Док. Думаю, тебе лучше выйти.
Но милорд!
Я повторяю. Тебе. Лучше. Выйти.
Несколько секунд Сапхат продолжал сверлить вожделенную ампулу жадным взглядом, но всё же опомнился и, издав напоследок горестный полувсхлип-полувздох, вышел из комнаты.
Я его хорошо понимал. Любой из их братии чувствовал бы себя на его месте таким же разочарованным и обманутым. Инъекции закрепления в Княжестве делали не то чтобы редко просто пронаблюдать за процессом профессионалам-врачам мало когда удавалось. Местные хозяева жизнибароны, архистратиги, наместникиделиться секретами не собирались. Ну, вот и я не стал. Рано ещё. И не к месту
Смазав место для укола дезинфицирующим раствором (в прошлые разы так не делал, но тут оно как-то само собой получилось, да и материал искать не пришлосьна тумбочке у изголовья нашёлся), я аккуратно ввёл препарат уже доживающему свои последние часы Борсию. Ума не приложу, как он не умер раньше. В том состоянии, в каком мы его нашли, не выжил бы и бессмертный.
Весь переломанный, обожжённый, изорванный палаческими инструментамиего тащили сперва на закорках, как куклу, потом несли на носилках, сооружённых наспех из копий и палаточной ткани, затем уложили в челнок на откидные сиденья и привязали ремнями, чтоб не свалился на пол во время полёта. И только когда он попал к Сапхату, только тогда его наконец привели в полное соответствие статусу тяжелораненоговодрузили на стол-каталку, обвешали трубками, капельницами, приборами для поддержания жизни и увезли в операционную
Как и во всех предыдущих случаях, три минуты после укола всё оставалось по-прежнему, а затем подопечный вдруг дёрнулся, изогнулся, словно в агонии, и тут же обмяк, безжизненный и бездыханный.
Всё остающееся до «возрождения» время я занимался тем, что выдёргивал из неподвижного тела иглы, трубки и провода, снимал присоски и маски, выключал пищащие и перемигивающиеся разноцветными огоньками приборы. На выздоровление от инъекции эта машинерия повлиять не могла, но раздражать раздражаласвоей неуместностью и бессмысленностью.
Спустя полминуты Борсий опять задышал, а ещё через столько же приоткрыл глаза и попробовал приподняться.
Милорд
Лежи-лежи, охолонил я его. Вставать тебе ещё рано. Вставать будешь, когда тебе доктор позволит. Понял?
Да милорд понял Борсий пошевелил пальцами, затем медленно и несколько неуверенно переместил руку под простыню, которой был прикрыт от колен и примерно до пояса. Через секунду-другую его физиономия недоумённо вытянулась. Я я разве не баба, милорд?
От этого вывода я еле сдержался, чтобы не заржать в голос.
А ты что же, и вправду надеялся в неё превратиться?
Лицо «умирающего» вдруг стало печальным-печальным, словно у бассетхаунда.
Нет, милорд. Не надеялся, он вытащил руку из-под простыни и закрыл глаза. Я наделся умереть.
Умереть? Зачем?
Я думал Думал, это поможет миледи.
Я покачал головой:
Смерть никому не может помочь. Если бы ты погиб, миледи бы огорчилась.
Правда?
Правда.
Она уже излечилась, да? Ей про меня рассказали?
Вопрос прозвучал настолько наивно, по-детски, что разочаровывать поклонника моей бывшей я не решился.
Да, Борс. Миледи пошла на поправку. И я рассказал ей о том, что ты сделал. Она тобой очень гордится.
Спасибо, милорд Борс вымученно улыбнулся и, вновь смежив веки, тихо пробормотал. Она вас любит, милорд простите
Сказал и затих.
То ли на самом деле уснул из-за слабости после ранений, то ли просто прикинулся, чтобы не продолжать разговор.
Подождав полминуты и убедившись, что пациент действительно спит, я развернулся и двинулся к выходу звать Сапхата. Пусть на всякий случай посмотрит. Ну, и пропишет, как водится, чего-нибудь восстанавливающего. А то не хватало ещё, чтобы все наши усилия пошли бы коту под хвост из-за какой-то фигни. Ведь если начистоту, мы там вообщепроскочили по самому краю. Везуха попёрла именно в тот момент, когда казалось, что всё, кончено
* * *
Взрыв пары-другой кило дымного пороханехилое такое событие даже для современных, технологически продвинутых цивилизаций. По крайней мере, по фугасному действию оно вполне соответствует подрыву связки гранат времён Великой Отечественной с «ворошиловским килограммом» посередине. Гусеницу порвёт только в путь. Танковую бронюкак получится, но обездвижитжелезно.
