Живая девочка тут же попыталась схватить отца за нос. Оксирт довольный рассмеялся. Подхватив дочь на руки он принялся веселить её подкидывая вверх. Малышка не испугалась, не заплакала.
Это тебе не копьё крутить, Атосса попыталась остановить своего мужчину. Воспользовавшись заминкой малышка ухватила отца за усы крепкой маленькой ручкой.
Тихие семейные радости не мешали обсуждать реформу в армии. Атосса намерялась поменять окрас щитов личной гвардии и с кем, как не с его командиром это быдл обсуждать. Кроме того, она хотела отдать под начало Оксирта пару слонов. В дорогих чешуйчатых попонах, служащих им одновременно защитой, и украшенных кистями, боевые слоны не только будут смотреться дорого и красиво, но и устрашат врага.
Оксирту, одному из Бактрийских князей, предстояло вступить в бой с посмевшим дерзить ахеменидам соседом. Её мужчина поведёт войска к Гиндукушу. У неё есть свой проводник, из преданных людей который знает где вода сладкая вода, как обойти неприятности в песках, и она даёт его Оксирту. Как любая женщина, Атосса хочет, что бы её мужчина вернулся к ней живым и здоровым, и готова сделать всё для этого. Вода в том районе плохая, без знания сокровенных источников там не выжить. А он ей всё таки, ещё живой нужен.
Атосса засмеялась, приникнув к могучей груди, и было на ней так спокойно и хорошо, словно в крепости за толстыми стенами.
Возникшая из тканей служанка поставила перед ними фрукты и опять растворилась в полотнищах.
А потом появился багой мужа принеся горячие лепёшки и горячий напиток, он распорядился, что бы служанка забрала малышку, и Атоссе больше никто не докучал. Влюблённые остались одни.
На руках служанки, Маржик осмотрел малышку, девочка была сильная здоровая, провидимому, подобно матери, воительницей будет. Крепкие руки обещали ей великое будущее. Следом вышел багой, любимец Артаксеркса. На нём уже был привычный чёрный длинный, просторный кандис, туго перетянутый на поясе, широким кушаком, подчёркивая тонкую и гибкую талию молодого мужчины. Мягкий белый китарис ниспадающий с головы и накрученный вокруг шеи подчёркивал блестящие тёмные волосы и оттенял подведённые чёрным глаза. Бледная кожа лица мужчины оттенённая белой тканью казалась наполненной внутренним светом. Отрицать красоту этого молодого человека было бы бесполезно, многим его одарила природа, но он и сам мог умело подчеркнуть свою привлекательность.
Маржик чуть поклонился. Багой усмехнулся, небрежным жестом рукой отпустил служанку с младенцем. Как не странно, ему импонировало поведение этого врача, с его пренебрежением к власти. Лидиец умело варьировал по самой кромке приличия и бунта. Багою было интересно наблюдать за этой опасной игрой, подспудно он ждал, когда же лидиец споткнётся, но пока он был нужен, как опытный врач и интересный, неординарный человек.
Слишком много вокруг злобных скорпионов точащих на Господина моего свои жала. Найди их всех. Кого сможешь убей, дом Повелителя моего только не трогай, сестру его и детей её, и племянников, багой усмехнулся, нехороший огонёк пробежал у него в глазах. С ними я сам разберусь, потом. Но те, кто с нимитвои.
Маржик согласно кивнул.
Только не забудь, поднявших восстание против Господина и дома его. Тех, кто огнём зажёг Кипр.
Не забуду, Маржик на лету подхватил брошенный ему кошель с золотыми украшениями.
Через несколько дней он, со своей бандой, уже въезжал в Сидон, деловито, собрано, подобно псам притравленным на дичь. Они цепко вглядывались в городскую суету, подмечая все даже мелкие детали.
В городе процветала весёлая суета. Праздничные дни Эшмуна праздновали не только сидонцы, но и из всех окрестных городов, Тари и Арада стеклись сюда. Не случайно эти города называют Триградом. Разодетые чужеземные купцы из колоний и просто, свободных городов, все прибыли на праздничный торг.
Городская, деревянная стена была вся украшена цветными флажками, повсюду весели праздничные ленты. Ленточками обвиты и свевают с колов, воткнутых в землю, на прочных верёвках которых катались счастливые дети. Шум, гомон и смех накрыли Сидон, дни Эшмуна рождали веселье в душах людей, даже врачи, в эти дни, в честь своего бога лечили бесплатно.
Маржик въехал в город на своём неизменном ослике, рядом на коне гарцевал Барзан, крытой повозкой со скарбом управлял Лешай.
