Пришлось за вас копья поломать. Проводив глазами Северьянова до дверей, подошел к молодым учительницам, ожидавшим кассира. Хорош? В вашу Красноборскую волость только что назначен. Большевик.
Большевик?! с веселым любопытством переспросила учительница в черном бархатном пальто.
Самый настоящий. Для вас, Серафима Игнатьевна, я лично постарался. И, вскинув брови, залился шелестящим тихим смешком.
Спасибо, Матвей Тимофеевич! У нас скучища ужасная. Наши красноборские кавалеры брюзжат, как осенние мухи.
Только предупреждаю: парень серьезный. Шутить не любит. Все за чистую монету приемлет.
Ладно уж, не пугайте.
Хлопнув сердито дверью, из кабинета вышел Баринов. Молча поклонившись учительницам, направился в глубь коридора.
Гедеонов зажег новую папироску, закурил, возвратился в кабинет и сел в свое кресло. Дьяконов со сладкой миной передавал Северьянову заявление с резолюцией о назначении его в Пустокопаньскую школу.
Зайдите в канцелярию. Желаю всяческих успехов. Напрасно сомневались в моем к вам добром расположении.
Северьянов, забыв откланяться и поблагодарить доброжелателя, быстро скрылся за дверью.
Вот таких хамов, прошептал кадет, мы посылаем воспитывать крестьянских детей. Опускаясь медленно в кресло, он тихо выговорил, обращаясь уже к Гедеонову:Матвей Тимофеевич, к примеру будучи сказать, Баринов мне ясен: он что-то около правого эсера. А какой партии вы ну, хотя бы сочувствуете?
Вам.
Нам?! Партии народной свободы? Жиденькие брови кадета, изображая крайнее удивление, подняли к всклоченным волосам рубцы сухой кожи.
Нет, не партии, вам лично.
Кадет вдруг сгорбился, покраснел, потом какая-то мысль выпрямила его, он уставил в Гедеонова свои бесцветные глаза. В них затеплилась по-иезуитски хитрая улыбка. Гедеонов откинулся в кресле и закатился своим заливистым шелестящим смехом. Папироска выпала из его пальцев.
Из коридора в кабинет властно и шумно распахнулась дверь. На пороге остановился стройный юноша с окладистой черной бородой и пушистыми бакенбардами, одетый в серо-голубую гимназическую шинель. Это был председатель уездной земской управы, вождь эсеров Н-ского уезда Салынский, самый лучший оратор в городе, недосягаемая мечта уездных и городских барышень. Гедеонов и Дьяконов встали, держа руки по швам, и, как опытные службисты, маскируясь почтительностью, откланялись гимназисту с бородой.
Как же это вы, батенька? обратился Салынский к Дьяконову, остановившись против него и сбрасывая с себя шинель. Он всегда это делал, когда собирался говорить внушительную речь. Гедеонов подхватил шинель и положил на спинку своего кресла. Салынский белыми тонкими пальцами поправил бакенбарды. Ведь мы же с вами договорились в Пустую Копань назначить Нила Сверщевского?
Дьяконов, облизывая сухие тонкие губы, начал бормотать в свое оправдание:
Бейте нас, Георгий Вячеславович, таскайте за волосы, не устояли мы против Баринова. Сами понимаете: как-никак, а все-таки член президиума губернской земской управы. Он нам поставил ультиматум: «Назначайте Северьянова или будете иметь дело с губернской земской управой». Ведь он, знаете, какой гром!..
Гедеонов шмыгнул носом и заговорил с украдкой, стараясь успокоить начальника:
Мы, Георгий Вячеславович, этого большевика упекли в школу, где неделю тому назад дезертиры убили учителя.
Ну, тогда черт с ним Хотя Нет, нет Укреплять позиции большевиков в деревне?!
Мы его при всяком удобном случае можем убрать, покорно предупредил вспышку гнева у Салынского Дьяконов. Это же в нашей с вами власти. А случаи всегда найдутся.
Северьянов тем временем, проходя по коридору мимо учительниц, все еще ожидавших кассира, весело им улыбнулся. «Большевик, а улыбается!»мелькнула у Гаевской насмешливая мысль. Она, как и многие тогда среди интеллигенции, под влиянием оголтелой агитации «черной сотни» представляла большевиков самыми жестокими на свете людьми, которым чужды обыкновенные человеческие чувства и переживания.
