Переходить горные реки весной можно только в заполненных «верховодкой» участках. Сухой же лед опасен, так как в нем могут оказаться трещины, при этом совсем не обязательно, чтобы они были зияющими. Напротив, сеть тонких пересекающихся мелких трещин куда опаснее: незаметная сверху, она превращает плотный лед в рыхлую дресву; наступил, провалился и поминай как звали.
Выбрав заполненную снегом лощину, Макаров срубил несколько плотных еловых веток, сел на них и, пользуясь посохом как тормозом, начал быстро спускаться вниз. Через сотню метров «ковер» въехал в кустарник. Пришлось выбираться, выпутываясь из веток шиповника и ежевики. Жук спускался в стороне и теперь внимательно следил за происходящим, чуть склонив набок голову, точно подсмеиваясь над хозяином.
Совсем близко раздался выстрел.
Нарезное Сволочь процедил Макаров.
Стреляли где-то ниже по течению распадка.
Ко мне! прошептал Макаров.
В следующую минуту человек и собака, запыхавшись, добрались до густой поросли молодых елок. Макаров снял с плеча ружье. С сухим щелчком закрылся затвор. Вогнал в стволы надрезанные на концах «жиганы». Такими пулями обычно пользовались для охоты на кабана или медведя. «Жиган» впивался в тело зверя, создавая при этом большую рваную рану. Но он действует на относительно небольшом расстоянии.
Хотел же карабин взять Малопульку и то лучше, чем этот огнемет Все маскировка проклятая. Но ничего, даром не дамся! Прикурят они у меня!.. Однако место выбралиуйти некуда.
Действительно, он оказался в огромном естественном капкане. Сзади долина замыкалась лишенным растительности полуцирком с небольшими углублениями. Еще в недавнем прошлом в этих углублениях накапливался снег, создавая начало горного ледника. Это подтверждала и форма склонов нижней части долины. Пологие водоразделы круто переходили в прямой склон, примерно на половине они резко изгибались, становились как бы бортами большого вогнутого корыта с каменистыми стенками, на дне которого теперь был лес. Такие долины создаются только ледником. Масса льда, медленно сползая по долине, вмораживает в себя камни, оторвавшиеся на склонах или со дна. Эти камни в свою очередь срываются с места, шлифуют и истирают окружающие скалы. В конце концов выпахивается корытообразная долина.
С обеих сторон ельник зажимали крутые стенки «корыта», а вниз по течению, вероятно, находился враг. Лес там рос пятнами и хорошо просматривался; пока ничего подозрительного не было заметно. Выстрелов не повторялось.
Жук довольно долго смотрел вниз, в долину, но постепенно успокоился. Шерсть, стоявшая дыбом у холки, опустилась. Пес сел, потом лег, положив голову на лапы. Время от времени он приподнимал ее, глядел на хозяина, потом по направлению его взгляда. Наконец начал дремать.
Спокойствие собаки передалось Макарову. Он опустил ружье. Был даже момент, когда подумал, что ослышалсяпринял звук лопнувшего под напором вешних вод ледяного бугра на реке или треск обломившегося дерева за ружейный выстрел. Но тут же отбросил эту мысль.
Чепуха! Что, я таежного щелчка от выстрелов не отличу? говорил он сам себе. Не в том вопрос. Подкарауливают, наверное, меня теперь, как зверя. Знают, что уйти некуда. Сзади все голо.
Солнце село. Начинало сереть. А сумерки вызывали самые противные мысли.
Вылези зря, собьют, как куропатку на току. Ничего Только бы ночка потемнее!.. Уйдем Нам лишь бы через хребтину переползти
В следующий час к обычным шорохам слабо залесенной долины не прибавлялось ни единого звука. Но человек и собака продолжали сидеть, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Появился туман, в его плотной массе таяли очертания окружающих предметов.
Где-то совсем рядом прошлепал задними лапами заяц. Жук напружинился, готовый к рывку.
Еще не хватало! Сидеть!
Понемногу исчезли в сумерках границы водоразделов с небесным сводом. Теперь склоны долины вставали сплошными стенками, смыкавшимися где-то в зените. Надвигалась ночь. Начал давать себя чувствовать холодособенный, предвесенний, промозглый. Мелкая дрожь уже не раз пронизывала собаку, а теперь охватила и хозяина.
А! Ладно Дальше, может, хуже будет Попробуем.
