На другой день шестьдесят казаков, посланных на рыбную ловлю, были захвачены в плен, а 17 числа к отряду подошла хивинская конница, которая безо всяких предварительных объяснений понеслась в атаку. Бой продолжался до ночи, при наступлении которой хивинцы отступили на несколько километров и расположились табором.
Предвидя новое нападение, Бекович велел окопать лагерь рвом и валом, который и вооружил своими шестью пушками. На следующий день бой возобновился и продолжался еще двое суток (по другой версии, бой длился даже пять дней). Вооруженные преимущественно сайдаками (луками) хивинцы, конечно, не могли причинить русским, находившимся в укрытиях, значительного вреда, а сами терпели от нашей артиллерии и ружей значительный урон. Все наши потери заключались в десяти убитых. Видя безуспешность своих попыток, хивинцы приступили к переговорам. Посол хивинский оправдывался, что нападение на наш отряд было предпринято без повеления хана и до его прибытия к войску.
Между тем хан Ширгазы собрал совет и предложил коварный план, придуманный его казначеем: войти в переговоры, заманить к себе русского предводителя и заставить его разделить войско на мелкие отряды, под предлогом размещения на зимние квартиры по разным городам. В русском лагере также совещались на военном совете. Майор Франкенберг и другие офицеры высказались решительно против переговоров; один Са-манов был за них, и Бекович принял его мнение, основываясь на том, что отряд сильно утомлен, а лошади и верблюды, находившиеся тоже в окопах, не могли более оставаться без пастьбы.
Во время этих совещаний, утром 20 июня, хивинцы возобновили нападения; но, когда Бекович через одного из татар потребовал объяснения, хан отвел свои войска, известив, что нападение было произведено без его ведома туркменами и аральцами. Для большей убедительности хан показал нашим посланцам двух туркмен, из числа будто бы виновных в нападении, которых водили перед всем войском на тонкой веревке, продернутой одному в ноздрю, а другомув ухо.
Вскоре за тем явились в русский лагерь два хивинских уполномоченных Кулумбай и Назар Ходжа, с которыми и заключен был предварительный мирный договор, утвержденный с обеих сторон клятвою, причем уполномоченные хана целовали Коран, а князь Черкасскийкрест. На другой день хан пригласил князя Бековича в свой стан для торжественного приема и для переговоров. Бекович тотчас отправился вместе со своими братьями, Самановым и свитой, в сопровождении семисот человек казаков и драгун. Ханское войско разделилось и пропустило их к ханским шатрам, вблизи которых приготовлены были шатры и для Бековича.
На следующий день хан принял князя Черкасского, который подал ему грамоту и царские подарки, состоявшие из сукон, сахара, соболей, девяти блюд, девяти тарелок и девяти ложек серебряных и так далее. Хан уверил князя в добром расположении своем к русским, подтвердил клятвою и целованием Корана мирный договор, заключенный Кулумбаем и Назар Ходжею, и угостил Бековича и Саманова обедом, в продолжение которого играла русская военная музыка.
После этого хан со всем своим войском двинулся назад к Хиве; с ними пошел и русский отряд. На другой день хан возвратил назад подарки с упреком, что сукна доставлены «драные», тогда как в царской грамоте значатся цельные. Разделил сукно на куски по пять аршин Саманов, «чтоб им чем можно выехать назад». Черкасский горько упрекал Саманова за эту проделку, у него на глазах даже выступили слезы досады. Однако, не желая обнаружить истину, князь объявил, что это были подарки его собственные, царские же он вручит хану позже.
Перед отправлением в Хиву князь Бекович послал дворянина Званского известить майора фон Франкен-берга и Пальчикова о дружеском приеме хана и своем отъезде в Хиву, причем предписывал им идти за ним следом со всем остальным отрядом. Следуя через урочище Старая Хива (Куня-Ургенч) и аральские пашни, хан расположился лагерем близ городка Порсу на большом арыке Порсунгул, в двух днях пути от Хивы. Здесь Бекович имел новое свидание с ханом и вручил ему новые подарки. Главный отряд наш расположился километрах в трех от хивинского лагеря, так как ближе не допустили хивинцы.
