По словам гесса Арнила, в последнее время у людей стали развиваться ремёсла, но пока всё это находилось на столь примитивном уровне, что не вызывало ни малейшего интереса у хасуров.
В общем, требовалось немало времени, чтобы ознакомиться со всеми делами, а также наметить планы на будущее. Обычно гесс Арнил начинал читать свой доклад сразу после завтрака, а заканчивал далеко за полночь, и всегда рядом с ними находился кто-то из слуг. Таким образом гесса Кордиана оказывалась вне подозрений.
Единственная свидетельница преступления, она же и исполнительницастарая служанка, в ту же ночь впала в беспамятство, да так и скончалась, не приходя в сознание. Она была так стара, что все сочли её смерть естественной. Никому и в голову не пришло связать имя старухи с похищением младенца.
Гесса Кордиана тяжело вздохнула, приводя мысли в порядок: насколько всё было бы проще, если бы её внучатая племянница родилась со средним, а ещё лучше со слабым даром, это она смогла бы стерпеть. Но с такой наследственностью, у девчонки просто не было шанса родиться даже середнячком.
Первый звоночек прозвенел для гессы Кордианы более года назад. Тогда она смогла убедить себя в том, что ей лишь почудилось колебание сторонних силовых потоков. Это случилось в то время, когда Лариника пыталась воздействовать на змею. Короткий и неуверенный всплеск силы привлёк внимание гессы Кордианы, но не насторожил. Он был столь незначительным, что она легко приняла его за отголосок собственной силы. Главе рода иногда приходилось воздействовать на окружающих, внося незначительные коррективы в их мысли и чувства. Хоть это и было небезопасно для объекта воздействия, совесть её не мучила. А как ещё прикажете удерживать в подчинении своих многочисленных подданных, которые так и норовят показать зубки?
Чтобы занять такое высокое положение гессе Кордиане пришлось не раз поступиться совестью и моралью, но сожалений по этому поводу она не испытывала. Родная сестра, отдавшая Кордиане свою силу, всё равно не смогла бы ей управлять. Харвана выросла слабым безвольным существом. Ничего не стоило уговорить её на проведение ритуала по передаче силы. Таким образом гесса Кордиана обрела своё могущество. Поступок Харваны негативно сказался на способностях её дочери Малиниимея столь слабый дар, она никогда не смогла бы возглавить род.
Зная это, гесса Кордиана расслабилась и выпустила племянницу из виду. Да что там, она намеренно не обращала на неё внимание, не интересовалась её личной жизнью, за что и поплатилась.
Ребёнок Малини оказался зачат не от мужа. Это выяснилось уже после родов. Малини сильно ослабла, думала, что не выживет и поделилась с тёткой своим секретом. Она просила разрешения увидеться напоследок с любимым, собиралась обо всём рассказать мужу. Наивная дурочка. Кто бы ей позволил так позорить семью?
Лёгкое воздействие на разум несопротивляющейся женщины и воспоминания о былых чувствах оказались надёжно запрятаны в самые дальние уголки её памяти. Достать их оттуда будет непросто. Для этого нужно по меньшей мере знать, что искать, а этого не знает никто. Кроме того самого Ватаура, но вряд ли ему это будет интересно. За многие месяцы он ни разу не вспомнил о бывшей любовнице. Его вообще с тех пор никто не видел. Среди хасуров иногда встречались такие вот неприкаянные души, вечные странники, бунтовщики сильные духом и телом. Никому не удавалось подчинить их своей воле. Если возникала нужда в сильной наследнице, то для зачатия использовали только таких, как Ватаур. Результат, как говорится, был гарантирован. Проблема состояла в том, что гесса Кордиана не собиралась уходить на покой, и соперница ей была не нужна.
Она уже было успокоилась и думать забыла о том первом звоночке, как вдруг получила второе предупреждение. И вот оно-то прозвучало набатом, так что не отмахнёшься и не сделаешь вид, что не поняла, от кого прилетел этот привет из прошлого.
