Молнии не ударяют в дерево адабо, пробормотала Мартина и, закутавшись в свою ламбу, заснула.
Почти всю ночь бушевала гроза; лишь около четырех утра стало тихо, и только где-то в стороне все еще погромыхивал гром. Я промокла до костей и дрожала от холода. За всю ночь я ни на минуту не сомкнула глаз, удивляясь, как чуду, тому, что мои спутники спали крепким сном, лежа в мокрой одежде на сырой земле.
Мы поднялись на рассвете, упаковали багаж и тронулись в путь. И снова подъемы и спуски, одна цепь гор за другой, и так много часов подряд.
К обеду мы вышли на альпийский луг с тремя пастушьими хижинами; в них жили пастухи из племени бара, стада которых паслись неподалеку.
Сегодняшнюю ночь мы проведем здесь, решила Мартина.
Я не соглашалась, предлагая идти дальше, но Жерар поддержал Мартину.
Я больше не могу, сказал он, эта жара сведет меня с ума.
Пришлось остановиться. Жерар и старик обессиленно свалились в тени хижины, Сомила ушел в лес за дровами, а мы с Мартиной отправились к ручью, находившемуся в часе ходьбы от стоянки. Возле ручья росли несколько бананов с недозревшими плодами и дикие лимоны.
Вернувшись, мы увидели двух пастухов, которые принесли для обмена кислое молоко, налитое в большие сосуды из тыквы, оплетенные ремнями из воловьей кожи. Мартина дала им за это рису, соли, сахару и немного табаку. Здесь, в горах, денег не берут, а обменивают товар на товар, так как ближайший магазин находится на расстоянии нескольких дней нелегкого пути. Зная об этом, я основательно запаслась продуктами и некоторыми необходимыми в горах предметами, которые дарила в благодарность за гостеприимство или обменивала на другие необходимые мне изделия.
Мартина и Сомила снова попытали счастья в ловле угрей, но в обмелевших ручьях совсем не было рыбы. Мы поужинали рисом с дикорастущими овощами и улеглись спать в одной из хижин, которая защищала только от ветра, но не от непогоды.
Восход солнца мы, как обычно, встретили в пути. Идти становилось все тяжелее и тяжелее; по-прежнему немилосердно пекло солнце, воздух, казалось, окаменел от жары, но мы с опасностью для жизни продолжали карабкаться по осыпающимся склонам. Ужасно хотелось пить, язык разбух и прилип к нёбу, но у нас оставался всего литр воды. Мартина раздала вареные бататы, но жажда не проходила. Термометр показывал пятьдесят восемь градусов. Деревья и кусты не спасали от жары. Жерар и старик все время отставали: приходилось останавливаться и поджидать их.
Наконец Мартина не выдержала:
Если мы не прибавим шагу, то погибнем: здесь нет воды, и мы все умрем от жажды раньше, чем кто-нибудь придет нам на помощь! Мы должны не останавливаясь идти вперед, пусть мужчины поспевают за нами как хотят!
Я облегченно вздохнула, когда наконец начался спуск в долину реки Манамбулу. Горы Бунгулава остались позади. Мы осматривали каждый желоб в скале, разгребали песок в пересохших руслах в надежде добыть хоть каплю воды, но все было напрасно: земля пересохла и сама томилась от жажды, и мы снова плелись, шатаясь от усталости, вперед, сквозь колеблющийся от жары воздух. Около трех часов пополудни мы, утомленные до последней степени, добрались до Анкарабо. Вода! Мы долго и жадно пили драгоценную влагу из пузатой калебасы.
Утолив жажду, мы свалились в тени какой-то хижины и заснули как убитые.
Анкарабонебольшое селение племени бара, связанное проселочной дорогой с Анкавандрой.
Издалека послышался шум мотора. Он становился все сильнее, и вскоре на дороге показался переполненный людьми джип с прицепом, на котором под брезентовой накидкой громоздился багаж. Поравнявшись с нами, машина остановилась, и из-за руля поднялся мужчина в ковбойке и шортах цвета хаки, должно быть руководитель экспедиции.
Как вы сюда попали? обратился он к нам по-французски.
Мы пересекли Бунгулава, ответила я.
Не может быть! изумился он. Еще ни один европеец не переходил горы в этом месте. Шапо, представился он и поклонился. Куда же вы направляетесь теперь?
В Анкавандру.
