Недавно в соседней деревне произошел следующий эпизод. Одна женщина упала и, ударившись ртом о камень, лишилась двух верхних зубов. Некоторое время спустя между ней и мужем вспыхнула ссора. Женщина обрушила на голову супруга поток брани, но только выставила самое себя в смешном свете, так как, ругаясь, то и дело просовывала в отверстие, образовавшееся на месте двух верхних зубов, кончик языка.
Обруганный муж воспользовался этим и стал высмеивать ее физический недостаток. Если муж в общественном месте высмеивает жену, то, согласно древним строгим законам о бракосочетании, это является поводом для развода, причем виновным признается мужчина. Он должен отдать жене треть своего стада и своих полей и публично перед ней извиниться.
Так случилось и на этот раз. Хотя женщину в деревне не любили, все жители приняли ее сторону. Муж вынужден был публично принести извинения и заплатить за оскорбление определенную часть своего скота.
Шли дни. Приближалось 14 октябряДень независимости Малагасийской Республики. В Белобаке готовились к большому празднеству, в котором могли принять участие жители всего кантона. Накануне праздника во всех деревнях пекли рисовые пирожки. Их изготавливают следующим образом: в большом плоском камне проделывают от десяти до двенадцати больших круглых отверстий, камень накаляют и заливают отверстия жидким тестом из рисовой муки, воды и сахара. Дети очень любят лакомиться этими пирожками. В праздничные дни ими торгуют на всех рынках по цене один далла (так называют здесь пятифранковую монету) за штуку. Эта монета является минимальной денежной единицей в сельских районах страны. И хотя существуют также монеты достоинством в один и два франка, их не возьмет даже нищий. Все, что продается и покупается, стоит как минимум пять франков.
Мне разрешили вместе с Пелой и маленьким внуком Махатао отправиться на празднество в Белобаку. Само собой разумеется, что вместе с нами в Белобаку отправилась целая группа сопровождающих. Во всех деревнях, через которые мы проходили, царило праздничное оживление. Воздух был напоен запахом риса и жареного мяса, небольшие оркестры разучивали на барабанах и струнных инструментах мелодии. Слышались шутки и смех. Я захватила с собой киноаппарат и магнитофон, надеясь записать на пленку и снять наиболее интересные моменты гулянья.
В какую бы деревню мы ни заходили, нас везде угощали водой и жареным арахисом и приглашали отдохнуть. Со всех сторон через холмы и горы стекались к месту празднества музыканты и группы певцов.
В Белобаке меня сердечно приветствовал мэр.
Согласно древней традиции, народное гулянье открывается обрядом жертвоприношения: у цангамбато, заменяющего жертвенный камень или столб, закалывают вола. По случаю Дня независимости цангамбатов дословном переводе «вертикально стоящий камень»устанавливается в каждом крупном населенном пункте.
Наконец настал праздничный день. Первыми на деревенскую площадь вступили школьники с национальными флажками в руках; за ними прошли ветераны освободительной борьбы, делегации отдельных деревень; далее следовали певцы, музыканты, танцевальные группы и в заключение остальные участники торжеств.
Мэр, украшенный широкой, расписанной национальными цветами лентой, открыл праздник вступительной речью. Это была великолепная речь, произнесенная звучным, красивым голосом. После мэра выступил префект, который в своем приветствии, обращаясь к почетным гостям, упомянул и мое имя. От имени населения кантона он поблагодарил меня за то, что я почтила праздник своим присутствием, за мою готовность запечатлеть для потомковзаснять на пленку и записать на магнитофонэтот праздник, в том числе народные песни и танцы. Его теплые слова взволновали и тронули меня. Парад и торжественные речи продолжались три часа. Все это время я усердно строчила кинокамерой и записывала, что могла, на магнитофон. Солнце поднималось все выше и выше и припекало все сильнее, но люди стояли и ждали главного события праздникажертвоприношения.
Начинайте! разрешил наконец префект.
Я торопливо поменяла кассету и нацелилась на быка, и, когда жрец воззвал к богу на небесах и усопшим предкам: «Андриаманитра си тани мази си рацана малагази со тендро бохитра роамбифоло»я снова нажала на кнопку. Через несколько секунд один из мужчин приблизился к быку и перерезал ему горло.
