Вчера я добросовестно просмотрел все три фильма плюс французскую, итальянскую и американскую кинохронику в перерывах. В большом красивом залеструйки сигаретного дыма, под ногамибанановая кожура, апельсиновые корки, окурки, шелуха «эфиопских семечек» (жареного арахиса). «Ниагара» и модернизированный «Потерянный мир» действительно чушь несусветная. Оба фильмаамериканского производства. Титры-пере-вод на французском, арабском и итальянском языках занимают добрую половину кадра: стоит киногерою нагнуться, и он исчезает за ними. Наш черно-белый «Александр Невский» выглядел куда скромнее, но надо было видеть и слышать реакцию зала! Наиболее экспансивные зрители вслух обсуждали ход великой битвы на льду Чудского озера. В шумной дискуссии я уловил два знакомых слова: «тедеско» (этим итальянским словом в Эфиопии называют немцев) и «москоп».
Почтительно обхожу огромного каменного львасимвол эфиопской государственности, огибаю большую круглую площадь Адуа, прохожу мимо крепких, высоких, живописных солдат, стоящих на посту у здания министерства обороны, и начинаю взбираться по Черчилль-стрит.
Меня обгоняет, надрывно дыша и обволакивая широкий тротуар клубами черного дыма, пузатый красно-оранжевый городской автобус. Пассажиров столько, что кажется, выйти они смогут только в том случае, если автобус полностью демонтируют. Тем не менее кто-то из них ухитряется помахать мне рукой из окна. Я улыбаюсьузнаю знакомого гостиничного клерка.
ЦЕНТР. КАЛЕЙДОСКОП И ЗАМЕДЛЕННАЯ СЪЕМКА
Я люблю эфиопские праздники. Еще большебудни. А сегодня ни то, ни другое. В столичном аэропорту приспущены флагипокинул этот мир принц Сале Селассие.
По радио рекомендуют одеться в траур. У полицейских и гвардейцевчерные нарукавные повязки. После кончины императрицы некоторые мужчины в знак глубокой скорби не брились в течение двух месяцев. В государственных учреждениях траур три дня, в частныходин.
А жизнь идет своим чередом. Исчезают повязки, сбриваются бороды, светит теплое аддис-абебское солнышко.
Жители столицы называют свой город ласково и кратко «Аддис». Этим же сокращением пользуются провинциальные телеграфисты, шоферы на междугородних дорогах и самолетные радисты. Работая в городке Бахар-Дар, мы так часто видим виноватое лицо местного связиста-универсала Ато Захария, закрывающего неудачный сеанс телефонной связи со столицей стереотипной фразой.
Аддис еллем, мистер.
В столице мы предпочитаем останавливаться в отеле «Итеге Менен», названном так по имени императрицы, не только потому, что здесь гораздо меньше, чем в «Расе», гостиничных церемоний, дам-охотников и купцов из Генуи, но и потому, что отель этот расположен в самом центре города, вблизи от важных оффисов, в 100 метрах от веселой, цветастой Пьяццы.
«Итеге Менен»это несколько деревянных оштукатуренных корпусов вокруг теннисного корта плюс ресторан, где угощают не так изысканно, как в «Рае-Отеле», но зато сытнее, что нас вполне устраивает. Если в «Расе» редко встретишь постояльца-эфиопа, то здесь их большинство. Вообще в «Итеге» народ колоритнее.
Деталь, характерная для «Итеге»: в холле, на фасадных террасах и в ресторане постоянно трется «среднесветская элита»столичные стиляги и прилепившиеся к ним мелкие клерки из центральных оффисов. Трудно уловить хотя бы примерное расписание их рабочего дня. Другая достопримечательность гостиницыметровая черепаха живущая на внутреннем дворе «Итеге». Поскольку теннисный корт всегда пуст, черепахе разрешают греться на его укатанных, ярко освещенных солнцем площадках. Около знаменитой черепахи, которая, говорят старше эфиопской столицы, часто щелкают фото- и киноаппараты. На огромный панцирь взбираются дети, а иногда дяди и тети.
В ресторане «Итеге» часто устраивают не очень дорогие званые обеды, банкеты, коктейли и свадьбы. Маленький дворик гостиницы заполняется разношерстными авто, у ворот вырастает стражакоридорные. За решеткой оградымальчишки-газетчики, чистильщики обуви с любопытством разглядывают сверкающую ресторанную посуду.