Вокруг кишил весёлый торг, сквозь гомон Барзан почти не слышал, что пытался ему рассказать Маржик. Его постоянно отвлекали подбегающие дети просящие монетку. Врач, в честь Эшмуна давал им полшекля, получив денюшку детвора отбегала, что бы опять, через некоторое время прибежать за монеткой.
«Бессмертные» резко выделялись в толпе торговцев и яркими одеждами и хозяйским поведением. Гвардия ахеменидов не забывала подчёркивать кто здесь хозяин. Они же стояли около лестницы в парадис сидонского правителя. Их оранжевые, синие кандисы гармонировали с ярко окрашенным парадисом напоминавшем хвост павлина.
Маржик помнил, что почти в такой же обстановке послединй раз видел сидонского правителя Танниса.
Тогда, в Сузах, он шёл по главной лестнице к Оху, тому срочно понадобилось какое-то снадобье, Таннис же спускался с аудиенции. Он сам подошёл к Маржику, словно они до этого нет расстались врагами. Вместе с сидонцем был его жрец, одетый в длинный кандис, на Таннисе же был короткий военный гаунака, и военная же повязка на голове, всё было расшито фригийской золотой нитью. Марж не мог не отметить, как подчёркивало это одеяние ладную фигуру сидонца, по которой он пускал слюни ещё с молодости.
Тогда Таннис, словно не помня, что он сломал Маржику палец, когда тот попытался к нему приставать, разговаривал дружелюбно, даже пригласил в гости. Вот они и приехали. Маржик хитро сощурился, вспоминая ушедшие годы, даже обрадовался, что Калоса рядом нет. Врач довольный почесал бородку, он Таннису напомнит о себе.
А вот и тот показался, словно почувствовав, что его вспоминают.
Правителя Сидона сопровождало человек двадцать, он же выделялся из них своей весёлостью и непосредственностью. Одетый в тёмные коричневые одеяния, казалось бы, которые должны были его сдерживать, мужчина оставался непоседливым как жидкое серебро, таким же, каким был в юности. Лидиец помнил эти смеющиеся голубые глаза, эти рыжие волосы сейчас скрытые под белой повязкой свисающей по лицу, казалось, Таннес не менялся.
Маржик! радостно заорал сидонец, он быстро сократил разделяющее их расстояние.
Пророков не боишься? Тебе же говорили, сюда соваться не стоит, весело рассмеялся мужчина.
Не боюсь, хмыкнул лидиец, когда-то предсказали ему, что его появление в Сидоне повлечёт череду событий погубящих его, но такое можно сказать почти обо всём, даже о рождении человека. Ведь однажды родившись человек непременно умрёт. Многие за это ненавидят Кир, крылатых спутниц человеческой души, даруемых людям при рождении и сопровождающим их на протяжении всей жизни до смерти. Считают, что они и ведут к смерти. Так неужели он, Маржик, такой же глупец как остальные, и будет этого страшиться? Если, как говорят, всё определено, так чего же сопротивляться. А если нет, так и побарахтаться можно. Он же в предсказание не верил, считая их верхом тугодумия.
Всё в этом мире, конечно же связанно, но подчинено законом логики, а не каким-то оракулам и пророкам. А если всем управляет логика, то у него то хватит мозгов просчитать свои действия, чтобы не погибнуть напрасно. Насчёт ума Таннеса Маржик был не уверен.
Распорядившись, чтобы гостей достойно разместили правитель Сидона вместе с сопровождающими двинулся в Нижний город к обычным людям. Вместе с ним шёл его темноволосый жрец, в праздничном одеянии первосвященника, он задержал на лице Маржика внимательный изучающий взгляд, и потом ещё неоднократно оборачивался вглядываясь в лидийца и его окружение.
Его надо будет первым убрать, этого жреца, уж больно въедливый, без него до Таннеса добраться будет легчесделал для себя заметку Маржик.
Тем временем правитель Сидона панебратьсяки обсуждал с с горожанами рабочие вопросы города, без охраны, только с сопровождением Таннес ходил по Нижнему городу переговариваясь с торговцами, споря о постройке мостов. Что надо спилить, что построить новое, во всё влезал правитель города, всё его интересовало, и люди с ним говорили доверительно, по свойски.
Как Маржику захотелось уничтожить его, за всё, за то, как Таннес отказал ему в юности, за вот эту вот лёгкость в общении с людьми, которая была так не свойственна ему, за весёлость и беззаботность сидонца Он, Маржик, представитель ахеменидов, господ, чувствует себя здесь брошенным и лишним. Он отомстит этому зарвавшемуся выскочке, этому провинциальному прыщу, возомнившему себя суверенным правителем.
