Другой крестьянский поэт, ярославского происхождения, тоже в своё время переехавший в Москву к отцу-лавочнику, Иван Суриковнаучил Есенина той самой удивительной и чистейшей бесхитростности; достаточно сказать, что «Белая берёза / Под моим окном» написана в том же размере и могла бы продолжить классическое суриковское «Вот моя деревня; / Вот мой дом родной. / Вот качусь я в санках / По горе крутой»
Суриков пошёл дальше Глинки и Кольцоване только начав работать с классическим фольклором, но и создав жанр «городского романса»: сентиментальных историй о трудной доле простого человека. Являясь в этом смысле новатором, Суриков вместе с тем оставил за пределами своего творчества колоссальное мифопоэтическое народное наследие.
Явлению Клюева и Есенина в русской поэзии предшествовал необычайный успех поэтической книги сборника 1906 года «Ярь» Сергея Городецкого. Городецкий обратился к славянской мифологии, неожиданно для себя зачерпнув из самых глубин народной прапамяти. Собственно, к мифологии его поэзия имела отношение только в «музыкальном» смысле, но не в глубинном, природном: после своих поездок в псковские земли Городецкий что-то воспринял на слух, но едва ли глубоко осознал. Явление его было неожиданным, взлётстремительным, но краткосрочным, а славамимолётной, почти случайной.
Предчувствующая невиданные катаклизмы и катастрофы, зреющие внутри, Россия нуждалась не в стилизации, а в сокровенном слове, в ответе.
Многим тогда казалось, что явится из самых недр мужик и всё объяснит.
Таких мужиков будет несколькоот Григория Распутина до Клюева и Есенина.
«Пишу на своём, рязанском языке», сообщит, знакомясь с Клюевым, юный Есенин, нарочито упрощая себя.
Он писал не на рязанском языке, а на русском народном.
Светская поэзия за 200 лет существования в России так и не смогла принять в себя крестьянскую речь полноправно, а не на правах гостьи, разодетой под румяную крестьяночку или просителя в лаптях.
Между прочим, городские жители в 1812 году составляли 4,5 процента от общего числа населения, в 1851-мменее восьми, а в 1914 году15 процентов; по этому показателю Россия занимала одно из последних мест среди крупнейших и развитых государств.
Но литература по-прежнему создавалась для городского читателя и на «городском» языке. Нужно было это исправлятьчитатели заждались гостя из родной стороны.
* * *
В автобиографиях Есенин считал необходимым упомянуть, что он прошёл вольнослушателем два курса обучения в Московском городском народном университете А. Л. Шанявского, в группе общественно-философских наук.
Университет не выдавал ни аттестатов, ни даже справок о прохождении обучения. Экзамены сдавать там тоже было необязательно. Строго говоря, образованием в полном смысле слова это считать нельзя.
Однако лекции там читала московская профессура высшего уровня.
Университет был в те годы знаменит; именно поэтому Есенин во всегда кратких и больше прокладывающих необходимую для него канву, чем реально повествующих о его жизни автобиографиях считал важным о нём упомянуть.
Есенин появился там то ли в конце 1913 года, то ли уже в 1914-м. Его конспектов не сохранилось; ни одного упоминания о том, какие именно лекции он посещал, тоже нет.
Скорее всего, Есенин слушал лекции Павла Сакулина по русской литературе середины XIX века и, возможно, курс Матвея Розанова по истории литературы эпохи Возрождения и западной литературы XIX века.
Кто только не заходил в университет Шанявского в качестве вольнослушателя!
Один из преподавателей, Александр Кизеветтер, вспоминал: «Я видел там сидящими рядом офицера Генерального штаба и вагоновожатого городского трамвая, университетского приват-доцента и приказчика от Мюра и Мерилиза, даму с пушистым боа на шее и монаха в затрапезной рясе». Товарищ Есенина по нелегальной работе Георгий Пылаев, он же Скакун, тоже там обучался.
К написанному выше добавим воспоминания учившегося вместе с Есениным поэта Дмитрия Семёновского: «Бывали тут два бурята с кирпичным румянцем узкоглазых плоских лиц. Появлялся длинноволосый человек в белом балахоне, с босыми ногами, красными от ходьбы по снегу».
Ну и наконец: «кукольно красивый», безупречно одетый молодой поэт и его подруга Анна. В марте 1914 года они начнут жить вместе.