Стоит ли говорить, что человеку в такой ситуации ловить было нечего.
Там даже бронежилет не помог бы.
Вот мне он и не помог. Зато помогло другое, о чём в тот момент и не помнил, но что сработало автоматически, благодаря преднастройкам. То самое приспособление к поясу, изготовленное на основе того, что использовала Паорэ, встав перед скрутобойкой, над которым корпел в святилище и которое создал в единственном экземпляре, потому что никто другой кроме меня самого воспользоваться им не сумел бы.
В тот миг, когда сундучок взорвался, перед моими глазами пронеслась целая
А вот нифига! Никакая «целая жизнь» перед моими глазами не проносилась. Я, блин, вообще не успел ни о чём подумать. Понял только, чтоаллес! Отбегался!
Однако не тут-то было! Ударивший прямо в рожу огонь словно бы натолкнулся на плёнку внезапно возникшей защиты и разлетелся по ней яркими брызгами. Следом за ними, вместе с кольцом плотно сжатого воздуха, мимо меня пронеслись комья земли и какие-то бесформенные осколки-ошмётки, а через долю секунды призрачная защита лопнула. Всё вокруг заволокло дымом и пылью, а я неожиданно ощутил себя игроком RPG, поймавшим мощнейший дебафф по всем без исключениям характеристикам. Уровень жизни просел процентов на тридцать, мана ополовинилась, сила и ловкость упали до того минимума, за которым только и остаётся, что сдохнуть, а репутация среди своего и дружеских кланов превратилась в ничто
Чушь, конечно, но именно это показалось мне в тот момент наиболее адекватным описанием произошедшего. Я чувствовал себя опустошённым до дна, барьерной энергии едва хватало, чтобы просто поддерживать себя на ногах и не рухнуть без сил. А ещё через миг меня охватило отчаяние. Оно навалилось как осознание полного и безоговорочного поражения. Эта сука Асталис своим грёбанным суицидом разнёс в пух и прах все мои тщательно выстроенные планы. Ничто теперь не могло спасти ни Пао, ни Ан
Милорд! Где вы?! Вы живы?!
Крик Калера ударил мне по ушам сотней гигантских колоколов. Рот внезапно заполнился чем-то солоновато-приторным. Откинув щиток, я смачно сплюнул на землю кровью и гноем. Голова буквально раскалывалась, ноги еле держали, тело шатало из стороны в сторону
Милорд! вновь завопили уже совсем рядом.
Резко качнувшись вперёд, я сделал пару шагов. Выпрямился. Снова шагнул. Попробовал удержать равновесие. Получилось.
На пятом или шестом шаге пыль начала рассеиваться.
Милорд, не стреляйте! Это яКалер!
Боец едва не наткнулся на ствол моего рельсотрона.
Я не обратил на него никакого внимания.
Внезапно включившееся барьерное зрение сфокусировало и мысли, и взгляд на крохотном зелёненьком огоньке, горящем среди обломков. Упав перед ним на колени, я протянул руку к нежданно найденному сокровищу. Пальцы наткнулись на что-то липкое. Это была окровавленная голова барона Асталиса. Точнее, полголовы, пялящиеся на меня лишённым век глазом. Знакомая серебристая нить зацепилась за торчащий наружу обломок трахеи.
Аккуратно сняв тонкий шнурок с костяного осколка, я поднял его повыше, чтобы как следует рассмотреть. Висящий на нём кристалл не имел ни единого пятнышка. Чистым оставался и сам шнурок. Грязь, кровь, копотьничто не могло пристать к барьерному символу власти и лучшему в мире проводнику одноимённой энергии.
От охватившей меня эйфории хотелось запеть во всё горло.
Полдела сделано. Осталось сделать ещё половину.
Сунув найденную драгоценность в карман и оттолкнув продолжающего что-то кричать Калера, я рванулся назад, к месту, где взорвался сундук-ловушка.
В шатре любого начальника должен был находиться схрон. Или зиндан, как кому больше нравится. Снова включившееся барьерное зрение помогло отыскать его быстро и без особых усилий. Расшвыряв заваливший люк мусор, я рванул дощатую крышку, запустил руку в открывшийся лаз и выволок оттуда за шкирку сжавшегося в комок человека.
