Живая защита - Виктор Михайлович Попов 18 стр.


Как в сказке. Никто из институтских еще не знает, что он поднялся до первой роли

Как во сне. Всего несколько дней назад боялся мечтать о собственном кабинете.

Хваленый-перехваленый в институте Барумов, этот неизменный повышенный стипендиат, попал в подчинение Тузенкову. Так-то, уважаемый Павел Егорович, это  не книжное, не бумажное дело, на чем ты, товарищ Барумов, в институте рванулся ввысь, а сама жизнь. А в жизни, дорогой товарищ, все идет по-другому. Если уж само светило курса  Барумов остался позади, что же стало с другими из выпуска, если сравнить их с постом начальника дистанции?

А как удивятся дома! Мать всегда твердила: не отбивайся от Пашки, он сильный. И когда в школе учились, и в институте. Э-эх, деревенщина! Думала, что без Барумова он пропадет. А что получилось?

Рядом со шкафом на полу стоял чемоданчик. Владимир Анатольевич открыл его. Янтарным блеском сверкнули две бутылки коньяка,  достал у директора вокзального ресторана в Сватовке. Жаль, что Андрей Петрович спешил к поезду, не обмыли. Да если бы хватило времени, все равно Тузенкову неудобно было предлагать выпивку. Дементьев  большой начальник, за это дело так может побрить, что не обрадуешься. Сам предложил бы  вот тогда все к вашим услугам, Андрей Петрович! Коньячку? Пожалуйте. Закусон? И это найдется. Лимончик, шпроты, колбаска Уехал. Что говорить теперь, когда Дементьева не вернешь. Как хорошо, что он на таком месте!

Бутылка с нарядной этикеткой, украшенная бумажными звездами, заманчиво играла под электрическими лучами. Владимир Анатольевич поддел лезвием ножичка под пластмассовую пробку, дразнящий аромат поднялся над влажным горлышком. Стаканчики были завернуты в бумажную салфетку. Достал один, налил до краешков. Хорошо! Как хорошо сидеть за стопочкой коньяка, в отдельном кабинете, с приказом в кармане о назначении на большую должность. Нужен тост. Что сказал бы Андрей Петрович? Видимо, так:

«Уважаемый Владимир Анатольевич! Ты единственный, кто удовлетворил всем требованиям, что были предъявлены к начальнику дистанции. Пью за товарища Тузенкова!»

Вот что сказал бы Андрей Петрович. С удовольствием, дорогой товарищ Дементьев. А пока  ваше здоровье!

Тузенков выпил, удовлетворенно крякнул. Необыкновенно свежим показался тугой зеленый лимон. Налил второй стаканчик. За столом по такому знаменательному событию должны быть друзья. Самые верные, самые близкие. Кто? Дементьев советовал взять под свое крылышко Барумова. Черта с два! Сам боролся с ним, выговор объявил, а он, Тузенков, должен шею вытягивать. Не лучше ль от него вообще избавиться, чтобы свободнее работалось? Ну, об этом еще подумает. Кто ж еще поблизости из так называемых друзей? Скольких перебрал, а не нашел. Но сами найдутся. Главное  высокий пост, а тогда разведется этих друзей, как комаров на болоте. Что они сказали бы? О-о, разговор был бы по-дружески шумным, веселым.

«Володя!  сказал бы один из них.  Ты настоящий человек. Мы должны учиться у тебя. Но теперь помогай. Сам в люди пробился, устрой и нас. Так и пойдем в жизни. Сегодня ты поможешь, а завтра мы. Никогда не утонем. За взаимную помощь!»

 Ну-с, поздравляю, Владимир Анатольевич,  сказал самому себе Тузенков и выпил.

До чего радостно было чувствовать полнейшую свободу. Что хочешь, то и делай!

В кабинет сквозь дверь доносилось громыханье мусорного ведра. «Надо обшить войлоком и сделать вторую дверь. Тогда ни один звук не проникнет»,  подумал Тузенков.

Хозяйским шагом прошествовал но кабинету, посмотрел в окно. Пока дадут квартиру, придется ночевать в общежитии. Вот это плохо  вместе с Барумовым. Почесал затылок. Ничего другого не придумаешь. Надо идти.

В общежитие вошел подчеркнуто бесцеремонно, громко стуча теплыми на меху ботинками и откашливаясь после студеного воздуха.

 Самый добрый вечер,  небрежно кивнул он головой сидевшему за столом Барумову.

 Добрый вечер,  буркнул Павел.

 Какое ложе свободно?

 Любая кровать, кроме моей.

 Кр-р-расотища Заживем дуэтом.

Разделся, двинул чемоданчик по столу.

 Отложи книгу, не прокиснет. Ужинал?

