Перед заходом солнца вазимба принесли жертву предкам. Но прежде чем приступить к обряду, они спросили умерших, могу ли я принять в нем участие. Предки дали свое согласие, и благодаря их разрешению я могла заснять всю церемонию.
Под тамариндом расстелили мат и в стакане с водой размешали немного меду. Затем жрец, окруженный несколькими стариками, вознес к предкам долгую молитву, поднял стакан и отлил одну половину содержимого женщинам, а другую отдал мужчинам. Каждый сделал из стакана по маленькому глотку. После этого все сели лицом на восток и запели старинную поминальную песню, сопровождая ее хлопками в ладоши и игрой на барабанах.
Несмотря на плохое освещение, я смогла снять эту важную сцену от начала до конца.
Мэра ждали дома срочные дела, и он настоял на том, чтобы завтра утром мы тронулись в обратный путь. Он был удовлетворен результатами нашей экспедиции.
Мы видели вазимба, мы знаем теперь, как они живут, говорил он. Мы знаем, что они не пигмеи, хотя, по их собственным словам, раньше они были ниже ростом. Во всяком случае они не духи, а люди, как мы с вами. Их язык всего лишь один из малагасийских диалектов. Если бы вы не отправились в горы Бунгулава, мы бы никогда не узнали о деревнях вазимба.
Я, разумеется, была настроена менее оптимистично. Три месяца беспрерывных утомительных поисков, жара, изнурительные переходы, перенесенные мною во имя достижения одной цели, все это давало мне право на более достойное научное вознаграждение.
Я обязательно вернусь, пообещала я. У меня сломался магнитофон, его нужно починить. Кроме того, в следующий раз я привезу необходимые лекарства.
С наступлением утра мы тронулись в обратный путь. Как обычно, припекало солнце, но мы шли и шли вперед по горячему песку. Лишь иногда нам попадались небольшие ручейки, в которых едва заметно струилась вода, горячая, как кипяток. Но и ее мы пили с жадностьюнастолько у всех пересохло в горле.
К полудню после шестичасового перехода мы вошли в Мареарану.
Почти одновременно туда же приплыли на небольшой лодке три женщины из Бебузаки. Они рассказали мне, Что в деревне умер трех летний ребенок: пятый за последние недели.
У старосты скоро тоже умрет ребенок, сказала одна из них, помогите нам!
Почти одновременно в комнату вошел мужчина с пятилетним малышом на руках.
Мой сын тоже заболел, сказал он. Что с ним?
Я не врач, ответила я. Кроме того, у меня нет медикаментов.
У ребенка был вздутый, упругий живот и с трудом прослушивался пульс. Он метался в жару.
Его рвет каждые пять дней, сказал отец.
Возможно, у него приступ аппендицита, хотя и говорят, что на Мадагаскаре это случается очень редко, сказала я и обратилась к мэру:Его нужно отправить для тщательного медицинского освидетельствования к врачу.
Сейчас уже поздно нести его в Анкавандру, ответил отец ребенка. Идти туда ночью тяжело и небезопасно. Кроме того, на руках у жены грудной ребенок. Она не может пойти с нами.
Тогда я осталась с ребенком, сделала ему холодный компресс и дала таблетку, стимулирующую деятельность сердца, единственное оставшееся у меня лекарство. Вскоре, однако, стало ясно, что у ребенка не аппендицит, а катар кишокдовольно распространенная детская болезнь. Я попросила принести несколько лекарственных растений, целебные свойства которых мне были хорошо известны. Однако никто не знал, что это за растения.
Быть может, у вас есть кофе? спросила я.
У меня есть немного, ответила одна женщина.
Принесите его! Мы обжарим зерна до почернения и размелем.
Женщина принесла кофе, и я, приготовив черный порошок, смешала его с размятыми бананами; получилась кашица, которой я покормила с ложечки ребенка.
Мы знаем, что кофефанафоди, и поэтому всегда держим его дома. Но мы никогда не знали, что его можно жарить, пока он не станет черным, как уголь, удивились женщины.
Я всю ночь просидела с ребенком, кормя его время от времени кашицей из бананов и жареного кофе. Утром ребенок сам поднялся с постели и, ни слова не говоря, выбежал на улицу. Все облегченно вздохнули.
Несколько дней спустя мы были в Анкавандре.
Вскоре к нам пришел туда из Бебузаки посыльный с известием, что ребенок чувствует себя хорошо. От имени соплеменников он пригласил меня на ежегодный праздник, посвященный поминанию умерших. По его словам, праздник, на который соберутся все вазимба, продлится целую неделю.
