Мы поставили жерлицы на сомов, наживив крючки внутренностями гуся. Затем принялись ловить сетью выше и ниже порога; один закидывал сеть, другой светил.
На жерлицы мы ничего не взяли, а почему, я понял, когда посветил вокруг фонариком.
На плесе красными огоньками сверкали два широко расставленных крокодильих глаза. Когда в заводь приходит крокодил, крупные сомы прячутся. Старая истина, и пока что я ничего не мог поделать.
Крокодилы бассейна Ориноко принадлежат к особому видуCrocodylus intermedius. Они еще более остроносы, чем обычные Crocodylus acutus.
Не худо бы добыть одного из них для наших коллекций Но у меня была только плохонькая итальянская двустволка шестнадцатого калибра, купленная по той же причине, по какой вор украл горячую плиту: ничего другого не было. Моя верная трехстволка вместе с другим снаряжением оказалась на дне Сину, когда лодка разбилась вдребезги на порогах. Сам я тогда выбрался на берег метрах в двухстах нижебез еды, спичек, табака, вооруженный только ножом. А до ближайшего поселения было два дневных перехода.
Дробовик не очень-то подходящее оружие против крокодила. В сумке у меня лежали два патрона с самодельными пулями, но попадешь ли еще с такого расстояния? А гарпун мы не захватили.
И я решил послать на следующий день за знатоком рептилий Фредом Медемом, а пока продолжать лов рыбы.
После заката в реке явно произошла смена караула. Теперь нам уже попадались не только харациновые, но и мелкие сомики, в том числе один вид Pimelodella. Когда мы извлекали их из сети, они начинали метаться и топорщили свои усаженные острыми шипами грудные плавники. Эти шипы покрыты ядовитой слизью, и первый укол жжет, как жало шершня. Потом вырабатывается невосприимчивость, и уже после третьего, четвертого укола почти ничего не чувствуешь. Я сталкивался с Pimelodella chagresi в бассейне Магдалены, а потому не очень-то их остерегался. Один сомик тотчас уколол меня в большой палец. И ничегони жжения, ни боли. Видно, состав яда у них был тот же, что у их магдаленских родичей, хотя они относились к другому виду, как оказалось потом, новому для науки.
Затем я вытащил из реки сомика, который напоминал угря. Он отчаянно извивался, стараясь присосаться к сети. Когда я взял его в руки, он прилип к моему указательному пальцу. Верхняя челюсть рыбки быстро задвигалась, и из мельчайших царапин на пальце выступила кровь.
Это был Vandellia plazaii из семейства Pygidiidae, которое обитает только в реках Южной Америки. Большинство членов этого семейства ведет вполне почтенный образ жизни, но некоторые из них стали паразитами, что бывает довольно редко среди позвоночных. Они паразитируют даже на своих дальних родственниках, крупных сомах семейства Pimelodidae, самых распространенных рыбах многих южноамериканских рек. Обычно паразитирующие виды забираются в жаберную полость и сосут кровь из жабр, но Vandellia более бесцеремонны. Они часто присасываются к бокам крупного сома, особенно вдоль боковой линии. Острыми, как игла, зубами верхней челюсти они царапают кожу, и получается кровоточащая ранка.
Иногда они вгрызаются глубже, но настоящих внутренних паразитов из них еще не вышло. Наверно, они не могут дышать в толще тканей «хозяина».
В области Амазонки есть тонкие, как нитка, паразитирующие сомы, о которых рассказывают, будто они проникают в анальное отверстие купающегося человека и причиняют ему страшные мучения, даже убивают его, если их не извлечь, а для этого нужна операция. Не знаю, насколько это достоверно, но такие случаи описаны в специальной литературе.
Эти же виды могут существовать и не паразитируя, во всяком случае какое-то время. Я сам их ловил наряду с теми, которые сосали кровь у «старших братьев». Свободно плавающих Vandellia и Schultzichthys я всегда находил в тихих, илистых заводях ниже порогов, где обычно отдыхают и большие сомы.
Кончив лов, я пошел к кустам, чтобы развесить для сушки накидку. Вдруг Энрике закричал:
Водяная змея плывет!
В самом деле! Поблизости от берега вниз по течению плыла змея длиной с метр. Я накинул на нее сеть, и в банку со спиртом попал еще один экземпляр.
Этот вид не ядовит, но отличается буйным нравом и норовит укусить все, что подвернется. Большинство индейцев считают его опасным. Насколько я знаю, это единственная безвредная змея, которая ввела в обман даже знатоков природыэнгвера: они убеждены, что она ядовита.