 Гм Какая заботливость.

 Я предлагаю коньячку, обмыть назначение.

Поставил перед Барумовым начатую бутылку, достал консервную банку, стаканчики, колбасу. Павел подержал в руках бутылку, посмотрел на этикетку и  в сторонку. Прочитал надпись «Шпроты»  и туда же.

 А-а-а Вы решили не подавать мне руки. Это ваше изобретение, Павел Егорович?

 Ты зачем сел рядом? Чтобы куражиться?

 Ах, так Извините. Скажите, а что вообще вы хотите в жизни?

 Одно: чтобы надо мной не издевались.

 Над вами никто не издевается. На этот счет наши законы строгие.

 Не кривляйся.

 Ну, допустим, пошутил. А как насчет карьеры? Неужели это не тревожит вас?

 Очень! Ты даже не представляешь как! Что Дементьев, что Тузенков  хрен редьки не слаще. У людей, которые назначали тебя, глаз нет! И головы!

 Павел Егорович, смею заверить  есть. Я своего достиг. А что вы наметили в жизни?

 Честно работать.

 И все?

 Могу и хочу быть грамотным инженером, а не таким, как ты. И честным человеком. Неужели этого мало?

 Опять за старое Этим вы не обидите, Павел Егорович. Вы такой со звездой в голове, а мы без этой самой. Зато напролом, как вы, не лезем.

 А я никуда не карабкаюсь.

 Ну и дурак, что никуда

 Вот что, товарищ начальник дистанции, пересмотри распределение рабочих. Мой участок обделили. С такой силой годового плана не вытяну.

 Отвечу сразу, Павел Егорович. Отменять приказы Дементьева не имею права. Он  высокое лицо. Если узнает, несдобровать обоим. Так что поднатужьтесь. Ну-с, выпьем! Или вы остаетесь при своих интересах?

«Так будет весь вечер»,  тоскливо подумал Павел. Встал из-за стола, оделся.

 Далеко уезжаете? Во сколько поезд?  с прежней издевкой допрашивал Тузенков.

 Погуляю. Когда уснешь, тогда вернусь.

 Давай-давай! Свежий воздух, звезды, луна В здравом теле  здоровый дух.

Хоть в общежитии было спокойно. Теперь и этого нет. Куда деваться? Павел вышел на улицу. Мягкие хлопья снега спокойно ложились под ноги.

Увидеть бы Лену. Но  нельзя. С какой стати, скажет? Да и стоит ли вообще? У нее есть с кем расходовать вечера.

Но чем больше думал, тем нетерпеливее хотелось ее увидеть. Уже казалось невозможным возвращаться в общежитие, не услышав хотя бы одно слово. Пусть прогонит! Прежде чем повернуть оглобли, он объяснит, как тяжко стало на работе. А что будет дальше? Она, конечно, поймет, догадается, что дело не только в работе

Нельзя идти!  диктовал он себе. Но шел и шел по Сигнальной, будто иной дороги во всех Кузнищах не найти. Калитка с негостеприимным стуком захлопнулась за спиной. Кирпичная дорожка подметена. Лишь остались плоские кругляши снега, притоптанные к кирпичам. Ее следы, маленькие. Значит, дома. Негромко, но требовательно постучал в окно и сразу же поднялся по мерзлым деревянным порожкам.

Дверь открыла она. В халатике, в тапочках на босу ногу. Удивилась. Растерялась.

 Набрось пальто.

Ничего не спросила, послушалась. Вышла в валенках, в пальто и сером платке.

 Случилось что-то?

Значит, по его лицу прочитала. Да он и не маскируется, в последних событиях радости мало.

 Да так Тузенков стал моим начальником.

 О-о, понимаю  тихо сказала она.

Он положил руки на мягкий песцовый воротник, наклонился к ее глазам. В душе стало холодно и страшно.

Она не сопротивлялась. А он целовал ее щеки, губы, лоб и прижимал глубокую песцовую мягкость.

 Боже, какая дура!  наконец прошептала она.  Я должна тебя выпроводить  и уткнулась лицом в его шерстяной колючий шарф на груди.

 Никуда не уйду

 Я не гоню Но должна! Я так решила в тот вечер. Ничего не понимаю Зачем ты мне? Сколько ребят на курсе Зачем ты мне, старый женатик?

В ответ Павел радостно смеялся.

 Пусть будет начальником, правда? Счастье не в этом, правда?  по-дурацки допрашивал он.

 Хоть императором. Пусть будет. А ты не переживай Знаешь, отец уезжает, зайди попрощаться. Я сказала, что ты пришел.

