Ну и что? Это горит?
Вопрос обескуражил Барумова.
Не горит, но все же Самый разгар работы. Прогульщиков надо наказать, другим будет наука.
Андрей Петрович в душе чертыхнулся, но только и сказал:
Прогульщиков, конечно, взгреть надо. И взгрею! А сам подумал: «Тракторист Было бы из-за чего нервы портить».
Разговор не назовешь приятным. Самое время подвести итог лекции, чтобы завтра в вагонном депо сокрушительней забивать вопросы. А тут вмешиваются, прерывают мысли.
Оставь докладную и на перегон! Своей докладной ответственность за разгильдяйство Матузкова не снимешь. Спрошу по всем статьям! Дементьев потряс бумагой перед лицом Барумова, небрежно сунул в черную с блестящими кнопочками папку.
Барумов ушел не попрощавшись. «Не слишком ли я? подумал Андрей Петрович. Ничего Уж больно бесцеремонен. Если посидел за одним столом, то думает все, начальник в его руках. Таких сразу надо ставить на свое место. Молод еще!..» Одернув пиджак, он взял папку за угол, чтобы получилось небрежнее, пусть люди не думают, что он следит за своими манерами, и пошел в кабинет начальника депо. Там, в шкафу, на плечиках висели его пальто и шапка
* * *
Вечером Гришка гремел стульями, передвигая их за столом, недовольно дергал шнуры то у розетки, то у репродуктора. Не провода подсунули в общежитие, а гнилостную штуку! Весь вид красноречиво говорил Гришка обижен. И виноват начальник участка. Насупившись, несколько раз прошел мимо Барумова. Читает. Можно подумать, что в самом деле интересно читать с натянутыми нервами. Притворяется. О-от человек! Видно, что переживает, а ни в какую, чтоб поговорить.
Павел иногда отрывался от книги, отвлеченный громом стульев. Напрашивается? Ну так спрашивай, если надо! Испортил день, да еще вечер добавляет. Вот опять начал переставлять стулья с выкрутасами, с громом: спинку к спинке или подсунет сиденье к сиденью. Ложись, как на диване.
Нельзя поаккуратнее? сдержанно спросил Павел.
А я что? вызывающе повернулся Гришка.
Ничего.
Если ничего, то нечего! У меня тоже нервы! Сразу вспылил, раскраснелся, будто его долгое время сдерживали. Я тоже человек! У меня тоже есть! постучал пальцем по груди, тут же уцепился за шнур у розетки.
Не дело выслушивать такое. Павел не спеша оделся и пошел в столовую. Когда вернулся в общежитие, Гришка уже спал, с головой укрывшись одеялом. Наконец-то можно было поразмыслить о сегодняшнем дне. И прежде всего о Дементьеве.
Если оторвал от чего-то срочного, так и скажи. Может быть, не стоило подступать с официальным докладом? Сначала объяснить, внести предложения. Ну, так и скажи!
Лег спать в полночь. Заснул не сразу. Ведь абсолютно все равно, как на него смотрит Дементьев, что может предпринять. Барумову скорее бы постигнуть тонкости своей работы. Нужен не только книжный багаж в голове, но и опыт. А опыт, как и знания, на всю жизнь.
И все-таки обидно. Лично для себя, что ли, Барумов с этой докладной? Для дистанции, для участка, для общего дела, наконец! Как же укреплять дисциплину? Через неделю к Гришке не подступишься, поздно будет.
Утром, проснувшись, повернулся к соседней кровати: пусто! Несмотря на ранний час, постель была тщательно заправлена. Простыня конвертиком, посредине узкая полоска бордового одеяла, подушка взбита, как у девушки на выданье. Только приляг, сразу утонешь в блаженстве. Успел куда-то! Куда спешить? Сегодня выходной
Гришка заявился вечером. Вид победителя. Ухмылочка независимости скользила по губам.
Честь имею откланяться. Вместе с помощником.
Не кривляйся. Если хочешь говорить, то говори нормально.
Гы-гы Я и сам поучу кого хочешь. Так-то, товарищ начальник. Больше не желаем с вами в ладушки играть.
Уходишь, что ли?
Так точно. О чем ставлю в известность. Утречком ранним помашу платочком.
Завтра уже не будешь?
Ха, захотел чего. Завтрачком будем сажать без вашего позволения у начальника Тузенкова. Но вы не скучайте. Я буду приезжать. Я здесь прописан, здесь и поживу. Ясно? Побудем здоровы до позднего вечера.