Вазимба пригласили меня только потому, что я спасла жизнь их ребенку. Я решила возвратиться в Бебузаку. Мэр выделил мне в помощь повара, а также одного мужчину, служившего в Анкавандре помощником полицейского. Правда, они не понимали ни слова по-французски, но зато я знала, что на них можно положиться и что они будут ценными помощниками. Оставалось только найти носильщика. После некоторых усилий наши поиски увенчались успехом. Мы назвали нового носильщика Амбаниандро, потому что я никак не могла понять, как его в действительности зовут.
Один миссионер из Анкавандры довез нас на своем джипе до последней деревни, до которой еще можно было добраться на машине, и, пожелав счастливого пути, развернулся и через минуту скрылся за горизонтом. Очень скоро выяснилось, что мы сделали неудачный выбор, наняв Амбаниандро носильщиком. Едва мы тронулись в путь, как он стал жаловаться, что груз слишком тяжел и что, кроме того, он болен, и вскоре отказался нести поклажу. Я остановилась в растерянности, понимая, что мне не дотащить такой груз на своих плечах. К счастью, на помощь немедленно пришли повар и полицейский, разделившие между собой поклажу нерадивого носильщика.
К вечеру запахло гарью: мы вступили в полосу лесного пожара. Наступила ночь, но небо было красно от огненных всполохов, едкий дым ел глаза.
Это не опасно, успокоил меня полицейский.
Поздно ночью мы вошли в деревню племени бара.
Деревенский староста, с которым мы познакомились еще во время первого путешествия в район Манамбулу, очень обрадовался моему приходу. Несмотря на поздний час, он велел приготовить праздничный ужин. После ужина между нами завязалась дружеская беседа. Староста проявил большой интерес к моей работе. Он оказался местным богачом, владельцем стада зебу в пять тысяч голов. Он рассказал, что не так давно купил у одного индийца транзисторный приемник и каждый день слушал передачи малагасийского радио. Однако несколько дней назад приемник замолчал. Тогда он отправил к индийцу человека с просьбой починить сломанный аппарат, но торговец ответил, что приемник умер и больше не заговорит, и предложил посланному приобрести новый транзистор.
Вы не умеете чинить приемники? в заключение рассказа спросил он у меня.
Я ответила, что совершенно не разбираюсь в них.
Вазахи умеют все! уверенно возразил он. Они умеют делать самолеты и радио и даже оживлять мертвые приемники. Если мертвый приемник снова заговорит, я заколю завтра молодого быка.
Я подумала, что, возможно, у него всего лишь сели батареи. И действительно, едва я заменила их на новые, как «мертвый» транзистор ожил.
Что вам дать за это? спросил меня осчастливленный владелец.
Ничего. Я дарю вам батарейки в благодарность за гостеприимство.
Хотя уже было довольно поздно, около двух часов ночи, староста, казалось, не чувствовал усталости, обсуждая со мной события в мире. Он, например, интересовался, почему у нас была война. Сложный вопрос!
Почему вы прежде вели войны? спросила я. Почему вы убивали друг друга?
Потому что люди всегда недовольны тем, что имеют. Наши вожди хотели иметь больше скота, больше власти и больше земли. Наверное, у вас было то же самое. Я слышал по радио, что у вас много людей голодало.
Когда я рассказала о послевоенной нужде, все сокрушенно закачали головами.
Если бы мы раньше узнали друг друга, заявил староста, мы бы могли послать в Андафи большой мешок риса. Если вам снова нечего будет есть, сообщите нам, и мы вышлем рис.
Он произнес это столь обыденно, словно в мире не было более простой вещи.
За ночь гроза и обильные дожди затопили все вокруг. О том, чтобы выступить спозаранку, нечего было и думать. Пришлось выждать, пока солнце подсушит землю. Когда мы наконец вышли из деревни, было жарко и душно. Около шестнадцати часов, как обычно, разразилась пополуденная гроза. Небесные хляби разверзлись, и в четверть часа сухое песчаное русло, по которому мы шли, превратилось в бурный поток. Пришлось спасаться от ливня и наводнения в близлежащей деревне, расположенной на небольшой возвышенности.
Наступила пятница, день открытия праздника, а мы все еще находились в пути. В этот день я подняла своих провожатых рано утром, хотя за ночь дороги, как обычно, основательно развезло. Однако ни слякоть, ни грязь не могли сдержать мой порыв. Около двух часов пополудни мы вошли в небольшую деревню, и тут мои спутники отказались идти дальше.
Скоро разразится гроза, а впереди ни одной деревни, где бы мы могли укрыться от дождя, сказали они. До Бебузаки еще далеко, и сегодня нам все равно придется заночевать в пути.