Яков Сергеевич был на кухне. Рубашка расстегнута, на лысине проступил пот. Напротив сидел Ванек. Павел разделся, взглянул на хозяев. Отец Лены и Ванек прятали глаза в дымные от чая блюдца. Предательски ярко у Лены горели щеки. Сел, приложился к поставленной чайной чашке.

 Уезжаю, брат ты мой,  сказал Яков Сергеевич.

 На курсы?

 Да, переучиваться. Поздновато. Не в мои годы сидеть за партой. Но что поделаешь Иначе останусь безработным

 Ничего, Яков Сергеевич, освоите.

Павел старался говорить степенно, в тон хозяину.

 За тем и еду. Но лучше бы не осваивать, поздно гнуть старые кости. Работенку и без этого мне подобрали бы. Но какую? Мальчик на побегушках не для моего характера. Вот и приходится ехать.

 Не расстраивайтесь. Время летит быстро.

 Я больше не за себя волнуюсь, вот за этого человека.  Яков Сергеевич указал на Ванька.  Был бы как все ребята, я бы не думал. А он так Куда ветер. Последи за ним. И на работе, и так, где придется. Писать буду. Ты уж не ленись, отвечай и ничего не скрывай. А ты, мой дорогой, смотри! Что начальник твой прикажет, все выполняй. Даже по домашним делам. Иначе

Ванек выслушивал, наклонив голову над блюдцем.

Павел засиделся допоздна. Ему было так хорошо, словно ни одно облачко не заслоняло солнца. Уходя, спросил на пороге:

 Кого ждала у закусочной?

 Запомнил Нашего студента, вместе на практике здесь, в кино ходили.

 Обрадовала

Павел даже на Тузенкова не злился. Пусть работает, коль назначили, только бы палку не перегибал. Даже считал возможным выполнить годовой план с наполовину урезанным штатом рабочих. Все казалось не таким уж трудным

В окно общежития брезжил голубой снежный свет. Укладываясь удобнее, Павел приказывал себе немедленно уснуть. Считал в уме до ста, до тысячи, но сон не приходил. Грудь разрывало от радости, руки все еще чувствовали мягкость песцового воротника. С видом владельца тайного сокровища он смотрел на спящего Тузенкова и жалел его. Ничего подобного у тебя нет, голубчик!

Весь день Павел просидел над бумагами. Скрупулезно подсчитал все. Львиную долю рабочей силы пожирает на участке уход за старыми полосами. И прежде всего  рубки. Запустишь с уходом, тогда посадки не долго протянут. Прежде всего отомрут кустарники, и полосы перестанут защищать путь от снега.

Нелегкое дело  рубки. Каждый кустик надо так срубить, чтобы появилась молодая поросль, на руках вытащить ветки сквозь колючую чащу, а потом вывезти, чтобы не захламлять землю, не оставлять рядом с насаждением рассадник для жучков и прочих вредителей. Вот куда нужны людские силы.

Пилить  не проблема, бензомоторных пил с избытком. Но все остальное Надо бы механизировать и другие работы. Легко сказать, надо. Механизмов нет, не изобрели. Вот будет картина: участок не выполнил плана

И все равно верил, что можно отыскать решение. В шахтах, под землей, и то комбайны имеются. А тут вишь какая механика! «Что ж, поищи, поищи»,  нашептывал кто-то настойчиво.

Механик из Павла никудышный, не его это дело. Но ведь у него столько друзей было на мехфаке! Помнится, многие из них над какими-то механизмами работали для рубок кустарников, защищали дипломы по этим механизмам.

«Поищи, поищи!»  уже требовал внутренний голос.

Часть втораяНА РЕЛЬСАХ

Глава первая

1

Седой, смуглолицый, будто вынутый из-под южного солнца, Топырев, начальник пункта технического осмотра, держал перед глазами принесенный Матузковым приказ начальника вагонного депо.

 Давно пора,  сказал Топырев.  А то заучили. Главная учеба у поездов, а не в классе.  Посмотрел на Гришку.  Завтра на работу в первую смену. Будешь на Южном парке. Понял?

 Чего ж не понять,  ответил Гришка.

 Ну так-то Арусев!

Из соседней комнаты открылась дверь. Вошел осмотрщик вагонов Арусев, коренастый, лет тридцати двух. На шапке яркая «капуста», как у начсостава. Любит, значит, красоваться. Темные, придвинутые к переносице глазки раскосо ощупали Гришку.

 С завтрашнего дня вместе будете. Помоги освоиться Матузкову. Новичок.

Арусев подал плотнокожую руку.

 Это сумеем.

Опять посмотрел на Гришку, чего-то выжидая.

 Знаешь, куда являться? Ну, помаши ручкой. До завтра.