Мастер Растус, если не ошибаюсь?
В дрожащем от напряжения голосе только глухой не расслышал бы обещание жестокой и скорой расправы.
Д-д-да, испуганно хрюкнул бывший помощник Асталиса.
Слышал, что мы говорили?
Да, г-господин!
Про яды и женщину.
Да! Да! Я сам их вводил ей. Но я не хотел, мне пришлось. Он заставил меня это сделать
Знакомая песня. Но мне было наплевать.
У тебя есть тридцать секунд! рявкнул я ему в морду, сунув под нос «волыну». Не успеешь, башку разнесу к бениной матери! Понял, сучонок?!
Понял, мой господин! Да! Я расскажу, я всё расскажу
И он принялся говорить. Торопливо, срываясь то и дело в фальцет, трясясь всем телом от страха.
Я слушал, стараясь запомнить все сказанные, но не слишком понятные мне слованазвания, термины, аббревиатуры. Вместе со мной Растуса «слушал» включённый на запись планшет.
Электронная память запоминает специальную информацию лучше, чем человеческая, но, к сожалению, плохо фильтрует эмоции. Поэтому мне и требовалось сейчас использовать обе, чтобы наверняка быть уверенным, что этот гад не соврал.
Пока шёл экспресс-допрос, уже врубившийся в ситуацию Калер молча выуживал из схрона-зиндана какой-то хабар и тут же его разбирал, отделяя всё, с его точки зрения, ценное и отбрасывая малосто́ящее и ненужное. Среди всего прочего там нашёлся и бронежилет со шлемом, когда-то принадлежащие Ан.
Процесс прерывался трижды. В барьерном зрении поблизости обнаруживались чужаки, и приходилось, ничтоже сумняшеся, «успокаивать» их гранатами.
Когда допрос завершился, я указал Калеру на пленного мастера:
Пойдёт с нами. Отвечаешь за него головой.
Понял, милорд. Так точно, милорд
Боец, правильно уяснив задание, нацепил на Растуса бронежилет и погнал пленного следом за мной. Получив свежие данные с беспилотников, мы двинулись на подмогу Лурфу и Дастию. Те, если верить только что полученному донесению, выяснили, наконец, где держат Борсия, и теперь собирались отбить его у местных злодеев.
Без нас не начинайте, приказал я им, щёлкнув тангентой, и сразу переключился на Гаса. Третий, у нас всё в ёлочку. Готовность минута.
Понял, камрад. Ждём, отозвались в наушниках
Минуты, чтобы уйти из зоны возможного поражения, нам, по идее, хватало. На собственно штурм (или, скорее, деморализующий обстрел) позиций противника времени отводилось чуть большеминуты наверное три или пять, как получится.
Главной нашей проблемой являлось отнюдь не отсутствие мотивации, малая численность или нехватка оружия и боеприпасов. Нам точнее, нашему чудо-оружию, как выяснилось ещё накануне, катастрофически не хватало надёжности. Хотя я и делал «рельсы» строго по чертежам, но кое-что всё-таки не учёл, пусть даже по незнанию.
Как показали натурные испытания, стволы ручных рельсотронов приходили в негодность уже после двадцати-двадцати пяти одиночных выстрелов, а дальше их требовалось менять. Гас потом сообщил мне (конфиденциально, конечно), что именно из-за этого их никогда и не применяли в имперской армии, а пользовались только станковыми, большого калибра, с бесствольной системой стрельбы.
И ничего удивительного в этом не было.
Стоимость материала ствола, который бы выдержал пули, летящие со скоростью гиперзвука, превышала все мыслимые и немыслимые пределы. Обычная экономика, ничего личного.
А так, если бы не эта «засада», ручной рельсотрон стал бы для нас, да и вообще для Флоры, оружием почти идеальным. Весит всего в полтора раза тяжелее «карамультука», пробивает любой доспех, не требует наличия электричества на всём протяжении полёта пули (нужно лишь в самом начале, во время разгона), имеет прицельную дальность больше трёх тин, может палить очередями Мечта, а не самострел
Словом, опять, как и четыреста дней назад, нам требовалось блефовать, и блефовать по-крупному
Поехали! скомандовал я в микрофон, когда до конечной точки нам с Калером и бегущим перед ним Растусом осталось менее сотни шагов.
Принято, откликнулся Гас, и в ту же секунду ночное небо прорезало десятками трассеров.
