Живая защита - Виктор Михайлович Попов 6 стр.


Павел чувствовал: пьянеет, очень уж тянуло порассуждать.

Дементьев думал: обычно после таких собраний, в непринужденной обстановке, узнаются сокровенные дела: о перестановке в руководстве дорогой, об интересных министерских новостях. Вот когда нужен Соловов!

А Барумов каков?! Уже на паровозе смахал. И сразу засек. Знать, диспетчер попался неопытный. Или слишком уж обнаглел.

 Не маши деревянной саблей перед ветряной мельницей,  говорил Дементьев.  Со скоростниками дело решенное.

 Значит, молчать? Участвовать в этой бутафории? Фактически  вредить?

 Ну уж, вредить Такими словами не надо бросаться. Просто, молодой человек, надо быть благоразумным.

Дементьев откинулся на спинку стула. Он будто лишь сейчас отдал себе отчет, что сидит с новым человеком. Отлегло

 Начнешь критиковать, шуметь Голос твой поддержки не получит. О скоростниках есть официальные одобрения. Как говорится, они получили общественное признание. Ты один будешь не в ногу.

 Да неужели о недостатках сказать правду поздно?

 А какая сейчас от этого польза? Движение скоростников глохнет. Это видно по сегодняшнему докладу Соловова. Если бы ты предупредил в самом начале движения ты был бы первым в критике недостатков. Вот тогда честь и хвала. А сейчас

«Как разболтался!  подумал о себе Дементьев.  С каким-то новичком»

 И вообще тебе житейский совет: если хочешь иметь собственный след, будь первым. Если, конечно, сможешь. А если нет, то зачем все это? Живи как живется. Заметь, в истории остаются только первые.

Дементьев булькнул бутылкой над одним стаканом, над другим, раздвинул их в разные стороны.

 Не каждому, Андрей Петрович, дано открытия делать. Или, скажем, вести за собой людей на какое-то новое дело.

 Согласен!  причмокнул губами Дементьев.

 Себя я хорошо определил: героя из меня не получится. Да и вообще, что такое герой? Случайность. Очень редко  закономерность.

 Ишь ты! Говори, говори. Поверь, мне интересно.

 Самое главное для меня  быть честным. В других ищу то же самое. А быть честным  значит в любых условиях делать все от тебя зависящее.

Дементьев улыбнулся.

 Ты мне начинаешь нравиться. Не согласен с тобой, во многом не так надо. Зеленовато еще рассуждаешь. Но добьем?

 Конечно, добьем!  залихватски выкрикнул Павел и понял: перегнул.

Выходя из буфета, Павел увидел девушку. Что-то знакомое показалось в ее лице. Глаза? Широко расставленные, открытые, внимательные, цвета спелого каштана. Нет, пожалуй, темнее. Потому так кажется, что уж больно внимательные. Спешит на концерт. Обычная штука. В Кузнищах знают, что после собрания будет концерт. Не так уж часто устраивают, чтобы пропустить, вот и спешит.

Поздороваться или нет? С какой стати? Может быть, просто похожая на кого-то из сокурсниц. На кого?

Ха! Так это ж дочь Якова Сергеевича. Могла бы первой поклон отвесить, ничего бы не случилось. Прав Гришка, цену себе знает

Старательно отмерил несколько шагов, приноровился поближе к перилам. Руки удержат, если ноги подведут. Опираясь на гладкую балюстраду, пошел к ожидавшему внизу Дементьеву.

Глава вторая

1

С утра пошел дождь. Весной от такого дождя через час не осталось бы следа. Но сейчас чернозем скользкой липучкой обволакивал гусеницы, пластинами набивался между стальными поперечинами. Порою пласты срывались и черными ошметками летели через громоздкий прицеп.

Гришка высовывался из кабины и во все горло кричал:

 Девки! Я вас закидаю Забегайте на мягкое сиденье, прощаться-целоваться!

За трактором  железный скелет треугольника, за треугольником тащились три лесопосадочные машины. Молодые женщины по две у каждого сошника сидели на пружинистых металлических кругах, будто подвешенные над пашней. Они по очереди наклонялись над сошниками, всовывая в раздвигаемую землю корни малюсеньких деревьев-сеянцев. Одна опустит и выпрямится, тогда наклоняется другая. И так по очереди, без перерыва, пока не кончится гон.

Им не до Гришкиного приглашения. В ушах  нескончаемый шорох раздвигаемой земли, легкое постукивание смазанных колес лесопосадочных машин, глаза только и следят, чтобы не промахнуться с расстоянием, с глубиной заделки сеянцев, чтобы вовремя схватить с верхней полки очередной пучок волосинок-корешков с гибкими стволиками.

