Живая защита - Виктор Михайлович Попов 8 стр.


 Мы не к больным. Сеструха моя на третьем этаже, Вендейко, на практике она. Сутки домой не приходила. Ненормальное дело! Беспокоимся! Отцу в поездку надо, а он волнуется, ждет.

 Сутки?!  Только это вывело тетку из состояния неподвижности.  Сейчас.

Повернула на лестницу и пропала.

Гришка отошел от Ванька, потянуло закурить. Но только попробуй, вмиг выкатится белая гора и выгонит из больницы. Нельзя!

Быстрой чечеткой сбежала Елена. И сразу  к Ваньку.

 Дома что-нибудь?

В больших усталых глазах выжидающая тревога. За сутки лицо осунулось, посинело. Досталась, наверно, работенка. Но как хороша она в беленьком халате! Гришка откровенно любовался ею. Куда там принцессам!

 Дома по-старому,  шмыгнул носом Ванек. Он готовился ко всему: сеструха в отца, на многое способна.  Поговорить с тобой желают.

Гришка, мягко раскачиваясь на ослабших ногах, шагнул к сестре с братом. Оторвали человека от важного дела. Больные все-таки Недаром целые сутки здесь. В таком положении язык не повернется говорить о пустяках. Надо о серьезном, чтобы поверила. Неспроста же люди в такую рань притопали!

 Ванек, в стороночку,  сказал он.

Ваньку не обидно. Они старше его и мало ли о чем хотят поговорить. Отошел к гардеробной, даже повернулся спиной. Пусть не думают, что подслушивает. А вообще-то о чем же все-таки?

 Ты извини, конечно, что мы так рано пришли,  начал Гришка.

 Пожалуйста, короче. Некогда.

 Что ж, если некогда, мы в другой раз

 Ну, говори!

 Дело самое что ни есть простое Не путайся с Барумовым, душевно советую.

 Да ты что-о-о!

 Душевно предлагаю: не пропадешь. Пообещай, что за меня выйдешь. Серьезно обдумал.

 Ты очумел!

 Значит, с инженером задумала? Так бы и сказала. Мы не такие уж глупцы, чтобы нас таскать за нос

 Делать вам нечего.

И опять  шустрая чечеточка. Выше, выше. Белого халатика не видно, а сверху сыпется и сыпется: цок, цок, цок

Немного отлегло. Значит, не так глубоки дела с инженером. Как у нее просто получилось: «Делать вам нечего». Это кому же? Гришке с Барумовым? Или одному Гришке? Таким ответом не мудрено замаскировать Барумова и оттолкнуться от вопроса.

Нет, не отлегло. Забрался в вязкую трясину; что ни дальше, то сильнее засасывает

Ваньку́ показываться дома нельзя. Отец спросит: почему не на работе? И Гришке торчать в общежитии тоже рискованно. Вместе с Ваньком они пошли в столовую. К счастью, ночная смена еще не начала передавать свое хозяйство дневной. Эти передачи как начнутся, так почти на полдня. Каждую щепотку соли взвешивают.

Можно было пошуметь, почему подали холодные котлеты? Почему от стакана чая даже пар не идет? Но зачем шуметь? Ждите, скажут, пока дневная смена станет жарить-парить.

Из столовой  к железнодорожному клубу. Целый час ходили по фойе, глазели на каждую пыльную картиночку, вывешенную для таких, как они. На первом сеансе зрителей не густо, одни ребятишки. Ничего, посмотрели. Вышли и удивились: на улице, оказывается, яркий день. И времени в запасе столько, что до обеда не помешает еще разочек позавтракать. Пошли на вокзал. Поезд будет через два часа. Можно ехать, а можно и погодить. Отвечать перед начальством что за полдня, что за весь день.

Кроме тракториста и прицепщика пришли все. Барумов с беспокойством смотрел в сторону станции. Может быть, ехали в другом вагоне и сейчас задержались?

От деревянного вокзальчика по узким тропинкам струйками текли пассажиры в разные стороны. Из окрестных сел многие работали в Кузнищах, сейчас возвращались после ночной смены. Ни один человек не направился в сторону лесных посадок.

Не случилось ли чего? Эта мысль показалась правдоподобной и страшной. Гришка не ночевал в общежитии. Сначала думалось  пристроился где-нибудь. Но к поезду он должен успеть! Значит, случилось. А Вендейко небось прослышал от сестры (она же в больнице занимается) и подался к своему наставнику  Матузкову

Самому поехать в Кузнищи или послать кого-нибудь из рабочих? Что рабочие? Там, возможно, помощь потребуется, он, как начальник участка, организует, провернет

 Я утром шла к поезду, их видела,  пропищала девчушка, словно удивляясь такому редкому случаю  видеть Гришку с Ваньком.  Бежали с Сигнальной. Даже меня не заметили.

