Жильцы давно уехали из дома,
Но дом пока стоял.
Холодно, холодно, холодно в доме.
Парадное давно не открывалось,
Мальчишки окна выбили уже,
И штукатурка всюду осыпалась,
Но что-то в этом доме оставалось
На третьем этаже.
Ахало, охало, ухало в доме.
И дети часто жаловались маме
И обходили дом тот стороной.
Объединясь с соседними дворами,
Вооружась лопатами, ломами,
Вошли туда гурьбой
Дворники, дворники, дворники. Тихо!
Они стоят и недоумевают,
Назад спешат, боязни не тая,
Вдруг там Наполеона дух витает,
А может, это просто слуховая
Галлюцинация?
Боязно, боязно, боязно дворникам.
Но наконец приказ о доме вышел,
И вот рабочийтот, что дом ломал
Ударил с маху гирею по крыше,
А после клялся, будто бы услышал,
Как кто-то застонал
Жалобно, жалобно, жалобно в доме.
От страха дети больше не трясутся,
Нет дома, что два века простоял.
И скоро здесь по плану реконструкций
Ввысь этажей десятки вознесутся
Бетон, стекло, металл.
Весело, здорово, красочно будет.
ПЕСНЯ СТУДЕНТОВ-АРХЕОЛОГОВ
Наш Федя с детства связан был с землёю,
Домой таскал и щебень и гранит.
Однажды он принёс домой такое,
Что мама с папой плакали навзрыд.
Студентом Федя очень был настроен
Поднять археологию на щит.
Он в институт притаскивал такое,
Что мы кругом все плакали навзрыд.
Привёз он как-то с практики два ржавых экспонатика
И утверждал, что это древний клад.
Потом однажды в Элисте нашёл вставные челюсти
Размером с самогонный аппарат.
Он древние строения искал с остервенением
И часто диким голосом кричал,
Что есть еще пока тропа, где встретишь питекантропа.
И в грудь себя при этом ударял.
Диплом писал про древние святыни,
О скифах, о языческих богах.
При этом так ругался по-латыни,
Что скифы эти корчились в гробах.
Он жизнь решил закончить холостую
И стал бороться за семейный быт.
Я, говорил, жену найду такую
От зависти заплачете навзрыд.
Он все углы облазил, и в Европе был, и в Азии,
И вскоре раскопал свой идеал.
Но идеал связать не мог в археологии двух строк.
И Федя его снова закопал.
ПЕСНЯ СТУДЕНТОВ-ФИЗИКОВ
Тропы ещё в антимир не протоптаны,
Но как на фронте, держись ты.
Бомбардируем мы ядра протонами,
Значит, мы антиллеристы.
Нам тайны нераскрытые раскрыть пора,
Лежат без пользы тайны, как в копилке,
Мы тайны эти с корнем вырвем у ядра,
На волю пустим джинна из бутылки.
Тесно сплотились коварные атомы,
Ну-ка, попробуй, прорвись ты.
Живо по коням, в погоню за квантами,
Значит, мы кванталлеристы.
Припев
Пусть не поймаешь нейтрино за бороду
И не посадишь в пробирку,
Но было бы здорово, чтоб Понтекорво
Взял его крепче за шкирку.
Припев
Жидкие, твёрдые, газообразные
Просто, понятно, вольготно.
А с этою плазмой дойдёшь до маразма, и
Это довольно почётно.
Припев
Молодо-зелено, древностьв историю,
Дряхлость в архивах пылится.
Даёшь эту общую, эту теорию
Элементарных частиц нам.
Припев
ТАУ КИТА
В далёком созвездии Тау Кита
Всё стало для нас непонятно:
Сигнал посылаем: «Вы что это там?»
А нас посылают обратно.
На Тау Ките живут в красоте,
Живут, между прочим, по-разному
Товарищи наши по разуму.
Вот двигаясь по световому лучу,
Без помощи, но при посредстве,
Я к Тау Кита этой самой лечу,
Чтоб с ней разобраться на месте.
На Тау Кита чегой-то не так:
Там тау-китайская братия
Свихнулась по нашим понятиям.
Покамест я в анабиозе лежу,
Те тау-китяне буянят.
Всё реже я с ними на связь выхожу,
Уж очень они хулиганят.
У тау-китов в алфавите слов
Немного и строй буржуазный,
И юмор у них безобразный.
Корабль посадил я, как собственный зад,
Слегка покривив отражатель.
Я крикнул по-таукитянски: «Виват!»
Что значит по-нашему «Здрасьте!»
У тау-китян вся внешность обман,
Тут с ними нельзя состязаться:
То явятся, то растворятся.
