Тарасов шагнул по штреку, неестественно вытянув вперед руку с находкой. Несколько раз он останавливался, как бы подыскивая место, куда лучше всего отбросить капсюль. Но, опомнившись, шел вперед по штреку, по квершлагу, поднимался по лестницам, ходкам, не останавливался на промежуточных площадках, упорно добираясь к поверхности.
Только там, присев на первое попавшееся бревно, чуть в стороне от устья шахты, когда сознание пришло в норму, Тарасов спокойно снял капсюль и положил его в карман, хотя это можно было сделать сразу, на месте. Он заметил рядом Устинова и рассмеялся:
Как же это мы с тобой, Устиныч, а?
Бывает
А где же главный? спросил Тарасов.
Переодеваться пошел, с усмешкой ответил старик.
Жаль! Надо бы доспорить.
Без толку. Видно, без него придется Устинов был, безусловно, прав. Надо было делать, делать многое а времени оставалось все меньше.
Спустя несколько дней Тарасов встретил приземистого парня с сердитым взглядом, палившего в рассечке, когда они оказались прижатыми к старому забою.
Здравствуй, знакомец! Ну как, здорово тебе попало от главного тогда? шутливо спросил Тарасов.
Да ну! И не ходил. Я же ничем не виноват. Видно, с вами поспорил, а на меня с выговором. Надо было спокойно повернуться и уйти, пускай сам бы он палил. Людей я пожалел. Смену им надо было обеспечить.
Но кое-то в чем он ведь прав был. А?
Взрывник рассмеялся.
А разве по-человечески это же сказать нельзя?
Сколько вы тогда шпуров заряжали? спросил Тарасов, уходя от необходимости давать характеристику человеку, виноватому во всем, что могло случиться.
Пять. Про недочет знаю. В квершлаге стоял, как вы капсюль свой выносили. Да теперь, пожалуй, уже весь рудник об этом знает. Смеется народ. Говорят, Тарасов мужик подходящий, что хошь найдет, недочет враз ликвидировал.
Ну? А что я его на-гора тащил, молчат?!
Просто счастливый вы человек, и только, не замечая шутки продолжал взрывник. Хотя я тогда шнуры чуть не в два раза дольше отрезал, чем надо. Думал, опомнитесь, что уходить надо. Слышунет. Срок подходит, а они сидят, Корчмарев разливается Минуты три я ждал, может и меньше, пока сам не напугался. Тушитьпоздно; вам крикнутьеще хуже: люди могут разум потерять. Не дай бог с испугу от крика бросились бы кто куда, замешкались, поскользнулись, да мало ли. Пока рвало, меня всего как в лихорадке било. А тут еще недочет! Только когда голоса ваши услышал, полегчало. Живы, думаю, целые. Тогда сразу про обиду свою вспомнил Не наш он, главный-то, не горный человек.
Ишь ты какой
Мы все такие А он, Корчмарев, фабрику свою знает да, сказывают, бумаги может сочинять, и все А тут надо вместе с народом, артельно в горе дело делать.
Вот и этот говоритнадо, но как?
10Тарасовка
Польников приходил домой после тяжелого рабочего дня. Хозяйство у него было небольшим, но разнообразным и потому сложным, особенно если принять во внимание, что рудник жил на очень ограниченные средства. Нужно было напрягать все нервы, всю волю, чтобы не опустить руки, чтобы поддерживать рабочее состояние всего коллектива, пресекать неверие в завтрашний день, которое нет-нет да проскальзывало.
Тарасов все дни, а иногда и сутки напролет проводил в выработках. Подолгу беседовал со старыми горняками, много лет поработавшими в шахтах Кара-Кыза. Уходил с первыми лучами солнца, как и Польников, а возвращался, когда ноги уже подгибались от усталости. Бывало, выбившись из сил, Устиныч просил пощады и отправлялся домой. Он знал, что любые попытки вытащить Тарасова из шахты, особенно если найдено что-то интересное, безнадежны.