Сбросил с себя зипун и старательно приторочил его к санкам. Теперь он оставался только в ватнике, серый цвет которого сливался с вечерней окраской окружающих предметов.
Так-то полегче. А это все имущество вместе с санками при необходимости им под ноги пустим, как волчьей стае. Пусть думают, что заряд Пошли, Жук!
Макаров, крадучись, двинулся от елочки к елочке в сторону правого склона. Здесь лес поднимался почти до вершины одной из лощин. После каждого шага человек и собака застывали, напряженно вслушивались и вглядывались в серую мглу. Пришлось пройти несколько десятков метров вниз по долине, чтобы добраться до этой лощины. Там и склон был несколько сглажен осыпями и оползнем. Какими длинными показались эти метры!
Любой водный поток, большой или маленький, у своего устья создает нагромождение ила, песка, гальки и валунов. Иногда такое нагромождение состоит из остроугольных обломков, чаще из округлых или плоских, как говорят, «окатанных», отшлифованных галек. Если внимательно присмотреться к горному ручью, то можно заметить, что он состоит из бесконечного числа водопадиков. Как только воды в ручье становится больше, например после дождя или в период таяния снегов, они оживают. Вода ударяет камни друг о друга, сбивает острые углы, а когда камень попадает под водопадик, то сглаживание идет быстрее: он начинает вращаться, пока не превратится в хорошо отполированную гальку, которая начинает скользить вниз по руслу потока. Такие нагромождения принято называть «конусами выноса». У небольших потоков конусы выноса обычно лишены растительности. Она не успевает вырасти, как очередной паводок сметает все на своем пути.
Подойдя к конусу выноса, отделявшему днище долины от залесенной лощины, Макаров долго стоял. Наконец решился. Привязал к лямке от санок длинную веревку и вытолкнул их вперед насколько хватило сил. В несколько прыжков преодолел оголенный участок пути. Прижался к кустам. Подождал и начал потихоньку подтягивать к себе санки.
Игра с санками заинтересовала Жука. Пес скатился вниз к медленно двигавшемуся грузу, намереваясь схватить его зубами. Такая резвость, несомненно, объяснялась тем, что он долгие часы просидел, почти не двигаясь, рядом с хозяином в засаде.
Назад, гадина!
Это было худшее из всего, что можно было сделать. Пытаясь остановиться на крутом склоне, Жук задел за веревку, запутался в ней, рванул санки покатились вниз. Поняв свою провинность, пес отскочил в сторону и распластался на снегу в ожидании жестокого наказания.
Макаров сначала оцепенел от неожиданности и злости. Но потом выпрямился и спокойно пошел вниз к санкам. Он даже не ударил Жука. Поведение собаки еще раз убедило, что поблизости нет никого чужого.
И-и-и-и! Ги-ги-ги! Ги-и-и-и-и!
Дикий, протяжный крик раздался совсем близко. Так обычно кричат пасечники и люди, оставшиеся на ночь в незнакомой таежной избушке, отпугивая в ночи медведей. Но в такое время года гуляющий «хозяин тайги» был исключительной редкостью. Крик был непонятен.
Уходить надо. А то, Жук, не придется нам с тобой больше ужинать
С перевала открылся вид на долинку, несколько более залесенную, чем предыдущая. А прямо под тем местом, где стоял Макаров, располагалась небольшая заимка пасечника или лесника, который, по-видимому, был причиной всех пережитых страхов. Хозяин дома стоял около открытой двери в облаке пара и истошно орал:
И-и-и-и! Ги-ги-ги-ги!
«Чего он орет? подумал Макаров. Сам как медведь. Не иначе, как от скуки, а может, от страха. Один, наверное?»
Усталость и ощущение холода взяли верх над осторожностью. Маскироваться все равно было бессмысленно, так как он, конечно, был отчетливо виден от избушки.
Больше не прячась, Макаров быстро спустился на тропу, идущую по борту долины, и направился к дому.
Здорово!
Здорово, коль не шутишь. Откуда такой к ночи?
Дальний, из города я
Ну? А сюда как занесло?
Да вот заблудился, видно. Хотел на прямую. К вечеру бы мне в Михайловку надо. Да не вышло.
Прямо только вороны летают. А отсюда в Михайловку твою только зимой прямая тропа.
Пошто? спросил Макаров.
По весне здесь не ходим. Река, паря, тут сурьезная. На Иртыше лед стоитпушкой не прошибешь, а здесь пропарины. Вот охотники стояли, так ушли. Вторую ночь один ночую. Верно, уже причалились. Нам сюда телеграммов не носят.