Последние тяны дистанции мы пронеслись, вообще не встречая сопротивления, под грохот внезапно разразившейся канонады и истошные вопли южан.
«Рельс», установленный на челноке, должен был выбивать скрут-пушки противника, «рельсы» в руках бойцоввыводить из строя живую силу врага и сеять в его рядах панику.
Судя по складывающейся вокруг обстановке, последнее получалось неплохо
Вытащить Борса из полевой тюрьмы удалось без проблем. А то, что при этом прикончили пятерых то ли охранников, то ли просто «праздношатающихся», так это, как говорится, сложности их, а не наши. Трёх сдавшихся и потому оставленных в живых мы просто обезоружили и задействовали как носильщиков для трофеев и раненого.
Предупредив Гаса о нашем примерном маршруте, я приказал своим выдвигаться из лагеря. Сам пристроился сзади, назначив себя арьергардом. Удивительно, но никакого противодействия со стороны противника мы так и не встретили. Наверно, и вправду, шороху наши «рельсы» навели тут такого, что большинство предпочло или спрятаться, или сбежать, а те, кто ещё пытался хоть что-нибудь сделать, обороняли лагерь от тех, кто снаружи, а о тех, кто внутри, и думать забыли.
Так или иначе, до ограждения, а потом и до леса мы добрались без происшествий. А там и стрельба понемногу закончилась, после чего я вызвал по рации Гаса, и всю нашу группу, включая Борса и пленных, забрал прилетевший челнок
* * *
Когда Борсия увезли в операционную, я наконец скинул с себя броню и оружие и облегчённо выдохнул. Ночка и впрямь выдалась хоть куда. И пускай вражеский лагерь мы так и не взяли, но задачу-минимум выполнили: лишили противника главнокомандующего и напугали там всех до усрачки. Рупь за сто, к поместью в ближайшие дни они уже не пойдут, и у нас будет время решить, что дальше: дербанить их до конца или, не множа потери, попробовать заняться переговорами.
То, что попутно я решил и свою задачу, только уже по максимуму, знали немногие. Хотя для меня, если честно, она была гораздо важнее любой даже самой грандиозной победы над южными.
Сапхат, кстати, предупредил меня, чтобы не волновался. Состояние обеих леди пока оставалось стабильным, и к их лечению он собирался вернуться сразу после того, как прооперирует Борсия. Я никаких возражений не высказал. Доктор был прав на все сто, а девчонки могли и впрямь подождать
Блин! Да после всего случившегося я начал и вправду воспринимать их именно как девчонок, а вовсе не умудрённых опытом женщин, пусть и достаточно молодых (обеим по земным меркам и тридцати не исполнилось), но уже много чего повидавших.
Ну а как по-другому мне было их принимать?
Одна в своё время буквально поставила на уши целую галактическую Империю, а после, плюнув на всё и забыв о своём благородном происхождении, попёрлась со мной едва ли не на «край света» и сразу же, без зазрения совести, умудрилась попасть в полон к малопродвинутым в технологическом плане аборигенам.
Вторая же сперва довела меня и себя до полного любовного исступления, потом, узнав о беременности, неожиданно заявила, что между нами всё кончено, но когда я вернулся, бросилась вдруг помогать мне с таким отчаянием, как будто бы жить не могла без соперницы, и мало того, чтобы спасти её и меня, ринулась прямо под скрутобойку.
Короче, обе авантюристки, каких поискать. И что теперь с ними делать, как привести к какому-то общему знаменателю, неизвестно. Однако, в любом случае, прежде чем «приводить» и искать «знаменатели», их надо, как минимум, вылечить. Так что, пока Сапхат занимался Борсом, я отправился в другое крыло проведать обеих.
На входе в «женскую» реанимацию дежурила не то санитарка, не то медсестра в белом халате и с «карамультуком» наперевес.
Да уж, серьёзно у них тут всё, даже медперсонал с оружием ходит.
К счастью, преграждать мне дорогу она не решилась (всё-таки целый барон, а не хрен с бугра). Потребовала только тоже халат надеть и руки как следует вымыть. Про обувь, правда, забыла, но свои замызганные грязью и кровью «берцы» я ещё в шаттле сменил. Знал, что во всякой больнице асептика и антисептикапервое дело, пусть даже болезни у некоторых пациенток больше «энергетические», нежели всякие «бактериально-вирусные» или «требующие неотложного хирургического вмешательства».