Помолчали.
Кузьма мне теперь ясен, будто самому себе, сказал Северьянов. А что представляет собой Алексей Матвеевич Марков, отец Ариши?
Алексей Марков смотрит на революцию, как гусь на зарево. А вообще Марковы издавна ненавидят Орловых и за ними не пойдут.
Тогда поручику Орлову больше не на кого в Копани опереться. Кузьма сейчас тоже не пойдет за ними.
Степа! резко остановился Ромась. С чего ты эти дни на себя не похож стал?
И сам не знаю. Вторую ночь в головах подушка вертится.
Подумаешь, беда какая, положи в головы кулак, а высокона два пальца спусти!
Мне сейчас не до смеха, Ромась.
Попрощались не торопясь и разошлись нехотя. Возле самой школы в темноте Северьянов увидел еле различимый силуэт, выхватил из кармана наган, но не успел взвести курок
Это я, Степа! Наташа обвила его шею. Тяжело мне. Слезы весь день глотаю Люби меня, месяц мой ясный, красное солнышко мое
Глава X
Единственный класс в пустокопаньской школе, размером с обыкновенную крестьянскую избу, имел три маленьких, но зорких окна: два обращены были на околицу деревни, третьена опушку леса. В это окно видна была узкая лужайка, разрезанная глубокими черными колеями, которые почти всегда были наполнены грязной водицей. За лужайкой извивалась змейкой дорога, то врываясь в густые заросли, то выскакивая в пустое поле с уцелевшими на межах чернобылом и полынью.
Несмотря на унылую картину глубокой осени, в школе сейчас царило весеннее оживление. Ребята были одеты в холщовые рубахи, подпоясанные витыми разноцветными поясами либо тонкими веревочками, специально свитыми, а то и просто лычком, содранным с молодых липок. Штанишки на всехпосконные или из набивной синей холстины с белыми звездочками.
Девочки выглядели более опрятно и нарядно: в маленьких сарафанчиках поверх рубашек из отбеленного холста с широкими, на сборках, вышитыми рукавами. У всех длинные косички, заплетенные, как у взрослых девушек.
У многих ребят на ногах были старые зацвевшие отцовские лапти. У девочек лапоточки почти у всех были новенькие, с головками особого ажурного плетения из узкого лыка цвета дубленой овчины.
Шла большая перемена. Часто хлопали двери из класса в прихожую и из прихожей в сени и на улицу. В углу беспрерывно звенела крышка бака с водой; латунная, из артиллерийской гильзы, кружка переходила из рук в руки целой очереди жаждущих. Время от времени ее отбивали миром у нарушителей порядка. Пока до крупной драки дело не доходило, но иногда слышались очень свирепые выкрики.
В классе, кто сидя за партой, кто прыгая в проходах, кусали ломти хлеба, жирно пропитанные конопляным маслом и густо посыпанные крупнозернистой солью. Были и такие, которые, успев съесть свой ломоть хлеба и запить его кружкой воды, носились галопом из класса в прихожую, а из прихожей на улицу.
У двери в класс сидел Семен Матвеевич. Он, по просьбе Проси, сегодня заменял ее до конца уроков. Держа в руках квадратную линейку, он внимательно и прозорливо следил за детворой глазами всеведущего колдуна и не разрешал бегать по партам. Одним взглядом быстро утишал драки ребят в самый момент их возникновения и умирял пыл самых забубенных сорванцов, которые забывали о существовании внешнего мира или, наоборот, очень ретиво хотели напомнить этому миру о своем существовании.
Вдруг громкий стук линейки о парту. Класс замер. Ребята положили перед собой ломти хлеба.
Учитель вас бьет линейкой?
Не-е-ет! хором пропели ребята.
Зря, посопел, сплюнул и растер плевок на полу лаптем, подшитым сыромятной кожей от старого хомута. Учитель, вижу, вас балует, а баловство до добра не доведет.
Степан Дементьевич нам не дает баловаться! возразил Сеня Слепогин, братишка Николая. Он нам примеры задает: читать, писать, задачки решать заставляет!
Это хорошо, что работать заставляет! скептически взглянул на удальца Семен Матвеевич. А «Отче наш» знаешь?
Знаю!
Ну-ка, прочти!
