Здесь живут три семьи, которые по своему образу жизни могут быть отнесены в одинаковой степени и к береговым жителям, занимающимся охотой на морского зверя, и к кочующим, или чукчам, занимающимся в основном оленеводством.
И вот сейчас, когда наш утлый «ледокол» подчаливает к берегу, импенашхин (старик по-чукотски) ионит с вершины острова стадо оленей голов на 250, оглашая тишину бухты характерными гортанными криками. Второй чукча, молодой, в своем национальном наряде возится у берега с кожаной байдарой; собираясь на охоту за нерпой. Немудрое вооружение его промысла сложено в байдару. Охота должна быть удачной. Тому свидетели бесчисленные головки нерп, встречаемые нами во время подхода к острову.
Под резиновым днищем клипербота заскрипел песок, и нос мягко ткнулся в отмелый берег. Выскакиваем на сушу, вытаскиваем на песок бот и с возгласом чукотского приветствия «иетти!» подходим к улыбающемуся молодому охотнику. Радостное «менко иетти» (откуда, здравствуй, или откуда приехал?) встречает нас. Одетый в летнюю короткую кухлянку, в брюках и торбазах из нерпы, в летнем без опушки малахае молодой охотник являет собой характерный образ представителя своего племени. Его охотничье снаряжение, не считая карабина, оружие, выработанное вековой мудростью многих поколений предков, тяжелой борьбой с суровой полярной природой добывающих пропитание у моря.
Чтобы убить нерпу, нужно иметь хорошее ружье и верный глаз, но это не стрельба в тире. Мало еще только попасть в миниатюрную головку, на короткое время высовывающуюся из воды, главноедостать нерпу со дна моря и перетащить в байдару, так как за исключением весны и поздней осени убитая нерпа моментально тонет. Надо иметь много сноровки и умения, чтобы достать костяной «закидушкой» на тонком длинном ремне утонувшего зверя.
Обменявшись с нами несложными фразами из смеси русского и чукотского языка, молодой охотник столкнул в воду байдару и, ловко работая одним веслом, быстро поплыл от берега.
Мы направляемся к ярангам и виднеющимся возле них фигурам хозяев. Чукотская ярангаэто что-то вроде хижины, построенной из дерна, камней, китовых ребер и шкур морского зверя. Ее архитектура несложна, но в то же время крайне рациональна и удобна для жизни в Арктике. Из обломков камней и пластов дерна сложен по окружности невысокий барьер-фундамент, на который упираются своим основанием китовые ребра, составляющие купол крыши. На ребра, как на каркас, натянуты моржовые шкуры. Через весь купол перекинуты ремни с подвешенными к ним камнями. Это делается на случай сильного ветра и зимних пург. Внутренность яранги обычна для всей Чукотки: в центре несколько подпор для крыши, на них развешан немудрый хозяйственный скарб, собачьи шлейки и орудия охоты. В задней части яранги находится жилое помещение или так называемый «полот», представляющий прямоугольное сооружение из шкур, наглухо закрытое со всех сторон. Только в верхней части полога имеется небольшое круглое отверстиеотдушина для вентиляции. Передняя часть полога, поднимаясь вверх, служит входом. В этом пологе площадью 812 квадратных метров и живет семья. Неугасимый жировой светильник «экки» день и ночь освещает полог и отопляет его. Температура здесь доходит до 3540 градусов тепла.
Бегло осмотрев ярангу и перекинувшись несколькими словами с миловидной молодой чукчанкой, мы вышли на улицу, где в это время происходили интересные события.
Между ярангами и берегом моря сгрудилось стадо оленей. Чукчи готовились к осенней выбраковке и убою. Красивые, стройные животные точно в предчувствии беды жались друг к другу, воздух оглашался тревожным, низким ревом. Вожак, рослый, белый бык с широко раскинутыми ветвистыми рогами, красиво изогнув шею, топтался перед стадом и временами, закинув на спину свою голову, легкой пружинистой рысью обегал вокруг. Все население яранг от ребятишек до сгорбленных стариков вышло на улицу и, окружив стадо, не давало оленям разбегаться. Двое, один молодой, лет 25, второй пожилой чукча, с собранными кольцами арканов мягкой охотничьей поступью медленно обходят стадо, выискивая нужных им животных. Олени сторонятся их, теснятся и крайние стараются втиснуться в самую, середину.