Справа и слева от «Итеге»два бара. В городе вообще огромное количество баров, кофеен, разных «забегаловок» _ около тысячи заведений, преимущественно крошечных, где можно выпить, закусить, совместить это занятие с чтением или игрой в карты или бильярд. Днем они пусты, к вечеру заполняются горожанами преимущественно мужского пола, в центре городаболее или менее состоятельных сословий. Самый популярный напитокбуна (черный кофе).
Забавны названия этих заведений: или напыщенные, или слащавые: «Король Фасиладас», «Святой Руфаэль», «Золотой закат», «Райский уголок» Бары посолиднее носят английские, французские и итальянские названия, помельче называются по-амхарски или по-арабски. В июне 1964 года муниципалитет Аддис-Абебы запретил владельцам баров, кофеен и лавчонок называть свои учреждения как им заблагорассудится. Газетный комментатор объяснил такое решение весьма недвусмысленно, заявив, что «содержание» этих заведений не всегда, так сказать, вяжется «с духом святых, императоров и великих людей». Отныне вывески должны утверждаться городскими властями.
В центре Аддис-Абебы, на круглой площади, возвышается конная статуя Менелика II. «Царь царей» предстает перед взором соотечественников и гостей своей молодой столицы в том самом одеянии, в котором он объезжал притихшие колонны эфиопских дружин на рассвете, в канун битвы с итальянцами при Адуа в 1896 году: корона-шлем, кавалерийская мантия, крепкая рука сжимает копье-жезл. Менелик II, безусловно, успел сделать больше, чем все его предшественники «колена Соломонова». Чтобы яснее представить себе большой смысл новаторских деяний императора, нужно здесь, на месте, и особенно в Аддис-Абебе, увидеть одновременно Эфиопию сегодняшнюю и Эфиопию тех времен, когда на широкие плечи Менелика легла царская мантия.
В какой уж раз я прохожу или проезжаю по круглой площади Менелика. По одну сторону еесобор св. Георгия, по другуюиз бетона, стекла и пластика строятся новые здания муниципалитета и телевизионного центра. Соборные кресты и телевизионная антенна! Здесь, у каменного императора, встретились две Эфиопии. Наверное поэтому, глядя на конную статую Менелика, я всегда вспоминаю другуюмедного всадника на берегу далекой Невы.
Неподалеку от площади МенеликаПьяццасердце Аддис-Абебы. Официально она именуется Площадью Звезды Хайле Селассие I, а с августа 1966 годаПлощадью генерала де Голля. Таксисты не употребляют такого длинного названия. Да и пешеходы тоже величают центральную площадь города коротким итальянским словом «Пьяцца». От этой просторной площади веером расходятся самые оживленные магистрали города, улицы самых больших магазинов, баров и оффисовХайле Селассие-авеню, Дженерал Каннингем-стрит, Черчилль-стрит, Иден-стрит, проспект Патриотов. К самой Пьяцце крепко приросли здания двух банков, министерства национального развития, управления электрификации, самых Дорогих магазинов.
Пьяццаэто гомон толпы, потоки автомобилей, неоновое сияние, прилипчивые мальчишки-газетчики и мальчишки-галантерейщики; порхающие из одной конторы в другую, изнывающие в ожидании «буна-тайм» (вечернего кофе) «белые воротнички». Пьяццарокки и твисты из витрин самого дорогого магазина грампластинок и Магнитофонных записей. Пьяццанебольшие компании «золотой молодежи»; греки-пекари и армяне-портные, озирающиеся туристы и двое самых красивых в городе Усатых полицейских-регулировщиков. Пьяцца место Для тротуарных студенческих дискуссий и поле деятельности мрачноватых, подозрительных покупателей долларов и продавцов ушедших в историю талеров Марии-Терезии. Пьяцца«полигон» для прогулок дам с собачками, иногда обезьянками, и врата ада для случайно забредших туда окрестных крестьян, шарахающихся от автомобилей, от прилизанных господ, от парней-шутников от собственного отражения в зеркальных витринах. Ну, а главное, Пьяццабарьер между трудовыми и нищими кварталами Текле-Хейманот и юга столицы и чистеньким строгим северо-востоком.
По соседству с шумной Пьяццей гостеприимно встречает многочисленных посетителей Постоянная советская выставка. На ней устраиваются различные экспозиции, читаются лекции и проводятся беседы на амхарском языке, демонстрируются советские кинофильмы. В июле 1964 года на выставке торжественно отмечали первый выпуск слушателей трехгодичных курсов по изучению русского языка. Странно и радостно было слышать из уст коренных аддисабебцев отрывки из произведений Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Некрасова.
