Не успел еще Панин отойти от приватного разговора с самим царем, как его подхватил под локоток бывший наставник и настойчиво потянул в сторону, подальше от досужих глаз и ушей.
Вот что мил друг, Федор свет Семенович. Есть у меня к тебе еще одно поручение акромя главного. Сам понимаешь, казаки, особливо запорожские, народец воровской, доверия к ним у меня отродясь не было, может, от того и живой по сию пору. Вот и ты сторожись. За спиной присматривай, как бы кто нож в нее не сунул ненароком. Понял ли?
Да вроде знаком уже с ними, воевали вместях. Засомневался Панин.
Эх, что за люди, учишь их, учишь, а все равно хоть кол на голове теши, сокрушенно покачал головой царский ближник. Сколь раз тебе говорено, что нельзя в нашем деле опаску терять! Внял ли?
Так точно. Браво отозвался полковник.
То-то же. Это еще не вся сказка. Слушай дело. Есть у меня в Азове свои люди. Не спрашивай кто, не скажу. Ты лучше там собственных доглядчиков заведи, раз уж по второму кругу туда навострился, значит и третий будет. Опять же ты у нас теперь вроде как большой дока по казакам. Так что обрастай знакомствами и не пренебрегай всякого рода доброхотами, кои могут тебе разные важные новости и секреты сообщать. А на такие дела выдам я тебе серебра двадцать рублей. Деньги не малые, так что расходуй с умом.
Кошель с монетами незаметно перекочевал из рук в руки.
И это еще не всё. Теперь главное. Дошла до меня весточка, так слушок, словцо оброненное по случаю, что есть среди казачьей старшины предатель. Так это или нет, отсюда не разглядеть, да Тихий Дон не то место, чтобы сыск по всем правилам вести. Но все же имей и такую опаску. И вообще, сделай все, чтобы Азов выстоял! Присматривайся, нет ли среди местных соглядатаев татарских. Не сообщается ли кто с турками. Ну, а коли найдешь, так дави гниду без всякой жалости!
Помилуй, Корнилий, да как я это смогу сделать?
Голова тебе на что дана? Шапку носить? Думай. Все одно кроме тебя некому. Подыщи человека толкового, поставь на это дело. Но смотри, чтоб надежный был и за языком следил, а не уследит, так и укороти. Все уразумел, господин полковник?
Да, тяжело вздохнул Панин. И без того трудная задача его теперь обретала почти неподъемный вес. Сначала сам царь в политику его толкал, теперь вот еще и Михальский дровишек в костер подбросил. А и оплошать перед своим наставником и командиром было никак невозможно.
«Перемелется, мука будет. Тут главное начать, а там глядишь, куда кривая и вывезет» утешил себя Федя. «Ничего, с божьей помощью справлюсь и с этой задачкой».
На другой день их отряд пешим порядком выступил в сторону верховьев Дона. Впереди, как водится, следовали небольшие конные разъезды из местных служилых людей не то охранявшие новых царских ратников от неведомой напасти, не то следившие, чтобы вчерашние тати по душевной простоте чего не натворили.
Следом за ними потащился значительный обоз, спешно собранный из местных крестьян для исполнения ими гужевой повинности, со всяческим припасом от оружия, свинца и порохового зелья до провианта. И пускай царь вроде бы к Азову никакого касательства не имел, а знамя, искусно расшитое в кремлевских мастерских, казакам изготовили и теперь везли вместе с иконами, церковной утварью и небольшим клиром, для поставления православных храмов в «славном граде Азове» и отправления богослужения.
Дороги еще толком не просохли, а потому возы часто и густо приходилось выталкивать из грязи матерящимся охотникам. Утешало всех только скорое окончание марша. Идти до пристани в верховьях Воронежаречки в честь которой был назван и город, где их уже поджидали дощаники, оставалось всего полдня пути.
При таких обстоятельствах нечего было и думать, чтобы следовать в добром порядке поротно, как предполагалось изначально. Разбившиеся на артели служивые шли рядом с телегами, рядом с ними готовили пищу на привалах, там же и ночевали, а вокруг них чертом носились на неказистых ногайских конях полковые офицеры, поддерживая порядок и задавая направление движения.