Посмотреть со стороны  даже смешно. Шесть неповоротливых человек, укутанных в телогрейки, в толстые платки, в шаровары и кирзовые сапоги, кланяются и кланяются неизвестно кому, да так усердно, словно вымаливают прощение за грехи всего человечества.

Иногда Гришка прибавлял скорость, машины двигались быстрее, наклоняться приходилось чаще. Силы иссякали, спина каменела. Ни согнуться, ни выпрямиться.

 Тише, черномазый!  писклявым голосом кричала полнощекая девка.

 Гы-гы,  удовлетворенно скалился Гришка в ответ.  Кто смелая ко мне? Э-эх, утешу!

 Только подойди, утешим! Корешки спиной не щупал? А то попробуешь. Они как цыганские кнуты

 Гы-гы На какую нацелиться

Завывал мотор, лязгали гусеницы, нескончаемой морской волной, не дошедшей до берега, шумела земля. Колеса постукивали мягко, маслянисто.

За лесопосадочными машинами, как торопливый грач, неотступно вышагивал Барумов. Между рядами редкого гребешка из только что высаженных сеянцев он успевал заметить не прикрытую землей корневую шейку, пригнутый вплотную к земле стволик. Догонял сеяльщиц и кричал:

 Глубже! Глубже! Земля осядет, как раз будет! Не спешите! Пусть землей стиснет, а то пригибает

Хорошо, что работа живая. Можно было проверять не каждый ряд. Но стоило остановиться, как голову распирала боль, хотелось закрыть глаза и бежать, куда угодно, лишь бы вдохнуть целебный воздух. «Надо же было так нахлебаться»  думал Павел.

Две девчушки вслед за Барумовым торопливо поправляли сеянцы. Земли подсыпят, стволик подымут, здоровенный ком оттолкнут, чтобы не давил на стебелек. И бегом за начальником, пока не заметил, что отстали. Не важно, что молодой, а видно, строгий. Ни одного плохо заделанного сеянца не пропустит. Не хотелось бы от него получать нагоняй

А голова болит, будто изнутри ее разламывают. Ну и хорош был вчера Даже не сообразил поздороваться с дочерью Якова Сергеевича. Вот, скажет, вроде бы культурный человек, а ведет себя Кузнищи такой поселок, что где-нибудь обязательно встретятся. Будет неудобно.

 Бегом! Бегом!  кричал из кабины Ванек Вендейко отставшим девчушкам.

Голосок юный, надломленный, как у подрастающего петушка. Засмеялись на лесопосадочных машинах, покраснел парнишка, а сдаваться не хотел.

 Раскудахтались! Кто первая в кабину?

Гришка покровительственно положил руку на его плечо. Не выставлять же преданного помощника на посмешище.

 Ну, мы ждем! Кто смелая?

 Гришка, храбрец! Попадись вечером, не так запоешь! В Кузнищи не езди, а к нам, в путейскую казарму. Посмотрим, чем богатый!  смеялась толстая баба на средней машине

Ванек на ходу спрыгнул с трактора, схватил ведро воды. В конце гона ему надо открыть прикопанные сеянцы, смочить корни. Как только трактор дотащит машины, Ванек загрузит их новым материалом, поможет Гришке развернуться с громоздким прицепом.

Вечером возвращались в Кузнищи пригородным поездом. Павел сидел один, прислонившись плечом к стене. В сумерках темными всполохами проскакивали мимо окна дикие яблони. Лицо пылало как обожженное ночным костром. Сквозь дрему слышал болтовню Гришки, писк девок, стиснутых парнями.

В Кузнищах из вагона выходил последним. От вокзала тянулась широкая, обсаженная тополями улица. Название  Паровозная. Через квартал ее пересекала Токарная, еще через квартал  проспект Машинистов. Поселок был рожден чугункой, и вот уже более ста лет жизнь Кузнищ была неразрывна с жизнью железной дороги.

Павел свернул вправо, на Сигнальную. На этой улице тротуары и проезжая часть были заасфальтированы. В дальнем конце виднелся клуб железнодорожников, ярко освещенный паровозными прожекторами, установленными на крышах соседних домов. На тротуарах  гуляющие. Многие из них и не знают, что такое грязь на пашне, гул трактора в открытой степи, леденистый ветер вдоль насыпи. Хорошо бы сейчас вот так же выйти из клуба после концерта, чистеньким, отутюженным. И не думать о том, что перед отходом поезда не успел проверить, хорошо ли на ночь прикопан остаток сеянцев, и не беспокоиться, успеют ли утром подвезти посадочный материал, чтобы не допустить вынужденного простоя трактора. Кажется, что у гуляющих вся жизнь без единого облачка, а счастья  нескончаемый океан.