 Нужна ты им, замечать-то. Им надо  Грубоватая мужикообразная женщина потрясла разведенными руками, показывая неохватное.

Бабы засмеялись. Девчушка покраснела и отвернулась.

Ничего не случилось Это хорошо. Но Барумова словно обманули. И обидно, и тревожно. Тревога разрасталась, беспокойные мысли теснились в голове. День пропал. Намечал посадку полос закончить. Все расписал, как по нотам. На других перегонах мастера хлопочут, а здешний мастер ушел на пенсию. Другого пока нет. Приходится самому и за начальника участка и за мастера. А теперь  и за тракториста с прицепщиком

Над землей, разбитые резким ветром, клочковато ползли темно-серые облака. Вот-вот начнет сеять мелкий дождь, и на черноземе много не поработаешь. Выглянуло бы солнце! Тогда на денек-другой продлился бы посадочный сезон. Но продлится ли, когда небо очистится от облаков? По безоблачной погоде жди мороза. Скует землю, ни плугом, ни сошником лесопосадочной машины не возьмешь. Вот тогда уж ничего не сделаешь. Так что неизвестно, какая погода лучше. Надо сейчас дорожить каждой минутой.

Откуда взялось беспокойство? Дело с железнодорожными полосами для Павла новое, коллектив дистанции незнакомый. Никто не подгоняет, и стыдиться некого. Больше того, совсем недавно ему не очень-то хотелось работать на железной дороге. А вот начал сажать полосы, и кажется  важнее дела нет.

На ночь трактор оставляли во дворе у путейского бригадира. Павел завел машину и пригнал на пашню.

 Сажать?  недоуменно посмотрела девчушка на Барумова.

 Нет, в глазки играть,  ответила баба, затягивая на пуговицы толстую телогрейку.

Расселись по машинам, взяли в руки пучки сеянцев. Тронули. Трактор полз медленно. Надо бы побыстрее, но Павел боялся. Без навыка можно такие ряды навилять, что потом культиватор сюда лучше не засылать  все срежет.

С недоброй решительностью Барумов ждал встречи с Матузковым и Вендейко. Бросить работу в такое горячее время! Думают, если начальник новенький, только с институтской сковородки, да еще живет с трактористом в одном общежитии, то можно вытворять что вздумается? Безнаказанно? Нет, он покажет, что есть на Кузнищевском участке настоящий начальник. Напишет доклад, добьется приказа по дистанции. Выговор? Ну, выговор для Матузкова или для Вендейко не больнее комариного укуса. На общем собрании прочистить? Прошибешь ли этим? Пусть. Все надо! И выговор, и на собрании, и в стенгазете. А еще надо лишить премиальных, тогда скорее почувствуют. Да объявить рабочим, особенно женскому составу. Матузков не очень расхрабрится, засмеют. Не любит он, когда над ним девки подсмеиваются. Вот и хорошо. Так-то больнее, Григорий Матузков!

С каждым гоном Павел прибавлял газу. Теперь уж приходилось оглядываться: успевают ли? Успевают. Иначе бы запищали.

А те, двое, небось расхаживают по Кузнищам, небось договариваются, как бы врать поскладнее насчет прогула. И не думают, что начальник участка уже знает: никаких чрезвычайностей не произошло.

Гришке соврать что плюнуть. Но Вендейко? Ему-то каково? Он увидит, что вранье разоблачено, а оправдания нет. Сгорит от стыда! Жаль парнишку. Связался с Матузковым, а напрасно,  ничего хорошего от Гришки не переймет. Жаль Ванька. Но все равно Павел скажет и ему горькие, злые, самые язвительные слова. Подберет такие, чтобы запомнились, чтобы ночью снились.

Они пожаловали после обеда. Гришка с критической ухмылочкой посмотрел на прямые строчки высаженных сеянцев. Павел остановил трактор, спрыгнул. Сажальщицы забыли о том, что надо взять по новому пучку, навострились в сторону начальника.

Двое против одного. Павел облокотился о гусеницу, взгляд медленный, тяжелый, то на одного, то на другого.