Слепогин Сеня поднял глаза к потолку, протараторил слова молитвы.
А что такое ад?
Это на том свете, где котлы кипят!
Правильно! Но ежели не будете драться, как ваш учитель, за Совет, то мы по-прежнему и в аду будем на бар работать: они будут в котлах кипеть, а мы дрова подкладывать.
Северьянов, не подозревая о просветительской деятельности своего друга, использовал большую перемену для составления тезисов к докладу на завтрашней сходке в Березках. Он, собственно, уже составил их и только перечитывал и вставлял факты, которые надо будет приводить. Первым вопросом было записано: «Разбить в пух и прах эсеровскую брехню о немцах. Немецкие рабочие и крестьяне тоже не хотят воевать. Факты: бунты немецких солдат на фронте Эсеры с Керенским во главе своими наступлениями и атаками на немцев помогают Вильгельму убеждать немецких крестьян, рабочих и солдат продолжать войну. Рабочим и крестьянам не нужна война! Мы за мир со всеми народами. Надо заставить Временное правительство, Керенского заключить мир без аннексий и контрибуций».
Второй вопрос: «Учредительное собрание третий раз отложено. Мы требуем от правительства Керенского не препятствовать съезду Советов. Сверху донизу по всей России поставить у власти Советы, которые предложат всем воюющим народам справедливый мир».
Третий вопрос: «Надо разъяснить всемот детей школьного возраста до столетних старух, почему мы должны голосовать только за список большевиков 7. Потому что большевики против войны, за мир, за рабоче-крестьянскую власть Советов без помещиков и капиталистов, за передачу всей помещичьей земли крестьянам»
Раздался звонок. Семен Матвеевич, не в пример Просе, звонил оглушительно и властно. Каждый школьник по его звонку летел с улицы птицей и сразу садился за парту.
Закон божий ребята хорошо знают! объявил Семен Матвеевич, войдя в каморку учителя и ставя звонок на стопку книг на лежанке.
А я хочу попу отказать в уроках! возразил Северьянов, беря с подоконника мел и тетради.
Не становись между богом и мужиком! Не в твоей это власти.
Северьянов, весело улыбавшийся до сих пор, серьезно посмотрел своему приятелю в лицо, дикое, но умное.
Какой же ты безбожник после этого?
А вот такой: власть буржуев в нашей волости мы с плеча рубили, а власть бога с плеча рубить нельзя! Ты лучше самому себе повыше подтяни чересседельник да не поддавайся этой учителке, у которой глаза гуслями играют и заманивают. Не забывай: подстреленного сокола и ворона носом долбит.
В классе Северьянову все было обычно и успокаивало. Поручив дежурному стопку тетрадей для раздачи, он аккуратно вывел букву П на новой (работы Кузьмы Анохова) классной доске, пахнувшей свежим черным лаком.
Простые палочки выумеете писать, сказал малышам-первоклассникам, палочку с крючками, загнутыми вверху и внизу, тоже. Буква П составляется из этих двух палочек: простая палочка впереди, а палочка с крючочкамипозади. Понятно?
Малыши ответили перелистыванием тетрадей.
А вы, обратился Северьянов ко второму классу, будете решать примеры на сложение.
У второклассников уже лежали на партах открытые задачники, чистые аспидные доски, зачиненные грифели.
Для старшего класса Северьянов выбрал из диктовника и прочитанных им книг такие предложения, которые выразительно рисовали картины природы или отражали простые человеческие настроения.
Слушайте! бросил он третьеклассникам, как, бывало, своему взводу команду. «Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти»
Андрейка Марков, вытаращив на учителя черные глазенки и наморщив бледный лобик, шевелил губами, стараясь как можно крепче запомнить то, что прочитал учитель. Сын Емельяна Орлова, Максимка, смотрел со второй парты на учителя враждебными немигающими глазами. Лицо его было напряжено, губы сжаты, руки он держал на парте.
Повтори, Орлов! Мальчик послушно и быстро встал, почти слово в слово повторил фразу. Хорошо, садись.
Северьянов прочитал эту фразу еще раз.
Вдумайтесь все хорошенько в то, о чем здесь говорится, и запишите своими словами.