Слева глухо вж-ж-жикнула калитка. Звук солидной, по-хозяйски сколоченной двери. «Где-то уже слышал»,  подумал Павел. Глянул на калитку. Ну где же кроме? Это когда с Гришкой Не зайти ли к Якову Сергеевичу? То да се, мол, как пожинаете. Остановился. Вот, скажут, другого времени не нашел

Свернул к калитке, крутнул стальное кольцо щеколды. От калитки  та же дорожка из красного кирпича, елочкой, точно ковер. С ковра по ступенькам  к веранде. Посмыгал сапогами по пружинистой решетке, вытер лицо платком.

На стук вышел Ванек Вендейко. Черт тебя прислал! Еще не сбросил телогрейки, видно, только что появился.

 Ты чего сюда?

Глупый вопрос. Мало ли чего? Может быть, здесь тетка. Или брат. Сразу не придумаешь, о чем говорить.

 Я живу здесь.

 Вон что-о-о А Яков Сергеевич?

 Мой отец. Позвать?

 Вон что-о-о

Другие слова не находятся. Можно и позвать, да о чем разговаривать?

 А девушка? Такая, знаешь

 Она одна у нас. Сеструха, Ленка. На дежурстве, еще не пришла.

 Лена, значит Я зашел вот что Не проспи к поезду. Тот участок надо кончать. Будем переезжать на новое место.

 Нет, не просплю! Сеструха кого хочешь подымет

Уходил в сопровождении всепонимающего взгляда. Как под конвоем. Стук калитки солидный, твердый. Как будто путь в этот дом отрезан, так это крепко  вж-ж-жак, и  конец.

Шел по Сигнальной как оплеванный. Не стыд ли! Это хорошо, что ее не было дома. А если бы? Истинным дурачком стоял бы перед ней и перед Ваньком. Гуляющие шаркали ногами, смеялись над чем-то, будто знали о неудачном визите.

На тротуаре показалась девичья фигурка. Идет прямо на него. В руках маленький чемоданчик. Обостренное чутье сразу же подсказало Павлу: она, Лена. Дежурство кончилось. Модничает, будто совсем уж врач. С таким чемоданчиком разъезжают врачи «Скорой помощи».

Смотрит в упор, будто он провинился. Не знаешь, что и делать, когда поравняется

Павел свернул на проезжую часть, пропустил перед собой вялую парочку, нырнул в тень от лип. И тут же в душе выругал себя самыми последними словами. Да нет же, не она. Эта ого какого роста! Шаги как у грузчика. И не чемоданчик в руках, а плоская плетеная корзинка

Смеясь над собой, улыбаясь каждому встречному, шел Барумов к железнодорожному клубу. У касс толпа. На очередной сеанс билетов нет. Следующий сеанс для Павла  поздно, вернется в общежитие не раньше полуночи. А надо еще в столовую, потом помыться под душем, успеть отдохнуть, чтобы завтра не волынить, а работать. И пошел на Паровозную, потом свернул к Токарной.

Тем временем Ванек Вендейко, мокрый от напряженного бега, ворвался в общежитие. Гришка перед зеркалом прилизывал волосы: скоро идти в столовую.

 Докладываю!  рванул Ванек с порога и закашлялся. Воздуха в легких не хватило. Бухнулся на Гришкину постель, шапкой размазал по лицу пот.

 Начальник только что приходил к нам! Фф-фух, жарко

 Какой начальник? К кому?

 Не понимает. Барумов, к нам! А точнее  к Ленке. Понял? Так и спросил: девушка, дескать, потерялась в этом доме

Гришка еще раз лизнул расческой по пробору, удивленно повернулся к своему помощнику. Что за фокус? И медленно, медленно, будто вникая в сложный механизм неведомой машины, стал разбираться, что к чему.

Барумов незнаком с Ленкой, это ясно. Иначе бы не назвал просто девушкой. Но видел когда-то. Скорее всего, засек в тот раз. Почему засек? Скорее всего потому, что по вкусу пришлась. Это называется лезть напролом. Как лезть  его дело. Но к кому лезть, это уже не только его дело.

Гришка сразу предупреждал, что не для хохмы ударял за Ленкой. Из-за нее с отцом познакомился, от него нотации за поведение получал. Ничего, что не клюнула! Но Гришка не сказал инженеру, что поставил точку! Глупый  и тот догадается. Куда же ты лезешь, голубчик? Поперек поезду не становись, перережет

Инженер может подумать, дескать, Гришка обеспечен беленькой, что в девишнике квартирует, у секретарши дистанции. Ничего не скажешь, девка  смак. Но где записано, что молодому, неженатому запрещается ударять за кем хочешь и за сколькими хочешь? Он, может быть, с самыми серьезными намерениями. Жениться решил, вот и выбирает. Никому не запрещается выбирать. Чего же ты лезешь, инженер?