Гришка ждал. Странно, не спрашивает Понял, потому не спрашивает, что знает: прогул без всякой причины. И Барумов ждал. Не объясняет Матузков, не хочет объяснять. Догадался, что врать бесполезно.

Надо начать со справедливых, жестоких упреков. Чтобы прогульщики знали: есть на участке начальник! Но не вызовет ли ответную ожесточенность? Особенно у Ванька. Ему будет не стыдно, а горько. Так горько, что никто не поймет его и не поможет. Да и Гришке не слаще.

Павел почувствовал, что не может произнести ругательных слов. Не будет он удовлетворен гневным потоком, злой справедливостью. Не лучше ли  о долге рабочих, о совести, о сознательности, о последних днях перед устойчивыми морозами, о больших площадях, что надо еще посадить Но разве этими рассуждениями научишь порядочности? А чем же? Неясно Павлу. Одно только ясно, что не так надо учить Ванька и Гришку.

 Скажите, товарищ начальник,  начал Гришка. (Стыдно все-таки. Взгляд бегающий, изучающий. Стыдно. Хотя и топорщится, этаким храбрецом хочет показать себя, дескать, ему все нипочем.)  Что важнее для нашего растущего общества: моральные или деловые качества человека?

«Храбрец Болтовней защищаешься Ну что ж, продолжай»,  подумал Павел.

 Эта проблема очень даже меня интересует. Есть человек, ну  ангел. Все у него одно к одному. С женщинами ни-ни, насчет водочки  даже в мыслях нету, личная мораль  только проповеди читать. А работничек так себе, средненький. Есть другой человек. Как вол. Он все может. И новую звезду в небе отыщет, и новый плуг изобретет, и на рядовой работе у него сто лошадиных сил. А с моралью слабовато. Грешит частенько, по всем пунктам. Какой же человек нам нужен?

Гришка взглянул на сажальщиц. Слушают. И начальник слушает. Суро-о-ов. Настроение  проглотил бы тракториста вместе с прицепщиком. А слушает. Приказал бы: до темноты не слазь с трактора, а выполни дневную норму! И конец разговору. Но  слушает. Терпе-е-елив

 Я так считаю: изобрел человек новый плуг. Ну, новый двигатель, это ценно. От его изобретения польза огромная. Кому какое дело, что в моральном отношении он не совсем ангел? Для жены. Для тех, кто рядом работает,  не совсем. А в целом обществу? Вреда от его отклонений от нормы  самый мизер, а польза от изобретения, ну, пускай, не от изобретения, а от его лошадиных сил такая, что и не подсчитаешь. Каково?

Загорелись глаза у Вендейко. Многое в Гришкиных словах непонятно. Но как говорит!.. Заслушался Ванек, даже о стыде перед начальством забыл.

 Мы знаем, например, Мосина не потому, что он был идеальным человеком. Я говорю  в моральном смысле. Бог с ним, может быть, у него грехов было не пересчитать. Мы потому помним, что он России винтовку изобрел. Как его винтовка для отечества Не будем уточнять  польза и все такое. Вот я и говорю: самое важное что? Без высокой морали дороги у нас нету. Но как мы двинемся вперед без нового двигателя или без настоящих лошадиных сил? Как тут быть? Что отстаивать? Надо бы  все. А прежде всего?

Бегают Гришкины глаза. Дошло наконец, что болтать уже неудобно. Это не перед девками кривляться. Выдохся.

Померкли глаза у Вендейко. Опять увидел перед собой Барумова и опустил голову, раздавливая сапогами черноземный ком.

Тихо. Только ветер легонько насвистывал прилипшей к гусенице соломинкой.

 Я не могу простить вас,  сказал Павел. Сказал почти шепотом, но его услышали даже сажальщицы.

Гришка стоял как пришибленный. Громко шмыгнул носом, зачем-то поглядел на небо. Кусанул губу. Опять посмотрел на облака и полез в кабину трактора.

4

На другой день переезжали на новый перегон. К Гришке в кабину втиснулись четыре сажальщицы, на прицепленных к трактору лесопосадочных машинах расселись остальные женщины. К углам прицепа были привязаны порожние бочки из-под воды, между бочками на дощатом помосте восседал Ванек.

 Готовы?  крикнул Гришка в окно кабины.

 Начальник заругается,  заметила толстуха в телогрейке.  Вчера заказывал. Чтобы, говорит, людей так не везли.

 Пока начальник приедет, мы уже на новом месте кашу заварим. Гы-гы. Успеем сообразить по мелочи.

Трактор заурчал, со звоном в сцепных серьгах тронул громоздкий поезд.

