку поднял рефери,
Которой я не бил.
Лежал он и думал, что жизнь хороша.
Комухороша, а комуни шиша.
КАК СПОРТ, ПОДНЯТЬЕ ТЯЖЕСТЕЙ НЕ НОВО
Как спорт, поднятье тяжестей не ново
В истории народов и держав,
Вы вспомните, как некий грек другого
Поднял и бросил, чуть попридержав.
Как шею жертвы, круглый гриф сжимаю,
Овации услышу или свист?
Я от земли Антея отрываю,
Как первый древнегреческий штангист.
Не отмечен грацией мустанга,
Скован я, в движениях не скор,(Припев)
Штанга, перегруженная штанга
Спутник мой, соперник и партнёр.
Такую неподъёмную громаду
Врагу не пожелаю своему.
Я подхожу к тяжёлому снаряду
С тяжёлым чувством нежности к нему.
Мы оба с ним как будто из металла,
Но только он действительно металл,
А я так долго шёл до пьедестала,
Что вмятины в помосте протоптал.
Припев
Повержен враг на землю, как красиво,
Но крик «Вес взят!» у многих на слуху.
Вес взят. Прекрасно, но несправедливо,
Что я внизу, а штанга наверху.
Такой триумф подобен пораженью,
А смысл победы до смешного прост
Всё дело в том, чтоб завершить движенье,
С размаху штангу бросить на помост.
Припев
Он вверх ползёт, чем выше, тем безвольней,
Мне напоследок мысли рвёт по швам,
И со своей высокой колокольни
Мне зритель крикнул: «Брось его к чертям!»
Вес взят, держать! Ещё одно мгновенье,
И брошен наземь мой холодный бог.
Я выполнял обычное движенье
С коротким злым названием «рывок».
ПЕСНЯ ПРО ПРАВОГО ИНСАЙДА
Мяч затаился в стриженой траве,
Секунда-пауза на поле и в эфире.
Они играют по системе «дубль вэ»,
А нам плевать, у нас «четыре-два-четыре».
Ох, инсайд, для него что футбол, что балет,
И всегда он играет по правому краю.
Справедливости в мире и на поле нет,
Посему я всегда только слева играю.
Вот инсайд гол забил, получив точный пас.
Я хочу, чтоб он встретился мне на дороге,
Но не могуменя тренер поставил в запас,
А ему сходят с рук перебитые ноги.
Ничего, я немножечко повременю,
И пускай не дают от команды квартиру,
Догоню, я сегодня его догоню.
Пусть меня не заявят на первенство мира.
Ничего, после матча его подожду,
И тогда побеседуем с ним без судьи мы.
Пропаду, чует сердце моё, попаду
Со скамьи запасных на скамью подсудимых.
Мяч притаился в стриженой траве
Секунда-пауза на поле и в эфире.
Они играют по системе «дубльвэ»,
А нам плевать, у нас «четыре-два-четыре»
О КОНЬКОБЕЖЦЕ НА КОРОТКИЕ ДИСТАНЦИИ
Десять тысяч и всего один забег остался,
В это время наш Бескудников Олег зазнался.
Я, грит, болен, бюллетень мол, нет сил. И сгинул.
Вот наш тренер мне тогда и предложил:беги, мол.
Я ж на длинной на дистанции помру, не охну.
Пробегу, быть может, только первый круг и сдохну.
Но сурово этак тренер мне, мол, надо, Федя.
Главно дело, чтобы воля, грит, была к победе.
Воля волей, если сил невпроворот, а я увлёкся,
Я на десять тыщ рванул, как на пятьсот, и спёкся.
Подвела меня, ведь я предупреждал, дыхалка.
Пробежал всего два круга и упал, а жалко.
И наш тренер, экс- и вице-чемпион ОРУДа,
Не пускать меня велел на стадион, иуда.
Ведь вчера мы только брали с ним с тоски по банке,
А сегодня он кричит: «Меняй коньки на санки?»
Жалко тренера, он тренер неплохой, ну и Бог с ним,
Я ведь нынче занимаюсь и борьбой, и боксом.
Не имею больше я на счёт на свой сомнений,
Все вдруг стали очень вежливы со мной и тренер.
Я РАЗЗУДИЛ ПЛЕЧО
Я раззудил плечотрибуны замерли,
Молчанье в ожидании храня.
Эх, что мне мой соперник
Джонс ли, Крамер ли?
Рекорд уже в кармане у меня.
Замётано, заказано, заколото,
Мне кажется, я следом полечу.
Но мне нельзя, ведь яметатель молота.
Приказано метатьи я мечу.
Эх, жаль, что я мечу его в Италии,
Я б дома кинул молот без труда.
Ужасно далеко, куда подалее,
И лучше, если б враз и навсегда.
Я против восхищения повального,
И я надеюсь, года не пройдёт,
Я все же зашвырну в такую даль его,
Что и судья с ищейкой не найдёт.
И вот сейчас кругом корреспонденты бесятся.