Тем временем, ничего не подозревающий, Таннес разговаривал с каким-то судовладельцем по имени Дидим об отправке пары кораблей в колонию. А оттуда привезти сладки меди, остальным пусть там торгуют, решил правитель. Слушая издалека разговор, Маржик понял, что у Таннеса баба есть, и она сейчас в Карфагене, корабли сама повела. Вот к ней сидонец этого Дидима и отправлял, и наказывал, что передать.
Маржик представил, как заключит Таннеса в тюрьму, и тот перестанет быть таким счастливым. А ещё. Он сам подберёт ему стражу, мужиков здоровых, диких, чтобы имели его во все дырки, а он сам придёт и посмотрит, как этот сейчас довольный взбалмошный засранец будет в ногах у него валяться весь грязный, в своих нечистотах, блевотине и сперме охраны. Он очень хочет увидеть Таннеса жалким и сломленным, за то, что он отверг его, и сейчас не уделяет должного внимания. Маржик должен отомстить.
Правитель Сидона продолжал пребывать в благодушном настроении. Увидев продающиеся небольшие кровяные колбаски, он ещё больше обрадовался, ведь именно за ними он спустился в Нижний город.
Мои колбаски, радостно закричал Таннес, и не обращая внимания на свой статус, как юноша, помчался к торговке.
Маржик понял, что эта светловолосая, розовощёкая женщина с носом картошкой, хорошо знает правителя Сидона. Таннес о чём то с ней хихикает. Лидийца даже передёрнуло от слащавости виденного. Он заметил, как жрец пытался одёрнуть своего спутника, что бы тот вёл себя прилично при людях, всё-таки правитель. Но у того было слишком радостное настроение, и это выводило Маржика из себя.
Торговка пообещала, что просто так отдаст колбаски, если правитель ей станцует.
Не долго думая Таннес пускается в пляс, весело, озорно. Маржика, наблюдавшего за сидонским правителем взбесила эта непосредственность. Он не понимал, да и не хотел, как человек занявший такой пост, пусть даже и в захудалом Заречье, может так себя вести, словно обычный человек, а не обожествляенный властью. А друзья Таннеса, из Скудрии, нищие македоны, такие же. Маржик брезгливо передёрнул плечами.
Друг когда-то у него был, Гешка, так пообщавшись с этой компанией тоже таким же стал Заразное это что ли. Маржик непроизвольно вытер об халат руки, заметив себе, что в Сидоне осторожнее быть надо, дабы самому и банде его не подцепить эту болезнь, что как эпидемия захватывает неокрепшие умы, склонные к творчеству. Нет, он не такой человек, он на земле стоит на всех четырёх, он врач, а не жрец доморощенный.
Весёлость Таннеса передалась окружающим его они ладошами создавали ритм для танца. Торговка весело и звонко смеялась. Правитель Сидона смешно выкидывал коленцы, за что получил от женщины заслуженные колбаски.
На этом радость Таннеса закончилась. К нему подошёл пожилой мужчина, но ещё крепкий как морёный дуб, он протянул папирусные свитки, с письменами, Маржику никак со своего места не удавалось разглядеть, что же там понаписанно. Зато он понял. Что мужика звать Дидимом, и он судовладелец.
Откусывая от полученных колбасок, правитель занялся делами. Пробежав по свиткам глазами, он заинтересовался.
С утра ко мне с ними приди. Я твой проект в дело пущу. И ещё кораблей дам. Выгодное дело
Увиденное Маржик запомнил. Сейчас нужны были любые сведения. Что бы разработать стратегию, как уничтожить Таннеса, как отомстить так, что бы он чувствовал запах этой мести, что бы захлебнулся своими слезами и болью, что бы страдал в разы больше, чем Маржик, когда-то в юности, когда сидонец походя отверг его. Тут у лидийца к делам Артаксеркса примешались и личные мотивы.
Что же, у него мозгов хватит расколоть этот орешек. А потом он доберётся и до предавшего его Гешки, беззаботно живущего в Скудрии, под покровительством Тора.
Маржик кивнул своим, показывая, что тут он всё закончил, и они пошли устраиваться.
Глава 21 А
Пасаргады, Пасаргад, «Сады Фарса»первая столица Ахеменидов, расположен в 87 (43) км к северо-востоку от Персеполя.