Снимут квартирку. За жильё будет платить она.
Есенин все имеющиеся у него деньги тратил на книги и журналы.
* * *
Изряднова никогда не будет на него обижаться.
Для всех женщин ЕсенинаЗинаиды, Екатерины, Надежды, Айседоры, Галины, Софьибудет характерно понимание того, с кем их связала судьба. Ни одна из них после его ухода не станет сводить с ним счёты, каждая к памяти о нём отнесётся бережно.
Но Анна Изрядноваслучай какой-то совсем русский: тихий, безропотный и смиренный.
Скорее всего, Изряднова была его первой женщиной.
«Он был такой чистый, светлый, у него была такая нетронутая, хорошая душаон весь светился»таким она запомнит Сергея.
«Нетронутая, хорошая душа»как бережно и точно подобраны слова.
Есенин не посвятит ей ни строчки, другим, к кому он в те же годы питал платонические чувства, стихи будут написаны: и Бальзамовой (совсем юношеские и неумелые), и Сардановской (уже классические).
Впрочем, у Есенина (это заметил ещё Мариенгоф) так будет случаться часто: для той, которая недосягаема, музыка, а женану что жена
«Ко мне он очень привязался, читал стихи», напишет Изряднова.
Кому же их ещё читать! Гриша умер, отец ничего не понимает, с Бальзамовой отношения, как с горки на тележке, Сардановская вдруг появится, напишет письмо, но потом исчезает на многие месяцы. Пробовал подарить стихи и свой портрет ещё одной константиновской знакомой, перебравшейся в Москву, Лидии Мацкевич, приписав: «Мне хотелось бы хоть раз ещё повидаться Одолела хандра», но с ней ничего не получилось. Есть Скакун и Бегун, но, кажется, они не очень хорошо понимают поэзию. В московские литературные кружки пару раз попадал, однако происходившее там показалось скучным.
Никого ближе и важнее Анны у него весной 1914-го не было.
В апреле она забеременела, но ему ничего не сказала. Она хотела ребёнка, Есениндаже думать об этом не мог.
В мае он оставил работу в типографии Сытина и уехал в Константиново.
Случилось несколько публикаций в маленьких московских журналах, но радость по этому поводу быстро перегорела; хотелось славы, а всё двигалось как-то слишком медленно.
Нужна была своя стаяили хотя бы один напарник в охоте.
После смерти Есенина ряд его московских знакомых напишут о том, как в 1914-м он читал свои стихи то здесь, то там и слушатели замирали от счастья; но все как один мемуаристы цитируют написанное куда позже: за прошедшие годы слова забылись, зато чувства можно подретушировать, сказав: я одним из первых слышал его «Гой ты, Русь моя родная» и сразу всё понял
Никаких прижизненных свидетельств о том, что Есенин в ту пору имел в Москве хотя бы минимальный успех, нет.
Что ему оставалось? Учиться было любопытно, но скучно. Большевистская работа? Слежку филёров за собой Есенин, кажется, стал замечать: они его постоянно теряли. Работу с «товарищами» он так или иначе продолжал. В мае стихотворение Есенина «Кузнец» опубликовала большевистская газета «Путь правды». В одном из писем он сетовал, что легкомысленное буйство восставших 1905 года «отдалило революцию на 20 лет» (ещё не знал, что Первая мировая ускорит все процессы). Однако постоянная подпольная работа всё-таки не отвечала его темпераменту и, главное, его планам.
В итоге Москва ничем не держала. Разве что Аннано
Родителям ничего о ней не сообщални отцу, ни матери это бы не понравилось. Да и не любил он её.
* * *
Мать расспрашивала:
Серёжа, ну ты скажи, как дальше будет, что с работой, что с учёбой, журналы твоихорошо, но ведь на них не проживёшь.
Он отвечал смуро:
Проживёшь.
Мать в который раз с удивлением разглядывала «Мирок»: вот ведь, неужели ж за буквы столбиком дают когда два рубля, а когда и пять. А в деревне любую песню бери и пой, никому платить не надо.
Когда в Москву обратно? спрашивала Татьяна Фёдоровна едва ли не каждый день.
Когда-когда, да вот хоть сейчас.
