Песни и стихи. Том 1 - Владимир Семенович Высоцкий 25 стр.


За свободным паденьем айда!

Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму,

Хоть условья паденья не те

Но и падать свободно нельзя потому,

Что мы падаем не в пустоте.

И обрывают крик мой и выбривают щёки

Холодной острой бритвой восходящие потоки.

На мне мешки заплечные, встречаю, руки в боки,

Прямые безупречные воздушные потоки.

Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно:

«Не тяни за кольцо, скоро лёгкость придёт».

До земли 300 метров, сейчас будет поздно.

Ветер врёт, обязательно врёт.

Стропы рвут меня вверх, выстрел куполастоп!

И как не было этих минут.

Нет свободных падений с высот, но зато

Есть свобода раскрыть парашют.

Мне охлаждают щёки и открывают веки.

Исполнены потоки забот о человеке.

Глазею ввысь печально ятам звёзды одиноки.

И бьют горизонтальные воздушные потоки.

БАНЬКА ПО-ЧЁРНОМУ

Копи, ладно, мысли свои вздорные копи,

Копи. Только баньку мне по-чёрному топи.

Вопи, всё равно меня утопишь, но вопи.

Топи, только баньку мне как хочешь натопи.

Эх, сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь,

Но сомневаюсь, что отмоюсь.

Не спи. Где рубаху мне по пояс добыла?

Топи! Ох, сегодня я отмоюсь добела.

Кропи, в бане стены закопчённые кропи.

Топи, слышишь, баньку мне по-чёрному топи.

Эх, отмаюсь я сегодня, эх, освоюсь,

Но сомневаюсь, что отмоюсь.

Кричи. Загнан в угол зельем, словно гончий лось.

Молчи! У меня уже похмелье кончилось.

Копи, хоть кого-то из охранников купи.

Топи, эту баньку мне ты раненько топи.

Эх, отмаюсь я сегодня, эх, освоюсь,

Но сомневаюсь, что отмоюсь.

Терпи. Ты сама по дури продала меня.

Топи! Чтоб я чист был, как щенок, к исходу дня.

Вопи, всё равно меня утопишь, но вопи.

Топи,только баню мне как хочешь натопи.

Эх, сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь,

Но сомневаюсь, что отмоюсь.

ОХОТА НА КАБАНОВ

Грязь сегодня ещё непролазней,

С неба мразь, словно Бог без штанов.

К чёрту дождь, у охотников праздник:

Им сегодня стрелять кабанов.

Били в бёдра и гнали к болоту,

Вытирали промокшие лбы,

Презирали лесов позолоту,

Поклонялись азарту пальбы.

Вы егерей за кровожадность не пинайте,

Вы охотников носите на руках.(Припев)

Любим мы кабанье мясо в карбонате,

Обожаем кабанов в окороках.

И неважно, рычанье ли, плач ли,

Дух охотничий неистребим.

Третий номер сегодня удачлив

Три клыкастых лежат перед ним.

Кабанов не тревожила дума:

Почему и за что?  Как в плену.

Кабаны убегали от шума,

Чтоб навек обрести тишину.

Вылетали из ружей жаканы,

Без разбору разя наугад,

Будто радостно бил в барабаны

Боевой пионерский отряд.

Припев

Шум, костёр и тушёнка из банок,

И охотничья водка на стол

Только полз присмиревший подранок,

Завороженно глядя на ствол

А потом спирт плескался в канистре,

Спал азарт, будто выигран бой.

Снёс подранку полчерепа выстрел,

И рога протрубили отбой.

Припев

Мне сказали они про охоту,

Над угольями тушу вертя:

Стосковались мы, видно, по фронту,

По атакам, да и по смертям.

Это, вроде, мы снова в пехоте,

Это, вроде, мы снова в штыки,

Это душу отводят в охоте

Уцелевшие фронтовики.

БЕГАЮТ ПО ЛЕСУ СТАИ ЗВЕРЕЙ

Бегают по лесу стаи зверей

И за добычей и на водопой.

Денно и нощно они егерей

Ищут весёлой толпой.

Звери, забыв вековечные страхи,

С твёрдою верой, что всё по плечу,

Шкуры рванув на груди, как рубахи,

Падают навзничьбери, не хочу.

Сколько их в кущах,

Сколько их в чащах

Рёвом ревущих,

Рыком рычащих?

Рыбы пошли косяком против волн,

Черпай руками, иди по ним вброд.

Сколько желающих прямо на стол,

Прямо на блюдоив рот.

