Шингла затрясся весь, как-то нелепо задергал руками:
Стреляйте, вешайте, не скажу: потому икону целовал.
Северьянов обвел глазами замерший зал и остановил взгляд на парне с забинтованной шеей:
Я поддерживаю предложение товарища Карасева: применить к Шингле высшую меру наказания, то есть расстрелять! Северьянов сделал длительную паузу и терпеливо ждал, пока успокоится зал. Шингла втянул шею в плечи и замер, точно на него вот-вот должна опуститься с потолка глыба. Северьянов тихо повторил:Расстрелять, но условно. Второе. Отпустить Крупенину лесу на хату и как безлошаднику толокой вырезать и вывезти. Организовать также общественную помощь в плотничьих работах.
Стругов погладил стольницу ладонью:
Все? Больше ничего не добавишь?
Все.
Кто за эти предложения? с необычным для него волнением обратился к залу Стругов, а через несколько секунд добавил:Крупенин, ты свободен. И с этого момента находишься на поруках председателя волостной ячейки товарища Северьянова.
Северьянов шепнул что-то тихо на ухо Стругову, который сразу же после этого поднял ладонь, прося у зашумевшего зала внимания:
Слово имеет командир военно-революционного отряда товарищ Ковригин.
Ковригин встал, бегая лукавыми глазами по залу.
Уездный комитет нашей партии прислал нам недостающее оружие. У кого нет винтовок, должен завтра в одиннадцать часов дня явиться в штаб и получить. Очередное строевое занятие отряда будет проводиться в полном боевом снаряжении завтра же в двенадцать часов дня.
Вордака окружили жаждущие получить разрешение на вырубку леса.
Дьяконов, продвигаясь бочком вон из зала, категорически объявил Гедеонову, что он сейчас же уедет, пока их не расстреляли в этой самозваной большевистской республике. Баринов, прощаясь с Северьяновым, сказал:
Что ж это ты большевистский съезд созываешь, а мандаты у депутатов с церковной печатью?
Каюсь, грешен. Писал сам билеты, Алексей Васильевич, а школа ведь моябывшая церковноприходская.
Ну и заварил ты тут кашу, несчастный анархист. Кому расхлебывать придется, не помянет добрым словом.
Кашу, Алексей Васильевич, не расхлебывают, а прожевывают и глотают. Питательная штука. И для здоровья, говорят, полезная.
Орлов Анатолий шушукался тем временем с губследователем. Представитель губернского правосудия выслушал его, покачал головой:
Без сотни казаков здесь делового разговора не получится.
Скоро будет две, шепотком похвастался Орлов. Вот почему я, как вы правильно заметили, спокойно веду себя с этой оголтелой ордой.
Северьянов видел, как Гаевская, пряча лицо в муфту, словно боясь, что он подойдет к ней, торопливо пробиралась сквозь толпу к выходу.
Глава IX
Над Пустой Копанью в эту синюю октябрьскую ночь раздавались влюбленные в жизнь молодые голоса; робкий девичий выводил нараспев:
Неботерем божий! Звездыокна, откуда ангелы на нас смотрят.
А земля на трех китах стоит! дразнил девушку насмешливый голос парня. Эх, Аленка! Какая же ты тьма, до сих пор веришь бабьим приметам!
Верю! серьезно подтвердила девушка. Если, например, невеста под венцом уронит платок, а жених поднимет, то скоро умрет.
Слепогину Николаю, посещавшему аккуратно все беседы, которые проводил по вечерам в школе Северьянов, дико было слушать все это от своей возлюбленной, и он вздыхал с горьким сожалением о том, что Аленка не ходила на эти беседы.
Смотри! Смотри! вскрикнула Аленка. Огненная метла небо подметает!
Тьфу ты, господи! Метеор это, а не метла.
Нет, метла! Это она богу путь на землю очистила.
Говорят же тебе, что это метеор, то есть звезда, которая сбилась с дороги, загорелась и полетела в тартарары.
Аленка насторожилась, вслушиваясь в темноту. Через несколько мгновений оба услышали звуки торопливых шагов: кто-то почти бежал с середины улицы прямо на них. А через минуту они столкнулись с Наташей.
Ромася не видели?
Нет.
Господи, куда же он запропастился? А твой татка, Аленка, дома?
Дома. С лесником там ругается.
Побегу к нему.
Постой! Что случилось? тревожно спросил Николай: волнение Наташи передалось и ему.
Учитель пошел к Кузьме, а за ним, сама видела, сейчас же ввалились Орлывсе три брата.