Мне помогли, им отвечаю я,
Подняться по крутой спортивной лестнице
Мой коллектив, мой тренер и моя семья.
КОММЕНТАТОР ИЗ СВОЕЙ КАБИНЫ
Комментатор из своей кабины
Кроет нас для красного словца.
Но недаром клуб «Фиорентина»
Предлагал мильон за Бышевца.
Что ж, Пеле как Пеле,
Объясняю Зине я.
Ест Пеле крем-брюле
Вместе с Жаэрзинья.
Муром занялась прокуратура.
Что ему? Рекламаон и рад.
Здесь бы Мур не выбрался из МУРа,
Если б был у нас чемпионат.
Я сижу на нуле,
Дрянь купил жене и рад,
А у Пеле «Шевроле»
В Рио-де-Жанейро.
Может, не считает и до ста он,
Но могу сказать без лишних слов:
Был бы глаз второй бы у Тастао,
Он вдвое больше б забивал голов.
Ну что ж, Пеле как Пеле,
Объясняю Зине я.
Ест Пеле крем-брюле
Вместе с Жаэрзинья.
Я сижу на нуле.
Дрянь купил жене и рад.
А у Пеле «Шевроле»
В Рио-де-Жанейро.
ДА, СЕГОДНЯ Я В УДАРЕ
Льву Яшину
Да, сегодня я в ударе, не иначе,
Надрываются в восторге москвичи,
А я спокойно прерываю передачи
И вытаскиваю мёртвые мячи.
Вот судья противнику пенальти назначает,
Репортёры тучею кишат у тех ворот,
Лишь один упрямо за моей спиной скучает,
Он сегодня славно отдохнёт.
Извиняюсь, вот мне бьют головой,
Я касаюсь, подают угловой.
Бьёт десятый. Дело в том, что своим сухим листом
Размочить он может счёт нулевой.
Мяч в моих руках, с ума трибуны сходят,
Хоть десятый его ловко завернул.
У меня давно такие не проходят,
Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул.
Обернулся, слышу голос из-за фотокамер:
Извини, но ты мне, парень, снимок запорол.
Что тебену лишний раз потрогать мяч руками.
Ну а я бы снял красивый гол.
Я хотел его послатьне пришлось:
Еле-еле мяч достать удалось.
Но едва успел привстать, слышу снова: «Ну вот, опять,
Всё б ловить тебе, хватать, не дал снять».
Я, товарищ дорогой, всё понимаю,
Но культурно вас прошу, подите прочь!
Да, вам лучше, если хуже я играю,
Но поверьте, я не в силах вам помочь.
Ну вотлетит девятый номер с пушечным ударом,
Репортёр бормочет: «Слушай, дай ему забить!
Я бы всю семью твою всю жизнь снимал'задаром».
Чуть не плачет парень, как мне быть.
Это всё-таки футбол, говорю.
Нож по сердцу каждый гол вратарю.
Так я ж тебе, как вратарю, лучший снимок подарю,
Пропусти, а я отблагодарю.
Гнусь, как ветка, от напора репортёра,
Неуверенно иду на перехват.
Попрошу-ка потихонечку партнёров,
Чтоб они ему разбили аппарат.
Ну а он всё ноет: «Это ж, друг, бесчеловечно,
Ты, конечно, можешь взять, но только извини,
Это лишь момент, а фотография навечно.
Ану, не шевелись, потяни».
Пятый номер двадцать два знаменит,
Не бежит он, а едва семенит.
В правый угол мяч, звеня,
Значит, в левый от меня,
Залетает и нахально лежит.
В этом тайме мы играли против ветра,
Так что я не мог поделать ничего.
Снимок дома у менядва на три метра
Как свидетельство позора моего.
Проклинаю миг, когда фотографу потрафил,
Ведь теперь я думаю, когда беру мячи,
Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий,
Стыд меня терзает, хоть кричи.
Искуситель, змей, палач, как мне жить?
Так и тянет каждый мяч пропустить.
Я весь матч борюсь с собой, видно, жребий мой такой.
Так, спокойно, подают угловой.
МАРАФОН
Я бегу, бегу, бегу, бегу, бегу, бегу, бегу
Топчу, скользя, по гаревой дорожке.
Мне есть нельзя, мне пить нельзя,
Мне спать нельзя ни крошки.
А, может, я как раз гулять хочу у Гурьева Тимошки,
Так нет, бегу, бегу, топчу по гаревой дорожке.
А гвинеец Сэм Брук обошёл меня на круг,
А ещё вчера все вокруг мне говорили: Сэмдруг,
Сэмнаш, говорили, гвинейский друг.
Друг-гвинеец так и прёт, всё больше отставанье.
Но я надеюсь, что придёт второе мне дыханье.
Потом я третье за ним ищу, потом четвёртое дыханье
Ну, а на пятом я, конечно, сокращу с гвинейцем расстояние.
И вообще, тоже мне, хорош друг, гляди, обошёл меня на
круг.
А ещё вчера все вокруг мне говорили: Сэмдруг,
Сэмнаш, говорили, гвинейский друг.