Польников чувствовал, что Тарасов поверил в возможность сохранить огни рудничного поселка и, значит, стал союзником коллектива. Главным, но не самым сильным. Отдалить или отменить приезд московской комиссии, которая должна вынести окончательное решение о судьбе рудника, могли только какие-то коренные изменения в его делах. Прежде всего следовало выполнять план добычи золота или хоть приблизиться к нему, иметь запас руды, который можно разрабатывать, и реальные доказательства перспективности дальнейших разведок.
Директору казалось, что геолог действует слишком медленно, забыл об опасности, нависшей над рудником, о задачах, которые нужно решать немедленно. Ведь даже если он что-то и придумал, то едва ли представители центра станут считаться с высказываниями какого-то районного инженера.
Как вернуть Тарасова к суровой действительности? Подсказывали же Польникову в тресте, что «чудак» в этой комиссии человек неподходящий. «Попросили бы вы назначить кого-нибудь постарше, поопытнее», говорили ему. Может быть, и правда Хотя, конечно, от него никак не зависел состав комиссии.
Однажды он специально просидел за столом до глубокой ночи в ожидании своего сожителя, рассчитывая за крепким чаем либо за рюмкой водки поговорить начистоту. Но Тарасов пришел лишь под утро. Заряд пропал, а утренний разговор вылился в стычку.
Польников обратился к лежащему на кровати геологу.
Скажи, долго еще твои экскурсии будут продолжаться? Не пора ли хоть что-то решать.
Тарасов вскочил, рывком натянул на себя одежду.
Немного еще потерпи; кажется, начинает получаться. Кое-что я уже теперь знаю твердо.
Я-то могу ждать и потерпеть, а вот дело не ждет. Неужели ты вообразил, что я ничего не понимаю? Пока я вижу, что ты, Михаил Федорович, тянешь, да еще и молчишь.
Скоро заговорю.
Смотри, как бы не опоздать.
Тебе не нравится, как я работаю? Так попроси у треста другого эксперта. На мне свет клином не сошелся.
Теперь просить поздно, все сроки прошли, в сердцах ответил Польников. Стукнул дверью и вышел на улицу.
Размолвка продолжалась почти всю неделю. Просвет появился в день выздоровления соседки. Оба еще спали, когда она, потихоньку войдя в дом, ахнула и принялась за уборку, затопила печи.
Хозяин и гость проснулись в тепле, да еще наполненном вкусным запахом жареной картошки. Дружно встали, плотно позавтракали и, получив команду «без бани домой не являться», в отличном настроении разошлись на работу.
Вечером впервые за много дней вместе сели за стол, покрытый чистой скатертью.
Как с планом? осторожно спросил Тарасов.
Не спрашивай. Опять за месяц сорок пятьпятьдесят процентов, не больше.
Все дни?
А что? насторожился Польников.
Интересно.
Несколько смен фабрика давала лучше, чем обычно. Дня два совсем хорошо, даже больше плана. Но я теперь радоваться не тороплюсь. Раньше тоже бывали дни, когда какой-нибудь государственный участок или артель старателей вперед вырвутся. Дадут немного хорошей руды, смену-две отработаем, а там опять все по-старому.
Да ты, я вижу, скептиком стал.
На каком же основании такой вывод?
Даже мечтать боишься.
Зато ты сегодня, Михаил Федорович, больно весел.
Давай-ка лучше спать, а то опять поругаемся.
Нет. Давай серьезно поговорим. На днях собираемся послушать твою информацию в партийной организации. Пойми же, терпения не хватает.
Ванечка, дорогой, только не злись. Прошу тебя, помолчим еще недельку, не больше. Честное слово!
Ответ Тарасова, да еще в такой неожиданно теплой форме, вызвал улыбку у готового разозлиться Польникова.
А что тебе даст такая отсрочка?
Не мне, а нам, всем нам. Хочу, чтобы огни Кара-Кыза не потухли, веришь?
Пожалуй, верю.
Вот и все. Большего я. и не хочу.
Ладно, несколько дней потерпим.
Утром Тарасов опять ушел до рассвета.
В последующие сутки он являлся домой в самое неопределенное время, чаще глубокой ночью. Спал часа три-четыре. Съедал, что оказывалось на столе, и убегал снова.
Непрерывна и бесконечно многообразна жизнь Земли. Свыше трех миллиардов лет насчитывает одна лишь достоверная история ее каменной корки, доступной для непосредственного наблюдения.