Новость убила Барумова. Видя его растерянность, Гришка с откровенным удовлетворением смотрел в лицо Павла и готов был прыгать от мстительной радости.
Кто разрешил?
Гм кто. Значит, разрешили! Мы не сами, у нас порядок.
А Вендейко?
Барумову несладко спрашивать, неприятно смотреть в озаренное победой лицо Гришки.
Гы-гы, спрашивает. Он по гроб мой.
Нет, от таких вещей вопросами не отмахнешься. Павел пошел в контору. Как всегда, дверь открыта. В какой вечер ни заглянешь, всегда встретишь уборщицу Наталью Ивановну. Вытирает телефоны, двери, звенит связкой ключей, в десятый раз за вечер выглаживает тряпкой полы в комнатах.
Дементьев ответил быстро, словно в выходной день не отходил от телефона.
Насчет Матузкова? Я согласовал. А почему я должен ставить тебя в известность? Говорил тихо-тихо, да как пальнул: Я начальник дистанции и прошу не указывать!
Барумов замолк. Только выслушивает да краснеет от негодования.
Где хочешь, там ищи тракториста. А план выполни! Человек не хочет работать у тебя. Не хочет! А ты подумай почему? Значит, сам хорош. Все разбегутся, а ты продолжай гадать: почему?
В тягостном раздумье глядел Барумов на телефонный диск. Жаловаться? Писать Дементьеву официальную докладную? Нет, спасибо, уже писал
Мы-ы-ыладой человек, ты ить новенький. А? Говори громче, с правой стороны. Я туговатая.
Наталья Ивановна, сухонькая, маленькая, с добрыми евангельскими глазами, присела за стол напротив Барумова.
На гулянку собрался?
Никуда не собрался!
Будешь в конторе?
Не спешу я! Некуда!
Мы-ы-ыладой человек, ты б написал мне. Расписываться умею, а больше силов нет.
Давайте напишу! Что надо!
Наталья Ивановна принесла серенькую хозяйственную сумку, запустила в нее темные жилистые руки. Сейчас достанет пухлую связку потертых ответов на свои жалобы. Может быть, у нее крыша течет или с пенсией неладно получилось. Сейчас придется читать монотонные бумаги, разбираться, кто прав. Потом под диктовку весь вечер на нескольких листах чертить очередное заявление в очередную организацию.
Но перед Барумовым Наталья Ивановна бережно положила стопку красно-синих праздничных открыток. «С Октябрем!» горели алые слова на голубом небе, пестром от ракетного салюта.
Напиши как надо. Складно сумеешь? Сперва ко мне домой.
Самой себе, что ль?
Сестре, Дуняшке. Живем вместе, одинокия мы, обижается, коли по почте не пришлю открытку. Ты проверь, марки на все открытки я приляпала? Стыдно пропускать.
Проверю! Чего писать?
Пиши так. Дорогая Дуняша, цалую много-много раз. Твоя сестра Наталья.
Сначала надо с праздником поздравить! А потом целовать!
Да ить с праздником они уж написали.
Наталья Ивановна кривым ногтем постучала по алым буквам.
А потом напиши начальнику нашему, Андрею Петровичу.
Начальнику не буду!
Удивилась, присмотрелась ясными глазками.
Эт почему же? Он вроде ничево. Со слезами от него никто не выходил. Вот до нево был, того даже за это с работы турнули. Ну, гляди. В сторонку отложи, одну-та. Лиду Ляксандру попрошу. Она их быстро строчит на машинке. Теперь давай кладовщику нашему, Митрохе. Митрофан Тарасыч он.
Всем будем писать?! Всем, говорю, кто работает в дистанции?
Всех-то я не знаю. Их, считай, полтыщи. Только этим, она медленно покрутила рукой по столу. Только в Кузнищах. Но и то о-ое-е-ей! Ну вот. А теперь булгахтеру
Странное дело! Чудновато, а приятно было выслушивать подсказки Натальи Ивановны, откладывать очередную заполненную открытку и смотреть, как напрягала она морщинистый лоб. Не пропустить бы кого! Ей страшно подумать, как обидится человек, если не получит к празднику ее поздравление.
Из конторы Павел направился на Сигнальную, к Якову Сергеевичу. Поздновато, но идти надо.
Яков Сергеевич готовился в ночную поездку. Под вешалкой у порога стоял чемоданчик с провизией, с чемоданчика свешивался полосатый шарфик.
О-от, ночной гость, удивился он. Вовремя, Идем чай пить.