В это время Барумов пришел в контору. После разговора с начальником дистанции с первым же поездом он уедет на новую площадь посадки.

В конторе Лидия Александровна одарила сладчайшей улыбкой.

 Вам не повезло. Чем помочь, не знаю. Начальник в депо, лекцию читает.  Она взбодрилась, лицо многозначительное.  Ответственное дело! По поручению парткома. Такую нагрузку взвалили на него

Попасть в паровозное депо не так просто. Закопченные корпуса стояли островками среди бесчисленных рельсовых путей. Со всех сторон вагоны, паровозы, маневровые толкачи, прямоугольные колонки для телефонных разговоров с маневровым диспетчером, серые столбы осветительных линий. Перейдешь один путь  осмотрись. Не спеши, прокатится платформа, опять осмотрись, обойди штабель тормозных накладок и тогда шагай через очередную пару замасленных рельсов.

Так Барумов и шел. Наконец попал на утоптанную дорожку между путями вдоль залитой мазутом колеи. У первого корпуса депо мазутные рельсы обогнули снятый на землю дощатый вагончик и нырнули под ворота на черный от паровозной копоти двор топливного склада.

Пол в коридоре был выложен деревянными шестигранниками из дубовых торцов. Мазут крепко въелся в трещины. Шаги приходилось укорачивать, иначе легко поскользнуться. На втором этаже намного чище. Пол крашеный. На дверях вывески: «Главный инженер», «Местком», «Бухгалтерия». В конце коридора, прислонившись к стене, курили несколько человек. Они слушали через открытую в зал дверь.

Барумов прошел мимо них. Половина зала была свободна. Сел позади всех, осмотрелся. На маленькой сцене за столом сидели деповские.

Дементьев внушительно возвышался над трибуной. Снежно-белая рубашка, галстук с искрами, черный отутюженный костюм, неторопливый обстоятельный голос Все говорило, что на лекции он не собирался ударить в грязь лицом. «Как видно, уже закругляет»,  подумал Павел.

 Вот почему электрификация важнейших направлений является насущной задачей. Электровозы намного изменят жизнь наших железнодорожников, их быт. Уйдут в прошлое профес-с-сии кочегаров, шлаковщиков и другие. Их заменят новые специалисты: машинисты электровозов, монтеры контактной сети и так далее. Электрификация потребует больших знаний. Следовательно, люди повысят общеобразовательный и профессиональный уровень.

Основные слушатели  машинисты. Их легко отличить. Темные форменные пиджаки, лица со следами въевшейся в поры угольной пыли. Впереди увидел вспотевшую лысину Якова Сергеевича Вендейко. Тот слушал внимательно, подавшись вперед, и первым встал с вопросом:

 Дело, конечно, хорошее. Я понял так: не напрасно перед нами насчет электротяги. Наверно, скоро и у нас. Так иль нет?

Для Дементьева такой вопрос проще простого.

 В планы дороги я не пос-священ. Поэтому не скажу, когда у нас и на каких линиях.

Но Якову Сергеевичу этого мало, лекция встревожила его.

 А все-таки зачем говорить, ежель ничего? Я так считаю: будет. Иначе  впустую. Ну и вот, куда нам, старым паровозным ездокам, деваться? Поздновато учиться, лысина больно велика.

 Товарищи! Этот вопрос вытекает из первого. Как я уже говорил, в планы дороги не посвящен. Поэтому ничего не могу сказать о трудоустройстве паровозных машинистов.

Как бы ни отвечал Андрей Петрович, а вопросы его слушателей, да и ответы не нравились самому себе. Вчера так было у связистов, сегодня повторяется у паровозников. Разговор об электрификации шел так, будто на дороге и в Кузнищах все решено. «Не слишком ли много взял на себя?  приходила настораживающая мысль.  Приказа нет, многое может еще измениться. А пустую болтовню не поощрят».

В оправдание приходило, что он и на парткоме и перед началом лекций предупреждал: разговор будет вести с целью популяризации нового, что есть в железнодорожном цехе страны. Не больше. А пропагандировать новое не запрещается.

Путь из зала ему преградил Барумов. «Неужели специально приходил послушать?»  мелькнула льстивая мысль.

 Ты зачем?  спросил Андрей Петрович.

 Вопрос появился, без вас никто не решит.

 А-а, вопрос

Они подошли к столу президиума. Павел положил перед Дементьевым свою докладную. Андрей Петрович прочитал, поднял голову.

Назад Дальше