* * *
Когда близнецам исполнилось по шесть лет, родители разрешили им выходить за ворота подворья. До этих пор Лариника не имела ни малейшего представления о том, насколько велика их деревня, и сколько жителей в ней проживает. Высоченный забор заслонял от неё окружающий мир, и чем дальше, тем страшнее было покидать надёжные стены ставшего родным дома. Зато Виллана совсем не испытывала страха. Вероятно потому, что даже не догадывалась, какие опасности могут подстерегать их во внешнем мире. А ещё она свято верила в то, что сестра защитит её от всех напастей, как это случалось всегда. Вот только напасти до сих пор были ненастоящими: показная суровость отца, шумное недовольство матери, безобидные шуточки старших братьев. Лариника понимала всю несерьёзность этих «угроз» и потому легко принимала «удар» на себя, уверенная в том, что ни с ней, ни с сестрой не случится ничего плохого.
К сожалению, в отношении внешнего мира такой уверенности у неё не было и в помине. Достаточно было взглянуть на искалеченную руку отца, от которой осталась едва ли половина, чтобы постараться держаться подальше от леса, подступающего вплотную к деревне с двух сторон. А ведь помимо медведей в том лесу наверняка обитало немало других хищников. Лариника не раз слышала протяжный волчий вой, на который никто из взрослых не обращал внимания, настолько он был привычен их слуху. Только собаки заходились надрывным лаем, услышав голос своего извечного врага, но стоило Валху на них прикрикнуть и они быстро успокаивались.
Обычно Лариника с сестрой бегали по двору в одних рубахах длиной чуть ниже колен, ничуть не смущаясь скудостью своей одежды. Однако по случаю первого появления на люди, мать решила пошить им взрослые наряды, точно такие, какие носила она сама и вступившая в возраст невесты Илати. К нижней рубахе планировалось добавить верхнее платье без рукавов, окрашенное в яркие сочные тона и подпоясанное плетёным ремешком. Вероятно, по местным меркам это было чем-то из ряда вон выходящимнаряжать малышей во взрослые одежды. Однако сама Лариника не видела в этом ничего особенного, не показываться же на люди в исподнем.
А вот Виллана считала иначе и отнеслась к своему преображению очень серьёзно. Сестра как-то сразу превратилась из милого шаловливого ребёнка в маленькую капризную женщину. Началось всё с того, что она долго не могла определиться с выбором. И жёлтое платье, и голубое смотрелись одинаково нарядно, особенно в сравнении с теми рубахами, что они носили до сих пор. Лариника сестру не торопила, давая ей время определиться, и вмешалась только тогда, когда поняла, что дело может окончиться слезами.
Мы можем носить эти платья по очереди, предложила она наилучший по её мнению выход.
Однако Виллана думала иначе. Она не хотела делиться ни с кем, даже с любимой сестрой. Рассуждения маленькой жадины были просты и логичны. Если однажды сестра уступила ей зайца, то вполне может обойтись и без платья.
И только теперь Лариника поняла, какую ошибку совершила. Увлекшись опекой над девочкой, она упустила тот факт, что и сама была ребёнком. В результате Виллана почти превратилась в маленькое эгоистичное чудовище, искренне полагая, что всё лучшее должно доставаться ей одной.
Они мои, истерично кричала Виллана, заступая дорогу сестре.
Лариника растерялась, не зная, как поступить, но тут вмешалась Аскила. Её такие мелочи, как легкоранимая детская психика, не волновали. Несколько увесистых шлепков по голому заду вернули Виллане здравомыслие. Она сразу же согласилась поделиться с сестрой абсолютно всем, кроме любимой игрушки. Вот только наказания было уже не избежать. И красивые платья, и её горячо любимый заяц отправились на хранение в сундук.
Пока не поумнеете, будете сидеть дома, обе, вынесла свой вердикт Аскила.
Виллана горько рыдала, уткнувшись лицом в подушку, а Лариника даже не пыталась её успокоить. И это было странно, непонятно, а потому пугало до жути.
Всхлипнув ещё раз, Виллана не выдержала и полезла к сестре мириться.
К приходу отца мир в семье был восстановлен. И на следующий день сёстры всё-таки вышли в люди.
Верхние платья здорово сковывали движения, но девочки и не думали капризничать по этому поводу. Они с любопытством оглядывались по сторонам, не решаясь отходить от ворот. По обе стороны от их дома тянулись высокие заборы чужих подворий. Впереди виднелась река. К ней вёл пологий спуск. В воде плескались ребятишки. Виллана потянула было сестру туда, но мать строго настрого запретила им подходить к воде.