Рано утром проходившие мимо тинигуа захватили мое письмо к Фреду, и через несколько часов он явился на моторной лодке, вооруженный гарпуном и мелкокалиберкой.
Весь день мы ловили рыбу на берегу выше порога, чтобы без нужды не тревожить крокодила; когда же стемнело, сели в пирогу.
Энрике не привык грести бесшумно, поэтому я взял весло и устроился на корме, а Фред стал на носу, приготовив фонарь и гарпун. Дробовик лежал у меня под рукой; в одном стволе волчья картечь, во втором самодельная пуля. Мне было строго-настрого приказано стрелять лишь в самом крайнем случае и только не в голову, чтобы не повредить череп. Мелкокалиберка Фреда тоже была с нами, но ею можно было разве что добить зверя с одного-двух метров.
Я уже говорил, что пирога была неуклюжая, но устойчивая. С некоторым трудом мы вывели ее на глубокое место. Дальше я пустил лодку по течению, иногда подгоняя ее веслом, чтобы не терять управления.
Луч света от фонаря Фреда скользил по темной воде. С одной стороны тянулся открытый песчаный берег, окаймленный кустарником, с другойстояла черная стена девственного леса. Луна шла на убыль, ярко мерцали звезды. Тут и там из воды торчали голые сучья, пепельно-серые в электрическом луче.
Вдруг Фред дважды щелкнул языком (условленный сигнал) и указал гарпуном направление. Не вынимая из воды весла, я развернул пирогу вправо и медленно погнал ее вперед.
Еще несколько метрови я различил темно-красные точки, будто тлеющие сигары. Значит, настоящий крокодил, не кайман, у того глаза светлее.
В следующую секунду мой угол зрения совсем разошелся с направлением луча, и огоньки пропали. Но я запомнил, где они были.
Фред поднял руку с гарпуном и замахнулся. Пирога качнулась, когда он метнул оружие.
Вода вскипела Мелькнул чешуйчатый хвост Чуть-чуть по лодке не ударил!
А затем прямо к Фреду метнулась из воды длинная морда с разинутой пастью. Могучие челюсти с блестящими, словно кинжалы, клыками сомкнулись вокруг его левой руки. Пирога накренилась и зачерпнула воду. Я упал на другой борт, чтобы выровнять лодку, и одновременно схватил ружье. К моему удивлению, крокодил выпустил руку Фреда и ушел обратно под воду. Я послал заряд картечи ему в шею и лопатку, бросил ружье, взял весло и дал задний ход, чтобы уйти от мощного крокодильего хвоста.
Фред, опустившись на колени, вытравливал гарпунный линь. По его руке струилась кровь.
Мы подвели пирогу к берегу, привязали к дереву линь и, как могли, перебинтовали Фреда. Первым делом надо было остановить кровотечение (к счастью, артерия не пострадала) и дезинфицировать раны. Пасть крокодила пе назовешь антисептической.
Почему он отпустил руку? спросил я. Я думал, он выдернет тебя из лодки!
А я применил старый индейский прием, которому меня научили кофаны, спокойно ответил герпетолог. Сожми большим и указательным пальцами глаз крокодиласразу отпустит. У меня же одна рука была свободна.
Я слышал, что индейцы отбиваются этим способом от крокодилов и черных кайманов, но никогда не ожидал, что увижу это своими глазами. Не всякий достаточно хладнокровен и сметлив, чтобы применить такой трюк.
Закончив перевязку, мы втроем попробовали тянуть линь, но это было все равно что попытаться сдвинуть утес.
Раз-другой мы чувствовали, как крокодил передвигается. Вдруг он рванулся, да так, что мы едва не выпустили линь. Хорошо, что его конец был привязан к дереву.
Секунд двадцать линь был натянут, как скрипичная струна, потом сразу ослаб, и мы выбрали его. Крокодил сорвался и ушел.
Искать его в темноте было бессмысленно. Мы возвратились в лагерь, решив возобновить охоту утром.
С первыми лучами солнца мы снова вышли на плес. Иногда смертельно раненная рептилия выбирается на берег, и мы надеялись найти крокодила мертвым либо на берегу, либо в заводи.
Энрике греб, мы с Фредом смотрели. Внимание! Фред показал на желоб в песке возле камней. Мы тихо подошли туда и увидели, что след ведет вдоль ручья вверх, в лужу между скалами, которые торчали в двух-трех метрах от реки.