На самом деле в Москву не хотелделать там было нечего; зато явилась идея попасть в Крым: там море, туда приезжал Пушкин, в тех местах может случиться что-то такое, что позволит сочинить совсем новые стихи.
Есенин тогда ещё верил, что путешествия (как он сам бы сказалскитания) могут быть полезны и важны ему как поэту.
В первых числах июля Есенин ненадолго заезжает в Москву.
Здравствуй, Анна, а поехали в Крым?
Как же я поеду? У нас денег нет.
Сама на четвёртом месяце, но всё ещё таится.
Ничего, отвечает Есенин, раздобуду денег на месте, буду там публиковаться, дам литературный вечер, заработаю. Приедешь ко мне через две недели, пока договорись, чтоб тебя отпустили с работы.
16 июля на скором поезде МоскваСевастополь Есенин отправился в первое в своей жизни большое путешествие.
18 июляприбыл.
Сначала, как бы то ни было, отписал отцу: «Дорогой папаша! Я в Севастополе. Дорога была чудная. Места прекрасны. Только солнце встаёт и садится здесь по-иному. Не могу понять, где наша сторона».
Это было ему важносразу определить, где Рязань.
«Сейчас пойду гулять к морю с 9 часов утра до 2-х часов дня, а потом еду в Ялту. Севастополь мне очень нравится, особенно у набережной, где памятник Нахимову».
Из Ялтыновое письмо: «Я расположился в Ялте как нельзя лучше. У окон моей комнаты расстилается море, а за воротами дома чудные и величественные горы. Житьё здесь славное и недорогое, а за работу примусь послезавтра».
Поселился Есенин по адресу: Массандровская улица, дом 34, квартира 4.
Через день после прибытия Есенина в Крым, 20 июля (1 августа по новому стилю) 1914 года, Германия объявила войну России.
Поначалу влияние этого известия не было особо заметно; но спустя неделю по городу расползлись слухи, что на стороне Германии выступит Турция и атакует Крым, а турок поддержат крымские татары; к тому же в Крыму большое количество немецких колонистовзначит, возможны провокации. (Вскоре всех немецких мужчин призывного возраста с полуострова выселят.)
Есенин сообщает отцу: «я готовлюсь ехать каждый день. Оставаться в Ялте опасно, все бегут. Вследствие объявленного военного положения в Севастополе тут жить нельзя. Я бы и сейчас уехал, да нельзя».
Дальше начинается чехарда с деньгами, впоследствии ставшая для Есенина характерной.
Отцу он пишет, что деньги у него есть: «Я только выручил себя на стихах в ялтинской газете. 30 копеек за строчку».
Дальшепуще: «Недавно я выступал здесь на одном вечере. Читал свои стихи. Заработал 35 рублей».
Отец, наверное, даже порадовался: всё-таки сын становится на ноги, справляется самне совсем пропащий.
Но одновременно Сергей шлёт Изрядновой письма («грозные», по её характеристике): высылай денег, надо возвращаться домойа в кармане ни копейки.
Речь о том, чтобы она приехала к нему, естественно, уже не идёт.
Ни в одной ялтинской и вообще крымской газете стихов Есенина обнаружено не былопро свои публикации он, судя по всему, выдумал; да и с чего бы местные газеты платили автору в два раза дороже, чем московские журналы?
О литературном вечере, в котором мог бы участвовать Есенин, тоже ни малейшей информациини афиши, ни упоминаний, ни одного свидетеля. Сложно к тому же вообразить благодетеля, решившего заплатить сразу 35 рублей молодому человеку, имеющему в своём поэтическом багаже всего пять опубликованных стихотворений.
Изряднова, сама сидевшая без рубля, не смогла помочь немедленно и решила обратиться к своему отцу, что было для неё, судя по всему, не самым простым решением: у неё всё-таки уже середина срока, живот заметен. «А на что деньги-то, дочка?»
Тем временем отчаявшийся Сергей пишет московским товарищам по сытинской типографии: беда, помогите вернуться в Москву.
Те, тоже сидевшие на мели, в итоге направилисьвот незадача! к Александру Никитичу Есенину, в его мясную лавку, куда не раз заходили в компании Сергея.
Александр Никитич вздохнул и сам послал сыну 25 рублей.
Отец Анны Изрядновой тоже помог.
Из Ялты Есенин на автомобиле добрался до Алушты, оттудана Симферополь. В Симферополе сел на поезд и через Джанкой поехал в Москву.