Мне тау-китянин, как вам папуас,
Мне вкратце о них намекнули.
Я крикнул: «Галактике стыдно за вас!»
В ответ они чем-то мигнули.
На Тау Ките условья не те,
Тут нет атмосферы, тут душно.
Но тау-китяне радушны.
В запале я крикнул: «Ну что же вы, мол»
Но кибернетический гид мой
Настолько дословно меня перевёл,
Что мне за себя стало стыдно.
Но тау-киты такие скоты,
Наверно, успели набраться:
То явятся, то растворятся.
Эй, братья по полу, кричу, мужики!
Но что-то мой голос сорвался.
Я таукитянку схватил за грудки:
Ану, говорю, признавайся!
Она мне, уйди, грит, мол, мы впереди!
Не хочем с мужчинами знаться,
А будем теперь почковаться.
Не помню, как поднял я свой звездолёт,
Лечу в настроеньи питейном.
Земля ведь ушла лет на триста вперед
По гнусной теории Эйнштейна.
Что, если и там, как на Тау Кита
Ужасно повысилось знанье.
Что, если и там почкованье?
МАРШ КОСМИЧЕСКИХ НЕГОДЯЕВ
Вы мне не поверите и просто не поймёте
В космосе страшней, чем даже в Дантовом аду.
По пространству-времени мы прём на звездолёте,
Как с горы на собственном заду.
От Земли до Беты восемь дён,
Ну, а до планеты Эпсилон
Не считаем мы, чтоб не сойти с ума.(Припев)
Вечность и тоска, ох, влипли как,
Наизусть читаем Киплинга,
А кругом космическая тьма.
На Земле читали в фантастических романах
Про возможность встречи с иноземным существом.
Мы на Земле забыли десять заповедей рваных
Нам все встречи с ближним нипочём.
Ну, от Земли до Беты восемь дён,
Ну, а до планеты Эпсилон
Не считаем мы, чтоб не сойти с ума.
Вечность и тоскаигрушки нам,
Наизусть читаем Пушкина,
А кругом космическая тьма.
Нам прививки сделаны от слёз и грёз дешёвых,
От дурных болезней и от бешеных зверей.
Нам плевать из космоса на взрывы всех сверхновых
На Земле бывало веселей.
Припев
Прежнего земного не увидим небосклона,
Если верить россказням учёных чудаков,
Ведь когда вернёмся мы, по всем по их законам
На Земле пройдёт семьсот веков.
То-то есть смеяться отчего, на земле бояться нечего,
На земле нет больше тюрем и дворцов.
На Бога уповали бедного, но теперь узналинет его
Ныне, присно и вовек веков.
НЕПРАВДА, НАД НАМИ НЕ БЕЗДНА, НЕ МРАК
Неправда, над нами не бездна, не мрак,
Каталог наград.
И любуемся мы на ночной зодиак,
На вечное танго созвездий.
Глядим, запрокинули головы вверх,
В безмолвье, тайну и вечность.
Там трассы судеб и мгновенный наш век
Отмечены в виде невидимых вех,
Что могут хранить и беречь нас.
Горячий нектар в холода февралей,
Как сладкий елей вместо грога
Льёт звёздную воду чудак Водолей
В бездонную пасть Козерога.
Вселенский поток и извилист и крут,
Окрашен то ртутью, то кровью.
Но вырвавшись с мартовской мглою из пут,
Могучие рыбы на нерест плывут
По млечным протокам к верховью.
Декабрьский стрелец отстрелялся вконец,
Он мается, копья ломая.
И может без страха резвиться телец
На светлых урочищах мая.
Из августа изголодавшийся лев
Глядит на овена в апреле.
В июнь к близнецам свои руки воздев,
Нежнейшие девы созвездия Дев
Весы превратили в качели.
Лучи световые пробились сквозь мрак,
Как нить Ариадны, конкретны,
Но и Скорпион, и таинственный Рак,
От нас далеки и безвредны.
На свой зодиак человек не роптал,
Да звёздам страшна ли опала?
Он эти созвездия с неба достал,
Оправил он их в драгоценный металл,
И тайна доступною стала.
КАЖДОМУ ХОЧЕТСЯ МАЛОСТЬ ПОГРЕТЬСЯ
Каждому хочется малость погреться,
Будь ты хоть гомо, хоть тля.
В космосе шастали как-то пришельцы,
Глядьперед ними Земля,
Наша родная Земля.
Быть может, закончился ихний бензин,
А может, заглохнул мотор.
Но навстречу им вышел какой-то кретин
И затеял отчаянный спор.