Гришка забыл о белокурой Галочке, о своем ужине. Он все больше распалялся, рисуя в своем воображении, как встретит с минуты на минуту инженера, как наговорит ему дерзостей. Пусть не думает, что ему, как начальнику, все позволяется.

Но Барумов что-то долго не приходил. Уже пять минут Гришка сидел, устремив злой взгляд на дверь. Десять минут! Когда придет  неизвестно. И придет ли? Завалится к какой-нибудь А здесь ждут его, слова готовят. Черта рыжего тебе, а не откровенное объяснение!

 Идем!  неожиданно выпалил Гришка.

Ванек послушно вскочил, нахлобучил шапку.

 Сначала пошамаем в столовке. А потом ночевать пустишь? Не хочу с ним храпеть кровать с кроватью! О чем толковать с таким человеком?

Задумался Ванек.

 Ночуй. Только позднее, чтобы отец не застукал.

 Согласен. А утром с Ленкой устрой с глазу на глаз. Пускай раз и навсегда знает: кто я для нее и кто этот с высшим образованием.

 Только не в доме, ладно? А то скандальчик может получиться. Отец, он знаешь какой?

 Хоть посреди железной дороги. Но объяснюсь!

Дверь нараспашку, свет не выключили. Пусть инженер корчится под одеялом в нахолодавшем общежитии.

И пошли.

2

Дементьев занимал узенькую комнату, похожую на конец темного коридора, отрезанный стенкой со щелевидной дверью. Под окном шевелились ветки остролистого клена. Можно было пощипать клен, и света в комнате прибавится. Но он не думал об этом, надеялся, что эта келья  пристанище временное.

Он вернулся из клуба уже в темноте. Настроение было такое, будто ночью предстояла большая работа.

Настольная лампа очертила на полу светлый круг. Расплывчатым серым пятном выделялось окно. Андрей Петрович, лежа на кровати, напряженно смотрел на светлый круг.

В репродукторе что-то пищало, прерывалось веселыми голосами. Настойчиво вставал перед глазами пустячный эпизод. Как-то из управления дороги вместе с комиссией приехал он в Перекрестово по несчастному случаю  паровозом убило дорожного мастера. Опросил очевидцев. Оставался мужичок в опрятной наглаженной форме. Фуражечка с тоненьким сине-зеленым кантиком, ботиночки  словно через каждый час чистит, личико беленькое, остроносенькое.

 А ты кто?  спросил Дементьев. Человека убило, тут не приходится церемониться. Иначе эти очевидцы уведут в такие дебри, что не выкарабкаешься.

 Пчик Соломатин,  открыв розовый ротик, тонко и быстро пролепетал мужичок.

 Кто-о?!

 Пчик Соломатин

Разгневанный Дементьев приготовился ко всем матерям «пчикнуть» этого Соломатина. Человек погиб, а он тут распчикался. Вовремя сообразил. ПЧИК  надо понимать в расшифрованном виде  инженер дистанции пути по капитальным работам. Ах ты, черт, пчик Соломатин!

Электрификация Как бы с этим делом не «пчикнуть». Хорошенько надо подумать, прежде всего лично для себя четко высветить новое дело, разложить по тончайшим тропиночкам все плюсы и минусы. Как найти свой ручеек, что должен влиться в общее русло реки?

Пчик Соломатин

Ах ты, бестолочь розовая! Вот привязался.

Высветить надо, как этот круг на полу от настольной лампы

В дверь постучали. Кого принесло? Да еще в такой час? Впрочем, кто бы когда бы ни приходил, всегда не вовремя. Не очень-то приятно Дементьеву показывать свое логово. Даже молочнице, что по утрам носит молоко. Мало кто видел его в кузнищевской домашней обстановке, не привык он, да и вряд ли привыкнет в ней, полуубогой.

Нехотя открыл дверь, заглянул в темный коридор. Гостья! Из города

 Ты даже не спрашиваешь кто,  донесся голосок жены. Вот уж действительно не вовремя. Учует коньяк, за целую ночь скандал не потушишь.

 Проходи, тут поговорим.

Надавил на кнопку, под потолком вспыхнул матовый шарик. Раисе Петровне достаточно беглого взгляда: один. И только тогда потянулась к мужу с супружеским поцелуем. Уже сидя за столом, спросила:

 Мальчишник справлял?

«Начинается!»  подумал Андрей Петрович.

Назад Дальше