Уже на путях, уцепившись за железные скобы вагонной тормозной площадки, чтобы через нее выбраться на прямую дорогу домой, Гришка услышал:

 Погоди-и-и!

К нему бежал Арусев. Запыхался.

 Идем вместе.

Пошли. Арусев спросил, как зовут. Оказалось, что у него дружок был, тоже Григорием звали. Срок получил, на лесоразработках сопли морозит. Якобы на контейнере с импортными кофтами погорел. Не могло этого быть! Золото, а не человек. Кому-то стало невтерпеж от такого дельца с кофтами, а на него свалили. На суде был тверд, как статуй. Вот человек!

С путей выбрались на улицу.

 Наскребем на маленькую?  спросил Арусев.

 Ни копеечки,  сознался Гришка.

 Ну ничего, ничего Тогда, знаешь, давай-ка заглянем к моей разлюбезной. Заначку имеет.

 Не хочется. Дома ждут

 А мы по-быстрому. Голубей покажу. Ты водишь голубей?

 Нет. В руках один раз держал.

 Научу! Неудобно, слушай. Вместе работать будем, а как чужие.  И потащил Гришку узкими закоулками.

Остановились напротив низенького домика с двумя трехглазковыми окнами. Калитка из старых трухлявых досок была открыта  не было щеколды.

 Тесть с тещей живут. Я  во дворе.

Через крышу домика за двумя голыми густоветвистыми грушами просматривался островерхий треугольник голубятни. Рядом поблескивало оцинкованное железо над серыми стенами из силикатного кирпича  дом Арусева. Вошли. Навстречу из кухни выскочила Сима, жена, сухая, жилистая, с тонким длинным носом и морщинистой шеей. Она встретила Гришку щетинистым взглядом. «Что я плохого сделал?»  невольно подумал Гришка.

 Ты у нас был?  резко спросила Сима.

 Не успел еще

 Перепутала Столько собутыльников развел, всех не запомнишь. Пить пришли?

От такого натиска Гришка опешил. Пригласили в дом, а встречают как ежи волка.

 Не ори. Там осталось от вчерашнего, достань,  распорядился Арусев.

 А то как же! Осталось! Достань!  отчитала мужа хозяйка и заодно пояснила гостю:  Все, хватит! Конец терзаниям! Выгоняю. Терпение лопнуло!

 Что ль, пьяный пришел?  дружелюбно спросил Арусев.

 Нет!

 А чего же?

 Ничего! Просто так!  И снова Гришке:  Вчера в гостях были. Зашли, глянули на стол  все есть!..

 Ну вас к черту!  махнул рукой Гришка.

Он встал с табуретки, не прощаясь, открыл дверь.

 Попомни, зараза!  Арусев повертел кулаком перед носом супруги.

Во дворе указал на голубятню.

 Несколько пар турманов. Обожди, покажу. Есть чисто-белые. На базаре только появись  с руками оторвут.

 В этом деле я не смыслю.

 А чего смыслить? У меня звери, а не голуби. Продам, а через день, глядь, хлопает крыльями на крыше. Прилетел. Через час-другой новый хозяин прется. Голубь-то хорош. Жалко. А закон такой: без бутылки не отдавать. Понял? Почему не сделать по-хорошему. Как выходной, опять на базар. Как голубь, так опять же бутылка

 Не люблю торговаться.

 А чего любить? Закон для всех один. Голубь или бутылка. Заходи, покажу. Зима, вот что плохо. Голубиные базары не те. Осечки бывают. Надо выпить! А птичку не хватают на базаре Ты чего?

 Надоело. Домой пойду.

Гришка подал руку. Арусев покривился.

 Чего ты на бабу обращаешь? Поорет да и закроется, а мы все равно обтяпаем.

 Не хочу.

После семейного гнезда Арусева свой угол в закутке Лидии Александровны и Галина показались чем-то сказочным. И жизнь будто стала совсем иной. Вчера как ни храбрился, а беспокойство брало свое: что за люди, с кем придется работать? Не окажется ли он недотепой среди них? А теперь встал другой вопрос: как бы не попасть на удочку Арусева. Пустяк, если глянуть беглой пристрелкой. Но остановись и увидишь камни на дороге. Если не заметишь  споткнешься и носом в землю. Ишь ты  голуби Как-нибудь без птах. Черт те что! Потерся с Арусевым пару часов, а уже появились заботы. Впрочем, не один Арусев будет обхаживать составы. Кроме него да Гришки, в группе еще четыре гаврика. Не может быть, чтобы все такие шустрые.

От этой мысли Гришке стало весело. Вот повезло Арусеву. Не жена, а черт те что. Впрочем, живет же, значит, его устраивает, получается, что сам хорош.

Назад Дальше