Вот жертва намечена. Охотники с разных сторон подбираются к ней, перебирая в руках ременные кольца арканов. Вдруг, словно по уговору, с двух сторон слышится свист брошенных лассо, и стадо, стремительно метнувшись в сторону, оставляет на земле бешено бьющееся животное. Молодой неблюй (годовалый олень), храпя и весь дрожа, мечется в петлях-крепких ремней. Чукчи ждут, когда зверь несколько успокоится, и, не спеша перебирая в руках конец ремня, подходят к нему. Неблюй вскочил на ноги и, упершись в землю всеми четырьмя копытами, наклонив почти до земли голову, тянет аркан к себе. Это наиболее подходящий момент для удара. В руке молодого чукчи сверкнуло лезвие ножа, короткий удар под левую лопатку, и через мгновение по телу оленя как электрический ток пробегает первая судорога смертельной дрожи. Ослабевает пружинистое напряжение в стройных ногах. Зверь сразу падает на оба колена, царственная голова с широко открытыми опаловыми глазами никнет к земле, и тело с коротким вздохом валится набок.
С тазом в руках, характерной, развалистой походкой к туше подбегает чукчанка и рукой сгоняет с пушистого меха кровь. Свежевать тушу и разделывать ееженская работа.
Вечереет Над бухтой появляются полосы тумана' стекающего с гор холодного воздуха. Резче выделяются на вершинах острые кекуры (скалы в виде столбов), звонче и громче раздаются над водой крики чаек. Нам лора на катер и домой на корабль. Он вырисовывается у противоположного берега бухты своими красивыми обводами корпуса.
Прощаемся с хозяевами Раутана и остатками папирос в своих портсигарах. Закуривают решительно все.
Сталкиваем свое суденышко, усаживаемся, и оно, послушное мерным ударам весел, выносит нас на подернутую ледком гладь бухты.
С катера, нарушая птичий говор, слышатся гудки, призывающие нас. Товарищам наскучило наше отсутствие, им, видимо, хочется продолжать охоту.
Гребем молча: очарование спускающегося полярного вечера, свежесть и прозрачность хрустального воздухався прелесть арктической природы окружает нас.
ВОКРУГ МЫСА ДЕЖНЕВА
(К трехсотлетию плавания Семена Дежнева из Северного Ледовитого океана в Тихий)
«А в Русскую сторону Носа признака вышла речька, становьте тут у Чукочь делано, что башни из кости китовой» Так Семен Дежнев описывал в своих челобитных признаки, характеризующие местность вблизи «мыса Необходимого» или «Большого Каменного Носа», впоследствии Названного его именем.
По всем признакам, речь идет о поселке Уэлен, что в трех милях к западу от мыса, а за речку он принял уэленскую лагуну и протоку, соединяющую ее с морем. Поселок расположен на песчаной косе, отделяющей лагуну от моря.
Три века назад в сентябрьскую неустойчивую погоду, когда лед Чукотского моря все чаще плотней поджимается к берегам, когда со звонким шелестом мнется под носом судна первое ледяное сало и все чаще и чаще бушуют осенние штормы, кочи Семейки Дежнева с товарищами, бедствуя от непогоды и капризов Студеного моря, прошли этими местами, держа путь из Колымы на поиски «Анадыри-реки». В двадцатых числах сентября 1648 года кочи, гонимые ветрами и течениями, растеряв друг друга, вошли в пролив, обогнув северо-восточную оконечность Азии.
В этом историческом походе была особенно ярко вы, ражена пытливая, целеустремленная и настойчивая на-тура русских людей, смело отправившихся в неизведанный, полный опасности и лишений путь на утлых суденышках, какими являлись плоскодонные однопалубные кочи. Казаки Янского, Колымского, Якутского и Индигирского острожков, неся с собой ясачную кабалу, сами иногда не подозревая, совершали великие географинеские открытия и расширяли границы России.
Одним из самых ярких представителей этих «землепроходцев» был казак из Великого Устюга Семен Иванович Дежневсметливый промышленник, боец и исследователь, своеобразный гуманист того времени.
История, к сожалению, не сохранила до наших дней полной биографии этого замечательного человека. Чуть было не потерялись даже материалы о его великих географических открытиях, одним из которых было разрешение загадки нескольких веков о раздельности материков Азии и Америки.