Дружно заскрипели перья по бумаге. Напряженно дышали прижатые к партам груди, кое-где слышался молитвенный шепот. Северьянов обратился ко второму классу:
Прекратите на минутку вашу работу!
Разнозвучный и радостный звук грифелей по аспидным доскам умолк. Малыши, не привыкшие еще к длительным усилиям, радостно вперили свои глазенки в учителя с выражением надежды услышать от него что-то очень интересное.
Пятьдесят семь и тридцать девять, сказал учитель, складывайте в уме! Кто сложит, сейчас же поднимите руку! и зорко наблюдал за лицами, отражавшими веселое беспокойство детской мысли. Через два-три десятка секунд в последнем ряду беловолосый малыш в рубахе с очень просторным воротником резко поставил локоть на парту и старательно вытянул ладонь кверху. Узкое лицо малыша обливалось потом.
Сосчитал уже? Вот молодец! Сколько получилось?
«Молодец» ткнул ладошкой, не разжимая пальцев, в соседа:
Вот ён воздух портит!
Взрыв веселого детского хохота передался и самому учителю.
Садись, Перелякин! сказал он, улыбаясь, и тут же сразу, чтоб перебить смех, обратился к сыну Кузьмы Анохова, самому способному во втором классе математику. Анохов только что с серьезным видом поставил локоть на парту. Сколько, Анохов?
Мальчик, блестя носатым, как у отца, лицом, степенно встал:
Девяносто шесть!
Правильно. Продолжайте решать заданные примеры.
Будто воробьи стайкой влетели в класс и застучали своими коротенькими клювами по аспидным доскам. Напряженная рабочая тишина, и вдруг все ребята дружно встали. Им нравилось вставать при появлении посторонних в классе. Члены особой комиссии уездного земства Баринов, Дьяконов и Гедеонов переступили порог и приветливо поздоровались с ребятами.
Северьянов усадил учеников и, хмуря негостеприимно брови, осматривал парты, ища свободные места, чтоб предложить их гостям.
Не беспокойтесь, пожалуйста! пропел вкрадчивым фальцетом Дьяконов. Мы постоим. Про себя подумал: «А мы хотели Нила в эту дыру назначить. Это же тюремная камера, а не класс!» И опять вслух:Продолжайте, продолжайте, пожалуйста!
Северьянов хоть и был неробкого десятка, но такая неожиданная инспекция в трех лицах его чуть не выбила из колеи. Он с минуту ходил между партами старшего класса и проверял вольную запись продиктованного им текста. Это отвлекло его внимание, успокоило. Дальше урок шел так, как будто кроме него и учеников в классе никого больше и не было. Ребятам передалась его выдержка. Они спокойно слушали диктовку. Дьяконов, а за ним Баринов и Гедеонов стали ходить между партами, просматривая работы учеников. Северьянов с радостью видел, что большинство учеников, как и он, будто не замечают присутствия в классе посторонних людей
Устный счет, слащаво начал Дьяконов, когда Северьянов распустил по домам учеников и кое-как усадил своих ревизоров в тесной каморке, устный счетсамое радикальное средство для развития у детей памяти и мышления.
Гедеонов, стоя у лежанки, с разрешения Северьянова просматривал книги, лежавшие ворохом у самой перегородки. Дьяконов повернулся так, чтобы свет из окна падал ему в спину. Семен Матвеевич, сидя в прихожей на нарах, заметил это: «Перхотливый хоронится от света, как собака от мух».
Признаюсь, сморщив сухое лицо улыбкой, продолжал Дьяконов, я хотел уехать сейчас же после вашего якобинского съезда депутатов, чтоб не оказаться жертвой самосуда. Выносить приговор о расстреле резолюцией на собранииэто ужасно! Это попрание самых элементарных судебных норм.
Северьянов положил на стол стопку тетрадей, которую он до сих пор по рассеянности держал в руках. Он чувствовал, что Дьяконов говорит не то, и подумал: «Видно, брат, ты большой мастер выстаивать в передних!»
Ближе к делу, сказал вдруг резко Баринов, который не терпел Дьяконова и считал мямлей. Мы вот зачем к тебе: уговори своих якобинцев не чинить препятствий собранию уполномоченных земства.
Мы собрание не разгоняли.