Гвоздь программы марафон, а градусов все тридцать.
Но к жаре привыкший он, вот он и мастерится.
Я бы, между прочим, поглядел бы на него,
Когда бы минус тридцать.
Ну, а теперь, конечно, достань его Осталось материться.
И вообще, тоже мне, хорош друг, гляди, что делает
обошёл на третий круг.
Нужен мне такой друг, как егодаже забылСэм Брук,
Сэм, наш гвинейский друг.
ПРЫЖКИ И ГРИМАСЫ
Разбег, толчоки стыдно подниматься.
Во рту опилки, слёзы из-под век.
На рубеже заветном «два-двенадцать»
Мне планка преградила путь наверх.
Я признаюсь вам, как на духу:
Этот спор мой последний каприз,
Что мне в нёмтолько миг наверху
И стремительно падаешь вниз.
Но съем плоды запретные с древа я,
И за хвост подёргаю славу я.
Ведь у них толчковаялевая,
А у меня толчковаяправая.
Спешите же свидетели падения
Верней топить идущего ко дну.
Мне тренер мой сказал без сожаления:
Да ты же, парень, прыгаешь в длину.
Мол, у тебя растяженье в паху,
А на трибунах устойчивый свист.
Не удержишься ты наверху,
Ты штельно катишься вниз.
Но задыхаясь, словно от гнева, я
Объяснил толково я: «Главное,
Что у них у всех толчковаялевая,
А моя толчковаяправая».
Два двадцать у плюгавого канадца,
Канадец этот прыгает спиной.
Нет, мне не взять сегодня два двенадцать.
Допрыгаюсь до ручки и домой.
Дома, в шубке на рыбьем меху,
Мне жена приготовит сюрприз
Когда я был на самом верху,
Она с кем-то спустилася вниз.
Два-двадцать у плюгавого канадца,
Он мне в лицо смеётся на лету.
Я приступом пошёл на два-двенадцать,
И тренер мне сказал напрямоту,
Что меня он утопит в пруду,
Чтобы впредь неповадно другим,
Если враз, сей же час, не сойду
Я с неправильной правой ноги.
Но я лучше выпью зелье с отравою
И над собою что-нибудь сделаю,
Но свою неправую правую
Я не сменю на правую левую.
Трибуны дружно начали смеяться,
Но пыл мой от насмешек не ослаб.
Разбег, толчок, полёти два двенадцать
Теперь уже мой пройденный этап.
И пусть болят мои травмы в паху,
И пусть допрыгался до хромоты
Но я всё-таки был наверху,
И меня не спихнуть с высоты.
И съем плоды запретные с древа я,
И за хвост подёргаю славу я
Ведь у них у всех толчковая левая,
А моя толчковаяправая.
ПРЫГУН В ДЛИНУ
Что случилось, почему кричат?
Почему соперник завопил?
Да просто восемь сорок, говорят,
Только за черту я заступил.
Ох, приходится до дна её испить
Чашу с ядом вместо кубка я беру
Стоит только за черту переступить,
Превращаюсь в человека-кенгуру.
Что случилось, почему кричат?
Почему мой тренер завопил?
Да просто ровно восемь шестьдесят,
Только за черту я заступил.
Что же делать мне, как быть, кого винить,
Если мне черта совсем не по нутру.
Видно, негру мне придётся уступить
Этот титул «человека-кенгуру».
Что случилось, почему кричат?
Комментатор тоже завопил.
Восемь девяносто, говорят,
Правда, за черту я заступил.
Посоветуйте, друзья, ну, как мне быть,
Так и есть, что негр титул мой забрал.
Если б ту черту да к чёрту отменить
Так я б Америку догнал и перегнал.
Что случилось, почему кричат?
Стадион в единстве завопил.
Восемь пять, четвёртый раз подряд,
Правда, за черту не заступил
ПРОФЕССИОНАЛЫ
Профессионалам зарплата навалом,
Плевать, что на лёд они зубы плюют.
Им платят деньжищи, огромные тыщи,
И даже за проигрыш и за ничью.
Игрок хитёр пустьберёт на корпус,
Бьёт в зуб ногой и ни в зуб ногой.
А сам в итоге калечит ноги
И вместо клюшки идёт с клюкой.
Профессионалам, отчаянным малым,
Игралотерея, кому повезёт.
Играют с партнёром, как бык с матадором,
Хоть, кажется, принято наоборот.
Как будто мёртвый, лежит партнёр твой,
И ладно, чёрт с ним, пускай лежит.
Не оплошай, Бык, Бог хочет шайбы,
Бог на трибуне, он не простит.
Профессионалам судья криминалом
Ни бокс не считает, ни злой мордобой.
И с ними лет двадцать кто мог потягаться
Как школьнику драться с отборной шпаной?
Но вот недавно их козырь главный
Уже не козырь, а такпустяк.
И их оружьем теперь не хуже
Их бьют, к тому же на скоростях.
Профессионалы в своём Монреале
Пускай разбивают друг другу носы,