Будь уровень воды повыше, лужа была бы надежным укрытием. Теперь же она оказалась западнёй.
Энрике тыкал шестом в расщелины, Фред держал наготове гарпун. Я должен был стрелять, если понадобится.
Энрике нащупал крокодила с третьей или четвертой попытки. Тот переполз под водой на другое место, но, убедившись, что это бесполезно, ринулся вниз к реке. Фред вовремя разгадал маневр крокодила и у самой воды догнал его.
На этот раз дракон не стал бросаться на него, он помышлял только о бегстве. Редко мне доводилось видеть, чтобы крокодил улепетывал так быстро. Но его скорость была недостаточной. Плечистый латыш даже не стал метать гарпун, он подбежал вплотную и вонзил его, словно пику, между ребрами крокодила. И отскочил назад в тот самый миг, когда могучий хвост описал дугу, будто коса.
Я стоял с ружьем, готовый перебить чудовищу позвоночник пулей. Но этого не понадобилось: гарпун попал прямо в сердце.
Мы осмотрели нашу добычу. Да, ночью Фред немного не рассчитал: наконечник гарпуна лишь скользнул по ребру и вспорол тугую кожу. Потому-то крокодилу и удалось уйти.
Мы вытянули рептилию на песке и приступили к обмеру.
«Crocodylus interjnedius, самка, общая длина 344,8 см, без головы и хвоста» и так далее.
Почему же он не остался в реке, рана-то была легкая? спросил я.
Может пираньи выгнали, сказал Энрике.
Он отрезал у крокодила кусочек мяса и бросил в реку.
Тотчас вода забурлила. Стая рыб метнулась к поверхности. Длиной с мою кисть, широкие, смахивающие на леща, с бульдожьейнасколько это возможно у рыбыголовой. Они дружно набросились на мясо, в несколько секунд оно было разорвано на десятки волокон и исчезло в жадных пастях.
Пираньи, они же карибы, они же Serrasalmus piraya.
Энрике отправился на пироге за накидкой, а я тем временем подстрелил тукана. Их было множество на плодовом дереве возле реки. Сняв с птицы кожу (для орнитолога), я разрубил мясо ножом на подходящие куски и стал ждать Энрике.
Интересно было наблюдать реакцию пираний. Когда я бросал в воду щепку, камешек или красный цветок, одна или две из них лениво подплывали на всплеск и тут же поворачивали обратно. Зато кусок мяса, особенно с кровью, в полминуты собирал вокруг себя всю стаю.
Для опыта я привязал мясо к бальсовой щепке и швырнул в реку. Через тридцать секунд около приманки выстроилась очередь, еще через сорок все было подчищено.
Я впервые встретил пираний. В Магдалене, Сину, Атрато и других реках Северной и Западной Колумбии пираньи не водятся, они обитают только в бассейнах рек от Ориноко до Параны. Понятно, мне захотелось получить материал для своих коллекций. Наверно, этих ненасытных хищников можно поймать на крючок, если насадить мяса. Я заменил нейлоновый поводок на своем спиннинге проволочным и привязал хороший крючок.
Пираньи клюнули. Дважды закинулдве рыбы. Но затем остальные явно смекнули, в чем дело. Они виртуозно слущивали наживку с крючка быстрыми легкими укусами своих острейших зубов. Я попробовал обмануть их маленькой блесной, но пиранья перекусила крючок у самого основания.
Разочаровавшись в спиннинге, я решил приманить их куском мяса побольше и испытать накидку. Маневр удался, но лишь один раз, да и то большинство рыб ушло прежде, чем сеть легла на дно. Только три штуки застряли, и они основательно попортили мне сеть, пока мы их вытаскивали.
Пришла моторная лодка, и Фред уехал с добытым крокодилом. Энрике и я подогнали пирогу к перекату, перетащили ее через него и двинулись дальше вверх по реке, орудуя где веслом, где шестом.
Из-за бездождья Лосада так обмелела, что местами мы шли вброд и тянули лодку за собой на веревке. Переступали с опаской, проверяя ногами дно и прощупывая путь шестами. Отнюдь не излишняя предосторожность: раза два мы спугнули крупных речных хвостоколов.
Дойдя до глубокого места, мы снова садились в пирогу. Мой помощник греб, а я сидел на носу, положив ружье на колени, смотрел и слушал.