Человек нашел способы определять возраст камня с точностью до нескольких тысяч лет. Но для этого нужно иметь этот самый камень и подвергнуть его очень сложному анализу. Обнаружить радиоактивные минералы и выяснить, какое количество их успело подвергнуться распаду, скорость которого известна.
Ученые долго спорили, что считать земной корой. Многие согласились называть этим термином каменную оболочку планеты, как говорят, литосферу. Однако никто не знал, где кончается камень и начинается то, что следует относить к мантии, и где ее граница с ядром Земли. Решение принесли детальные исследования скорости прохождения через Землю сейсмических волн, вызываемых землетрясениями. Оказалось, что они ведут себя удивительно оригинально. Распространяясь всюду вблизи поверхности Земли с почти одинаковой скоростью, на некоторых глубинах они испытывают резкое ускорение или замедление.
Так, на глубине от. восьми до семидесяти километров от поверхности (глубина эта больше в горах, а меньше на дне океанов) скорость резко возрастает. По мере дальнейшего движения волн к центру Земли происходит еще несколько скачков скорости. Каждое такое изменение, несомненно, свидетельствует о том, что волна вошла в среду, находящуюся в каком-то другом состоянии, обладающую, например, большей плотностью или иной электропроводностью. Эти изменения удалось измерить, а значит, и выяснить некоторые данные о состоянии внутренних частей Земли.
Так было установлено, что внутренняя часть Земли вовсе не огненно-жидкая, как предполагали некоторые ученые, и вместе с тем не состоит из сплошной массы железа и никеля, как утверждали другие.
Неопровержимо доказано, что внутреннее вещество нашей планеты находится в исключительно уплотненном состоянии. Оно много тверже самой крепкой стали, хотя по химическому составу, вероятно, не очень отличается от веществ, слагающих поверхность Земли. На больших глубинах господствуют колоссальные давления и довольно высокая температура; благодаря этому любое вещество приобретает новые свойства. Уменьшаются расстояния между составляющими его ионами или атомами, а затем и между частями атомаэлектронами. Как говорят, вещество становится металлизированным.
Но если только сократится давление, например в результате появления какой-нибудь трещины, металлизированные массы разнообразных веществ потекут в сторону этой трещины. Так образуется расплав-раствор, который называют магмой. Иногда через открытые жерла вулканов магма выливается на поверхность, и тогда ее можно наблюдать либо в виде потоков расплавленного камня в момент извержения, либо в виде скоплений застывшей лавы, например громадных масс черного базальта.
Широко известны извержения лавы из Везувия, Этны, Ключевской сопки или лавовые озера на Гавайских островах. В различных частях земного шара можно встретить следы извержений ныне потухших вулканов.
В зависимости от химического состава лава может быть жидкой и будет течь, почти как вода, или, напротив, окажется настолько густой, что не выдержит и взорвется вся вулканическая постройка. Так, относительно недавно на глазах человечества произошли страшные взрывы вулканических гор Бандайсан в Японии и Рокота в Индонезии.
Но может случиться, что магма, устремившись в трещину, расплавит окружающие горные породы, а затем застынет, не достигнув поверхности. Пройдут многие тысячелетия. Вода, ветер, солнце, разрушая горы, обнажат эту застывшую на глубине магму. Она предстанет перед взорами людей в виде массы кристаллических горных пород, например гранитов.
Большинство ученых считают, что образование магмы и ее кристаллизация происходят в верхних частях земной коры. Особенность этой части Земли заключается в ее подвижности; здесь идет непрерывное разделение веществ по удельным весам: легкие частицы всплывают вверх, а более тяжелые остаются на месте или даже несколько опускаются вглубь.
В момент образования магма содержит практически все химические элементы, известные человеку. По мере того как снижается температура магмы и изменяется давление, из раствора-расплава начинают выпадать различные минералы.
Дольше других задерживаются в расплаве соедине-ния с летучими элементами, например бором, фтором или хлором. Здесь могут быть и олово, и золото, многие редкие и цветные металлы. Такие части магмы легко подвижны. При малейшей возможности они устремляются в стороны по порам или трещинам. Посланцы магмы будут вступать в химические реакции обмена с окружающими их породами. Начинается образование самых разнообразных по форме тел. Если такое тело выполнит открытую трещину, то получится жила.