Просто, но ярко, находя доходчивые образы и определения, Дежнев в своих челобитных и отписках рассказывает об историческом походе из Колымы в Анадырь, о том, как отряд казаков Нижне-Колымского острожка вышел из Колымы на восток, на поиски «Анадыри-реки» и «прииску новых неясачных людей», как суровая Арктика и немилостивое «Студеное море», а впоследствии бури «Тихого моря» раскидали утлые кочи, и только один, на котором находился сам Дежнев. с двадцатью четырьмя спутниками, через 10 недель достиг реки Анадырь
Чрезвычайно скуден материал, сохранившийся оттого времени, и крайне запутан клубок истории вокруг вопроса об открытии пролива между двумя материками. Этот пролив гипотетически изображался на картах XVXVI веков под различными названиями, да и после его фактического открытия Семеном Дежневым прошло много времени, пока он после экспедиции Беринга, отправленной по инструкции Петра Великого в 1725 году «вдоль земли, на север в поисках, где оная сошлась с Америкой», получил окончательное признание и был нанесен на карты.
Экспедиция Беринга являлась первым большим морским путешествием, предпринятым Россией, и истинным кладезем научных географических и этнографических данностей.
Пролив, впервые обнаруженный Дежневым, а детально описанный и обследованный спустя 80 лет, наконец перестал быть загадкой и мифом географических карт. Ему дали имя Беринга, а мыс, которым оканчивается материк, был назван мысом Восточным. Спустя еще столетие, по предложению русского географа Шокальского, этот мыс был переименован в честь простого русского человека, казака Семена Дежнева.
У этого мыса я зимовал в 1932/33 году во время Второго Международного полярного года. Я прошел на байдаре небольшую часть пути по следам кочей Дежнева из Уэлена в бухту Провидения, вокруг диких скал и суровых камней мыса Дежнева.
* * *
Поселок Уэлен жил своей обычной жизнью. Около яранг суетились ребятишки, придумывая свойственные всем векам и народам детские игры. Проходили женщины, выполняя свои повседневные многочисленные обязанности.
С берега слышался гортанный говор мужчин, готовящихся к охоте на морского зверя. Все это как непременным фоном чукотского селения покрывалось многоголосым хором собачьего лая. С западной оконечности песчаной косы, на которой беспорядочно раскинулись строения, со стороны протоки, прорезающей косу и соединяющей лагуну с морем, изредка слышались ружейные выстрелы, звонко разносящиеся в прозрачном морском воздухе. Там кто-то охотился на уток. Был июль, пора короткого чукотского лета, время цветение полярных маков и камнеломок.
По пути в школу, где занималось несколько десятков ребятишек, мы встретили группу молодежи, идущую с репетиции клубной постановки и бодро распевающую® русские песни.
Среди молодежи я увидел двух знакомых мне чукчей. Иетти!
И, и, менко иетти!
Пеек тури мури омулек тагам? (в Пеек поедем вместе?) и я делай жест в сторону мыса Дежнева.
Аамын якай! Мачно! (Хорошо! Можно!) и их бронзовые лица озаряются приветливой улыбкой.
Решили ехать на маленькой байдарке, выбрав хорошую, устойчивую погоду и поговорив предварительно со стариками, замечательно предугадывающими погоду по местным, одним им известным признакам.
В 1933 году Уэлен насчитывал около 350 человек чукчей и полтора десятка русскихработников советских учреждений. Здесь были райисполком, школа, больница, клуб, почтово-телеграфное отделение, кооператив-фактория и сберкасса. В клубе имелась кинопередвижка с двумя-тремя десятками картин, театральный кружок, хор, исполняющий чукотские и русские песни Здесь же часто проводились популярные беседы и доклады для старшего поколения. Мне довелось слушать однажды беседу, которую проводил культработник, молодой комсомолец из Донбасса. Темы беседы я теперь не помню, но тогда меня особенно поразило, сколько горячего энтузиазма было вложено в нее оратором. Еще плохо владея местным языком, но зная, что не все присутствующие владеют русским, он нашел «средний» диалект из смеси языков, жестов и мимики, выразительно передаваемой всей его живой и подвижной фигурой. Внимание слушателей, полная тишина в небольшом зале клуба были лучшим доказательством того, что беседа доходит до слушателей.