Надо было раскошелиться
И накормить пришельца,
Надо бы раскошелиться,
А он ни мычит, ни телится.
И неважно, что пришельцы
Не ели чёрный хлеб,
Но в их тщедушном тельце
Огромный интеллект.
И мозгу у пришельцев
Килограмм, примерно, шесть.
Ну, а у наших предков,
Только челюсти и шерсть.
Надо было раскошелиться
И накормить пришельца.
Надо бы раскошелиться,
А он ни мычит, ни телится.
МУЗА
Сейчас взорвусь, как триста тонн тротила,
Во мне заряд нетворческого зла.
Меня сегодня Муза посетила,
Посетила, так немного посидела и ушла.
У ней имелись веские причины,
Я не имею права на нытьё.
Представьте, Муза ночью у мужчины.
Бог весть, что люди скажут про неё.
И все же мне обидно, одиноко.
Ведь эта Музалюди подтвердят
Засиживалась сутками у Блока,
У Бальмонта жила не выходя.
Я бросился к столу, весь в нетерпеньи.
Но, Господи, помилуй и спаси.
Она ушла, исчезло вдохновенье,
И три рубля, должно быть, на такси.
Я в бешенстве мечусь, как зверь, по дому.
Ну, Бог с ней, с Музой, я её простил.
Она ушла к кому-нибудь другому,
Я, видно, её плохо угостил.
Огромный торт, утыканный свечами.
Засох от горя, да и я иссяк.
С соседями я выпил, сволочами.
Для Музы предназначенный коньяк.
Ушли года, как люди в чёрном списке.
Всё в прошлом, я зеваю от тоски.
Она ушла безмолвно, по-английски.
Но от неё остались две строки.
Вот две строки: «Я гений, прочь сомненья.
Даёшь восторги, лавры и цветы!»
Я помню это чудное мгновенье.
Когда передо мной явилась ты.
ВТОРОЕ «Я»
И вкусы, и запросы мои странны,
Я экзотичен, мягко говоря:
Могу одновременно грызть стаканы
И Шиллера читать без словаря.
Во мне два «Я», два полюса планеты.
Два разных человека, два врага.
Когда один стремится на балеты.
Другой стремится прямо на бега.
Я лишнего и в мыслях не позволю,
Когда живу от первого лица.
Но часто вырывается на волю
Второе «Я» в обличье подлеца.
И я борюсь, давлю в себе мерзавца.
О, участь беспокойная моя.
Боюсь ошибки, может оказаться,
Что я давлю не то второе «Я».
Когда в душе я раскрываю гранки,
На тех местах, где искренность сама,
Тогда мне в долг дают официантки,
И женщины ласкают задарма.
Но вот летят к чертям все идеалы,
Но вот я груб, я нетерпим и зол.
Но вот сижу и тупо ем бокалы,
Забрасывая Шиллера под стол.
А суд идёт, весь зал мне смотрит в спину.
Вы, прокурор, вы, гражданин судья,
Поверьте мне, не я разбил витрину,
А подлое моё второе «Я».
И я прошу вас, строго не судите.
Лишь дайте срок, но не давайте срок.
Я буду посещать суды как зритель
И в тюрьмы заходить на огонёк.
Я больше не намерен бить витрины
И лица граждан, так и запиши!
Я воссоединю две половины
Моей больной раздвоенной души.
Искореню, похороню, зарою.
Очищусь, ничего не скрою я.
Мне чуждо это «Я» моё второе.
Нет, это не моё второе «Я».
АНТИКЛЕРИКАЛЬНАЯ
Возвращаюсь я с работы, рашпиль ставлю у стены.
Вдруг в окно порхает кто-то из постели от жены.
Я, конечно, вопрошаю: «Кто такой?»
А она мне отвечает: «Дух святой».
Ох, я встречу того духа, ох, отмечу его в ухо.
Дух он тоже духу розь, коль святойтак Машку брось.
Хочь ты кровь голубая, хочь ты белая кость,
До Христа дойду и знаюне пожалует Христос.
Машка, вредная натура, так и лезет на скандал,
Разобиделася, дура, как бы вроде помешал.
Я сперва сначала с ласкойто да сё,
А она к стене с опаскойнет, и всё!
Я тогда цежу сквозь зубы, но уже, конечно, грубо:
Хоть он возрастом и древний и годов ему не счесть,
У него в любой деревне две-три бабы точно есть.
Я к Марии с предложеньемя вообще на выдумки
мастак
Мол, в другое воскресенье ты, Мария, сделай так:
Я потопаю под утро, мол, пошёл
А ты прими его как будто. Хорошо?