На берегу так и быть посидите, но от воды держитесь подальше, велела она, перед тем, как вернуться к своим делам. Намочите платья, пеняйте на себя, пригрозила она напоследок, уже стоя в раскрытой створке ворот.
Разумеется, мать переживала не из-за нарядов, Лариника, в отличие от сестры, это понимала, просто по мнению Аскилы только такая угроза и могла уберечь её малышек от опрометчивого поступка.
Виллана смотрела на реку с восторгом и ужасом. Столько воды она никогда не видела. Опасения матери были напрасны, девочки и не думали приближаться к воде. Одна ясно понимала, чем может окончиться для них столь близкое знакомство со стихией, а вторая бессознательно чувствовала исходящую от воды угрозу.
Чуть выше по течению, женщины полоскали в реке бельё. Громко переговариваясь между собой, они, тем не менее, не забывали поглядывать в сторону купающихся детей и конечно же не могли не заметить появления Лариники и Вилланы на берегу.
Их разговоры сразу же сменили свою направленность.
Гляньте-ка, бабы, как Аскила девчонок своих принарядила, ну чисто невесты, заметила одна из женщин.
В её голосе не чувствовалось ни злобы, ни зависти, простая констатация факта. Лариника смущённо улыбнулась на такое заявление, а Виллана гордо приосанилась, будто и впрямь была невестой.
И приёмыша вровень с кровным чадом поставила, прошипела вторая. Именно, что прошипела, хоть и говорила так же громко, как первая.
Лариника слегка нахмурилась. Она и сама подозревала, что чужая в этой семье. Не потому что к ней относились как-то иначе, просто внешние отличия были слишком велики. По её мнению, в паре кареглазых брюнетов не могла родиться голубоглазая блондинка. Оставалась надежда что, кто-то из предков Аскилы или Валха имел такую же внешность, вот гены и проявились, спустя несколько поколений. Оказалось всё проще и сложнее одновременно: Ларинику взяли в семью посторонние люди и целых шесть лет растили, как родную дочь, ни единым словом не обмолвившись о том, что она у них приёмная.
Будь Лариника простым ребёнком, слова незнакомой женщины ударили бы её наотмашь, нанеся непоправимый вред детской психике, но всё получилось совсем не так, как ожидала злая бабища.
Вместо того, чтобы разреветься, Лариника светло улыбнулась и нежным голоском произнесла:
Мама Аскила самая лучшая, у неё такое большое сердце, что в нём нашлось место не только для родных детей, но и для несчастной сиротки вроде меня.
Виллана по причине малолетства не понимала, о чём идёт речь, но каким-то детским чутьём определила, что вон та злая тётка напала на её сестру. Малышка, не долго думая, зачерпнула горсть мокрого песка и швырнула его в обидчицу Лариники.
Не попала, конечно, но нужного эффекта добилась. Тётка сначала позеленела от ярости, а потом стала красной, как помидор и попёрла тараном на детей, попутно скручивая в тугой жгут какую-то мокрую тряпку.
Виллана взвизгнула от страха и, очертя голову, рванула прочь. Лариника опомниться не успела, как сестра пропала из виду. Виллана и сама этого не ожидала. Всё произошло слишком быстро: бежала, споткнулась, упала и в следующую секунду оказалась в воде. Хватанула открытым ртом речной водички и камнем пошла ко дну.
Истошно заорала какая-то баба:
Убииилиии!
К её воплям подключились другие. На крики баб из ворот выскочила Аскила. Заметалась взглядом по берегу, отыскивая своих дочерей. Голубое платьишко Лариники заметила сразу, а вот жёлтого платья Вилланы нигде не было видно.
Сорвав с головы платок несчастная мать подбежала к реке. Кинулась в воду, заламывая руки и выкрикивая имя утонувшей дочери. Всё было тщетно, Виллана не отзывалась.
Лариника, будто в дурмане, медленно подняла руки вверх и повинуясь её движению, речная вода колыхнулась, а потом начала медленно отрываться от земли. Странное это было зрелище: река выгнулась дугой, как спина у рассерженной кошки. Заиленное дно обнажилось, открывая человеческим взорам подводное царство. Дети с визгом рванули на берег. Толща воды, зависшая над их головами, пугала до жути. В нескольких шагах от себя Аскила увидела тело Вилланы. Лицо девочки было мертвенно-бледным. Подхватив дочь на руки, безутешная мать завыла от горя.
