Ну-ну, пробурчал вервольф. Попробуй, смойся. Завещание не забудь написать только.
Я расстроено посмотрела на вервольфа. А ну, оборотень, выкладывай все, что знаешь. Вервольф чихнул и покачал головой.
Ты ж мне все равно не веришь.
Эх, молодо-зелено! Что мне теперь с ним делать? Оставить тут? Он вроде как меня спас, некрасиво. И вообще грязный он, худой, глаза голодные.
Ох, горе ты мое! Есть хочешь?
Глава 3. Стая
Машинка моя стояла там, где я её бросила. С ключами зажигания. Никто не позарился. Ботинки тоже были на месте, что не могло не радовать. Скинув валенки на три размера больше, я с удовольствием сунула ноги в меховые ботильоны. Вот оно, счастье! Шубу мне тоже удалось отвоевать.
На остатках снега и грязи были следы Здесь бегали какие-то крупные животные, похожие на собак. И запах стоял Нет, запаха не было. Пахло мокрой землей, грязным снегом, свежим утром и немного бензином. Но был какой-то дух, чуждый этому миру, тяжелый, спертый и гнилой. Вокруг машины явно гонялись кругами, но внутрь не лезли, хотя двери были открыты. Я в какой-то момент порадовалась, что не одна. Ванюшка скривил нос, ему также не нравился этот дух. Вообще-то он был Иен из клана Чернохвостых. Но я быстренько перевела его имя на русский, окрестив Иваном.
Утро было солнечным и морозным. Грязь под ногами застыла причудливыми рытвинами. Небо звенело. Правда, звенело! Неужели вы никогда не слышали, как в поле морозным утром звенит воздух в вышине? Словно натянутая струна, словно робкие ноты скрипки, словно перезвон колоколов А нет, колоколаэто в церкви в ближайшей деревеньке. Во всяком случае, воздух словно вибрировал, пробирая дрожью до костей, перехватывая горло, наполняя грудь бодростью. Небо еще розово-желтое с одного края, облака словно зефир, сладкие-пресладкие. А машинка такая тепленькая, урчащая словно кошка
Медленно, медленно, переваливаясь сбоку набок как утка, мы ехали по полю, хрустко, радостно ломая утренний лед, проваливаясь колесами в ямы. Вообще-то здесь была дорога, но в России зачастую это одно название. Путь домой занял почти два часа.
Наконец мы въехали на грунтовую дорогу, под сень вековых сосен.
Как же я люблю свой дом! Он похож на сказочный теремок. Окна украшены деревянной вязью, крыльцо на двух столбах, и маленькая башенка-светелка, где у меня мастерская. Я художником не стала, но и живопись до конца не забросила. Иногда находил на меня стих, и я брала кисть в руки и рисовала, рисовала
Сегодня дом встретил меня настороженно, суетливо. Около дома враскорячку стояла большая черная машина. Я была уверена, что это самец, и что моя машинка втайне была в него влюблена, поэтому она бодро взревела и бросилась к дому.
Я выскочила из машины. Странно. Джип есть, а Паши нет. Дом хоть и встревожен, но пуст. Наверное, прогуляться ушел. Что же у него случилось?
Я прошла в дом и первым делом отправила Ваню в ванную. Будут еще на моих раритетных венских стульях всякие бомжи сидеть! Ну ладно, не антиквариат. С помойки стулья, но я их отреставрировала. Так что извините, они только для чистых задниц.
И бритву ему вручила. Да, у меня в доме есть мужская бритва. Ко мне приезжают Паша и Антон. Хотя у них свое с собой. А кому какое дело до моей нравственности?! Я взрослая женщина! Даже слишком взрослая для последнего романа, хм
Переоделась в домашний костюм, натянула полосатые вязаные носки до колен. Бабушка еще вязала. Мать моей приемной мамы. Она всем вязала. И два раза в годна день рождения и новый год даже во Францию и в Америку приходила посылка с носками К сожалению, уже три года, как не приходит. Я ни разу не видела эту чудесную женщину, но её носки я берегу. Тем более, что в последние годы они были такие чудныеразноцветные и иногда разной длины.
Так, Паша тут сидел всю ночь. И не один. Кухня как после войны. Пытался готовить, как видно. Шкурки от колбасы на полу, гора картофельных очисток на столе у раковины. Батюшки, где же он картошку брал? Уж не та ли, которую я поросятам бабки Нины хотела отдать? В погреб, конечно, он не додумался залезть. Хотя Представив, как Паша, в дорогом брючном костюме, белоснежной рубашке и галстуке спускается в погреб, я тихонько хрюкнула. Совсем как те достопамятные поросята бабки Нины.
Поморщившись, вынесла пепельницу, полную окурков. Ну, Паша! Знает ведь, что терпеть не могу, когда дома курят!