Ты накрой его периной и запойтут я с дубиной.
Он крылом, а яколом, он псалом, а якайлом.
Тут, конечно, он сдаётся, честь Марии спасена,
Потому что мне сдаётсяэтот ангелсатана.
Вот влетаю с криком, с древом, весь в надежде на испуг.
Машка плачет. Машка, где он? Улетел желанный друг.
Как же это? Я не знаю. Как успел?
Да вот так вот, отвечает, улетел.
Он псалом мне прочитал и крылом пощекотал.
Ты шутить с живым-то мужем? Ах ты, скверная жена!
Я взмахнул своим оружьемсмейся, смейся, сатана.
А НУ, ОТДАЙ МОЙ КАМЕННЫЙ ТОПОР
Ану, отдай мой каменный топор
И шкур моих набедренных не тронь.
Молчи, не вижу я тебя в упор.
Сиди вон и поддерживай огонь.
Выгадывать не смей на мелочах,
Не опошляй семейный наш уклад.
Неубраны пещера и очаг,
Разбаловалась ты в матриархат.
Придержи своё мнение,
Яглава и мужчина я.
Соблюдай отношения
Первобытно-общинные.
Там мамонта убьют, поднимут вой.
Начнут добычу поровну делить.
Я не могу весь век сидеть с тобой,
Мне надо хоть кого-нибудь убить.
Старейшины сейчас придут ко мне,
Смотри ещё, не выйди голой к ним.
Век каменный, а не достать камней
Мне стыдно перед племенем моим.
Пять бы жён мне, наверное,
Разобрался бы с вами я.
Но дела мои скверные
Потому моногамия.
А все твоя проклятая родня.
Мой дядя, что достался кабану,
Когда был жив, предупреждал меня:
Нельзя из людоедок брать жену.
Не ссорь меня с общиной, это ложь,
Что будто к тебе кто-то пристаёт.
Не клевещи на нашу молодёжь,
Онанадежда наша и оплот.
Ну, что глядишь, тебя пока не бьют.
Отдай топор, добром тебя прошу.
И шкура гдеведь люди засмеют.
До трёх считаю, после задушу.
КАК-ТО ВЕЧЕРОМ ПАТРИЦИИ
Как-то вечером патриции собрались у Капитолия
Новостями поделиться и выпить малось алкогодия.
Не вести ж бесед тверёзыми. Марк-патриций не мытарился,
Пил нектар большими дозами и ужасно нанектарился.
И под древней под колонною он исторг из уст проклятия:
«Ох, с почтенною матроною разойдусь я скоро, братия.
Она спуталась с поэтами, помешалась на театрах,
Так и шастает с билетами на приезжих гладиаторов.
Я, кричит, от бескультурия скоро стану истеричкою.
В общем, злобствует, как фурия, поощряема сестричкою.
Только цыкают и шикают, ох, налейте снова мне двойных!
Мне ж рабы в лицо хихикают. На войну бы мне, да нет войны.
Я нарушу все традиции, мне не справиться с обеими.
Опускаюсь я, патриции, дую горькую с плебеями.
Я ей дом оставлю в Персии, пусть берёт сестру-мегерочку,
А на отцовские сестерции я заведу себе гетерочку.
У гетер хотя всё явственней, но они не обезумели.
У гетеры пусть безнравственней, зато родственники умерли.
Там сумею исцелиться я, из запоя скоро выйду я»
И пошли домой патриции, Марку пьяному завидуя.
СТО САРАЦИНОВ Я УБИЛ ВО СЛАВУ ЕЙ
Сто сарацинов я убил во славу ей,
Прекрасной даме посвятил я сто смертей.
Но наш король, лукавый сир, затеял рыцарский турнир,
Я ненавижу всех известных королей.
Вот мой соперник, рыцарь круглого стола,
Чужую грудь мне под копьё король послал.
Но в сердце нежное её моё направлено копьё,
Мне наплевать на королевские дела.
Герб на груди его, там плаха и петля,
Но будет дырка там, как в днище корабля.
Он самый первый фаворит, к нему король благоволит,
Но мне сегодня наплевать на короля.
Король сказал: «Он с вами справится шаля»
И пошутил: «Пусть будет пухом вам земля».
Я буду пищей для червей, тогда он женится на ней,
Простит мне Богя презираю короля.
Вот подан знак, друг друга взглядом пепеля,
Коней мы гоним, задыхаясь и пыля.
Забрало поднято, изволь, ах, как волнуется король,
Но мне, ей-Богу, наплевать на короля.