Без машины вы не доберетесь до Анкавандры. Я бы с удовольствием подвез вас до Миандривазу, но сами видите: джип переполнен. С другой стороны, кроме нашей, здесь нет ни одной машины, да и мы-то очутились здесь случайно.
Не беспокойтесь о нас, равнодушно ответила я, все еще слишком утомленная для того, чтобы думать о будущем. Как-нибудь доберемся.
Джип развернулся и вскоре исчез в пыли, но минут через пятнадцать снова послышался характерный шум мотора.
Все-таки я должен захватить вас, сказал мужчина, иначе вы проторчите тут несколько недель в ожидании попутной машины.
Учитывая состояние Жерара, я приняла приглашение, торопливо распрощалась с Мартиной и рассчиталась с обоими носильщиками. Я испытывала угрызения совести оттого, что так вдруг приходится бросать своих добрых и верных спутников, но иного выхода не было.
Из девяти человек, сидевших в задней половине джипа, одному пришлось устроиться на штанге, соединяющей прицеп с джипом, освободив место мне и Жерару. Я кое-как примостилась на перевернутом ведре, не выпуская из рук кинокамеру и магнитофон.
В Миандривазу мы остановились в небольшой гостинице. Вскоре все уже знали, что я пересекла горы Бунгулава, и засыпали меня вопросами: как это я, женщина, решилась на столь изнурительный переход и зачем я вообще ходила в горы? Я ограничивалась односложными, уклончивыми ответами.
На другой день мы отправились на рынок на поиски такси, которое бы отвезло нас в Анцирабе. Вскоре такси было найдено, но, как обычно, нам пришлось прождать еще несколько часов, пока не набралось достаточно пассажиров. Позади меня сидел мужчина, везший на крыше гроб с телом своей бабушки. К гробу, обернутому полотном, был прикреплен небольшой флажок. Время от времени мужчина поднимался на крышу и поливал гроб водкой, приготовленной из сахарного тростника. И поскольку мой багаж находился рядом, то и он хлебнул порядком клейкой жидкости. Кроме того, водка протекала через крышу и капала мне на плечи, что побудило пассажира к шутливому замечанию.
Разако, моя бабушка, благословляет вас и вашу экспедицию.
Все засмеялись, и в автобусе воцарилась дружеская атмосфера.
Кстати, подобные транспортировки на крышах междугородних автобусов довольно обычное явление. В прохладный сезон, с июля по сентябрь, на дорогах Мадагаскара, особенно на плато, можно увидеть на крышах многих автобусов гробы или ящики, к которым прикреплены маленькие флажки. Это родственники перевозят останки членов своих семей, умерших вдали от родины, в места родовых захоронений. Поскольку, однако, такая перевозка стоит дорого, случается, что проходят годы, прежде чем удается скопить необходимые для этого средства.
Подобное переселение останков не свойственно племенам на юге острова. Если член племени умирает на чужбине, семья устанавливает каменный или деревянный столб, чтобы душа умершего обрела покой на родине. Возведение таких каменных столбов в память об усопшем весьма распространено на Мадагаскаре. Мы также видели много больших и маленьких фатолахи, как называются эти камни, вдоль дороги, поднимавшейся из Миандривазу на плато.
Наконец удушающая жара низменности, на которой расположено Миандривазу (даже ночью температура не опускалась ниже тридцати пяти градусов по Цельсию), стала спадать, и навстречу нам повеял прохладный горный ветерок. Когда мы приехали ночью в Анцирабе, температура упала до минус двух градусов.
На другое утро мы выехали поездом в Тананариве, разумеется в вагоне первого класса, так как второй класс был слишком грязен для Жерара.
Наконец-то я снова человек, вздохнул он, когда поезд остановился на вокзале в Тананариве.
Жерар, кстати говоря, не исключение. Многие молодые люди в Тананариве видят главную цель своей жизни в том, чтобы «жить по-европейски». Они тратят все свои деньги на то, чтобы одеваться по европейской моде. Старшее поколение, особенно те, кто недавно переселился из деревни в город, осуждают подобные устремления, но это мало помогает. Западные фильмы и иллюстрированные журналы, часто далеко не лучшего качества, вызывают у части столичной молодежи желание вести роскошную жизнь, причем под этим подразумеваются собственная машина с шофером, дом, полный прислуги, высокий доход, такой, какой имели некоторые служащие колониальной администрации, то есть вести такую жизнь, которая им известна по фильмам и журналам и которую, как им кажется, ведут все европейцы. О том, что и в Европе нужно много трудиться, что и там еще немало людей живет в бедности и нужде, знают лишь немногие.