К нам уже заявились! процедил сквозь зубы Слепогин. Он знал: после собрания депутатов в Красноборье братья Орловы по всем деревням объезжали бывших и настоящих своих сочувственников; вот пожаловали и к Кузьме, который всегда поддерживал их политику. Проговорил:
Бегите за Семеном Матвеевичем, а я живо найду Ромася! И уже на ходу додумывал: «Дело нечистое, напоят учителя снадобьем и пошлют со дна рыбу ловить».
Улица опустела. Слышался близкий загадочный шорох леса. Над хатами стояла прежняя глубокая пустынная тишина. Где-то на краю деревни старая дворняга встретила кого-то хриплым лаем, который гулко отдавался в дремучей чаще. И опять все замерло.
Николай осторожно подкрался к хате Кузьмы Анохова, вынул из бокового кармана своей серой свитки наган и сунул его за пояс штанов. Перед крыльцом обошел коляску, запряженную рысаком, тихо жевавшим овес в кошелке, приник к оконной раме.
Под божницей на почетном месте сидели братья Орловы. Кузьмапротив них, спиной к полку, завешенному дерюгой, за которой к стенке спала жена Кузьмы с детьми. «Где же учитель?»мелькнуло в голове Слепогина.
Из избы тянули теплые запахи: самогонки, ржаного свежего хлеба и копченого окорока.
А ведь у тебя, Кузьма, тоже двор кольцом и амбар с крыльцом, говорил Емельян Орлов, видно, после неудовлетворительных для братьев переговоров с хозяином.
Кузьма покачнулся на скамейке.
Топором, долотом да честным хребтом нажил! возразил лучший в округе плотник-столяр; кивнув на порезанный крупно окорок, добавил:Ешьте, сколько душе угодно: вволюшку, в раздолюшку! А ваша политика теперь она мне совсем без надобности.
Значит, наотрез отказываешься у князя подряд взять? возобновил переговоры Емельян. Зря! У него для тебя на целую зиму работыво! Емельян резанул ладонью себе по горлу. А плата двойная супротив прошлогодней. И на кой ляд ты, Кузьма, в это воровское дело влип? Шингле хату они и без тебя сгламаздают.
Кузьма усмехнулся хитро одними глазами. Маркел недовольно, с упреком, процедил:
Кузьме нужны ваши керенки, как мертвому попу кадило. Кузьма окончательно перешел к большевикам.
Ничего на свете не бывает окончательно, ухмыльнулся Кузьма. Большевистская программа мне сейчас
Выгодней! вставил поручик, молча и зорко наблюдавший за Кузьмой своими круглыми карими глазками.
Выгодней признался Кузьма.
Анатолий встал из-за стола, тише тени прошел по хате, у порога остановился и задумался.
«Тих ты, да лих! подумал о нем Кузьма. Молчал, как стена, а теперь кукиш из рукавицы кажешь». Маркел тоже встал.
Ты, Кузьма, подумай! От нас зря откалываешься.
Пошли! скомандовал братьям привыкший приказывать Анатолий. Орловы, не прощаясь с хозяином и даже не закрыв дверей, вышли на улицу. Кузьма долго сидел за столом, опустив голову на ладони. Встал медленно, убрал со стола четверть с самогоном под лавку, хлеб и окорокв подвесной шкаф на стене, опять сел и задумался: «У рака мощь в клешне, а у Орловыхв мошне. Некоторые потянутся за их мошной. Миллянмастер увещать словами. Хоть и рыло у него свиное, зато голос соловьиный. Не одному он еще с лаптями в рот влезет» Встал, подошел к полку, поднял полог. Жена его лежала, уткнувшись лицом в плечо старшему сыну. Северьянов, лежавший с краю полка с открытыми глазами, сел. В сенях послышалась возня и голос лесника:
Чего ты меня пихаешь своим осиновым дышлом?
Из этого дышла тридцать три холуя вышло, ты тридцать четвертый.
Кузьма открыл дверь. Проталкивая перед собой через порог лесника, Семен Матвеевич поставил в угол сырой осиновый кол рядом с веником:
Ну вот, хошь сбоку припека, а и мы тут. Всю дорогу, анафема, упирался, кричит, будто черт с него лыко дерет.
Не хочу свою голову в вашу петлю совать! пробормотал Корней, озираясь, снимая и опять надевая свой треух. Мне моя голова дорога. И сделал шаг назад, к двери.
Семен Матвеевич перегородил ему дорогу:
Зря шапку надел: я тебя не совсем еще отпел. И протолкал лесника в красный угол, под образа:Видишь, какой тебе почет?