Брызнула кровь. От рева и хрипов умирающего животного, потока крови и ужасной жары я едва не упала в обморок, однако взяла себя в руки и, с трудом держась от слабости на ногах, продолжала снимать. Скорей, скорей, пока не кончился обряд! Мясо жертвенного быка было разделено на части и роздано почетным гостям. Префектудолжностному лицу, как некогда королю, поднесли печень. Ее зажарили и разделили на кусочки. Один кусочек достался мне.
Торжественная часть закончилась, и началась развлекательная часть программы. Певцы и танцоры приняли участие в конкурсе на лучший танцевально-музыкальный коллектив. Через несколько часов первыми были признаны две группы, которые и продолжили соревнование между собой. Весь день они демонстрировали свое искусство публике: танцевали, пели, стучали на барабанах. Победители выявились лишь к вечеру.
Довольные победой, они явились к дому префекта, чтобы исполнить ему свои песни. Тот угостил взрослых вином, а детей конфетами.
Уже стемнело, когда я тоже удостоилась серенады. «Благодарим вас, мадам, пропели певцы, что вы пришли в горы Бунгулава. Вначале мы боялись вас, но вскоре поняли, что нам нечего бояться. Мы все хотим, чтобы вы остались с нами навсегда. Да благословит вас бог и дарует вам здоровье и богатства!»
Неожиданно на веранде появился мужчина и сказал:
Прошу прощения, но только что умерла старая женщина
Музыканты тотчас оборвали пение и молча удалились.
Нас посетила смерть, сказал префект. Сегодня же вечером мы пойдем в траурный дом и принесем свои соболезнования. Правда, по обычаю, являться с соболезнованиями можно только на другой день, но, поскольку вас завтра уже не будет в Белобаке, я думаю, семья разрешит нам это сделать сегодня.
Что я должна сказать?
Положитесь на меня.
Мы приготовили денежные купюры, чтобы передать их близким покойницы. Это также является традицией, ибо обряд погребения связан для семьи с большими расходами, и отправились в траурный дом.
Среди голых стен за невысокой глиняной перегородкой завернутая в белую ламба лежала покойница. Рядом с ней сидели на корточках ее старший сын и две женщины, закутанные с головы до ног в белые платки; виднелись только лоб, глаза и нос. От сильного запаха карболки, наполнявшего комнату, у меня навернулись слезы. Покойница была вымыта в карболовой кислоте, так как хоронить ее собирались не здесь, а на родине, в Амбуситре. Она родилась в племени бецилео, но еще в раннем детстве переселилась вместе с родителями в Белобаку, потому что в Амбуситре для быстро растущего населения не хватало рисовых полей. Ее дети и внуки родились уже в Белобаке. Однако сама она должна была быть похоронена в стране своих предков, ибо в противном случае душа ее не обретет покоя.
Прошу прощения за то, что я сегодня нарушил глубокий траур вашей семьи, сказал префект. Дело в том, что вахини завтра рано утром покидает нас.
Затем он в длинной речи выразил свое соболезнование и передал деньги.
Мы удивлены, ответил мужчина, что вазаха явилась к нам со словами соболезнования. Когда она впервые пришла в Белобаку, наша мать тяжело заболела. Мы думали, что приход вазахипричина болезни нашей матери, и молили бога, чтобы она как можно скорее ушла. Когда вазахи не стало, матери полегчало, но едва она снова появилась в деревне, как мать опять заболела и вот сегодня умерла. Но теперь мы видим, что вазаха не виновата в смерти нашей матери, потому что она уважает наши обычаи.
Префект произнес несколько утешительных слов и заключил их молитвой к Андриаманитре.
Я плохо говорю по-малагасийски, сказала я, но я хочу сказать, что тоже глубоко скорблю о смерти вашей родственницы. Я тоже вознесу молитву к Андриаманитре и буду просить его успокоить ее душу.
Они поблагодарили нас, и мы вышли.
Вернувшись домой, префект достал петарду, запалил ее и швырнул в темноту.
Покойница была старой женщиной, пояснил он. Надо отпугнуть ее душу, чтобы она не проникла в наш дом.
Мурашки побежали у меня по спине. Мне вдруг почудилось, что вокруг дома невидимыми птицами порхают души. Однако в гостиной в уютном свете керосиновой лампы видение исчезло.