После печального опыта с Жераром я отказалась от всяких дружеских предложений подыскать мне нового помощника. Семья Жерара, одна из наиболее известных в Тананариве, пыталась отговорить меня от новой экспедиции.
Это путешествие не под силу даже мужчине, откажитесь от него! Если вы снова отправитесь туда, вы уже не вернетесь!
И так думали многие.
Мое упорство объяснялось не жаждой приключений и не погоней за сенсациями. Мне доверили важное поручение, и я считала себя обязанной успешно выполнить его.
На сей раз я выехала в Цируанумандиди одна. В Миаринариву я сделала остановку, чтобы нанести визит префекту Лак Итаси, другу господина Ракотомизы.
Он принял меня с большим радушием и пригласил на аперитив и ужин, в котором кроме меня принимал участие правительственный чиновник, статс-секретарь, совершавший инспекционную поездку. Благодаря господину Ракотомизе они уже знали о цели моего путешествия, и во время ужина завязалась оживленная беседа о возможных коренных жителях Мадагаскара, вазимба.
Неожиданно статс-секретарь вскочил как ужаленный.
Но ведь год тому назад в горы Бемараха направлялись три экспедиции, во время которых в скальных пещерах были обнаружены хорошо сохранившиеся скелеты людей, рост которых не превышал полутора метров! воскликнул он. Перед каждой пещерой стоял глиняный сосуд. Кажется, тогда же были найдены деревни вазимба.
До сих пор я ничего не слыхала об этом, растерянно призналась я, ошеломленная новостью. Даже господин Ракотомиза не обмолвился ни словом. Если это правда, мои поиски теряют всякий смысл.
Я знаю человека, руководившего этими экспедициями, он живет в Тананариве. Я могу отвезти вас к нему, Я сегодня возвращаюсь в Тананариве.
Итак, в блестяще-черном правительственном лимузине с шофером в униформе за рулем я снова выехала в Тананариве, третий раз за последние недели. Неподалеку от Аривонимамо мы увидели на поле толпу, собравшуюся вокруг одного из типичных погребальных сооружений племени мерина.
Уже издалека до нас донеслась характерная музыка: играли трубы, барабаны и дудки. Машина остановилась, и мы полем направились к собравшимся.
Своим внешним видом гробница напоминала дом без окон. Один-единственный вход, прикрытый тяжелым камнем, ведет внутрь склепа, где на каменных скамьях лежат останки, укутанные подобно мумиям. Через определенные промежутки времени, обычно каждые четыре-пять лет, особенно когда семья добивается определенного материального благосостояния, останки выносят из склепа, перепеленывают в новые саваны, так называемые ламба мена, и торжественно проносят по деревне.
Данный обычай встречается только на плато. Объясняется он по-разному. Одни ученые считают, что праздник отмечают тогда, когда семья добивается известного благосостояния и хочет показать предкам рисовые поля; другие же полагают, что первые поселенцы Мадагаскара взяли со своих детей слово, что после их смерти дети доставят тела родителей на родину. И вот, чтобы показать предкам, что обещание не забыто, хотя возвращение на родину и невозможно, потомки время от времени выносят их останки из склепов и проносят по деревне.
На высокой глиняной стене вокруг гробницы сидело много людей в праздничном одеянии, с перекинутыми через плечо белыми ламба. Статс-секретарь попросил главу семьи разрешить мне присутствовать на празднестве.
Эта женщина, сказал он, приехала из Андафи, чтобы изучить обычаи малагасийского народа. Она уже много слышала об обряде фамадихана, но ни разу не видела его.
Глава семьи важно кивнул головой, и снова заиграла музыка. Увлеченная зрелищем, я переходила с места на место и даже сделала несколько снимков.
Тело вынесли из склепа и завернули в свежую ламба мена, что значит «красное полотно» (в прежние времена для этой цели использовался тяжелый шелк красного цвета). Шелковые полотна грубого прядения выделывают из нити мадагаскарского шелкопряда. Вероятно, благодаря краске с высоким содержанием дубильной кислоты трупы хорошо мумифицируются. Рассказывают, что труп одного члена бывшего королевского дома племени хова, «перепеленатый» в тридцать смен ламба мена, отлично сохранялся в течение целого столетия.