На третий день хан объявил, что он не может поставить на квартирах в одном городе такой значительный отряд и потому просит разделить войско на несколько частей для отвода на квартиры в ближайшие к Хиве города. К удивлению всех присутствующих, Бекович тут же согласился исполнить желание хана и дал фон Франкен-бергу и Пальчикову соответствующие приказания, отпустив с хивинскими рассыльными и большую часть своего конвоя (пятьсот человек из семисот) в русский лагерь.
Наши офицеры, не столь доверчивые, как князь, были поражены нелепостью такого приказания. Узбекам, явившимся с предложением разделить отряд и идти с ними на квартиры, фон Франкенберг с неудовольствием объявил, что русским отрядом командует не хан, а князь Бекович. Два письменных приказания Бековича также не были исполнены. Нашим офицерам нелепость приказания была так очевидна, что только после личного объяснения фон Франкенберга, ездившего специально для этого в хивинскую ставку, с Бековичем, и только после угроз последнего предать их военному суду оба эти офицера отдались на волю Божью и, разделив отряд на пять частей, распустили людей с присланными узбеками.
Таким образом, небольшие отряды русских, в четыреста пятьдесятпятьсот человек, разошлись во все стороны под конвоем хивинцев, будто бы принимавших дорогих своих гостей и разводивших их по квартирам. Как только все группы разошлись, хивинцы неожиданно бросились на своих «дорогих гостей» и частью изрубили, частью взяли в плен и ограбили. Экономов, князь Саманов и князь Черкасский были раздеты донага и изрублены на глазах хана.
Впрочем, убили не всех. Хопкирк пишет, что некоторому числу захваченных солдат «жизнь спасло вмешательство хивинского акына, местного духовного вождя. Акын напомнил хану, что своей победой тот обязан предательству и что безжалостное уничтожение пленных только усилит его вину в глазах Господа. Это был мужественный поступок, и он произвел впечатление на хана. Русских пощадили. Некоторых продали в рабство пленившим их людям, остальным позволили проделать мучительный путь через пустыню обратно к Каспию. Выжившие в этом обратном путешествии и сообщили ужасные новости своим товарищам, остававшимся на побережье в двух маленьких деревянных фортах, построенных перед началом хивинского похода».
Последнее утверждение английского исследователя вызывает сомнения, ибо в построенных Бековичем крепостцах узнали о трагедии от туркмен, захваченных казаками в плен во время вылазки за дровами. Да и версия относительно отважного акына, скорее всего, не совсем точна. Возможно, акын предложил еще на предварительном совете убивать не всех, и его послушали, поскольку по местным обычаям в каждом военном походе непременно захватывали пленных для пополнения запаса рабов. Поэтому гораздо вернее другое свидетельство, утверждающее, что оставленных в живых русских употребили на рытье каналов-арыков.
Хан с торжеством возвратился в Хиву, встречаемый радостными толпами народа. С отрубленных голов снята была кожа и набита травою. У Адарских ворот, на особо устроенной виселице выставлены были приготовленные таким образом головы Саманова и Экономова. Голова же Бековича отправлена была к хану бухарскому; но тот не принял «подарка», велел встретить послов на дороге и сказать: «Если их хан людоед, то пусть эту голову отнесут ему назад; я не принимаю участия в его поступке»
Так окончилась первая русская военная экспедиция в степи Средней Азии, подававшая вначале столь блестящие надежды. Урон экспедиции превысил шесть тысяч человек, поскольку в прикаспийских крепостцах люди мерли как мухи. Хивинскому хану повезло даже больше, чем он, вероятно, сам рассчитывал, слабо представляя размеры и военную мощь северного соседа. Никакого возмездия не последовало. Слишком далеко находилась Хива, и слишком занят был Петр, расширявший границы империи повсюду, особенно на Кавказе, чтобы посылать карательную экспедицию из-за какого-то там Бековича. Вот что найдем мы об этом у Терентьева: «Правительство перенесло катастрофу, постигшую Бековича, довольно безразличноможет быть, и потому, что неудача породила преувеличенные понятия о трудностях похода в Хиву, и с тех пор до 1839 года, т. е. в течение 122 лет, на вероломство, всегдашние грабежи и разбои хивинцев правительство наше отвечало одним только презрением»
Тем не менее семена были посеяны.