Внезапно в кустах у самой воды раздались странные квакающие звуки. Я пригляделся: среди зелени мелькали грязновато-рыжие птицы с хохлом из растопыренных длинных перьев. Они были величиной с фазана; одни сидели, расправив короткие округлые крылья, другие лазали по веткам.
Ошибиться нельзя: гоацины. Они обитают только в Южной Америке, от восточных склонов Анд до Гвианы и Венесуэлы. Гоациныдальние родичи куриных, но кое-чем они скорее напоминают древних птиц. У птенцов на крыльях есть хорошо развитые «пальцы» и когти, они умеют лазать, плавать, нырять, не могут только ходить по земле.
У взрослых птиц «пальцы» срастаются. И плавать они уже не способны, но лазают хорошо. Летает гоацин тяжело, неуклюже, да это для него и не так уж важно, ведь ему всего-то надо пролететь метра два-три, от одной ветки до другой. Их голоса больше всего напоминают «кваканье» кайманенка: «Эк! эк!»
Иногда от гоацинов распространяется острый, очень неприятный запах. Возможно, это зависит от пищи.
Мы долго сидели неподвижно, рассматривая удивительных пернатых. Наверно, Archaeopteryx юрского периода выглядел примерно так же. Правда, у него вместо десяти хвостовых перьев был длинный, обросший перьями змеиный хвост.
Добыв один экземпляр гоацина, мы двинулисьдалыпе.
Снова песчаный бережок. А за ним на опушке лесадве белоголовые древесные индейки. Я подстрелил их с лодки и пошел вброд за добычей. Хватит и на обед, и на завтрак!
Песок был испещрен следами, где старыми, полустершимися, где свежими, совсем четкими. Их оставили маленькие, сердечком, копытца оленей и толстые с растопыренными пальцами ноги тапиров. Вдоль опушки тянулись старые отпечатки больших круглых лапслед ягуара.
А это что за полоса петляет? Будто проехал грузовик на одном колесе необычной ширины. От реки в лес, через десяток метров из леса опять на берег. Там, где песок сменяла галька, след терялся.
Я долго гадал, наконец меня осенило: анаконда, кто же еще! И крупная. Я замерил ширину следа металлической рулеткой; оказалось в среднем тридцать восемь сантиметров.
Конечно, по этому нельзя судить о размерах змеи. Она могла быть толстая или тонкая, ее желудок мог быть пустым или набитым крупной добычей. Однако я не сомневался, что самая большая анаконда, какую мне довелось видеть и измерить (в ней было 843 сантиметра), не оставила бы такого широкого следа.
И ведь недавно проползла, от силы два дня назад. Послать бы опять за Фредом Но гонец доберется на пироге до базы в лучшем случае к завтрашнему утру. К тому времени герпетолог может быть далеко. Да и анаконда тоже.
Мы поднялись еще немного вверх по реке и около четырех часов дня разбили лагерь. Берег был типичный для Лосады: у самого порога галька разной величины, пониже гравий, который постепенно уступал место мелкому песку.
Возле берега глухой стеной высился лес. И за плесом тоже, если не считать узких ворот там, где в Лосаду вливалась окруженная болотом речушка.
Пока Энрике вешал гамаки, противомоскитные сетки и ощипывал птицу, я переправился на пироге, чтобы взглянуть поближе на болотце.
Шаг за шагом пробирался я между корнями гигантских деревьев. Над моей головой на высоте двадцати пятитридцати метров ветви образовали сплошной свод. Мощные лианы свисали тут и там с крон до самой земли, словно канаты и тросы, или оплетали колонноподобные стволы такой толщины, что и втроем не обхватить.
У меня из-под ног выскользнула большая ящерица и ринулась к болотцу. Шлемоносный василиск с великолепным «головным убором» и напоминающим плавник кожным гребнем вдоль спины и хвоста. Достиг воды, почти не погружаясь пробежал по ней несколько метров, вскочил на полузатонувшее дерево и пропал в хаосе ветвей и паразитирующих растений.
Удивительные создания эти василиски. Детеныши ихневообразимо тоненькие, ростом, не считая хвоста, меньше десяти сантиметровскачут по поверхности воды, будто пауки. А старики (некоторые виды достигают полуметра в длину) с разгона прыгают на воду и словно бегут на задних ногах. Во всяком случае, так кажется со стороны. Тело приподнято над водой под углом в пятьдесятшестьдесят градусов, передние ноги болтаются в воздухе.
Десятьдвенадцать метров успевают так пробежать, прежде чем погрузятся настолько, что приходится плыть.