Помимо жителей плато, всем остальным племенам Мадагаскара этот обычай незнаком. Более того, у племен на юге острова вскрытие могил запрещено, к ним никогда не приближаются, а если нужно пройти мимо, то обходят их стороной, чтобы не потревожить покой предков. Поэтому захоронения, лишенные ухода, разрушаются.
Постепенно стемнело, пора было ехать дальше.
По прибытии в Тананариве мы немедленно отправились к руководителю экспедиции, и от него я узнала следующее.
Еще несколько лет тому назад он побывал в малоизученной западной части острова. Однажды, плывя на лодке по реке Манамбулу, он заметил, что в одном определенном месте, в ущелье реки, люди замолкали и переставали грести. В тот раз тайна так и осталась нераскрытой, но в нем пробудилось любопытство, и на следующий год они с другом предприняли экспедицию из Белобаки в горы Бемараха. Спустившись на канате в ущелье Манамбулу, исследователи обнаружили пещеры, в одной из которых в полумраке белел человеческий череп. Тогда они решили исследовать другую большую пещеру, уходившую в глубь горы. Там-то они и нашли несколько скелетов вместе с различными предметами, включая золотые монеты XVII века. Скелеты были сложены в мешок и доставлены в Тананариве. Антропологическое исследование показало, что скелеты принадлежали людям ростом около ста пятидесяти сантиметров, занимавшимся выращиванием риса. Однако в Белобаку, где, по некоторым предположениям, живут вазимба, ученые не заходили.
Все, что я узнала, было очень интересно, но не могло служить причиной для моего отказа от продолжения экспедиции. Поэтому на другой день я снова выехала в Цируанумандиди, твердо решив больше нигде не останавливаться.
В Цируанумандиди меня ожидал приятный сюрпризвстреча с Махатао. Он пришел в город, чтобы узнать цены на скот и дождаться моего возвращения.
Я знал, что вы вернетесь, сказал он и обратился к сопровождавшим его мужчинам:
Эту вазаху я люблю, как свою старшую дочь, и буду охранять ее, как отец.
С быстротой молнии в Цируанумандиди распространилась весть о том, что на другой день в Белобаку отправляется машина.
Придя утром на стоянку, я увидела, что кузов маленького грузовика полон народа.
Малагасийцы любят путешествовать. Им ничего не стоит вернуться назад пешком, если есть возможность прокатиться на автомобиле. Ходьба не утомляет их, и они охотно путешествуют. Если необходимо, они много и добросовестно работают, но не любят, когда их к этому принуждают: они привыкли вести свободную и независимую жизнь. Если у них появляется желание посетить родных в деревне, находящейся на расстоянии трехдневного перехода, они без долгих раздумий отправляются в путь. Точно также пассажиры, заполнившие грузовик, ехали в Белобаку лишь затем, чтобы повидать родственников, поболтать с ними о семейных делах, о ценах на быков и предстоящей уборке риса; их ничуть не смущал тот факт, что возвращаться домой придется пешком, то есть провести на ногах ни много ни мало целый день.
Примерно в восьми километрах от Белобаки мы нагнали троих мужчин.
Остановитесь! попросила я шофера. Подвезем их до деревни!
Неожиданно все трое словно сквозь землю провалились.
Шофер нажал на клаксон, а мужчины в кузове стали звать их громкими криками. Наконец все трое выползли из ямы, поросшей густой травой, и забрались в кузов. Придя в себя, они рассказали о причине своего страха.
На прошлой неделе, сообщил один из них, трое разбойников в одежде жандармов разграбили целую деревню. Они приехали на такой же, как ваша, машине и, угрожая пистолетами, вызвали старосту и потребовали у него отчета о делах деревни, а затем велели собрать всех жителей на сходку. Вначале их приняли за настоящих жандармов, и лишь после того, как они потребовали заплатить немедленно, да еще в небывало высоких размерах, налоги и, кроме того, у одного мужчины, продавшего недавно большую партию волов, отобрали всю выручку, люди поняли, что перед ними не жандармы, а разбойники.
Далее он рассказал, что жителям ничего не оставалось делать, как отдать все наличные деньги. Пассажиры оживленно принялись обсуждать происшествие.