Много лет спустя, после кончины Петра Великого, произошедшей в 1725 году, по Европе вдруг поползли странные слухи относительно его последней воли. Говорили, что уже на смертном одре он тайно приказал наследникам выполнить историческуюили считавшуюся таковоймиссию Россиидобиться мирового господства. Двойным ключом к такому господству Петр якобы полагал захват Индии и Константинополя и потому настойчиво призывал своих последователей не успокаиваться до тех пор, пока русскими не будут достигнуты обе цели.
Никто никогда не видел подобного документа, и большинство историков считают, что его и вовсе не существовало. Однако страх, связанный с именем Петра Великого, оказался настолько сильным, что со временем в существование таинственного документа начинали верить все больше, дело даже дошло до публикаций различных версий предполагаемого текста. И наконец, последняя воля русского царя превратилась в некое неотступное требование неугомонного и амбициозного гения грядущим поколениям. А неоднократные попытки России продвинуться в сторону Индии и Константинополя многим представлялись настолько достаточным подтверждением этого факта, что вплоть до совсем недавнего времени существовала твердая уверенностьконечной целью России действительно является мировое господство.
И что же, сделан этот вывод на основании лишь некой странной легенды?! Однако, на мой взгляд, здесь опять имеет место предположение с большой долей вероятности. Петр был Великим, а значитне мог не жаждать мирового господства! А мирового господства Россия может достичь только овладев Константинополем, то есть, конечно же, проливами Босфор и Дарданеллы. А для чего нужны России эти проливы? Да только лишь для того, чтобы отнять у Британии Индию! Как вы не понимаете?! Проще не бывает! Возможно, это и в самом деле так. Однако отчего же тогда Петр Великий вдруг постеснялся сказать об этом вслух? Ведь Александр, известный под тем же эпитетом, например, никогда и не думал скрывать своего желания мирового господства. Значит, и здесь та же самая история; запускали это «завещание» в оборот только те, кому оно было выгодно, то есть военные или так называемые «ястребы» сторонники наступательной политики обеих сторонАнглии и России.
Лорд Джордж Натаниел Керзон прекрасно выразил это в своей книге «Россия в Средней Азии и англо-русский вопрос». Его отнюдь не поразила явная агрессивность русских военных по отношению к Британии, более того, он даже не стал придавать ей слишком большого значения. «Там, где у власти военные, и продвижение по службе происходит медленно, война становится неизбежно желанной, являясь единственной возможностью отличиться».
Тем не менее, несмотря на трезвые взгляды отдельных проницательных политиков, русская трагедия 1717 года ровно через сто лет откликнулась в Англии уверенностью в непременном стремлении России отнять у англичан Индию. Вновь некая мнимая, никакими документами не подтверждаемая фраза инициирует множество событий, которых, при отсутствии человеческой мнительности, возможно, могло и не быть.
Итак, Англия, достигавшая берегов Индии морским путем в обход мыса Доброй Надежды, медленно, но верно продолжала наращивать там свое присутствие и к началу XIX века прочно укрепила свое положение в этой отдаленной колонии. Эта «жемчужина» досталась британцам дорогой ценой, и они не собирались расставаться с ней ни при каких обстоятельствах. И вот, волею судеб, в XIX веке буфером в столкновении азиатских интересов двух империйАнглии и Россииявился Афганистан.
Россия и в самом деле начала интересоваться Афганистаном с 1810-х годов, при этом наша империя пыталась заручиться поддержкой соседней с ним Персии. Такой поддержки наша страна добилась благодаря договору, подписанному по окончании Русско-персидской войны в 1813 году, превратившему Каспийское море в район российского влияния. Дальнейшие уступки от Персии были получены Россией после конфликтов 18261828 годов. Тогда наша страна хотела наладить с Афганистаном добрососедские отношения, но Британия сразу же забила тревогу и включила Афганистан в круг самых главных своих интересов; она не могла спокойно смотреть, как Россия все ближе и ближе подбирается к Индии. «Сокровищам Агры» угрожал огромный «свирепый» хищник.