Она не видела, как вода опустилась обратно, не чувствовала, как Лариника дёргает её за подол. Ощутила лишь слабую боль от пощёчины, которую отвесила ей приёмная дочь.
Я постараюсь её спасти, только мне нужна твоя помощь, одной мне не справиться, сказала Лариника, серьёзно глядя в глаза матери.
На миг Аскиле показалось, что с ней говорит взрослая женщина.
Что нужно делать? спросила она, из последних сил цепляясь за остатки надежды.
Ларинике и в прошлой жизни не доводилось спасать утопающих. О том, что нужно делать она знала лишь в теории. К счастью, времени прошло не так много, и шансы на возвращение Вилланы к жизни были очень велики. Повезло и в том, что Аскила не была истеричкой, в отличие от тех баб, что столпились неподалёку. Превозмогая отчаяние, она смогла взять себя в руки и в точности выполнить все указания Лариники: удалила воду из лёгких ребёнка, затем чередовала надавливания на грудь Вилланы с выдыханием воздуха в её рот.
Очень скоро, хотя Аскиле показалось, что прошла целая вечность, Виллана зашлась в кашле, извергая остатки речной воды из лёгких, а потом она сделала первый вздох и открыла глаза. Аскила, не веря своему счастью, прижала ожившую дочь к сердцу, чувствуя ответное биение маленького сердечка. По её щекам потекли слёзы. За их пеленой Аскила не видела, как Лариника без сил опустилась на мокрый песок и прикрыла глаза. Страх, сковавший сердце маленькой чудотворицы, отступал неохотно, ему на смену приходило облегчение. Уплывающим сознанием Лариника отметила наступившую тишину. Деревенские бабы смотрели на золотоволосую девочку со смесью ужаса и восхищения, не смея громкими возгласами тревожить покой странного существа, одной своей волей способного вернуть мёртвого человека к жизни.
Глава 4
Жизнь в отдалённой лесной деревушке протекала размеренно, без шума и потрясений. По крайней мере, так казалось Ватауру. Мелкие дрязги соседей его не волновали. Он вообще старался держаться от людей на расстоянии. Не то чтобы отказывая им в разумности, но и не ставя их на одну ступень с хасурами.
Первоначальные попытки войти с ним в контакт быстро угасли из-за отсутствия встречного интереса с его стороны. А для того, чтобы не вызвать волну ненависти или агрессии в ответ на такое пренебрежение, Ватаур взялся избавлять людей от серьёзных недугов. С его знаниями и умениями, это не составляло труда.
Шаткое перемирие длилось седьмой год, и Ватаур всё чаще подумывал о том, чтобы снова отправиться в путь. Он и так чересчур долго оставался на одном месте. Душевное равновесие, утраченное из-за связи с чужой женой, казалось, было им восстановлено. Малини больше не являлась ему во снах, и он даже перестал желать смерти её супругуничтожному гессу Арнадиру, не достойному называться мужем прекраснейшей из женщин.
Непрошенные воспоминания об очаровательной Малини, нежной и хрупкой, как весенний цветок, отозвались в груди Ватаура глухой болью. Спокойствие оказалось мнимым. Его душу снова затопила тоска. Некого винить в том, что они встретились слишком поздноМалини уже принадлежала другому. Их чувства вспыхнули ярко, но быстро погасли. Как наяву для него прозвучали её последние слова:
Не приходи больше. Не хочу тебя видеть. Прощай.
Ватаур точно знал, что Малини говорила это серьёзно. Она не прятала взгляд, не заламывала руки, напротив, держалась холодно и отстранённо, как никогда прежде. Ватаур смотрел на неё и не узнавал. Перед ним стояла совсем другая женщина, не та, которую он полюбил, ради которой готов был пойти на многое, даже связать себя узами брака, что при его свободолюбивом характере было сродни жертве.
Он так и не понял, когда она успела так измениться. Что с ней произошло за тот короткий срок, что они не виделись? Несколько дней не могли охладить её чувства. Неужели она так сильно испугалась развода и как следствие неминуемого общественного порицания, что решила пожертвовать их любовью, лишь бы сохранить своё доброе имя?
Возможно, ему не стоило торопиться с предложением руки и сердца. Возможно, он просто не понял, что Малини ещё не готова настолько круто изменить свою жизнь. Что толку теперь терзаться? Лишь он один во всём виноват.