Прости, маленький, погладила я подоконник. Знаю, что ты тоже не любишь, когда курят.
Залезла в холодильник, достала лоток с пельменями. Пельмени мы с Вероникой зимой лепили. Перестарались. Я их уже второй месяц доесть не могу. Две женщины в четыре руки за приятной беседой иногда могут увлечься.
Когда Иен вышел из ваннычистый, выбритый, даже подстриженный (пусть неровно, но все же), в одних джинсах с ромашкой на попе (мои с веревки снял, засранец!), я ахнула. Потому что он и вправду был не человек. Теперь, без слоя грязи и повышенной лохматости, были заметны и странная форма черепа, и чуточку выступающие клыки, и мохнатые уши. Он был не худой, он был поджарый. Грудь широкая, сильно волосатая, буквально шерстяная, талия неправдоподобно тонкая, плечи, хоть и костлявые, шире, чем у спортсмена. Заметив мою реакцию, он повернулся спиной, продемонстрировав полоску шерсти вдоль позвоночникапродолжение гривы. Ступни были тоже лохматые, широкие.
У меня еще и хвост есть, довольно сказал Иен. Показать?
Не надо, нервно икнула я. Как-нибудь переживу.
Я подошла к холодильнику, достала бутылку водкиуниверсальную валюту в здешних местахналила себе стопку и залпом выпила. Подумала и бутылку убирать не стала.
Поставив перед Ваней миску пельменей со сметаной, я села напротив, стараясь не смотреть на его удлинившиеся клыки и загоревшийся взгляд. Ел он жадно, но аккуратно, что меня порадовало. Воспитанный вервольф, однако!
А потом Иен поднял глаза и неожиданно побагровел, закашлялся, захрипел. Я вскочила и принялась колотить ему по спине. Воображение уже рисовало мрачную картину с трупом неопознанного человекоподобного существа на столе, живописно распростертого среди пельменей на столе, доблестную милицию, обыскивающую дом, и меня, с дрожащими губами что-то доказывающую. Ну уж нет! Закопаю во садочке!
Однако Иен, увернувшись от моего очередного удара, перехватил мой кулак.
Хватит, женщина, взмолился он. У меня вся спина в синяках будет!
Увлеклась, извини, буркнула я.
Это кто? напряженно спросил вервольф, уставившись на портрет на стене.
Ах это! тут уж покраснела я.
Ну как ему объяснить, кто это? Это идеальный мужчина, плод моего неуемного воображения. Я его еще в юности нарисовала. Высокий, крупный, в джинсах и клетчатой рубахе, он был изображен на коленях в сосновом лесу (в моем лесу). Лицо его было устремлено в закатное небо. Длинные светлые волосы, серые глаза, крупный нос, слегка заросший подбородок, пальцы, словно сведенные судорогой, ухватились за ворот рубахи, вот-вот рванут, рот искажен. И вообще, он через минуту с ревом раненого животного упадет на землю, зароется лицом в желтые сухие иглы и содрогнется всем телом то ли в отчаянии, то ли в скорби. Но сейчас он с молитвой смотрит ввысь. Я любила этого мужчину. Любила до дрожи, до самозабвения. Чтобы быть с ним рядом, я отдала бы все. Много раз я разговаривала с ним во сне, летала с ним, что уж тамзанималась любовью. Единственный.
Мои близкие знали об этой моей безумной фантазии, но не воспринимали ее как бред. И Паша, и Антон сходились во мнении, что этот человек где-то есть, даже пытались разыскать его по фотографии. Мы все были такие странные, что вполне доверяли своему подсознанию.
Иен продолжал возмущенно смотреть на меня. Я смотрела на него.
Ну что? Рисунок это. Просто рисунок.
Ты не могла там быть, уверенно сказал Иен. Это было почти семьдесят лет назад.
Я почувствовала, как кровь отлила от лица. Руки безжизненно упали на стол, сердце, кажется, пропустило несколько ударов. Задыхаясь, не в силах пошевелиться, одними губами я прошептала:
Что было семьдесят лет назад?
Ничего, быстро сказал вервольф, увидев, что мне нехорошо. Я ошибся. Просто мне показалось, что этот портрет похож на одного человека Ну не совсем человека И вообще, не больно-то и похож, так, в общих чертах Тот-то брюнет.
Я выругаласьот души, витиевато и деепричастно. Культурных слов у меня не было. Рука снова потянулась к бутылке водки, но даже дотронуться я не успела. Дверь в кухню распахнулась, и ворвались Паша и Антон.
Галка! Живая! выдохнул Пашка.
Убью! прошипел Антон.
Я с недоуменьем взглянула на них и поставила на стол еще две тарелки.