Рыба не мясо, она хладнокровней,

В сеть норовит, на крючок, в невода.

Рыбы погреться хотят на жаровне,

Море по жабры, вода не вода.

Сколько их в дебрях,

Сколько их в чащах,

Сколько ползущих,

Сколько летящих?

Птица на дробь устремляет полёт,

Птица на выдумки стала хитра.

Чтобы им яблоки сунуть в живот,

Гуси не ели с утра.

Сильная птица сама на охоте

Слабым собратьям кричит: «Сторонись!»

Жизнь прекращает в зените, на взлёте,

Даже без выстрела падая вниз.

Сколько их в рощах,

Сколько их в чащах,

Рёвом ревущих,

Рыком рычащих?

Сколько ползущих,

Сколько бегущих,

Сколько летящих

И сколько плывущих?

Шкуры не хочет пушнина носить,

Так и стремится в капкан и в загон.

Чтобы людей приодеть, утеплить,

Рвётся из кожи вон.

В ваши силки, призадумайтесь, люди,

Прут добровольно в отменных мехах

Тысячи сот в иностранной валюте,

Тысячи, тысячи в наших деньгах.

В рощах и чащах,

В дебрях и кущах,

Сколько рычащих,

Сколько ревущих,

Сколько пасущихся.

Сколько кишащих,

Мечущих, рвущихся.

Живородящих,

Серых и хищных

В перьях нарядных,

Сколько их, хищных

И травоядных.

Шерстью линяющих.

Шкуру меняющих.

Блеющих, лающих,

Млекопитающих,

Сколько летящих, бегущих, ползущих,

Сколько непьющих в рощах и кущах,

И не курящих в дебрях и чащах,

И пресмыкающихся, и парящих,

И подчинённых, и руководящих,

Вещих и вящих,

Рвущих и врущих,

В рощах и кущах,

В дебрях и чащах?

Шкуры непорчены, рыба живьём,

Мясо без дроби, зубов не сломать.

Ловко, продуманно, просто, с умом,

Мирно, зачем же стрелять?

Каждому егерю белый передник,

В руки табличкине бей! не губи!

Всё это вместе зовут заповедник,

Заповедь только одна: «Не убий!»

Но сколько в дебрях,

Рощах и кущах

И сторожащих, и стерегущих,

И сохраняющих,

В меру азартных,

Плохо стреляющих

И предынфарктных,

Травящих, лающих,

Конных и пеших,

И отдыхающих

С внешностью леших,

Сколько их, знающих

И искушённых,

Непопадающих

В цель, разозлённых,

Сколько бегущих, ползущих, орущих

В дебрях и чащах, рощах и кущах,

Сколько дрожащих, портящих шкуры,

Сколько ловящих на самодуры,

Сколько типичных,

Сколько всеядных,

Сколько их, хищных

И травоядных,

И пресмыкающихся, и парящих

В рощах и кущах, в дебрях и чащах?

ОХОТА НА ВОЛКОВ

Рвусь из сил и из всех сухожилий,

Но сегодня опять, как вчера,

Обложили меня, обложили,

Гонят весело на номера.

Из-за ели хлопочут двустволки,

Там охотники прячутся в тень.

На снегу кувыркаются волки,

Превратившись в живую мишень.

Припев

Идёт охота на волков, идёт охота

На серых хищников, матёрых и щенков.

Кричат загонщики и лают псы до рвоты,

Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Не на равных играют с волками

Егеря. Но не дрогнет рука.

Оградив нам свободу флажками,

Бьют уверенно, наверняка.

Волк не может нарушить традиций,

Видно, в детстве слепые щенки,

Мы, волчата, сосали волчицу

И всосали: «Нельзя за флажки».

Припев

Наши ноги и челюсти быстры.

Почему же, вожак,  дай ответ,

Мы затравленно мчимся на выстрел

И не пробуемчерез запрет?

Волк не может, не должен иначе,

Вот кончается время моё.

Тот, которому я предназначен,

Улыбнулся и поднял ружьё.

Припев

Я из повиновения вышел

За флажки, жажда жизни сильней.

Только сзади я радостно слышал

Удивлённые крики людей.

Рвусь из сил и из всех сухожилий,

Но сегодня не так, как вчера.

Обложили меня, обложили,

Но остались ни с чем егеря.

ОХОТА С ВЕРТОЛЁТОВ, ИЛИ ГДЕ ВЫ, ВОЛКИ?

Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,

Отворились курки, как волшебный сезам,

Появились стрелки, на помине легки,

И взлетели стрекозы с протухшей реки.