На выставке всегда шумно и весело. Особенно много посетителей, помню, толпилось около уличных витрин, заполненных фотоматериалами о советских космонавтах.
ОТ ГОРСТИ ЧЕЧЕВИЦЫ ДО КАРАВАНА ВЕРБЛЮДОВОДИН ЧАС В ТОРГОВОМ ЦАРСТВЕ
В Москве некоторые товарищи рисовали нам радужные картины нашего быта в эфиопской провинцииосновном месте нашей работы, да так, словно они только что вернулись с берегов Голубого Нила. На месте все оказалось сложнее. Оказалось, что нужно срочно приобретать кровать, постель, кастрюли, непромокаемый плащ, резиновые сапоги, консервы, крупу и многое другое. Впрочем, меня это не обескуражило. Если бы не эти прозаические закупкине удалось бы мне в свой первый приезд в эфиопскую столицу побывать на знаменитом аддис-абебском рынке.
Рынок этоткрупнейший в Африке. Так утверждают по крайней мере туристские рекламные листки. Недаром он официально называется Аддис-Кетема, что значит «новый город». Жители Аддис-Абебы обычно называют его итальянским словом «меркато». Сюда, особенно по 26 субботам и в предпраздничные дни, стягиваются десятки тысяч людей из столицы, близких и дальних городов и деревень. Иногда, как сообщают городские власти, здесь собирается до 150 тысяч одних только торговцев. По окраинам, а иногда и по центральным улицам столицы к рынку гонят стада, ведут длинные караваны. Иной раз такое стадо или караван растягивается на целый квартал, создавая заторы в уличном движении.
Аддис-Кетема находится в западной части города Текле-Хейманот. В кварталах Текле-Хейманот сосредоточены жилища городской бедноты, ремесленников, мелких торговцев.
В районе рынка проживает основная масса мусульманского (более 10 % жителей столицымусульмане) населения города. Очень много арабов, главным образом из Йемена. Открытый в 1964 году близ рынка кинотеатр «Аддис Алем» («Новый мир») по пятницам бездействует, ибо, как известно, по этим дням приверженцы Корана должны думать исключительно об аллахе и о делах, ему угодных. Предприимчивые братья (владельцы этого «исламизированного» кинотеатра) стараются раздобыть для своего экрана фильмы арабского и индийского производства, опять же с учетом религиозно-национального состава большинства зрителей. В центре рынка воздвигнута величественная мечеть, которой могут позавидовать даже правоверные Каира и Багдада. Рядом с нею высится не менее внушительная эфиопская церковь. Эти два сооружения лишний раз напоминают о многонациональном и многорелигиозном населении столицы.
Аддис-Кетема не только рынок. Это огромная мастерская столичных ремесленников, кустарей, эфиопских умельцев. Аддис-Кетема, кроме того, средоточие самых Дешевых и грязных баров и сомнительных игорных заведений.
С раннего утра и до заката рынок наполнен сутолокой и беготней, разноязычной речью, страстными меркантильными призывами. Достаточно, однако, побыть там полчаса, чтобы убедиться, что покупателей на рынке заметно меньше, чем продавцов.
В сущности аддис-абебский рынокэто огромный Многоквартальный город, где под открытым небом и в сотнях крошечных лавчонок можно встретить торговцев и товары из всех стран Восточной, Северо-Восточной и даже Западной Африки, а также стран Ближнего и Среднего Востока. Здесь можно купить все, начиная от горсти чечевицы и кончая подержанным автобусом или караваном верблюдов.
В мой первый приезд в Аддис-Абебу меня любезно согласилась проводить на рынок сотрудница нашего посольства, аддис-абебская «старожилка». Позже я понял, что без нее я бы надолго и безнадежно застрял, да, пожалуй, так бы ничего и не купил в этом царстве «деньгитоварденьги». Правы эфиопы, когда говорят: «Не зная где выход, не входи».
Чем дальше уходит от центра людная Каннингем-стрит, тем мельче и невзрачнее магазины, тем тусклее реклама, тем реже мелькают на тротуарах местные щеголи и иностранцы. Еще до въезда в Аддис-Кетема мы увидели несколько колоритных «околобазарных» сценок.
На обочине дороги прочно застрял громадный красный грузовик, груженный мешками с цементом. У заднего борта машины ругань и давкатолпа оборванных людей борется за возможность заработать 3050 центов на переноске мешков к складу.