А почему ушлидобычи нету?
Сказал же. Полыньи открылись. Стало быть, толку от добычи нет. До транспорту скиснет. Зайдешь обогреться или пойдешь?
Погреюсь, однако, ночь
Ну, заходи что ли. А то выстудим.
Гость вошел в избу и внимательно огляделся. Хозяин говорил правдуон был один.
А чего ты ревел? не выдержал Макаров. Или медведь ходит?
Да кто его знает. Вроде вчера на след натыкался свежий. Недалеко. Потом за охотниками собака моя увязалась.
Хороша собака.
Наддал я ей перед тем, она и ушла. Осерчала что ли? Видать, один теперь остался до лета. А может, вернется еще собака?
Как же один, а то чье? полюбопытствовал Макаров, показывая на аккуратно застеленную кровать, на красиво расшитый петухами рушник и такие же подборы по переднему краю кровати.
Так то Маньки, жены. Она лесником числится, а я как помощником.
Что же это теперь за порядки. Бабы в лесу верховодят?
Пошто говоришь не знаючи? Она старого лесника дочь, тайгу знает. Деляна перешла ей вроде как по наследству.
А сейчас где?
По санному еще увез. Роды первые и двойня До лета у моих в деревне поживет. Ейные-то померли.
А сам как же?
Не впервой. Хотя иногда скушно. Опять же запас пропадает. На всех четверых готовил.
Молча скрутив цигарку, хозяин спросил:
А у тебя есть кто?
Макаров ответил уклончиво:
Все есть. Как у доброго волка. Была хата, да от дождя сгорела. Выросли мои, сами себе хлеб зарабатывают.
Пес у тебя ладный.
Ничего.
Мне бы такого.
Заведи. Только опять прибьешьуйдет. Ни к чему тебе такую.
Лесник не обиделся злой шутке. Он, видимо, еще не привык к одиночеству и молчанию.
Звать-то тебя как? перевел он разговор на другую тему.
Иваном Петровым. По батьке Михайловичем кличут. А тебя?
Тимкой. А чего ты в такую непогодь перед распутицей в сёло-то собрался?
Узнав, что гость идет ревизовать сельскую кооперативную лавку, Тимка с жаром начал рассказывать об обманщике-лавочнике, бывшем приказчике недавно раскулаченного купца. Он даже заставил его осмотреть все заготовленные припасы, среди которых были испорченные консервы, что подсунул «тот пройдоха».
А вот то, гляди-ка, паек лежит, что из промхоза дали. На всю семью, по первой рабочей категории, да еще помощь на детей малых. Здесь без обмана. До приезда сохранится.
Поужинали горячей кашей. Вдоволь напились чаю. Накормили пса, и Жук лег около двери с таким видом, будто был главным лицом в доме. Разговор вертелся вокруг новостей из города, а потом снова вернулся к таежным делам.
Плохо без собаки. Совсем один. А люди придут нескоро. Месяца, может, через два, задумчиво сказал Тимка, укладываясь на широкую рубленую скамью и указав Макарову на другую.
Что же ты не на кровать? удивился гость.
Это как же я без нее лягу. Сама застелила, сама и разберет. А пока, до приезда, пущай стоит. Я только вот люльку широкую, на двоих, к кровати сделаю. Кончаю уже, резьба осталась Даты спи. Если завтра идти, так по утреннику, иначе река не пустит. Тех-то я еле переправил. Трещит.
А переход через реку обозначается?
Старый-то след виден, да как раз в полынью ведет. Вплавь тоже раньше как недели через две не переберешься. Однако если знать, так пешим проползти еще можно. Дня, может, три-четыре местами продержится, а там лучше не суйся. Хорошо сено успел вывезти с той стороны. Кони у меня здесь. Свой один да артельных пара. Плату за них, сказывали, не богато, но дадут. Хотя они и копытят, но лучше, когда сено есть.
Макаров проснулся больным, собирался идти дальше, но лесник уговорил его отдохнуть «хоша день».
Долго нежились в жарко натопленной бане, по-черному, но с паром и свежим березовым веником. Приготовили прямо-таки праздничный обед: в русской печи, на листе, запекли сразу трех зайцев; нашлась и бутылка водки.
Эго у меня для растирания больше, как бы извиняясь, говорил Тимка, сам-то я один ее не принимаю.