Почетно, да уши мерзнут! буркнул Корней, но на этот раз покорился, сел за стол, подергивая плечами, как на морозе.
Зябко, что ли?
Зябко.
Рака на водке настой, выпейкак рукой снимет. Семен Матвеевич проследил, насколько успокоился его приятель, и обратился к Кузьме:Я ему предлагаю завтра чуть свет отметить нам в Сороколетовской даче деревья на хату Шингле.
А что я скажу князю? возразил Корней, потирая ладони.
Плюнь ты на своего князя!
Тебе сверху легко плевать, а попробуй-ка вот снизу!
Почему же это я сверху, а ты снизу?
Потому что ты теперь выше князя себя ставишь, а я человек маленький. Да и ежели, между прочим, мы все в старостах ходить станемнекому будет и шапки перед нами снимать.
Семен Матвеевич подошел к Кузьме:
Учителя куда девал?
Северьянов вышел из-за полога.
Чего Орлы к тебе прилетали? поздоровавшись с учителем и Кузьмой, продолжал допрос Семен Матвеевич.
Предлагали у князя подряд взять на постройку нового флигеля.
Очень уговаривали?
Миллян, можно сказать, на карачках ползал.
Миллян в ногах ползает, а за пятки зубами хватает.
Семен Матвеевич снял шапку, бросил ее на лавку и начал набивать трубку. Стоя среди хаты, он испытующе уставил в лицо Кузьме левый; широко округлившийся глаз. Правый, как всегда в таких случаях, сузился, почти закрылся:
Ловко подъезжали они к тебе, Кузьма, а ведь главная задача у Емельяна сорвать постройку хаты и Шинглу опять натравить на ревком.
Видно, что так! согласился Кузьма.
Семен Матвеевич подошел к леснику:
Слышал?
А мне что до того? У меня на чужое добро руки не чешутся.
Эх, Корней! По бороде тыАвраам, а по деламхам. Семен Матвеевич выкатил из трубки горячий уголек. В душе лесника сейчас шла борьба между желанием отгородиться от большевиков и страхом перед последствиями.
На улице послышались торопливые шаги. Спустя минуту лихо открылась дверь. На пороге встал Ромась. Из-за его плеча выглядывал Николай Слепогин, Ромась скользнул взглядом по хате:
Улетели?
Коротко шагал, сердито, с грудным свистом потянул из своей трубки Семен Матвеевич.
Садитесь! улыбаясь, подвинул скамью Ромасю Кузьма. Доброму гостю хозяин всегда рад. Что там, в Сороколетове?
Прошлой ночью братья Орловы сороколетовских кулаков собрали, а Шингла им колом подпер дверь, хотел с четырех углов поджечь. Да бабы помешали.
Жаль! плюнул на веник Семен Матвеевич. Давно бы этих апостолов надо всех перелобанить да под лавку. Кузьму вот тоже они уговаривали, чтобы отказался Шингле хату рубить.
Северьянов сердито сдвинул брови и повел усталым взглядом по лицу лесника:
Ты, Кузьма Ануфриевич, хорошо отпел Орловых.
Кузьма достал гостеприимно четверть, налил стакан самогонки и подал ее Северьянову. Тот решительно отказался:
Не хочу!..
Трудно поверить.
Верь не верь, но мне противно это зелье до тошноты.
Я тоже на самогон глядеть не могу, шутливо признался Ромась, тотчас выпью.
Наливайте сами, братцы! сказал Кузьма и поставил четверть с самогоном на стол. Пейте и закусывайте! И улыбнулся:Что на столето братское, что в закромето хозяйское.
Семен Матвеевич приложился первым, за нимРомась. Корней дернул ноздрей понюшку табаку с ногтя; ему тоже предложили выпить, но он завертел головой и чуть не просыпал из тавлинки весь табак.
Прикрой тавлинкучерт влезет! бросил ему, весело осклабясь, Семен Матвеевич.
Типун тебе на язык! перекрестил торопливо табакерку лесник и, закрывая плотнее, хлопнул крышкой. Слепогин Николай рассматривал винтовку, которую он снял с крюка у полога. Кузьма предупредил его:
Повесь, Коля! Заряжена.
Откуда она у тебя? Ты же в штабе не получал.
За три ведра самогона принес один из Корытни. Кузьма погладил самодовольно лоснящиеся щеки:Ежели что, за самогон могу целую роту вооружить.
Не бахвалься, Кузьма! Ромась наложил шмат ветчины на ломоть хлеба. В ревкоме уже обсуждали, с кого начинать борьбу с самогонщиками.