Но я обязательно должна сегодня быть в Бебузаке, с мольбой в голосе обратилась я к Азизаме, полицейскому. Если я сегодня не попаду к началу праздника, все мои усилия пойдут прахом. Вазимба пригласили меня, оказав мне большую честь.
И я испытала чувство глубокой благодарности к Азизаме, который в этот решительный момент поддержал меня, хотя и сам смертельно устал и с него, как со всех, градом катил пот.
Мы все здесь товарищи! воскликнул он. Если нужно, мы пойдем дальше и сегодня же будем у вазимба.
Угрожая копьем, он заставил трех молодых парней, которых мы наняли в пути носильщиками, взять поклажу, и мы снова тронулись в путь.
На этот раз мы шли значительно быстрее обычного. Я едва поспевала за мужчинами. Гроза застала нас в тот момент, когда мы поднимались на один из холмов. Я быстро завернула в дождевик кинокамеру и фотоаппараты, и мы пошли дальше. Грозно сверкали молнии, и грохотал гром, но мне некогда было бояться разгневанной природы.
В мгновение ока мы промокли насквозь, шагая по щиколотку в воде. Сильный, порывистый ветер, дувший навстречу, хлестал нам в лицо каплями дождя. На дне долин шумели полноводные ручьи, мы перебирались через них по пояс в воде.
Наконец снова засияло солнце и с помощью ветра высушило наши одежды. Я не имела понятия, где мы и как далеко еще было до Бебузаки. Сердце билось учащенно, перед глазами танцевали звезды, но я знала, что сдаваться нельзя. На минуту я опустилась на землю.
Я так и думал, что вы заболеете! беспокойно воскликнул полицейский. Мы должны здесь заночевать, иначе вы умрете!
Нет, я чувствую себя хорошо, ответила я, вставая. Просто поскользнулась.
В наступивших сумерках мы перебрались по осыпавшимся склонам через скалистую гору и в течение часа шли по колено в воде по руслу ручья, усеянного бараратройразновидностью камыша. Вскоре мы уже не видели ничего вокруг себя, кроме трехметрового камыша.
Мы заблудились, обеспокоенно заявили носильщики.
Полицейский взял одного из троих парней и отправился с ним на поиски дороги. Примерно через час они вернулись и сообщили, что недалеко отсюда находится деревня племени сакалава. Не успели мы выбраться из камыша, как снова пошел проливной дождь. Пока мы добежали до домов, на нас не осталось сухой нитки.
Едва мы чуть-чуть обсушились, как меня огорошили новостью, что идти в Бебузаку не имеет смысла, так как праздник кончился.
Этого не может быть! в отчаянии воскликнула я. Неужели все мои усилия пошли прахом?
Мы должны заночевать в этой деревне, сказал полицейский. Дальше идти сегодня нельзя. Дорога пролегает через горы и ущелья. Идти по ней ночью слишком рискованно.
Я была настолько разбита и разочарована, что мне захотелось остаться одной. Я вышла на улицу. Дождь давно прекратился, и я пошла куда глаза глядят. Я не сразу заметила, что на некотором расстоянии за мной следовал Азизаме.
Я вижу, вы огорчены, сказал он. Вы очень хотите попасть сегодня же в Бебузаку?
Да, очень!
Хорошо.
Мы вернулись в деревню, и полицейский разбудил парней, которые тем временем улеглись спать. Несмотря на их сопротивление, мы все-таки пошли дальше, уговорив одного местного жителя стать нашим проводником.
Было далеко за полночь, когда мы наконец вошли в деревню вазимба.
Мы ждали вас целую неделю, сказал деревенский староста, разбуженный нашим приходом. На праздник собрались все вазимба. Они ждали вашего прихода. Но вчера вечером праздник закончился.
Я не знала, что праздник начался неделю назад. Выходит, что мы ушли от вас за день до его открытия?
А мы-то спешили к вам через горы, долины и болота! огорченно добавил полицейский.
Меня проводили в чистую, просторную хижину. Жена старосты тоже поднялась, чтобы приготовить ужин, но мне хотелось только одного: спать.
Трое парней-носильщиков потребовали немедленного расчета, не собираясь ни минуты задерживаться в деревне, хотя староста и приглашал их остаться. Я щедро расплатилась с ними за все, что им пришлось вынести в последние дни.
В шесть утра меня разбудили:
Староста хочет показать вам площадь торжеств.
Мы пересекли рисовые поля и стали спускаться вниз по течению Манамбулу. Часа через три нам встретилась группа женщин-вазимба с матами за спинами и горшками на головах.
Площадь опустела, сообщили они. Все вазимба разошлись по своим деревням.
Делать было нечего. Пришлось возвращаться в Бебузаку.