Существует мнение, что Пасаргады переводится как «лагерь персов», или же «давно использующаяся крепкая булава», напомню, что булава считалась на Востоке символом сакральным власти. Видимо, город был сакральной столицей персов. Все здания комплекса свободно располагались на равнине и утопали в зелени садов (парадизов). Парадные ворота (пропилеи) в древности были украшены фигурами крылатых быков, напоминавших ассирийских шеду. Во дворце «S» найдены каменные плиты-ортоста- ты с изображениями демонов и чудовищ с ногами быков и птиц, бычьими хвостами, а также с фигурами жрецов, облаченных в плащи в форме рыб или скорпионов («рыбо-люди», «люди-скорпионы») наследие Ассирии.
Стерна Sterna небольшая птица, относящаяся к семейству Крачковых, Крачки или морская ласточка. Птица стройного телосложения, с длинными острыми крыльями и глубоко вырезанным хвостом. У взрослых птиц верх головы до нижнего края глаз черный.
Город был основан Киром, тут же была и его гробница. В Пасаргаде выходцы из Аншана, считается, начали оседлую жизнь, войдя в персидские племена и возглавив их.
В отличие от Персеполя, Пасаргадам отводят огромную территорию, которая на сегодняшний день представляет собой практически голую степь. Крепость «Толл-е Тахт», в Пасаргадах, сохранилась со времён Кира, пережила эпоху Сасанидов. «Талл-е Тахт» или «Тронный холм», считается самой древней.
До наших дней сама крепость не дожила, осталась лишь каменная платформа на которой она стояла.
Почему Кир выбрал именно это место для своей столицы? Возможно, 2500 лет назад климат здесь был другим или река более полноводной.
Волк в зороастризме: если собака у них почиталась, то волк считался её антагонистом. Он относился к животным Ахура Майны, вместилищем зла и подлежал уничтожению. Даже собака, покрытая волком подлежала уничтожению, ибо считалась испорченной и осквернённой приспешником зла. В Элладе же волков почитали, так же как и в Риме.
Зарождение механических знаний относится к глубокой древности, а термин «механика» применялся в античном мире. Происходит он слова mechane, которым называли все искусно придуманное, понимая при этом механическое искусство. Это относилось как к различным машинам и механизмам, так и вообще к «хитроумным» изобретениям. Первоначально оно обозначало название подъемных машин, и вообще механизмов, позволяющих посредством силы поднимать значительные тяжести на достаточно большую высоту. Позже этим словом стали называть различные метательные машины, применявшиеся в античной технике.
С точки зрения истории механики значительный интерес представляют методы вычисления параметров движения небесных тел, которые реконструированы, правда, на основании изучения вавилонских астрономических эпохи Селевкидов (IIII вв. до н. э.).
Об одежде ахеменидов: Ксенофонт, Анабасис 1.5.8 (самый старый источник, в котором встречается этот термин) описывает Канды как пурпурную верхнюю одежду, которую носили высокопоставленные персы в окружении Кира Младшего; под кандами они носили дорогие туники (хитоны), цветные штаны (анаксириды) и украшения, такие как ожерелья и браслеты. Кандис тот тип верхней одежды (с определенной этнической спецификой) документирован у большинства известных ираноязычных этносов ахеменидо-скифского времени (например, у мидийцев у кандиса ткань скашивалась у ворота; скифы шили его с широкими рукавами). Это широкая одежда длиной обычно до щиколоток с рукавами длиннее руки, носившаяся на плечах внакидку.
Китарис вариант башлыка покрывающий голову и плечи.
Основываясь на работе Георга Виденгрена, и её выводах мы видим, что у древних иранцев, как и других индоевропейских народов, правитель выбирался из определённого рода, считавшегося обладателем права на законную власть (харизма царства). Избирало правителя народное собрание, в рассматриваемый периодсобрание воинов, древнеперс. kara «народ-войско», причем в ахеменидском Иране избранный был не просто царем, а царем царей, т. е. покорённые им правители не лишались своего статуса, а были просто подвластные правители ахеменидскому правителю. Особа его священна, он происходит от богов. Дворцовый церемониал, особенно обычай простирания перед царем (proskynesis), отражает божественный статут ахеменидского правителя. Царь выступает одновременно и в качестве жреца, руководителя при жертвоприношениях, он главная фигура празднества в честь нового года, празднества весьма важного по символике и связанным с ним космогоническим представлениям. День коронации царя считается днём его рождения, ибо он, принимая тронное имя, «рождается заново»; особое одеяние должно символизировать его власть над вселенной. Когда царь умирает, гасится его «личный огонь»; в знак траура члены царской фамилии и слуги нередко наносят себе увечья или кончают жизнь самоубийством. Царь, упоминаемый здесь термин понятие условное, не отражающее исторические реалии того времени, но понятное современному читателю.