В глубоких потемках коридора, у дверей канцелярии, Северьянов натолкнулся на Баринова. Старый земец доброжелательно ткнул его в бок свернутой в трубку газетой с генеральским воззванием.
Это про вас тут пишут?
Про нас, Алексей Васильевич.
Не сносить тебе, парень, буйной головушки.
Северьянов взглянул на Баринова с благодарной усмешкой.
Двух смертей не бывать, а одной не миновать, Алексей Васильевич. Наша теперь доля такая: либо шея прочь, либо петля надвое.
Глава II
Нил! Нил! кричала Даша, белокурая подруга Симы Гаевской, сложив в трубочку ладони в черных перчатках. Голос ее падал и тонул в плавных звуках духового оркестра, игравшего вальс «Осенний сон».
Молодой человек в сером темном пиджаке, зеленой студенческой фуражке, которого звала подруга Симы, шагал задумчиво в ногу с Орловымофицером, одетым в шинель с тщательно выглаженным правым пустым рукавом, вправленным в карман. И студент и офицер неожиданно затерялись в толпе, на главной кольцевой дорожке железнодорожного садика. Гаевская сердито сжала ладонь подруги, пытавшейся снова выкрикнуть имя студента.
Не сходи с ума, Даша! Смотри: на нас с тобой уже обратили внимание. И вообще Ты мешаешь мне слушать музыку.
А может быть, я хочу, чтобы на меня сейчас все смотрели? А твой «Осенний сон» я терпеть не могу.
Тогда иди одна! Гаевская решительно высвободила руку, на которой повисла Даша.
Я шучу-у! Мне тоже «Осенний сон» нравится.
В это время девушки опять увидели студента с одноруким офицером. Оба они стояли у скамейки и всматривались в двигавшийся по широкой песчаной дорожке людской поток.
Нил, ты слышал, как я тебя звала? смело взяла Даша под руку студента.
Нет, не слышал.
Знаешь, Нил, все учителя нашей Красноборской волости сегодня в городе.
За керенками явились, со злой усмешкой объявил офицер и, скользнув по чистенькому черному велюровому пальто-клеш и новеньким лакированным туфлям-лодочкам Даши, сказал себе: «Как они ухитряются на эти несчастные тридцать рублей керенками жить да еще прилично одеваться?»
Посидим, господа, предложил Нил, посозерцаем, послушаем Музыка замечательная, осенняя.
Немножко можно, поддержала Гаевская и первая села на край скамейки, отстраняя рукой упавшие на спинку ветки душистого табака. Потом наклонила к себе одну ветку и стала с наслаждением вдыхать живительный аромат белых лепестков.
Здесь самые большие кусты табака. Какая прелесть! У меня в памяти стоят всегда рядом музыка вальса, который играют сейчас, и вечерний аромат душистого табака. Гаевская всмотрелась через образовавшийся разрыв толпы в большой газон по ту сторону дорожки. И там тоже табак. Везде, кругом настоящие кустарники Отчего ты, Нил, сегодня такой грустный?
Ты знаешь.
Нет. Ты сегодня особенно грустный.
А, по-моему, как всегда.
Сегодня тридцать первое августа, задумчиво и протяжно выговорила Гаевская и вдруг вся встрепенулась:Почему ты не уехал? Первого сентября в университете начнутся занятия.
Нил вынул из бокового кармана сложенную вчетверо жесткую бумажку и показал ее Симе. Это была телеграмма, в которой сообщалось, что занятий в высших учебных заведениях не будет.
Въезд в Петроград воспрещен, пояснил Нил. Разрешается выдавать железнодорожные билеты только по особым свидетельствам губернских властей. И все это из-за корниловского мятежа.
Молодец Корнилов! подхватил Орлов:Хоть один настоящий генерал у нас остался. Он еще не так тряхнет этих временных.
Вы корниловец? резко обернулась Гаевская к Орлову.
Я ему сочувствую. Надо прекращать эту говорильню. Орлов кивнул в сторону ярко освещенных дверей летнего театра, через которые виднелись занятые ряды скамеек и откуда слышалась речь оратора.
Господа, спохватилась Гаевская, сообщаю интересную новость: в нашу Красноборскую волость назначили учителем демобилизованного из армии большевика.
В Пустую Копань? спросил с тревогой Нил и, получив утвердительный ответ, нахмурил брови:Как же так? Дьяконов сегодня утром сказал мне, что в Пустую Копань они назначают меня.