В чукотском селении в прошлом не бывало никакой правильной планировки. Яранги были разбросаны по всей площади беспорядочно, по вкусу их обитателей..
Только вход в жилище всегда располагали по касательной к преобладающим направлениям ветров.
Такая же картина наблюдалась и в Уэлене. Круглые, как шляпки грибов, покрытые сверху моржовыми кожами или кусками брезента, постройки внешне являли собой весьма непривлекательное зрелище. Острый запах несвежего мяса и жира, свойственный чукотским селениям, летом давал себя знать особенно сильно. Почти у каждого дома имелся так называемый «капальхен»неглубокая яма, вырытая в земле, куда в течение сезона охоты на морского зверя складывалось мясо. В зимнее время это прокисшее мясо в замороженном виде являлось любимым и лакомым блюдом. Я пробовал его и должен признаться, что это съедобная пища.
Песчаная с мелкой галькой коса, на которойложен Уэлен, тянется на 45 километров до неширокой протоки, соединяющей воды Чукотского с мелководной полупресной лагуной. В эту лагуну стекает несколько холодных, стремительных ручьев, образующихся за счет таяния зимнего снега в расщелинах скал. Вода в лагуне солоноватая, так как во время приливов и нагонных ветров в нее через протоку попадает морская вода.
В ясную хорошую погоду из Уэлена видны на западе возвышенности Инчоуна, а еще дальше поднимаются над водой вследствие рефракции очертания мыса Сердце-Камень. Иногда в летнее время, когда с юга подует слабый теплый ветер, он приносит с собой пряный запах цветущей тундры, и тогда, если закрыть глаза, можно себе представить, что находишься где-то в поле во время сенокоса.
Вот и сейчас, выйдя за черту поселка и шагая по хрустящему гравию косы, я с порывом южного ветра уловил этот почти забытый, чудесный аромат свежескошенного сена. Невольно закружилась голова от минутной тоски по «Большой Земле» Порыв ветра стих, и с ним пропало очарование. Снова характерный запах моря и холодное дыхание дрейфующего у берега полярного пака.
День клонится к вечеру Оранжевый шар солнца повис над самой землей и стал как бы погружаться в нее. Тундра покрылась кисеей дымки, пронизанной розовыми лучами. Оранжевые и фиолетовые блики легли на причудливые очертания торосов. Все море, куда только хватает глаз, ожило в теплых тонах солнечного заката в феерической картине арктического вечера. Оранжевый шар покатился по берегу, на несколько мгновенно скрылся за мысом Инчоун, озарив его четкий абрис пламенеющим ореолом. Показавшись снова, солнечный шар неуловимо медленно проплыл над морским горизонтом и начал опять подниматься вверх. Заря вечерняя на несколько минут встретилась с утренней.
Очарованный и восхищенный этой картиной, я стоял на берегу. К моим ногам с легким шипением набегали по песку змейки пены чуть заметного и погашенного льдами морского прибоя.
* * *
Рано утром меня разбудили. Быстро одевшись, Я вышел из дому. Поселок еще спал. Яркое солнце освещало гладкое, как зеркало, море. За ночь под действием слабого юго-западного ветра льды отошли далеко к горизонту, и их кромка виднелась едва заметной серебристой ниточкой. Погода благоприятствовала плаванию.
На берегу около кожаной байдары мои спутники уже готовили немудрое снаряжение и припасы. Наскоро позавтракав в столовой, где был поваром чукча Кокот, известный по плаваниям Амундсена, я собрал свой мешок и отправился к берегу.
Вскоре постройки Уэлена остались позади, и легонькая лодочка, бесшумно скользя по спокойной глади моря, подошла к темной громаде Дежневской возвышенности.
Седые скалы, покрытые Мхом и лишайником, шиферные осыпи с пучками пробивающейся травы и бесчисленные стаи птиц, гнездящихся высоко на каменных уступах отвесных обрывов, своей дикостью и величием придавали этому мысу вид истинного «края земли». Выстрел из винтовки разбудил многоголосое эхо и произвел целую бурю в птичьем царстве. Глупыши, моевки, крачки, топорики и кайрывсе смешалось в шумной воздушной карусели. У самого подножия скал в топазовой воде показалось несколько круглых характерных голов, зажелтели клыки. Стараясь не встречаться с моржами, мы взяли немного дальше от берега и налегли на весла.