Эта женщина не гостья. Она для нас больше чем друг, онанаша родственница. Она спасла жизнь нашему ребенку и перенесла много разных трудностей, чтобы прийти к нам. Для нас она тоже вазимба, сказал староста.
Жители Бебузаки решили разослать по всем деревням, спрятанным в густых лесах, гонцов и собрать в Бебузаке стариков и старух, которые хоть что-то могли рассказать об истории племени.
Так и поступили, объявив, что вечером будет совершен обряд жертвоприношения предкам. Мне позволили снять обряд на кинопленку и записать песни на магнитофон.
Наступил вечер. Собравшиеся на площади запели «Песнь на песке».
«Майнти копи ро мандроха хееееее эхей ееее. Черна пещера, в которой погребены мертвые», пели они, сопровождая пение игрой на барабанах и фамепекепалочках, которыми ударяют друг о друга.
Песня заканчивалась словами о том, что от печали у живых разрываются сердца и живот, и тоскливыми восклицаниями: «Уа, уа, уа!»
Когда умирает соплеменник, у вазимба принято приносить в жертву речную черепаху. Умерших хоронят в пещерах в ущелье Манамбулу.
После жертвоприношения один из самых старых и уважаемых вазимба, Винахаци, рассказал мне во всех подробностях историю своего племени. Время от времени я задавала наводящие вопросы и таким образом узнала много подробностей, подтверждавших рассказы бара о вазимба.
В старину вазимба жили вместе с бецилео на одной территории. В то время как рисовые поля бецилео располагались террасами на горных склонах, вазимба выращивали рис в болотистых долинах. Кроме того, вазимба ловили с лодок рыбу в реках и озерах. Поэтому их питание состояло из риса и рыбы. Скотоводство развилось значительно позже. Как бецилео, так и вазимба строили свои дома на сваях. Стены сплетались из прутьев и обмазывались для защиты от холода снаружи и изнутри глиной. Спали вазимба на дощатых постелях. Одежда изготовлялась из нитей мадагаскарского шелка. Золото и серебро издавна использовались для изготовления браслетов, серег и бус. Вазимба мог иметь только одну жену. После свадьбы жених переезжал в деревню родителей жены. Главой семьи считался отец, но сыновья и дочери обладали равными правами. Умерших хоронили в выдолбленных стволах деревьев и возводили над гробом пирамидальное каменное строение. На гроб устанавливали вертикально-продолговатый камень. Вазимба заключили с бецилео союз кровного братства. Но однажды, после того как между вождем вазимба и вождем бецилео произошла ссора, вазимба во избежание кровопролития покинули землю отцов.
Однако часть племени никуда не ушла. Их потомки, известные под названием химоси, живут в труднодоступных районах массива Андрингитра. Та же часть, которая двинулась на север, осела на большой равнине (где сейчас находится Тананариве), изобилующей болотами и озерами, идеальном месте жительства для вазимба. От этой части впоследствии откололась небольшая группа, которая отправилась еще дальше на север и поселилась у озера Алаотра. Третья же группа двинулась на юг. Потомки этих вазимба называются антанкаратра или вакинанкаратра и живут в массиве Анкаратра. Вазимба, поселившиеся в окрестностях теперешнего Тананариве, мирно выращивали рис, пока не появились хова. Первое время хова признавали над собой власть королей вазимба. Между королевскими семьями хова и вазимба не раз заключались браки. Когда же хова вывели новый способ выращивания рисарис больше не высевался непосредственно в болота, а предварительно выращивался на грядках, и лишь затем рассаду переносили на поля, рабочих рук стало не хватать, и хова решили заставить вазимба работать на себя. Вазимба в отличие от хова не знали рабовладения. Они всегда делились на королей и свободных крестьян. Хова же, обращавшие в рабство военнопленных других племен, должников, преступников, негров племени банту, захотели превратить в своих рабов также и вазимба. Поэтому вазимба решили тайком покинуть страну. Они углубились в горы Бунгулава и шли безостановочно до тех пор, пока не вышли к Манамбулу; там, в окрестностях деревни Маролака, они и основали свои поселения. Но не все добрались живыми до Манамбулу: многие умерли в пути, не выдержав тяжелого, изнурительного перехода. В поисках мест захоронения вазимба случайно набрели на пещеры, где и погребли умерших. Когда же удары молнии еще более сократили численность группы, они решили перебраться в пещеры. Почти ничего не захватив с собой во время бегства в Бунгулава, вазимба на новом месте испытывали крайнюю нужду. Сбор дикорастущих трав, рыбная ловля и охота на мелких зверей с помощью примитивного воздушного ружья и пращи являлись их единственными источниками пропитания. Мед диких пчел они использовали только для поминальных обрядов жертвоприношения.