Не волнуйся! выжал из своего сухого лица принужденную улыбку Орлов. Твой дружок Салынский завтра же в нашей Красноборской школе для тебя третий комплект откроет.
Нил молча всматривался в сверкавшие медные трубы духового оркестра.
Тяжелое время! словно про себя выговорил, наконец, он. Разруха. Министерство труда обращается с воззванием к рабочим, призывает их бороться со стихийными выступлениями. А рабочие предъявляют все новые требования и отказываются от переговоров с владельцами предприятий до выполнения этих требований, угрожают насилиями
Чтоб прекратить эту волынку, перебил его Орлов, нужна твердая рука. Вот почему я и голосую за Корнилова.
Но Корнилов ваш увы! Нил поднял выше своей головы и опустил почти до земли ладонь.
Неудачи были и у Наполеона, потупив свои круглые зоркие глаза, возразил Орлов и обратился к Гаевской, переводя взгляд на носок своего начищенного до блеска сапога. Как он выглядит, этот большевик?
Сами увидите. Да вот он! встрепенулась Гаевская. Смотрите! и указала на Северьянова, который стоял у открытой двери летнего театра и о чем-то разговаривал с девушкой, дежурной по залу.
Кавалерист, процедил сквозь зубы Орлов.
Как вы узнали? спросила Даша.
По шинели: длинная, разрез до самого хлястика, обшлага на рукавах до локтей, с хвостиками.
Не иронизируйте! Шинель как шинель, и хорошо лежит, возразила Даша. Говорят, большевики замечательные агитаторы.
Демагоги, скоро их языки возьмут в прищепы.
Ну уж и возьмут!
Советую познакомиться с приказом главнокомандующего войсками Западного фронта. Напечатан в сегодняшней газете.
Фу, генеральские приказы читать! возмутилась Даша. Что япрапорщик?
Напрасно. Там бы вы доподлинно узнали, кто такие большевики. Вы учительница и обязаны быть в курсе политики. России грозит немецкое нашествие. Немцы заслали к нам тысячи шпионов. Они разлагают армию, подстрекают рабочих к самоуправству, крестьянк самочинным захватам помещичьих земель.
По-вашему, этот кавалеристнемецкий шпион? Даша с откровенной недоброжелательностью взглянула в лицо Орлову.
Я этого не утверждаю, но такие, как он, без пяти минут социалисты, льют воду на мельницу немецких шпионов.
Слушай, Анатолий! перебил друга Нил. Твой любимый философ Штирнернемец.
Там философия, а здесьполитика. Со Штирнером я гражданин вселенной, а
с Корниловым, вставил Нил, чистокровный русак.
Да, в политике я за исконно русский твердый курс.
«Сразу видно, что ты сын мельника, подумала Даша, продолжая глядеть в упор и уже с враждебным вызовом в лицо Орлову. Интересно, как ты будешь отбиваться от этого большевика на красноборских волостных сходках?»
Я очень люблю этот уголок, тихо сказала Гаевская Нилу. Осенью, бывало, когда училась в гимназии, по вечерам приходила сюда делать уроки, а слушала музыку. Теперь, где бы я ни уловила этот очаровательный запах, Гаевская приникла губами к цветку, во мне сейчас же зазвучит музыка моего любимого вальса.
Нил закрыл глаза и опустил голову.
Любимым цветком королевы был душистый табак, а любимой музыкойвальс «Осенний сон».
Ты напрасно смеешься, Нил. Гаевская вздохнула и поднялась. Она подумала о Северьянове: как бы он сейчас отнесся к ее словам, к ней, к перепалке Нила с поручиком Орловым? «Непременно приглашу его на чашку чая в воскресенье. Можно бы и из других школ кое-кого пригласить. Жаль только, что у него сапоги дегтем пахнут». Гаевская погладила мизинцем свой чуть вздернутый кончик носа.
Когда они вошли в людской поток и Нил что-то начал ей рассказывать смешное, она плохо слушала. «Лицо суровое, думала она о Северьянове, а как он добродушно улыбнулся нам тогда в коридоре. Что, если сейчас я подойду к нему и скажу: я ваша соседка, березковская учительница Сима Гаевская. Вот и все. Интересно, что он ответит, как посмотрит?»
Оркестр играл уже какой-то другой, но тоже грустный вальс. За густыми липами на небольшой площадке, разбрасывая по газонам уродливые тени, мелькали танцующие пары. Рассеянный свет грязно-желтых электрических лампочек скрадывал бедность и убожество обстановки пятачка со скрипучими гнилыми досками. Нил поморщился.