Они расположились на кухне за стареньким письменным столом, приспособленным для кухонных дел. Пришла Лена, по-домашнему простенькая, в теплом халатике из оранжевой байки.
Здрас-с-сте, по-школьному произнесла она.
Заварила чай, разлила по чашкам, разложила блестящие ложечки. Все быстро, четко, словно прошла выучку в большом ресторане. А Павлу показалось, что она хотела побыстрее отделаться от незваного гостя.
Ванек уходит от меня на другой участок.
Это еще что за дело? проворчал Яков Сергеевич.
Лена шустро повернулась и исчезла. Тотчас пришел Ванек со всклокоченными волосами. Заморгал, увидев своего начальника.
Куда завтра отправляешься, голубчик? хмуро спросил отец. Почему я узнаю от посторонних? Почему с начальником не поговорил?
А мы с Дементьевым, скрипуче-заспанным голосом ответил Ванек.
Надо со своим прямым начальником! Ты думаешь, он приставлен к тебе нянькой? Думаешь всю жизнь таскаться Гришкиным хвостом? Летуном задумал быть?..
И понес, и понес. Что ни больше говорил, то сильнее повышал голос. Дошло до того, что Павлу неудобно стало. Зачем быть свидетелем семейной сцены?
Лена больше не появлялась. Значит, в самом деле торопилась освободиться от неприятной обузы.
Твоя работа не только твое дело! Запомни. Не захочешь запомнить ремнем вколочу! Не посмотрю, что женихаться начал. Никуда от Барумова не уйдешь! Иначе отваром чистотела так ошпарю, что волдыри вскочат. Зато всякую мразь сгонит!
А как Гришка один? исподлобья взглянул Ванек на отца.
А как он без тракториста и без прицепщика? ткнул Яков Сергеевич в сторону Барумова.
Из дома уходили вместе. На улице Яков Сергеевич на прощание зажал руку Павла массивной шершавой рукой и пошел в сторону депо.
Ванек явился в назначенное время. От поезда шел так, будто на голове нес тарелку с водой. На лице безразличие ко всему окружению, полное сознание тягости учиненного над ним насилия. На месте посадки взял пучок сеянцев, отошел от сажальщиц и сел.
Барумов пригнал трактор, поставил лесопосадочные машины в борозду.
Иди сюда, ты не в гостях.
Ванек неохотно подошел.
Садись трактористом.
Недоверчиво взглянул: не смеется ли? Наступил на гусеницу, прогнулась, запружинила. Залез в кабину, опять глянул на начальника. Нет, не смеется.
Сумеешь?
Если не получится, сам слезу.
Давай так. По прямой до конца гона будешь ехать ты, а на поворотах я.
Вчера не поверил бы своему счастью. А сегодня вот оно, сам начальник предлагает
Будет исполнено!
Рычаги тепленькие, дрожащие от живого мотора. С Гришкой было совсем не то. Баловство. Доверял, только без работы, прокатиться от сих до сих. Да и то садился близко-близко, чтобы в любую секунду рвануться к рычагам. А сейчас
Счастливый Ванек любовно ощупал стеклышки приборов, погазовал, прислушиваясь к реву мотора. Не удержался и в приступе радости закричал в окно:
Девки! Греться ко мне! Кто смелая!
На машинах дружно засмеялись. Ванек не обиделся. Думают, что он воробышек. А он покажет: Ванек Вендейко вместо Гришки!
Поехали!
Трудолюбиво заурчал трактор, у сошников мягко зашуршала земля.
За день Павел устал. Шутка ли, вскочи в кабину, разверни трактор с прицепом, поставь агрегаты в борозду, потом соскочи, проверь, правильно ли посажен каждый сеянец за каждой из трех машин, правильно ли подправят, снова догони трактор в конце гона Все надо было предусмотреть, от обрубки корней сеянцев при загрузке машин до нормальной скорости трактора. Устал, но зато доволен: дело движется.
В общежитии на постели увидел яркую праздничную открытку. Неужели так рано из дома? «С Октябрем!» алели буквы на голубом фоне праздничного неба. Перевернул. Чернели ровные строчки машинописи. «Уважаемый тов. Барумов!!! Сердечно поздравляем Вас с праздником и желаем счастья Вам и членам Вашей семьи». Кто желает, каким членам «Вашей семьи»?