Но разнообразные жилы или скопления магматических пород непрерывно подвергаются изменениям. Их разрушают или изменяют новые порции магмы на глубине, а вблизи поверхностивыветривание; кроме того, их будут разбивать новые разнообразные трещины.
Доказательства справедливости приведенных рассуждений Тарасов встречал на каждом шагу, когда ударами кайла обнажал свежие участки в кровле или стенках горных выработок. Устинов напряженно следил за своим спутником, стараясь разгадать, что же наконец сможет узнать этот человек, полюбившийся ему работоспособностью и желанием полностью разобраться в делах рудника.
Тарасов отколол кусок сланца, прорезанного тонкой кварцевой жилой, и протянул его Устинову.
Хороша, а?!
На поверхности обломка красовалась створка раковины, как бы высеченная искусным художником. Камень сохранил мельчайшие детали рисунка.
Этого добра нам не занимать. Правда, здесь они попадаются реже, чем в известняках, только нам-то к чему эти ракушки.
Вот тут уж мы не сойдемся, твердо ответил Тарасов.
Я к тому говорю, что в них нашего металла нет. По крайней мере жизнь прожил, а не слыхал, чтобы из каменных ракушек золото или другой добрый металл добывали.
Давайте разберемся.
Ну-ну.
На глубине из магмы образовались, к примеру, граниты. Прошли миллионы лет, и наши граниты оказались на поверхности земли, открытые теплу и холоду, ветру и воде. Да вот смотрите, Тарасов поднял обломок породы. Сколько в нем разнообразных минералов. Один темный, другой светлый, один твердый, другой помягче. В одном содержатся железо и сера, в другомалюминий и кремний. Попала вода. Тот, что из железа и серы, начнет окисляться, какой-то из минералов растворится, а третий, кварц например, останется таким, как был.
Это понятно.
Ладно. Допустим, что солнце согрело камень. Темные минералы нагреются быстрее светлых, а ночью или в дождь быстрее остынут. В результате появятся трещинки, а потом и вся порода рассыплется. Оторванные куски покатятся по склону. Их подхватят потоки, отшлифуют, отсортируюттяжелые и крупные камни останутся на месте, легкие или мелкие частицы поток понесет вниз и там где-то отложит. Пройдут снова многие миллионы лет, и обломки сцементируются, превратятся в каменьосадочные горные породы. Покрываясь новыми толщами, они будут опускаться на глубину, сомнутся в складки или разорвутся, а там, гляди, новые порции магмы захватят их и переплавят. Однако даже и в этом случае у геолога остается немало данных, по которым можно судить о возрасте и условиях образования пород. Самое простоеискать остатки животных или растительных организмов, погибших и захороненных природой в период накопления слоя песчаников, сланцев или известняков.
Это все понятно. Ну а где же золото?
Сейчас. Представьте себе, что осадочные слои были не только смяты в складки, но еще разорваны трещинами. По таким трещинам прошли растворы с золотом, отложились рудные жилы. Но позднее могли оказаться разорванными не только слои горных пород, но и эти жилы. Часто такие разрывы сопровождаются подвижками. Куски жил или слоев вместе с жилами могут еще и передвинуться на десятки, а то и на сотни метров.
У нас говорят: сброшены.
Правильно. Сброшены или сдвинуты, когда как. А то бывает, что сбросит, да еще и подвинет в сторону. Попробуй найти такое сброшенное крыло, если не знаешь, как лежат горные породы на всем участке.
Да, дело замысловатое
Вот тут-то и пригодятся ракушки. В одном слое они есть, в другом нет. А если и найдутся, то каждый раз иные. По ним можно приблизительно определить возраст горных пород, а значит, и строение участка.
Горная выработка, по которой шли Тарасов и Устинов, была штреком, то есть шла по рудному телу. Она прорезала устойчивые горные породы и почти не имела крепи. Редкие стойки и поперечные лежни на них не мешали осмотру. Среди массы темно-серых, почти черных осадочных пород хорошо выделялась белесая полоса кварца толщиной в полметра.