После водки и сытной еды лесника разморило.
Соврал я, что не пью. Пью иногда. Только после сплю как убитый. А при моем положении это нельзя. В лесу и кони казенные.
А ты ляг пока Коням задал?
А то как же. Ну и ты тоже пораньше ложись. Завтра тебе путь длинный, хорошо, если к вечеру причалишься. Поутру провожу через реку, не сумлевайся. В случае чего собака разбудит. Плохо вот мне без собаки. Ты уйдешь, так совсем один останусь. Кони не в счеттвари бессловесные.
Макаров сказал, что повременит отдыхать. Надо кое-что в дорогу подготовить, починиться.
Как знаешь, ответил Тимка, потянулся, зевнул и через несколько минут захрапел на всю избу.
Макаров ненавидел храп, как и любые посторонние звуки. Попробовал разбудить лесниканичего не вышло.
Ишь ты как ворчит, проклятый! Правду говорил. Пеняй на себя
Стянул с кровати широкое одеяло, расстелил его около скамьи Несильный удар обухом топора, которым лесник мастерил своей двойне люльку, пришелся Тимофею около виска и нанесен был так, чтобы не вызвать большого потока крови Завернув тело в тюк, сделанный из одеяла, Макаров выволок его на двор. Взвалил на неширокие дровяные санки На самой середине реки виднелась длинная полынья. Приближался ледоход. Лед был разбит трещинами, и идти по нему было опасно. Выломав длинную палку, Макаров начал подталкивать ею санки впереди себя к воде. Они пошли, но затормозились, а в тот момент, когда он хотел подойти поближе, льдина хрустнула, качнулась и вместе с грузом медленно поплыла по течению.
Ничего! На первом заторе перевернется!
Обратно шел медленно, стараясь замести следы. В избе долго оглядывался, навел внешний порядок. Даже поправил убор на кровати. Теперь, если кто и появится, можно будет спокойно сказать, что «хозяин, мол, отлучился куда-то. Наверное, к Маньке, в деревню». Макаров усмехнулся своей выдумке.
Остаток дня ушел на разбор так легко доставшегося наследства и его упаковку. Взломал сундук, выбрал белье поновее, деньги, почти не надеванные болотные сапоги, новенький карабин, патроны. Упаковал топор, штуки три лопаты, две кайл ушки, даже кувалду«киянку». Набиралось порядочно. Ему явно подвезло, в избе нашлось все необходимое для упаковкипереметные сумы, мешки, веревка.
Только к ночи вспомнил, что давно пора поесть. Но прежде напоил коней, по-хозяйски задал им корма.
Ночевал он вместе с Жуком на сеновале. Подпер большими поленьями дверь, положил около себя «трофейный» карабин, открытый цинковый ящик с патронами и свою двустволку.
С выбранной им позиции, в дыры между жердями, из которых была собрана стенка, хорошо просматривалась вся долина.
Ночью несколько раз просыпался, беспокойно оглядывался вокруг. То грезился близкий выстрел, то протяжный крик, которым встретила его заимка. Один раз ему даже показалось, что по дороге от реки идет утопленный лесник. Схватил карабин. В это время порыв ветра качнул лес и луна осветила несколько елочек у самой дороги, тени которых могли показаться людьми.
После этого он уже не сомкнул глаз.
С рассветом оставалось подогнать седла, распределить вьюки и отправляться в путь. Груза было с избытком на трех лошадей. Значит, самому снова предстояло передвигаться пешком. Но зато теперь он был богат! Награбленного добра должно было хватить по крайней мере на три-четыре месяца, даже если к нему ничего не добавлять, не охотиться и не ловить рыбу.
Первые лучи солнца застали караван в пути. Макаров с карабином и короткими лыжами за плечами, несколько в стороне Жук, а. дальше, на длинном поводке, одна за другой, три нагруженные лошади.
Теперь нельзя было идти напрямик через горы без тропы. Кроме того, какое-то время следовало уходить петлями, «лисьим следом», чтобы сбить с пути возможных преследователей. Правда, на крайний случай можно было залечь в тайге. А станет совсем туго, то три лошадиэто одному человеку с собакой еда чуть не на год, только сумей сохранить. В то же время путник, идущий караваном, «со всем припасом», всегда вызывает меньше подозрений, чем одинокий бродяга, явившийся неведомо откуда. Конечно, если только не встретятся люди, знающие, как попали в его руки припас и лошади.