Попелу, как человеку сугубо мирной профессии, оседланной лошади не выделили, и он ехал все на том же возке, что прислали из аптекарского приказа. Возчика тоже не нашлось и бравому чеху пришлось бы путешествовать одному, но в последний момент перед выездом, явно смущенный Панин привел к нему какого-то совсем юного паренька и поручил его заботам медикуса.
Пособлять тебе будет, попытался объяснить Федор. Коней запрягать-распрягать, кормить, чистить, кашу варить опять же, если придется в общем пригляди за ним!
Хорошо, охотно согласился Вацлав, давно просивший помощника. А он умеет управлять повозкой?
И нечего со мной спорить! нахмурился опять ничего не понявший полковник. Сказано, с тобой поедет, значит поедет!
Ладно, потом разберемся, вздохнул врач и знаками показал своему спутнику, чтобы тот садился рядом с ним на облучок.
Обрадованный его сговорчивостью Панин, поспешил откланяться, шепнув напоследок пареньку:
Веди себя смирно, Фатима, да слушайся господина доктора. Глядишь, все и обойдется!
[1] Толмаччеловек, понимающий и способный перевести устную речь. Набирались, как правило, из служилых людей, побывавших в плену и научившихся там говорить на языке противника. Переводчикчеловек способный перевести письменный документ.
[2] Майданв данном случае торговая площадь.
[3] Colonelполковник (фр.)
[4] Лихоманкалихорадка (устар.)
[5] Ольстрыседельные кобуры.
[6] Пеликансимвол медицинского факультета Пражского университета.
[7] Архаровцами первоначально называли полицейских в честь их начальникаМосковского полицмейстера, а затем и губернатора Архарова Н.П. (17421814).
Глава 3
Поражение протестантов на Белой горе, как и следовало ожидать, ударило по всем чехам. Даже те из них, кто принадлежали к католической церкви, на своей шкуре испытали, каково живется людям в завоеванной иноземными захватчиками стране. Сторонники императора, большинство из которых было немцами, итальянцами или испанцами, рассыпавшись по землям королевства, занимались «наведением порядка», поиском еретиков, но главным образом, бесконечными грабежами.
Что самое ужасное, не было никакого способа уберечься от этой напасти. Стоило обывателям откупиться от одних мародеров, им на смену приходили другие и забирали то, что ненароком уцелело от предыдущих. Заплатить следующим было нечем и тогда разнузданная солдатня отбирала последнее, сопровождая реквизиции насилием и убийствами.
И если такова была судьба католиков, что уж тут говорить о приверженцах реформации. Для них оставался только одна возможность сохранить остатки состояния, честь и самою жизньбежать! И они бежали Кто в одиночку, кто малыми группами, а иной раз и целыми караванами стремились несчастные на Север во владения князей-протестантов, но главным образов в Мекленбург, ставший для них воистину землей обетованной и ковчегом спасения. Сам же его великий государь уподоблялся в проповедях протестантских пасторов ветхозаветному Ною и пророку Моисею, выведшему «народ израилев» из Египта.
На всех границах герцогства расположились отряды стражи, задачей которых было брать под свою защиту беженцев и направлять их путь дальше. Да, тем, кому посчастливилось добраться до безопасных мест, предлагались три варианта на выбор. Остаться в самом Мекленбурге, отправиться в далекую Россию, где правил столь добрый и милостивый герцог, как Иоганн Альбрехт, или же на свой страх и риск убираться ко всем чертям, хоть через море в Швецию, хоть через океан в Америку.
Многие соглашались остаться, тем более что в Ростоке и прилегающих к нему территориях хватало свободной земли, а в городе и, особенно в порту, всегда требовались рабочие руки. Другие устремили свой путь в Новый Свет, горя желание нести истинную веру заблудшим дикарям, но немалое число все же садились на корабли, чтобы отправиться на Восток. Ибо как сказано в Святом Писании «Ex oriente lux» (Свет с Востока). Там, на девственных территориях, вдали от религиозных гонений и распрей они и намеревались начать жизнь с чистого листа.
Проще всего приходилось людям, владевшим каким-нибудь мастерством или полезным для русского царя знанием. Любому объявившему себя врачом, аптекарем, ремесленником, каменщиком, литейщиком или рудознатцем, устраивали требовательную коллегиальную проверку, после чего предлагали отправиться в Россию, для чего давали некоторую сумму денег на проезд и первое обзаведение. Нельзя сказать, чтобы от желающих не было отбоя, но все же народ потянулся
Вот только новая родина тоже не всегда приветливо встречала переселенцев. Местные жители, в памяти которых были еще свежи события Смуты, смотрели на новоприбывших иноземцев с недоверием и страхом.