И стопки, прохрипел Павел. А лучше стаканы.
И коньяк, добавил Антон.
А мартини тебе не надо? насмешливо ответила я. Вы чего такие взъерошенные?
Дашу убили, брякнул Павел.
Как убили? ахнула я.
Из пистолета, идиотка. Как нынче убивают? Говорят, что любовник, даже нашли его. Но мы же знаем На Веронику три покушения за последнюю неделю. Стасика тоже убили.
Стасика-то за что? простонала я. Он же совсем безобидный!
Стасик был из тех, кого мягко называют «душевнобольным». Он жил в своем собственном мире, навсегда остался 2-3-х летним ребенком. Играл себе в пирамидки и кубики, изредка рисовал ладошками, окуная их в краску. Такие художества кому-то нравились, их покупали, и Стасик, можно сказать, сам себя обеспечивал. Жил он в специальном заведении, где за ним присматривали, хорошо ухаживали. И вот теперь этого доверчивого ребенка, который всем норовил залезть на колени, не стало.
На душе было мерзко, больно.
А Дашу? Дашу за что? Она, конечно, была не сахарзануда жуткая, и вообще вся из себя королева, но это не повод её убивать. Любовник, как же! Да она к своему телу мужиков не подпускала! На людях, может, и показывалась, но Весталка! Это же у неё идефикс была. Я, кажется, говорила, что она нормальная? Забыла про её посвящение высокой науке.
А остальные? тихо спросила я.
Не знаю пока. Я сразу к тебе рванул, как узнал.
С Никой все в порядке?
Не считая легкой истерики, да, грустно улыбнулся Паша. Ты же знаешь Серёгу. Он ее и детей сразу в убежище.
О да, я знаю Сережу! Иногда он становится параноиком. Особенно, если угрожали его родственникам. А уж если детям Собственно говоря, потому он и остался живым в лихие 90-е.
Павел смотрел на меня тяжелым взглядом.
Ты думаешь о том же, о чем и я? спросил он.
Алехандро?
Алехандро
Антон оторвался от тарелки и с любопытством уставился на нас.
Алехандроеще один из нашей группы. Он (она, оно) был известной моделью. То ли мальчик, то ли девочкаон и сам не мог определиться. Красивый как архангел, с золотистыми волосами по плечи, вечно молодой и очень-очень порочный. В гламурной тусовке двух столиц он занимал не последнее место. Благодаря ему наши родители в свое время подверглись публичной порке со стороны СМИ.
Два года назад он умер от передозировки наркотиков. Все вздохнули с облегчением. Но теперь его смерть не казалась естественной. Алехандро (в детстве просто Саша) вообще-то следил за своей внешностью, считая её самым крупным козырем, не курил, не пил, фанатично следовал всем указаниям врачей Кстати, Алехандро обладал просто волшебным голосом. Наркотики? Хм
Остались Митя и Маша, тихо сказала я.
Дмитрий и Маша Митяманьяк. Он в тюрьме. Маша (Мари)в психушке, она слишком много раз пыталась умереть.
Бог с ним, с Митей, буркнул Паша. И помрет, не жалко. А Мари в клинику я звонил, велел удвоить охрану.
Бесполезно, подал голос Иен. Им любая охрана нипочем.
Паша и Антон синхронно развернули головы. Взволнованные, они даже не заметили вервольфа.
Это еще кто? удивленно спросил Паша.
Круто! восхитился Антон. Где пластику делал?
Это Ваня, вервольф, представила я своего гостя. Кстати, меня ночью тоже чуть не съели. Ваня спас.
Чуть не съели? поперхнулся Паша.
Фигня вопрос, кивнул Антон. У нас уже давно слухи про волков ходят. Как изящно!
Ты откуда такой странный? уставился на Иена Павел.
А ты кто такой, чтобы мне вопросы задавать? спокойно откинулся на спинку стула вервольф.
Павел покраснел от гнева, но сдержался.
Я ее брат, кивнул он в мою сторону.
Галлы? уточнил Иен. Но ведь ты не эльф.
Я ее приемный брат, прорычал Павел, мудро проигнорировав упоминание эльфов.
А второй? посмотрел на Антона вервольф.
Я её друг, пожал плечами Антон. Я ей жизнью обязан.
То есть ты знаешь, что если будешь рядом с ней, то будешь в опасности, но все равно остаешься? спросил Иен.
Без базара, ответил Антон. Мне терять нечего.
Ладно, кивнул вервольф. Тогда хорошо. Павел, вы с Галлой из одной стаи?
Точнее и не скажешь, усмехнулся Павел.
Много вас еще осталось?
Осталось пятеро. Изначально было одиннадцать. Трое умерли в детствебыли неизлечимо больны.