Путешествие получилось весьма нервное; но всё-таки вообразите себе: поразительные крымские красоты, впервые увиденное море, начало мировой войны, паника в городе, две недели в Ялте, затем поездка через весь Крым Для любого поэта это впоследствии могло бы стать поводом к сочинению отличного стихотворения.
О Крыме есть стихи у Державина, Ивана Дмитриева, Фёдора Глинки, Петра Вяземского, Пушкина (множество!), Бенедиктова, Апухтина, Полонского, Случевского, Анненского, Алексея Константиновича Толстого, Тютчева, Фета, Брюсова, Бальмонта, Бунина, Городецкого, Лохвицкой, Рославлева, Чёрного, Хлебникова, Ахматовой, Цветаевой, Ходасевича, Волошина, Эренбурга, Набокова, Клычкова, Чулкова, Георгия Иванова, Асеева, Маяковского
Есенин не напишет ни одной крымской строчки, в его стихах не появится ни малейшего намёка на то, что он видел море, Севастополь, Ялту, горы.
В середине августа вернулся в Москву.
В сентябре устраивается корректором в типографию торгового дома «Чернышов Д. и Кобельков Н». по адресу: Мясницкая, Банковский переулок, дом 10.
Карьера поэта по-прежнему была для него совершенно недосягаемой.
Теперь попасть на фронт ему стало куда проще.
* * *
В сентябре Изряднова, наконец, сообщает ему, что беременна и ничего уже не поделать.
Отношение Есенинаудивлённое и озадаченное: жениться он не собирается, родителям сказать опасается, но всё это как-то иначе заставляет посмотреть на самого себя. Не просто поэт, а воти ребёнок у него. Для образахорошо. Только что теперь со всем этим делать?
Изряднова сообщает о случившемся и уже непоправимом своему отцу. Скандал несусветный.
Есенин у них даже не появляетсяа зачем? Ответ держать он всё равно не в состоянии.
По возвращении селиться с ней он не стал.
Зато считает своим долгом написать Бальзамовой: «я уже не мальчик, и условия, любовные и будничные, у меня другие»и подробно расписывает ниже, не конкретизируя, насколько он подл и беспринципен.
Есенин снимает квартиру на двоих с товарищем по революционной деятельностиГеоргием Пылаевым. За Набором и Скакуном возобновляется слежка.
Они вновь выполняют какие-то нехитрые поручения, участвуют в нелегальных собраниях.
На одно из собраний, нежданная, является полиция и арестовывает практически всех26 человек, кроме Есенина: тот сообразил выскользнуть через чёрный ход и дальше ушёл от погони по крышам. Ловкий рязанский парень.
Но самое важное в его жизни происходит не на нелегальных собраниях и не на встречах с округлившейся Анной.
У девятнадцатилетнего Есенина постепенно складывается независимое мировоззрение, которое останется неизменным до самого финала его жизни.
Мировоззрение это благодаря скорому уже знакомству с Клюевым, Блоком, Ивановым-Разумником будет уточняться и дополняться, но менятьсяуже нет.
Понимание этого мировоззрения делает логичными все последующие события в жизни Есенина. Отношение его к народу, к православию, к монархии, к революции и всем её последствиям не было, как порой кажется, проявлением своеобразного поэтического и душевного метания, но следовало своей логике.
Осознать её возможно в наилучшей степени не столько через жизненную канву, сколько через поэзию Есенина.
Осенью 1914-го, в самом начале войны, он пишет первое своё большое стихотворение или, как сам будет называть, «маленькую поэму»«Марфа Посадница».
Впоследствии Есенин расскажет, что задумал «Марфу Посадницу» ещё в 16 лет.
К тому времени он написал не больше дюжины лирических, по-своему безупречных, но всё же бесхитростных стихотворенийа тут сразу такое; если и удивляться вертикальному взлёту Есенина, то именно здесь.
Марина Цветаева, ставшая свидетелем чтения Есениным «Марфы Посадницы», была поражена. «Корнями волос», напишет Цветаева, слушала она его. Это первое чувство останется с ней надолго: как этот молочный херувим может такое делать? кто его научил?
Марфа Посадницаисторический персонаж, вдова новгородского посадника Исаака Борецкого, выступившая в 1471 году против московского государя Ивана III.