Что же это делается, православные?! кликушествовал у заставы на Ростовском тракте босой поп-расстрига в изодранном подряснике, басурмане иноверные яко саранча на святою Русь лезут, а вы и ни гугу! Скоро вас всех в латиняне перекрестят, а вам и горя мало
Не знаю, как там с саранчой, задумчиво заметил прислушивающийся к его речам купец в богатом кафтане, а Земского приказа кое-кому не миновать.
За что его, дядечка? испуганно спросил сопровождавший его худой отрок, одетый, может, самую малость похуже.
За то, что воду мутит, сплюнул тот, после чего поманил молодого человека к себе пальцем, и прошептал так, чтобы другие не слышали, ведаешь ли, что государь с патриархом велели попов, не разумеющих грамоте и учиться не желающих, приходов и сана лишать?
Ага.
Вот он и разоряется. Смекаешь?
Так может велеть холопам его схватить да на съезжую?
Ты что, дитятко, совсем головушкой скорбен? изумился подобному предложению купец. Нешто не ведаешь, что у нас на Руси-матушке доводчикупервый кнут? И вообще, недосуг нам
А что же делать?
Да ничего не делать, а проезжать быстрее, пока этот убогий на царя хулу возводить не стал. Тогда точно греха не оберешься!
Прежде заставы были устроены для взимания с проезжавших торговцев пошлин, и при них постоянно находился подьячий и крепкий караул из стрельцов. Однако еще прошлым летом государь Иван Федорович упразднил все внутренние таможни в стране и теперь служивые стояли только у самих ворот и ни во что особо не вмешивались. Едут себе торговые люди и пусть едут. Кричит юродствующий и пусть себе горло надрывает, лишь бы крамольного чего не ляпнул!
Еще немного и все могло бы закончиться благополучно, но въезд в ворота купцам преградил поезд какого-то боярина, путешествовавшего со своими домочадцами и холопами, а с другой стороны к заставе подошли несколько любопытствующих иноземцев.
Глядите, православные, заголосил обрадованный расстрига, вот они слуги атихристовы! Это они царицу Катерину со свету сжили, за то, что она истинную веру приняла!
Как это часто бывает в России, при жизни шведскую принцессу не жаловали. Одни за то, что она одевалась в более привычное для нее иноземное платье и не желала сидеть взаперти, а напротив, вела очень активный образ жизни. Другие, за то, что не сразу приняла православие, а долгое время придерживалась лютеранства. Третьи просто не любили иноземцев вне зависимости от национальности, пола и вероисповедания.
Но стоило несчастной женщине умереть родами, как настроения в народе резко переменились. Все стали ее жалеть и любить, с благодарностью вспоминая щедрые пожертвования монастырям и храмам, а так же нескудную милостыню нищим. Поэтому крики оборванного попа если и не убедили присутствующих, то все же привлекли всеобщее внимание.
Вот, паскуда! сокрушенно вздохнул купец. Ей-ей, доведет до греха!
Глядите, вон они, окаянные! дрожа от возбуждения, брызгал слюной расстрига, подбираясь все ближе.
Что хочет этот человек? испуганно спросил один из иностранцев.
Не знаю, пожал плечами второй. Кажется, это уличный проповедник.
Но, к чему он призывает? И почему эти люди идут за ним?
У них такие же лица, как у наших соседей после победы католиков на Белой горе, подал голос третий. И вероятно, они тоже не слишком любят иноверцев.
Не может быть, нервно возразил второй. Иоганн Альбрехт издал указ о веротерпимости в своей царстве. Я сам его читал. Никто не смеет ставить нам в вину нашу веру, если мы не будем проповедовать среди его русских подданных.
А вы уверены, что эти люди тоже читали его указ?
Пока они так препирались между собой, благоприятное время для бегства оказалось безвозвратно утеряно и пути отступления надежно перекрыто неулыбчивыми бородатыми мужиками и столь же суровыми женщинами. А впереди них, с безумным взглядом фанатика шел расстрига.