Жена префекта внесла легкий ужин.
Сегодня ночью вам нельзя отправляться в далекий и опасный путь в Андакану. Если хотите, можете переночевать у нас, предложила она мне и обратилась к мужу:
Пусть предупредят Махатао, что мадам вазаха останется у нас.
Что вас, собственно, интересует в Бунгулава? спросил меня префект. Вы здесь совсем одна, без защиты, живете у бара, которые слывут дикими, нецивилизованными людьми. Меня, естественно, очень беспокоит ваша судьба. И, откровенно говоря, я не верю, что вы можете обнаружить там что-нибудь интересное.
Тронутая его искренним участием, я решила сообщить ему о подлинных целях экспедиции.
Я ищу в горах Бунгулава племя вазимба, сказала я. Мне стало известно, что Махатао знает деревни, где живут вазимба, которые не смешались с другими племенами и целиком сохранили обычаи своих предков.
И я рассказала ему о предварительных результатах поисков.
Теперь я наконец понимаю, почему вы проявляете столь большой интерес к этой деревне. Однако я опасаюсь, что Махатао не захочет отпустить вас домой. Иначе бы он давно выполнил свое обещание. Вам следует поторопиться: вот-вот зарядят дожди, и реки выйдут из берегов. Там, куда вы идете, нет ни лодок, ни мостов; небольшое промедлениеи вы застрянете в Андакане по крайней мере еще на полгода.
Что же мне делать? Я не могу заставить Махатао отвести меня к вазимба. А кроме него, никто, даже его старшая жена Мартина, не знает туда дороги.
Я поручу Махатао отвести вас в деревни вазимба. Пока Махатао с вами, я могу быть спокоен. Он знает горы и тропки, с ним вам не угрожает никакая опасность. Ему известно, где укрываются разбойники, потому что прежде он сам был главарем таких банд. Вместе с ним я пошлю его зятя. Этот человек ничего не боится, настоящий сорвиголова. Поговаривают даже, будто он тоже занимается разбоем. Кроме того, вас будут охранять двое молодых парней из Белобаки. Каждый из них получит разрешение носить с собой копье. В Анкавандре Махатао должен будет явиться к мэру, чтобы тот отметил в своей книге дату вашего прибытия. Это все, что я могу сделать для вас, если уж невозможно убедить вас отказаться от опасного путешествия.
Мы поговорили еще немного о предстоящей экспедиции. Неожиданно префект оживился:
Мне, кажется, пришла в голову неплохая мысль, А что, если вам взять с собой несколько петард из лавки местного торговца? Вы будете взрывать их в тех местах, где обитают разбойники. Возможно, вам удастся перехитрить их, и они решат, что вы вооружены винтовками.
Махатао, узнавший на другой день об этой идее, пришел в восторг. Я купила сто петард, и наш отряд, провожаемый добрыми пожеланиями, выступил из Белобаки.
Вскоре, однако, я поняла, что глубоко ошибалась, полагая, будто теперь-то мы немедленно отправимся в горы к вазимба.
Вернувшись в Андакану, Махатао сказал:
Сегодня мы никуда не пойдем. Вскоре разразится послеобеденная гроза, а по дороге нет ни одной деревни, ни одной рощи, где бы мы могли укрыться. Кроме того, реки разольются, и мы не сможем перейти их вброд.
Мне стало окончательно ясно, что Махатао не хотел вести меня к вазимба. Я не могла приказать ему и поэтому пустилась на хитрость.
Если я не вернусь и не выполню задания, в Андафи очень рассердятся и пошлют сюда за мной жандарма.
Это подействовало. Прошло еще несколько дней и Махатао окончательно сдался.
Завтра выступаем в поход, сказал он.
Во всяком случае он взял с меня слово, что я вместе о ним вернусь в Андакану.
У меня есть фанафоди, которое заставит вас снова вернуться к нам, для вящей убедительности пригрозил он.
Постепенно в мою душу закрался страх. Разумеется, я не верила в подобные средства, однако чувствовала, что каждый новый день все сильнее привязывает меня невидимыми нитями к этим людям и что мне необходимо сконцентрировать всю свою силу воли, чтобы разорвать их. Во что бы то ни стало следовало уходить.