Потанцуем, Сима?
Гаевская в последний раз взглянула на открытую дверь летнего театра. Северьянова там уже не было. Она вяло подала Нилу руку.
А Северьянов, узнав от девушки, дежурившей по залу, где находится агитпункт, прошел в фойе летнего театра. У стен стояли столы дежурных от различных партий. За столом большевиков сидел молодой солдат в старой потрепанной шинели и выцветшей фуражке защитного цвета. Рядом с ним стояли костыли. Видно, товарищ недавно вышел из госпиталя. На столе лежали стопки газет, листовок и брошюр. Северьянов подошел к дежурному. Назвал себя, показал партийный билет. Запросто поздоровались, как старые знакомые.
Между прочим, я Усов, отрекомендовался, приветливо улыбаясь, дежурный.
«Веселый хлопец», прозвучало у Северьянова где-то возле самого сердца.
Северьянов! Фамилия чудная! Здешний?
Да! Демобилизовали в бессрочный.
По чистой, значит? окинул Северьянова с ног до головы. Да садись! Чего стоишь? На работу устроился?
Назначили учителем в Красноборскую волость, в Пустую Копань.
Учителем?! удивился Усов. Видно, не знают, что ты большевик?
Знают. Родственник помог.
Не Баринов ли?
Он.
Большой чудак. Иногда контра контрой, а другой раз посмотришь, вроде свой. А в общем, полуинтеллигент, полумужик, полуэсер, полубольшевик. Усов стал читать какой-то список. Красноборская, вот она! Э-э, куда они тебя упекли. От города, брат, верст сорок, а то и больше. На картесплошные леса, глушь. Рядом, на большой дороге, эсеровская Вандеясело Корытня. Тьма дезертиров. Усов стал водить пальцем по клочку карты, лежавшей у него на столе. А вот и твоя Пустая Копань, от большака в сторону, на запад. Трущоба, одним словом. Никаких сведений о большевиках оттуда не поступало. Усов опять окинул Северьянова с ног до головы доверчивым взглядом. Полагайся, брат, только на местные силы. Мы тут, сам понимаешь, еле добываем средства на выписку газет. Держи живую связь с нами. На почту не рассчитывай! Присылай нарочным. Задание комитета такое: немедленно проведи волостной сход! Разъясни нашу политику. Если землю не отобрали у помещиков, организуй ревком и действуй! Усов подумал и добавил:Трудно тебе будет. В эту лесную глушь, к дезертирам, ты первый направляешься. Ячейку сочувствующих сколоти сразу же. Митинговать мне тебя не учить. Накопи силы и ударь по эсерам на межволостном сходе. Народ сейчас охотно собирается, жадно ловит каждое наше слово. Ленинским тезисам крестьяне сочувствуют. Только ни на минуту не забывай его совет: «Организация, организация и еще раз организация». Понял? И, повторяю, пока полагайся только на местные силы. У нас тут начальник гарнизона вроде лоялен к нам, а в каждом полку с первой маршевой ротой на фронт отправляет всех наших ребят, то есть всех большевиков полка.
Наши хлопцы и там не теряются, улыбнулся Северьянов. Пожар мировой революции зажигают.
Сколько возьмешь? Усов указал на стопку газет. На первый раз можно в кредит.
Дай десяток номеров! Северьянов положил на стол бумажные гривенники. Усов написал отпечатанную на шапирографе квитанцию на получение денег и передал ее Северьянову.
Эсерам и меньшевикам в партийную кассу местные лабазники тысячи жертвуют, а мы вот работаем на собственные копейки.
Из сада в фойе через открытое окно ворвалась веселая музыка. Усов прислушался, вздохнул.
Девочки знакомые со шпагатки. Одни там Всех ребят с фабрики вчера на фронт отправили. На шпагатке у нас крепкая ячейка сочувствующих. А девчата!.. Ну просто замечательные! Хочешь, познакомлю?
Спасибо, тороплюсь.
Ты там этим не пренебрегай. Вечеринки, игрища используй.
Можешь быть спокоен. На этом направлении фронта прорыва не будет.
То-то ж, а то у нас некоторые товарищи засушивают агитацию словесностью. Учителей эсеры прибрали к рукам, есть и корниловцы. Это тоже учти! Усов вдруг широко открыл глаза:Откуда у тебя перстень с головой черта?