Что это там? поинтересовался боярин у охранявших ворота стрельцов.
Опять отец Афанасий воду мутит, пожал плечами капрал. Должно давно от патриарших слуг палки не получал.
Батюшку батогами? удивился проезжий.
Чай он не ангельского чина, усмехнулся начальник караула. Скажи лучше, господин, под каким прозванием тебя в проезжие листы вписать, да по которому делу следуешь
Архангелогородский воевода боярин Вельяминов по именному государеву указу.
Вот оно что, ухмыльнулся было стрелец, но тут же согнал с лица глумливую усмешку и почтительно поклонился.
А что там иноземцы делают? снова подал голос с высоты седла боярин.
Где?
Да вон их, ваш поп с какими-то людьми окружил!
Вот же, сукин сын! выругался капрал. Не мог подождать, пока нас сменят
Наверное, я полковнику-то вашему расскажу, каково службу несете, посулил боярин, несколько лет назад сам бывший главным судьей в Стрелецком приказе.
По уставу не могем оставить пост! сделал деревянное лицо начальник караула.
Ну и ладно, отмахнулся от него Никита, и, дав шенкеля своему коню, понесся прямо на толпу, на ходу разворачивая плеть.
Следом за ним, но с некоторым отставанием двинулись вооруженные боевые холопы.
Путь от Архангельского града до белокаменной Москвы не близок. Выезжали еще по снегу на санях, и уже в пути пришлось заменять полозья высокими колесами с коваными ободьями. Случалось по дороге всякое, но все же разбойники на хорошо охраняемый боярский поезд напасть так и не решились, а вот звери лесные, оголодавшие за зиму так и вились вокруг. Особенно досаждали волки, но после того, как охранникам удалось подстрелить парочку особенно наглых отстали и они.
Но чем ближе они подбирались к столице, тем больше одолевали Вельяминова тяжкие думы. Зачем его вызвал царь, было понятно. Раз царица Катерина померла, стало быть, Иван Федорович свободен и может теперь женится на его сестре. Вот только, где же оно такое видано, чтобы русские государи под венец вдов вели?
С другой стороны, он ведь и не такое откалывал. Ладно старые московские порядки, которые иноземному князю вовсе даже чужие, но ведь Иоганн Альбрехт еще будучи принцем чудил так что окружающие только ахали. Так что может и жениться, наплевав на мнение всего света.
Беда была лишь в том, что баб вокруг государя всегда вертелось столько, что иной раз и вспомнить соромно. «Что если он и Алену видит только лишь полюбовницей?»не давала покоя Никите предательская мысль, и чем больше он гнал ее от себя, тем чаще она возвращалась и продолжала терзать ему сердце.
Сказать, что Вельяминов был предан царюне сказать ничего! Тот, еще будучи простым принцем, выкупил его из шведского плена, приблизил к себе, а когда Никита, командовавший отрядом русских рейтар, пожелал вместе со всеми товарищами присоединиться к ополчению Минина и Пожарского отпустил без единого упрека. Да не так как взял голыми и босыми, а вооруженными и в доспехах, да на справных конях. Во всем русском воинстве не было тогда полка снаряженного лучше, чем Вельяминовский. И после, когда Иоганна Альбрехта избрали царем, о верной службе не забыл и продолжал жаловать. Шутка ли в такие лета в бояре выйти, хотя в предках никого выше стольника не бывало!
Так что ради Ивана Федоровича, он бы не то что жизнь, самою душу не пожалел бы отдать но не сестру! И не честь!
И что теперь делать? неожиданно сам для себя спросил он вслух.
Не тревожься раньше времени, братец, просто ответила ему оказавшаяся рядом Алена. Чему суждено, того не миновать!
Как же мне не тревожиться, сестрица? тяжко вздохнул тот. Ведь только в Москве покажемся, как всякий встречный поперечный пальцем тыкать станет! Вот скажет, царская полюб
Не смей! обожгла его яростным взглядом молодая женщина. Ни ты и никто иной не посмеет сказать, что я родовую честь уронила!
Да, я-то знаю, но люди что скажут?!
На каждый роток не накинешь платок, уже спокойно отвечала ему сестра, и Никита в который раз удивился ее самообладанию. Да и пусть их. В лицо не посмеют, а по углам пусть шипят, змеюки подколодные!