Через открытые окна замызганного бара слышится магнитофонная запись эфиопских мелодий. У высокой стойки сгорбились молодые люди, что-то тянут через соломинки из малиновых стаканов; за ними компания человек в шесть лениво гоняет шары по бильярдному столу.
У самого рынка на переднее колесо нашего «фиата» неожиданно летит водопад помоев. Девица с опорожненным ведром, в юбке, задранной выше колен, спокойно поворачивается к нам спиной и исчезает за тряпичной занавеской маленькой двери. Таксист адресует неразборчивой Золушке целый поток энергичных выражений. Моя спутница смущена: она уже прилично понимает по-амхарски.
Идем по рынку. На земле, реже на деревянных столах, бесконечные продовольственные ряды: зерно, перец, чечевица, растительное масло, кофе, чай, фрукты, огромные тыквы, яйца, мед, бананы, плоды дынного дерева. Чуть в стороне, на земле и на жердяхштабеля шкур. По соседству мычат коровы, блеют овцы, всхрапывают мулы, квохчут перепуганные куры. Навоз, моча, вонь, рои мух.
Гончарные ряды. Здесь тише и чище. Горшки, кувшины миски всех размеров и формот маленьких кофейных чашечек до громадных, в метр высотой, сосудов для хранения домашнего пива, зерна, меда.
Каменные кварталылавчонки арабов и индийцев. Текстиль и галантерея. Пирамиды дешевых чемоданов и сундучков. Под каменными сводамиобразцы национальной одежды, пестрые зонтики, могущие удовлетворить вкусы самых привередливых покупателей. Запыленные коврики, дешевые одеяния из плотной национальной хлопчатобумажной ткани «абуджедид». Жужжат «зингеры» и другие швейные машины. Любой из сотен портных за час-другой сошьет вам любое платье из любого имеющегося в лавках материала. Все портныемужчины.
Мебельщики, кузнецы, резчики по кости и дереву. А вот здесь, за углом, кучи консервных банок. Из них изготовляют лампадкикураз. На переносных щитахкниги и журналы. Подхожу ближепочти все церковные. Как не вяжутся мертвоголовые святые на пожелтевших обложках с сутолокой, гамом и яркими красками рынка!
Несколько чистеньких итальянских магазинов. Хозяева их брезгливо оглядывают редких деревенских, пропахших потом и перцем покупателей. Намширокие улыбки, учтивая жестикуляция.
Прошло около часа, как мы попали в это торговое царство, а у меня уже кружится голова. Мне повезло: моя спутница помогла закупить почти все необходимое быстро и по сходной цене. Последнее тоже важно. Торговцы при виде иностранцев, не моргнув глазом, называют цены втрое выше существующих. Убедившись, что моей спутнице известна почти вся шкала рыночных цен, а также обнаружив, что она говорит по-амхарски, они, не моргнув глазом, молниеносно снижают цены до их действительного уровня, провожают нас до дверей лавчонки, осыпая скороговоркой ласковых, но малопонятных слов.
Вздох облегчениягудящий, кричащий, смеющийся, просящий рынок позади.
«МОСКОП ХАКИМ»
Это значит «русский доктор». Среди немногих столичных адресов, которые вам может назвать любой аддис-абебец, есть и адрес советской больницы (госпиталя, его здесь называют).
Одна тихая тенистая улица у самого подножия гор Энтото называется именем Россиив честь русских врачей и санитаров, прибывших в Эфиопию в 1896 году, вскоре после битвы при Адуа, в память о самоотверженной помощи русской медицины эфиопскому народу в трудное время его борьбы против итальянских захватчиков.
Путь медицинского отряда был долгим и нелегким. Деятели западноевропейской политики, и прежде всего итальянцы, ухитрялись сооружать на этом пути баррикады, ревностно охраняемые дипломатами, тайной полицией, капитанами дальнего плавания и просто проходимцами, купленными за деньги потомков римлян и «друзей» Эфиопии из Парижа и Лондона. Некоторые историки, кстати, не любят вспоминать об этом.
Только за первые два месяца пребывания в Эфиопии медицинская помощь была оказана 27 тысячам раненых и больных. В день отъезда «москопов» над палаточным городком развивались флаги России и Эфиопии. Русские врачи оставили эфиопам все медицинское оборудование, медикаменты, лагерное имущество и, самое главное, своих учеников-эфиопов. Менелик II провожал врачей и санитаров словами: «Вы покидаете нас, но вы навсегда остаетесь в наших сердцах».