Не разгоняли?! передразнил Баринов. Весь день сегодня в здании волостного земства бродят твои красногвардейцы с заряженными винтовками и наганами. Куда ни сунься, на дула натыкаешься, щелкают затворами, взводят и спускают курки. В председательской комнате выросла пирамидаштыки в потолок. Это же казарма, а не учреждение!
У нас сегодня выдача недостающего оружия и строевые занятия отряда, объяснил Северьянов. Когда вы там были, бойцы готовились к занятиям. Только и всего.
И так будет каждый день?
Каждый день, подтвердил Северьянов и пояснил:Ждем ваших казаков.
Я о казаках ничего не знаю и прошу отменить роспуск земской управы!
Это не в моей власти.
Вы должны учесть одно очень важное обстоятельство, вступил опять вкрадчиво в разговор Дьяконов, что ваша большевистская Красноборская республика изолирована. Вы очень поторопились с объявлением в вашей волости Советской власти. Ее еще в Петрограде не объявили.
По-вашему, поторопились, возразил Северьянов, а по-нашему, ее давно надо во всех волостях объявить. О Петрограде не беспокойтесь. Скоро будет Всероссийский съезд Советов. Он и объявит.
С вами трудно спорить, пропел Дьяконов, но я все-таки хочу продолжить наш разговор.
Пожалуйста.
Зачем вы так поспешно и жестоко поступили с князем Куракиным? Ведь он же либеральнейший человек, старейший, можно сказать, народник. С ним можно было полюбовно договориться.
Северьянов расчесал пятерней плотную кучу черных своих волос: «Прощупывает кадет: нельзя ли без карательного отряда, мирным путем дело уладить». И вслух:
С князем у нас разговор будет короткий: мы ему предложим покинуть нашу волость.
Это очень жестоко и рискованно! ссутулясь и пряча шею в воротник, поежился Дьяконов. Этогражданская война. Ну, скажите, зачем нам, русским, устраивать у себя междоусобицу на глазах у вероломных немцев, попирающих святую русскую землю?
Ближе к делу! опять вмешался Баринов. Уездная земская управа требует ликвидировать ваш конфликт с Куракиным, возвратив ему треть сена, которое вы самовольно захватили.
Ни одного фунта! отрезал неожиданно появившийся на пороге учительской каморки Вордак. А если ваша уездная земская управа будет настаивать, то мы потребуем, чтобы в городе Совет рабочих и солдатских депутатов распустил ее, как контрреволюционную власть! Вордак хотел сказать «свору», но сдержался сейчас, не желая уронить авторитет красноборских большевиков перед этими образованными соглашателями.
Совет в городе такой власти не имеет! возразил Баринов. Это совещательный орган при комиссаре Временного правительства.
Ну, это по-вашему совещательный, возразил Вордак, а рабочие и солдаты считают его революционным органом своей власти.
Считатьсолдаты пусть считают, заметил, язвительно щурясь, Дьяконов, а подчиняются они все-таки начальнику гарнизона, а не Совету. За неподчинение военно-полевой суд карает. Вы солдат, сами хорошо это знаете.
Пусть попробуют приехать нас Карать, Вордак сел на кровать Северьянова. А землю, леса, луга, дом, движимое и недвижимое имущество мы отберем у Куракина.
Дьяконов взялся за голову.
Что же это такое?
Борьба! сказал спокойно Северьянов. Вы боитесь слова «насилие», а мы его применяем к насильникам. По-вашемумежду капиталом и трудом можно найти общий язык, а по-нашемунадо сперва власть труда установить, утвердить, а потом подумать, с кем из капиталистов можно разговаривать другим языком. Теперешний разговор нашпустая трата времени.
Когда особая комиссия уселась в орловскую просторную телегу на железном ходу с рессорами, Дьяконов снял свое пенсне, а с ним и маску мягких манер.
Сотня казаков, суд и расправа на местеи никаких с ними больше разговоров.
Баринов переглянулся с Гедеоновым.
Чем же это отличается от карательной политики Николая Кровавого?
Насилие за насилие!
Большая разница, господин Дьяконов, в их и вашем насилии. Большевики здесь насилуют князя Куракина, а у насоптовика-лобазника Гуторова. Вы же, как и кровавый царь, готовитесь стрелять в рабочего и мужика.