И потеха пошлав две руки.

В две рукиполегли на живот и убрали клыки.

Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,

Чуял волчие ямы подушками лап,

Тот, кого даже пуля догнать не могла б,

Тоже в страхе сопрел и прилёг, и ослаб.

Чтобы жизнь улыбалась волкам, не слыхал,

Зря мы любим еёоднолюбо.

Вот у смертикрасивый широкий оскал

И здоровые крепкие зубы.

Улыбнёмся же волчьей ухмылкой врагу,

Псам ещё не помылены холки,

Но на татуированном кровью снегу

Наша роспись: «Мы больше не волки!»

Мы ползли по-собачьи, хвосты подобрав,

К небесам удивлённые морды задрав:

Или с неба возмездье на нас пролилось,

Или света конец, и в мозгах перекос?

Только били нас в рост из железных стрекоз.

Кровью вымокли мы под свинцовым дождём.

И смирились, решив всё равно не уйдём,

Животами горячими плавили снег.

Эту бойню затеял не Богчеловек.

Улетающим в лёт, убегающим в бег.

Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,

В равной сваре за нами удача.

Волки мы хороша наша волчая жизнь.

Высобаки, и смерть вамсобачья.

Улыбнёмся же волчьей ухмылкой врагу.

Чтобы в корне пресечь кривотолки.

Но на татуированном кровью снегу

Наша роспись: «Мы больше не волки!».

К лесу! Там хоть немногих из вас сберегу,

К лесу, волки, труднее убить на бегу.

Уносите же ноги, спасайте щенков,

Я мечусь на глазах полупьяных стрелков

И скликаю заблудшие души волков.

Тех, кто жив, затаились на том берегу,

Что могу я один? Ничего не могу.

Отказали глаза, притупилось чутьё.

Где вы, волки, былое лесное зверьё?

Где же ты, желтоглазое племя моё?

Я живу. Но теперь окружают меня

Звери, волчьих не знавшие кличей.

Это псыотдалённая наша родня.

Мы их раньше считали добычей.

Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу.

Обнажаю гнилые осколки,

А на татуированном кровью снегу

Тает роспись: «Мы больше не волки!»

НАТЯНУТЫЙ КАНАТ

Он не вышел ни званьем, ни ростом,

Не за славу, не за платуна свой необычный манер

Он по жизни шагал над помостом

По канату, по канату, натянутому, как нерв.

Посмотрите, вот он без страховки идёт.

Чуть левее наклонупадёт, пропадёт.

Чуть правее наклонвсё равно не спасти.

Но зачем-то ему очень нужно пройти

Четыре четверти пути.

И лучи его с шага сбивали и кололи, словно лавры,

Труба надрывалась, как две.

Крики «Браво!» его оглушали, а литавры, а литавры,

Как обухом по голове.

Посмотрите, вот он без страховки идёт.

Чуть левее наклонупадёт, пропадёт.

Чуть правее наклонвсё равно не спасти.

Но спокойно, ему остаётся пройти

Уже три четверти пути.

Ах, как жутко, как смело, как мило

Бой со смертью, три минуты. Раскрыв в ожидании рты,

Из партера глядели уныло

Лилипуты, лилипутыказалось ему с высоты.

Посмотрите, вот он без страховки идёт.

Чуть левее наклонупадёт, пропадёт.

Чуть правее наклонвсё равно не спасти.

Но спокойно, ему остаётся пройти

Уже две четверти пути.

Он смеялся над славою бренной,

Но хотел быть только первым, такого попробуй, угробь.

Но по проволоке над ареной,

Онпо нервам, он по нервам шёл под барабанную дробь.

Посмотрите, вот он без страховки идёт.

Чуть левее наклонупадёт, пропадёт.

Чуть правее наклонвсё равно не спасти.

Но спокойно, ему остаётся пройти

Не больше четверти пути.

Закричал дрессировщик, и звери

Клали лапы на носилки. Но прост приговор и суров.

Он сегодня был слишком уверен

И в опилки, и в опилки он пролил досаду и кровь.

КОНИ ПРИВЕРЕДЛИВЫЕ

Вдоль обрыва по-над пропастью, по самому по краю

Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю.

Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю,

Чую с гибельным восторгомпропадаю, пропадаю.

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее,

Вы тугую не слушайте плеть.

Но что-то кони мне попались привередливые,

И дожить не успел, мне допеть не успеть.

Я коней напою, я куплет допою,

Хоть немного ещё постою на краю

Сгину я, меня пушинкой ураган сметёт с ладони,

И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.

Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,

Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту.

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее,

Не указчики вам кнут и плеть.

Но что-то кони мне попались привередливые,

И дожить не успел, мне допеть не успеть.

Припев

Мы успели, в гости к Богу не бывает опозданий.

Но что там ангелы поют такими злыми голосами?

Или это колокольчик весь зашёлся от рыданий.

Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее,

Умоляю вас вскачь не лететь.

Но что-то кони мне попались привередливые,

И дожить не успел, мне допеть не успеть.

Припев

ШТОРМИТ ВЕСЬ ВЕЧЕР

Штормит весь вечер, и пока заплаты пенные латают

Разорванные швы песка,

Я наблюдаю свысока, как волны головы ломают,

И я сочувствую слегка погибшим им издалека.

Ах, гривы белые судьбы, пред смертью словно хорошея.

По зову боевой трубы взлетают волны на дыбы,

Ломают выгнутые шеи.

И я сочувствую слегка погибшим им издалека.

Я слышу хрип и смертный стон, и ярость, что не уцелели.

Еще бы, взять такой разгон, набраться сил, пробить заслон

И голову сломать у цели.

И мы сочувствуем слегка погибшим им издалека.

А ветер снова в гребни бьёт и гривы пенные ерошит,

Волна барьера не возьмёт, ей кто-то ноги подсечёт,-

И рухнет взмыленная лошадь.

И посочувствуют слегка погибшей ей издалека.

Так многие сидят в веках на берегах и наблюдают

Внимательно и зорко как другие рядом на камнях

Хребты и головы ломают.

Они сочувствуют слегка погибшим, но издалека.

Придёт и мой черед вослед, мне дуют в спину, гонят к краю.

В душе предчувствие, как бред, что надломлю себе хребет

И тоже голову сломаю.

Мне посочувствуют слегка погибшему, издалека.

ЧУЖАЯ КОЛЕЯ

Сам виноват, и слёзы лью и охаю:

Попал в чужую колею глубокую.

Я цели намечал свои на выбор сам,

А вот теперь из колеи не выбраться.

Крутые, скользкие края имеет эта колея,

Я кляну проложивших её, скоро лопнет терпенье моё.

И склоняю, как школьник плохой:

Колея, колее, колеёй.

Но почему неймётся мне, нахальный я,

Условья, в общем, в колее нормальные.

Никто не стукнет, не притрёт, не жалуйся,

Желаешь двигаться вперёдпожалуйста.

Отказу нет в еде-питье в уютной этой колее,

И я живо себя убедилне один я такой, не один.

Так держать, колесо в колесе,

И доедешь туда, куда все.

Вот кто-то крикнул сам не свой:Ану, пусти!

И начал спорить с колеёй по глупости.

Он в споре сжёг запас до дна тепла, души,

И полетели клапана и вкладыши.

Но покорёжил он края, и шире стала колея.

Вдруг его обрывается след

Чудака оттащили в кювет,

Чтоб не мог он нам, задним, мешать

По чужой колее проезжать.

Вот и ко мне пришла бедастартёр заел,

Теперь уж это не езда, а дёрганье.

И надо б выйти подтолкнуть, но прыти нет,

Авось, подъедет кто-нибудь и вытянет.

Напрасно жду подмоги я

Чужая, стерва, колея.

Расплеваться бы глиной и ржой

С колеёй ненавистной, чужой,

Но тем, что я её сам углубил,

Я у задних надежду убил.

Прошиб меня холодный пот до косточки,

И я прошёл вперёд чуть-чуть по досточке.

Гляжуразмыли край ручьи весенние,

Там выезд есть из колеи, спасение.

Я грязью из-под шин плюю в чужую эту колею:

 Эй вы, задние, делай, как я,

Это значит, не следуй за мной.

Колея эта только моя,

Вы езжайте своей колеёй.

ЦЕЛУЯ ЗНАМЯПРОПЫЛЁННЫЙ ШЁЛК

Целуя знамяпропылённый шёлк

И выплюнув в отчаяньи протезы,

Фельдмаршал звал: «Вперёд, мой славный полк!

Презрейте смерть, мои головорезы!»

И смятыми знамёнами горды,

Воспалены талантливою речью,

Расталкивая спины и зады,

Одни стремились в первые ряды,

И первыми ложились под картечью.

Хитрец и тот, который не был смел,

Не пожелав платить такую цену,

Полз в задний ряд, но там не уцелел,

Его свои же брали на прицел

Назад Дальше