Ну это еще доказать надо, буркнул не понаслышке знакомый с хирургией Антон.
И все из них странные? нахмурился Иен. Тогда ясно, почему им проще уничтожить всех.
Глава 4. Дорога дальняя, дом казеный
Да кому «им»? взорвался Павел. Кто ты, откуда?
Я вервольф, из Лихолесья, наконец, ответил Иен. Во-первых, мы, вервольфы, не принадлежим ни к темным, ни к светлым. Поэтому сейчас нас тянут в разные стороны. Пока мы держим нейтралитет, обе стороны соблюдают хоть какие-то правила. Ну, конечно, не мы одни их сдерживаем. Есть еще гномы, они тоже в напряжении. Шаг вправо, шаг влевои вся эта орда может вступить в бой. Но в пустоши они не суются пока.
Я не буду повторять, что сказал в тот момент Паша. Достаточно того, что покраснели все присутствующие. Из нормальных слов я услышала только предлоги.
Ты! сказал он, чуть успокоившись. Я вообще ничего не понял. Темные, светлые, что за бред? Я тебе задал простой вопроскто и зачем пытается нас убить, а ты мне плетешь всякую чушь!
Я понял, понял! приподнял ладони Иен. Все это слишком сложно. Единственное, что я могу сказатьвам бы лучше убраться подальше. Всем. Иначе рано или поздно вас найдут.
КТО? прорычал Павел, перегнувшись через стол и схватив Иена за горло.
Я полагаю, что темные. Или светлые, негромко сказал Антон. Честное слово, Павел, ты такой тупой.
Я внимательно посмотрела на Антона, ожидая увидеть на его лице насмешку, но он был предельно серьезен.
Слава Богу, хоть один нормальный человек, не без труда отцепив пальцы Паши от своей шеи, прохрипел вервольф. И почему вы, люди, столь уверены в своей уникальности?
Простите, а какому Богу вы возносите славу? поинтересовался Антон с каменным лицом.
Единственному, огрызнулся Иен. Вы, люди, зовете его Яхве, Иегова, Аллах, мы же зовем его Великий Бог. Хотя кое-кто также зовет его Яхве, Элохим, Адонай Это не важно. Есть Бог, есть дьявол. Мы служим свету, тьма служит тьме.
Служите свету? поднял брови Антон. Только что я слышал, что вы, вервольфы, держите нейтралитет, правильно?
Ууу! взвыл Иен. Неправильно. Есть существа, рожденные светомэто эльфы, сильфиды, ангелы в конце концов. Есть рожденные тьмойдемоны, вампиры, курлыки, гоблины, орки. А есть те, в ком и свет, и тьмавервольфы, люди, гарры, гномы, ну и прочие. Люди в конце концов примкнули к светлым. Гаррыэто морские жители, типа ваших русалок, тоже. Но на гарров как раз всем по барабану. Война-то идет на суше. Люди слабы. Их мало. Понимаете, рас очень много, очень. И всем приходится делать выбор. Раньше все жили в относительном мире. А потом что-то не поделили, и поехало. Темные режут светлых, светлые режут темных. Но если светлый режет темного, в нем все меньше света, и все больше тьмы. Таким образом, светлые в любом случае в проигрыше. Поэтому идет переманивание тех, кто может быть в равновесии. У вервольфов строгая дисциплина. Мы не вмешиваемся
А сейчас ты чем занимаешься? приподняла брови я.
Я? А мне пофигя изгнанный, хмуро усмехнулся Иен. У меня один путьв Цитадель.
За что? коротко спросил Паша.
За любовь, фыркнул Иен. Я не захотел жениться. У нас с этим очень строго. Папа сказалженись, значит, женись. А я взбрыкнул. И не жалею. Лучше смерть, чем так житьпо закону предков. Мне не нравится, что за меня все решаютчто есть, когда спать С кем спать тоже.
Мы с Антоном переглянулись и усмехнулись. Долго же мы с ним по этому поводу спорили когда-то!
Мне предложили выборили к дальним родственникам на перевоспитание, или брак, или хвост оторвут, продолжал, хихикнув, Иен. А я, дурак, в портал прыгнул. Да еще рэндомная настройка. Хорошо, что летом попал, а то бы точно сдох. Тут у вас шутить не любят. Хорошо, что мне матушка медальку в Цитадель дала Я, как у вас тут зону с колючей проволокой увидел, чуть сразу не прыгнул. А потом ничего, пообвыкся. Все думал, чего бы мне с собой забрать, чтоб меня из Цитадели хвостом вперед не выкинули. Я ведь не боец, не воин. Так, сосунок. Из дома меня никто не гнал, если подумать, сам сбежал. Так что ждала бы меня трепка и позорное возвращение домой.