5
Андрей Петрович проснулся поздно. Вчера он читал лекцию на линейной станции Бирюково. Освободился к двадцати часам, но уехать удалось только в двадцать три: не было ни одного пассажирского поезда, а грузовые проходили с ходу. В былое время остановил бы любой поезд и не тратил бы попусту время. А сейчас перед участковым диспетчером надо шапку снимать, с дежурным по станции по-хорошему обойтись, да и с машинистом, чтобы не очень-то Вдоволь наслушался в темной степной глухомани отдаленного собачьего лая, что ветер доносил из-за голого бугра. Во втором часу ночи добрался до квартиры и вот проспал.
Сегодня лекция в строительном участке. Если память не изменяет, часов в десять. Андрей Петрович с постели дотянулся до телефона. Да, строители знают, из парткома говорили
Рановато. Не отдохнул как следует, а вставать надо.
Не слишком ли он увлекся этими лекциями? Неловко от своих конторских служащих, работе стал меньше внимания уделять. Но это еще ничего, можно сослаться на партком, и сомнения у людей исчезнут. А вот как на это смотрят руководители отделения, да и повыше в управлении, если, конечно, знают о его бурной деятельности? Выслуживается могут сказать. Но это не страшно. Других обвинений по этому поводу не подобрать.
А чем он провинился? Ну, если уж откровенно признаться самому себе, он только и хочет, чтобы его вновь заметили в управлении, вспомнили о нем. На высоком посту работал он честно, так что смело может людям в глаза глядеть. А то, что спустили с такой высоты в Кузнищи Такое может с каждым случиться.
Значит, выслуживается Да, выслуживается! Ну и что? Разве он кого обижает? Допускает что-то крамольное? Скажут, снова захотел высокого поста, дескать, отравлен былым ощущением власти Ну и пусть! Мало ли что кому взбредет в голову
В конторе дистанции он появился на полчаса. В кабинет сразу же прилетел бухгалтер, подсунул чеки. Подписал. Потом какие-то счета. Разбираться некогда. Бухгалтер на то и поставлен, чтобы знать свое дело. Подписал. И тут же появилась Лидия Александровна с пухлой пачкой бумаг.
Телеграммы из вышестоящих организаций есть? спросил Дементьев.
Пока нет. Заявления рабочих накопились
Зимарину.
Он говорит, хозяйственные вопросы не имеет права решать. Якобы вы запретили.
А я говорю Зимарину.
Глянул на часы. Как быстро летит время! Еще бы немного пролялякал и опоздал бы с лекцией.
Пальто, шарф, шляпу все как по тревоге. Можно бы ходить в форменной одежде, но обидно цеплять чепуховые знаки отличия. Если бы прежние, как говорится, генеральские! А от этих Увольте!
Замотался с лекциями. Забыл позвонить домой. Несколько дней тому назад Раиса Петровна прислала телеграмму: «Беспокоюсь молчанием. Срочно позвони». Не понимает человек, какую нагрузку взвалил на себя. А позвонить надо. Вот прочитает лекцию у строителей, потом с квартиры закажет разговор.
Как на воде круги, расходились по Кузнищам слухи о замене паровозных машинистов электровозниками. Виной всему он со своими лекциями. Неприятности могут свалиться с любой стороны. Из управления дороги, из райкома Зачем, скажут, сеешь панику среди старых паровозников? Приказа нет, совещания по этому вопросу не проводилось. Он оправдается, его лекции с целью популяризации. Чепуха! Не поверят, люди стали ушлые.
Это же хождение по лезвию бритвы. Чуть скользни, сразу кровь брызнет. Не надо скользить, не надо колебаться. Коль уж начал, то до конца. Хорошего, конечно, мало, если электровозы пригонят не в Кузнищи, а, допустим, на Южное отделение. За такую ошибку взгреют. Вот тогда кроме проектного института ничего не останется.
И все-таки падать нельзя! О риске Дементьев знает и идет на это. Но одних лекций мало Эта мысль тревожила Андрея Петровича. Любой человек, понимающий толк в подобных делах, скажет:
Говорить умеешь. А дальше как?
Нужны дела, громкие, большие, новые. Но чем потрясешь стальные пути? Даже сравнивать смешно: паровозы, вагоны, тысячи километров стальных рельсов и кусты живой защиты. Попробуй потряси стальные громады. Что изобретешь с кустами да с деревьями? Сеянцу не прикажешь за год вымахать до взрослого дерева.
На строительном участке въезд во двор был залит земляной жижей. Машины выбили глубокие колеи, взмесили так, что пришлось прижиматься к забору, чтобы пройти по-набросанным в жижу кирпичам.