Я для личного потребления, а не для спекуляции.
Слепогин осторожно повесил винтовку на крюк, подошел к столу, налил стакан самогона, выпил и закусил маленьким куском хлеба, обмакнув его в солонку. До ветчины не дотронулся. Равнодушный к политическим разговорам, Корней уставил сонные глаза на Кузьму с выражением не то испуга, не то крайнего удивления. Ромась взял четверть со стола:
Убьем последнюю муху, друзья!
Наливай! Сполоснем зубы напоследок, поддержал Семен Матвеевич. Северьянов вновь отказался от налитого ему стакана. Завтра ему предстояло провести сход по выборам в учредиловку в Березках. Вспомнилось пугливое бегство Гаевской с волостного съезда депутатов. «Говорят, любовьэто счастье. Какое же это счастье, если я чувствую себя, как зараженный сыпным тифом? С тоски стихи сочинять начал И совсем запутался в любовных делах. Так дальше нельзя! Наташа меня любит и нравится мне Женюсь на ней, и к черту всех этих интеллигенток несчастных!»Северьянов чуть не стукнул кулаком по столу, чтоб заглушить боль уязвленного глубокими уколами самолюбия.
Чего опять закручинился, Степан Дементьевич? положил ему руку на плечо Кузьма. Мы тебя никому в обиду не дадим, потому ты себя не жалеешь для нас.
Северьянову хотелось ответить Кузьме чем-нибудь задушевным, умным, но все, что приходило на память, казалось ему недостойным того глубокого сочувствия и доверия, которые выказывали ему. Он смутился, покраснел и еще ниже опустил голову.
Выпей! сунул ему стакан Кузьма. Все пройдет.
Северьянов отстранил стакан. Кузьма жарко дышал ему в ухо:
Не кручинься! Кручина хоть кого, Степан Дементьевич, иссушит в лучину. Пусть Орлы кричат, ветер все в лес унесет. Маркелсобака, и ничего больше, гнилая солома в омете. Ты плюй на его собачий лай!
Семен Матвеевич на чем свет стоит костил Емельяна Орлова:
Где эта лиса пройдет, там три года куры не несутся! Сам себе, подлюга, без божбы не верит, а хочет, чтоб ему люди поверили. Барышник, барышник и есть.
Корней добродушно-насмешливо, как трезвый в пьяной компании, со значительным видом зарядил двумя понюшками ноздри:
Оставь ты, Сеня, Милляна в покое: в нашем лесу и медведь архимандрит. Поморщился, чихнул и добавил, глядя на своего друга свысока:Иду вам на уступки, только с одним условием: ежели, в случае, княжеские объездчики найдут ваши пни, то подтвердите, что вы, вооруженные, заставили меня елки метить.
Черт с тобой! отмахнулся, занятый сейчас своими думами, Семен Матвеевич. Подтвердим!
А с тем, значит, и до свидания! Корней поднялся. Мне до хаты далеко.
Заночуешь у меня! Смотри, какая тьма! Заблудишься.
Корней с особым удовольствием сейчас сознавал свое превосходство над пьяным другом.
Наш брат лесник найдет келью и под елью. Ну, ежели приглашаешь, то тем более пошли спать: завтра вставать рано.
Последние слова Корнея неожиданно подействовали на всю загулявшую компанию. Все встали, Ромась потянулся, расправил могучие плечи:
Не гром грянулбедняк умное слово молвил. Корней Емельянович, ну ты же, как и мы, грешные, голь перекатная
Всю жизнь колотится, как козел об ясли! подхватил Семен Матвеевич, пошатываясь и напяливая облезлый свой треух на лысую голову.
Я человек маленький: чье кушаю, того и слушаю! Попрощавшись с Кузьмой, Корней вышел из хаты первым. Опираясь ему на плечо, протопал пустокопаньский Сократ.
В темной улице Ромась взял Северьянова под рукуон верил учителю, как никому на свете. Сказал:
В Сороколетове меня спрашивали: правда ли, что к нам скоро прибудет казачий отряд? Орловы везде всем раструбили, что этот казачий отряд, на площади в Красноборье на столбах будет вешать большевиков и тех, кто им сочувствует.
Орлы не только об этом раструбили, отозвался Северьянов. Они по деревням народ запугивают немцами. Говорят, вся Могилевщина ими уже занята и скоро, мол, Смоленскую губернию займут. А если, говорят, большевики в Питере захватят власть, то немцы оккупируют всю Россию.