Поэтому в начале 1830-х годов англичане предприняли энергичные меры, позволившие им обследовать Амударью. В этом предприятии особенно отличился сэр Александр Бернс, служивший в Первом бомбейском полку легкой кавалерии. За свои незаурядные способности этот молодой офицер был зачислен в элитную индийскую политическую службу и уже в двадцать пять лет проявил себя как один из самых многообещающих молодых офицеров компании. Интеллигентный, находчивый и бесстрашный, он был также прекрасным лингвистом, бегло говорил на персидском, арабском, хинди и еще нескольких, менее известных индийских наречиях. К тому же, несмотря на хрупкое телосложение и мягкие манеры, он был чрезвычайно решительным и уверенным в себе человеком, обладающим удивительным обаянием, которое весьма эффективно использовал как среди европейцев, так и среди азиатов.
К середине 1830-х годов Бернс, подружившись с эмиром Афганистана Дост-Мухаммедом, уже успел побывать в Бухаре и Кабуле. И вот теперь, во время накала британо-российского соперничества, он стал доказывать необходимость своего присутствия в Афганистане. Возможно, желая вновь вернуться в места, принесшие ему столь неожиданную славу, Бернс в кулуарах начал всеми силами добиваться создания постоянной миссии в Кабуле. В задачу миссии входило бы не только поддержание тесных и дружественных отношений с Дост-Мухаммедом и пристальное наблюдение за передвижениями русских к югу от Амударьи, но и обеспечение господства британских товаров на базарах Туркестана и Афганистана.
И если компании удалось бы в полной мере воспользоваться преимуществами доставки товаров по Инду, судоходность которого Александр Бернс уже продемонстрировал своим знаменитым путешествием, то британские товары, по его мнению, непременно восторжествовали бы над более дорогими и менее качественными русскими. Поначалу предложение Бернса было отвергнуто из-за опасений, что подобная миссия, как выразился один из чиновников, может «превратиться в политическое агентство». Однако новый генерал-губернатор Британской Индии лорд Окленд думал иначе, и 26 ноября 1836 года Бернс вновь отправился в Кабул.
Естественно, ни прежний его визит к Дост-Мухаммеду, ни проведенный им месяц в Бухаре не укрылись от внимания русских. С недавнего времени в России всё более настороженно и неотступно следили за всеми передвижениями английских путешественников по Азии. Постоянная конкуренция со стороны Британии ущемляла не только наши торговые, но и политические интересы. Однако если в том, что касалось Афганистана, у России пока еще не было особых опасений, то к Черноморскому побережью Кавказа приходилось относиться более трепетно. Большая игра Британии, уже не довольствуясь азиатскими ханствами, исподволь начала охватывать и Кавказ, являющийся, по мнению британских политиков, ключом к Константинополю. С некоторых пор с Кавказа в Санкт-Петербург стали поступать донесения о работе в этих местах британских агентов, снабжавших проживающие там племена оружием и призывавших горцев к сопротивлению неверным, которые идут захватить их земли.
События на Кавказе развивались следующим образом. При вступлении на престол Николая I между Россией и Персией происходили пограничные споры. В 1826 году Персия, без объявления войны, вдруг начала военные действия против России. Генерал Мадатов в битве у реки Шамхоры 14 сентября разбил персидский авангард, а 25 сентября Паскевич, хотя и располагал вдесятеро меньшими силами, обратил в бегство главные персидские силы под Елизаветполем. Затем Паскевич, в марте 1827 года перенеся войну на персидскую территорию, взял 13 октября Эривань и 20 февраля 1828 года заключил Туркманчайский мирный договор, по которому Россия приобрела области Эриванскую и Нахичеванскую.
Вскоре, 20 октября 1827 года, произошла Наваринская битва, которая уничтожила турецко-египетский флот и повлекла за собой русско-турецкую войну 18281829 годов. Война эта, в которой Николай I принимал личное участие, не исполняя, однако, обязанностей главнокомандующего, закончилась Адрианопольским мирным договором, заключенным 14 сентября 1829 года. Согласно этому трактату, Россия удержала за собой «Георгиевское гирло Дуная» с обязательством не строить на островах укреплений, а в Азии присоединила к своим владениям часть Ахалцихского ханства, с крепостями Ахалцихом и Ахалкалаки, и кавказский берег Черного моря с Анапой. Кроме того, результатом Адрианопольского мирного договора было, наконец, провозглашение независимости Греции.