Прощание было обильно полито слезами. Обнимая меня, женщины плакали.
Перестаньте реветь, убеждал их Махатао. Она вернется, я твердо знаю, что она вернется.
Еще до восхода солнца мы выступили в поход.
Впереди шел Махатао, за ним следовали Пела, я и трое носильщиков. Рядом с нами бежала деревенская собака, не желавшая отставать, хотя мы и отгоняли ее камнями. Меня всегда поражало, как эти деревенские дворняги привязывались к человеку. Их не холят и не балуют, кормят в лучшем случае полугнилыми отбросами и угощают пинками. И тем не менее своры собак охраняют хижины, и горе пришельцу, который попытается без сопровождающих войти в деревню: псы разорвут его на куски. Лишь через несколько дней, когда собаки привыкнут к нему, они не только перестанут на него рычать, но даже будут его защищать и, как верные оруженосцы, всюду следовать за ним по пятам.
Примерно через два часа мы остановились в небольшой деревнепоследнем населенном пункте на нашем пути через горы Бунгулава. Здесь мы приготовили себе завтрак из курицы и риса и в первый и последний раз за день плотно поели. Махатао с гордостью рассказал изумленным жителям, никогда прежде не видевшим европейку, что я пришла из Андафи, чтобы навсегда поселиться в горах Бунгулава.
Она очень много знает. Она знает наши обычаи, малагасийские и европейские лекарственные травы; она знает также обычаи бара, махафали и бецимизарака. Она много путешествовала по Мадагаскару. Через три месяца она станет коричневая, как Пела, и все будут думать, что она бара.
Будучи и в этой деревне самым почетным гостем, я должна была, как и в Андакане, сидеть вместе со старостой на возвышении и есть с ним из одной миски. Пела сидела, как обычно, на полу и ела из своей миски.
Дорога оказалась не столь крутой и утомительной, как во время моего последнего путешествия с Мартиной. Однако жара стояла ужасная. Особенно невыносимо становилось к полудню.
Когда отряд спускался в небольшие долины, Махатао собирал и варил травы. Мы пили отвар и всякий раз чувствовали, как к нам снова возвращаются бодрость и свежесть, как утоляется жажда и усталость оставляет члены. Я спросила Махатао, как называются эти травы.
Вернетесьвсе узнаете, уклончиво ответил он.
В одной небольшой долине, пощаженной лесным пожаром, росли дикие апельсиновые деревья, усыпанные сотнями зрелых плодов; на ветках, несмотря на наше появление, продолжали кувыркаться, лопотать и шуметь полуобезьяны. Впечатление было такое, словно мы попали в школу во время перемены. Вокруг благоухали орхидеи.
Ах, если бы я могла взять несколько цветков для своей мамы. Но при такой жаре они завянут раньше, чем мы дойдем до Анкавандры, с сожалением сказала я Махатао.
Не завянут, уверенно возразил он и, сорвав несколько белых, изумительно благоухающих орхидей, завернул их в травы и кору и перевязал сверток лубом.
Отошлите все это в Андафи, сказал он, засовывая его в мой рюкзак.
Я не стала выражать вслух своих сомнений относительно его чудодейственных знаний, однако была уверена, что, придя в Анкавандру, вместо благоухающих цветов обнаружу лишь засохшие лепестки.
В Анкавандре Махатао напомнил мне о цветах. Я достала букет: он был так же свеж и благоухал, как в первый день. По совету Махатао я отправила его вместе с письмом на родину. Орхидеи прекрасно сохранились в дороге, несмотря на середину зимы, и прибыли в Зальцбург в отличном состоянии; и затем еще долгое время они цвели и благоухали.
Во время похода нам не раз попадались дикие коровы и быки; их предки некогда отбились от стада, и через несколько поколений рожденные на воле животные настолько одичали, что их приходилось ловить с помощью лассо и затем долго и упорно приручать. Они не раз проносились мимо нас тяжелым галопом. Я очень боялась диких быков, однако меня успокоили, уверив, что они не нападают на людей.
Ночь мы провели в самодельных шалашах. Эти шалаши, изготовленные в течение получаса из травы, хотя и не спасают от дождя, однако хорошо защищают от ветра.